Если считать домом место, где тебя ждут, то дом у меня определенно был. Там ждали счета, еще счета, а еще письма, гарантирующие крепкий сон, богатырское здоровье и государственную поддержку в случае своевременных выплат.

Я плелся через парк, привычно размышляя, когда моей жизни ампутировали все, кроме работы для оплаты счетов и новых займов для отдыха от работы.

С сослуживцами я обсуждал несбыточные планы на отпуск, в кругу друзей жаловался на разбухающий круг обязанностей и застывшую на позорной отметке "ниже среднего" зарплату. Когда-то этикет предписывал обсуждать погоду, теперь — это.

Кстати, о погоде. Она была на диво хороша. Прямо-таки великолепна. Вообще-то я редко обращал внимание на то, что творится на улице — выйдя из конторы, обычно пересаживался в дребезжащую машину, оттуда выходил на подземную парковку, где круглый год сохранялся осенний запах гнилых овощей. Но сегодня машина не завелась (снова расходы!), и я обнаружил себя в парке, лицом к лицу с зависшим у самого горизонта карамельным солнцем. Это было похоже на фильм в хорошем кинотеатре, только без вымораживающих кондиционеров и бесплатно. Я уселся на скамейку, чтобы досмотреть до титров, залюбовался мерным качанием ветвей на ветру и незаметно для себя задремал.

"Клошар!" — возникшее в голове слово сработало, как будильник. Не бомж, не бездомный — клошар, мерзкая помесь клопов и шарашки. Я никогда не пользовался этим тошнотворным вычурным словцом, поэтому совершенно не понял, с чего бы оно вдруг пришло мне на ум.

— Мм?

— Простите великодушно! Я просто неловко пошутил. Разумеется, вы нисколько не похожи на клошара — мало ли по какой причине приличный человек может вздремнуть в парке.

Я разлепил глаза и распрямился. На щеке ощущался отпечаток сиденья, плечо поднывало от неудобной позы. Солнце не успело полностью скрыться — значит, проспал я всего-ничего.

— Вы не против, если я к вам подсяду?

Шутник-франкофил оказался пожилым, аляповатым и приторным, как коммивояжер на охоте.

— М...

— Благодарю. Я, знаете ли, люблю подышать свежим воздухом на сон грядущий. Особенно в хорошей компании. Вы ведь хорошая компания, не так ли?

— Но я…

Язык спросонья отказывался слушаться, и навязчивый прохожий этим безжалостно пользовался.

— Итак, позвольте представиться: моя фамилия Ройфе. В прошлом увлекался фотографией и живописью, и, совершая, так сказать, променад, в основном охотился на пейзажи. Причем небезрезультатно! Отринув ложную скромность, замечу, что добыча моя была загляденье. Я никогда не приветствовал упадничество, всю эту эстетику увядания. Мне глубоко безынтересно было запечатлевать разрушенные кварталы и заброшенные заводы. Я всегда любил такие вот уголки живой природы — чтобы натура представала во всей своей нагой красе. Вы знаете, в наше время подобных пленэров осталось не так много, и вам несказанно повезло, что такой вот чудесный парк оказался у вас на пути, как раз между домом и работой, ведь вы бы с вашим графиком вряд ли специально поехали куда-то под сень дерев любоваться закатом… Так вот, пардон, я отвлекся. Ради своего увлечения я пожертвовал работой — она препятствовала мне в поисках красот. Денег же мое невинное хобби, увы, не приносило — расходные материалы стоили куда больше тех жалких грошей, которые я получал за редкие публикации своих пейзажей в каких-нибудь природоохранных изданиях. И я, как ни больно это признавать, банально погряз в долгах. Кредиты, аренда, связь, и, наконец, налоги, без которых человек перестает считаться гражданином, а значит, остается без поддержки и защиты государства — я не смог оплачивать все это и мало-помалу скатился на самое дно.

Я окончательно пришел в себя и осознал, что человек, назвавшийся Ройфе, мне не снится. Более того, судя по его тону и разгорающимся глазам, он и не думал от меня отвязаться — наоборот, как я понимал, его история только-только набирала обороты, а на улице меж тем окончательно стемнело. Я предпринял попытку к бегству:

— Соболезную, и все это очень интересно, но мне пора…

— Уверяю, вы не пожалеете, если дослушаете до конца. Тем более что и торопиться вам некуда, дома вас ждут только бездушные развлечения в компании электронных устройств, а здесь все-таки живой человек с полезным опытом.

Я даже онемел от такого пренебрежительного (хотя и попавшего в точку) мнения о моей личной жизни, а Ройфе поспешил продолжить.

— Как уже было сказано, я оказался на дне. Что мне оставалось делать? Жить было негде, былые друзья закрыли передо мной двери — и не мне их винить, в наше время всем нелегко живется, а тут все-таки лишний рот. Хотя у меня решительно нечего было брать — фотокамеру и прочие мои скудные пожитки, разумеется, изъяли кредиторы, — я до смерти боялся грабителей и прочих уличных преступников, ведь отныне я не имел права обращаться ни к полицейским, ни к докторам, ибо их работу своими налогами более не оплачивал.

Я попробовал, исхитрившись, перепрыгнуть к финалу истории.

— Но, учитывая ваш цветущий вид, вам удалось выкарабкаться, и теперь у вас все в порядке, ведь так?

— Благодарю за комплимент, именно, безусловно так и есть! Но путь был тернист.

Я сник — попытка вырваться из цепких лап Ройфе провалилась.

— Я попытался найти работу у издателей, которые порой покупали мои работы. Увы, трудоустроить меня они не могли, зато посоветовали обратиться во вновь образованную государственную структуру "зеленого" толка и даже снабдили подходящими, да что там — блестящими рекомендациями, которые впоследствии позволили мне занять в этой самой структуре пускай и не самый крупный, но вполне достойный пост.

Разговор окончательно перетек в русло самолюбования рассказчика, и я наконец не выдержал и встал.

— Господин Ройфе, вы прекрасный собеседник, но мне действительно завтра необходимо рано встать, чтобы не повторить вашу историю в самой неприятной ее части. Я, знаете ли, не планирую опускаться на дно, а потому — всего доброго!

Я уже уверенно шагал в сторону дома, когда Ройфе за моей спиной зычно произнес:

— Вы уже на дне, уважаемый Петер!

Я опешил — он назвал меня по имени, хотя я был уверен, что не представлялся.

— Эй, но откуда?..

— Сядьте, и мы продолжим. Да не нервничайте вы так — вдохните этот чудный воздух, он же пропитан свежестью и звездами, не то что затхлые казематы ваших жилых и рабочих комнат. Петер, я здесь, чтобы вам помочь — так же, как мне помогли в схожей ситуации. Я изучил состояние ваших счетов — при желании вы можете убедиться, что у меня есть для этого все необходимые полномочия. Также я изучил документы конторы, где вы трудитесь. Так вот, при текущем заработке, который ваше начальство не намеревается пересматривать до конца ближайшего календарного года как минимум, а также с учетом растущих тарифов, вы не сможете произвести необходимые выплаты уже в будущем месяце. Насколько нам известно, ваши родные и друзья не имеют возможности оказывать вам финансовую поддержку, а значит, единственная ваша возможность совершить все необходимые выплаты в срок — в самое ближайшее время найти дополнительный источник заработка. Однако давайте посмотрим правде в глаза, Петер: нынешний рынок труда перенасыщен соискателями, вакансий на всех не хватает. А вы и так работаете сверхурочно на своем нынешнем месте без каких бы то ни было доплат, лишь бы ваш начальник — не самый приятный, к слову, человек — не заменил вас кем-то посговорчивей. Даже если случится чудо и вы найдете приработок, когда вы будете им заниматься? Откуда вы возьмете время и силы, уважаемый мой Петер? Вы ведь и без того не в лучшей форме. Посмотрите на себя: не смогли преодолеть двадцатиминутный путь от работы до дому, уснули в парке, как какой-нибудь…

— Клошар. Да, я помню, как вы меня назвали. Господин Ройфе, знаете, я от всей души благодарю вас за участие, но прошу вас мне поверить: я справлюсь со всеми своими финансовыми проблемами в самое ближайшее время. Так или иначе, вопрос выплат будет закрыт. По рукам?

— Ну разумеется, разумеется! Послушайте, как шумят деревья: это они кивают своими буйными ветвистыми головами в знак согласия.

Я было решил, что на этой благостной ноте мы расстанемся, но Ройфе вдруг сменил тему.

— Дорогой мой Петер, помните ли вы свою няню Рину? Конечно, вы были совсем ребенком, но, может быть, в вашей памяти задержались какие-то отголоски прошлого?

— Няня Рина? Что за глупости, причем здесь она? Помню, но смутно, конечно. Она работала у нас года два, а потом то ли переехала, то ли перевелась в другое место. И что с того?

— А то, что мне с вашего позволения придется преподать вам небольшой урок современного языкознания. Да будет вам известно, теперь "переехать" и "перевестись" — социально приемлемые синонимы выражения "покончить с собой". Как ни прискорбно, люди все чаще перестают испытывать радость от жизни. Они покупают невероятное количество вещей, чтобы сделать свое существование если не приятнее, то хотя бы приемлемее, но вместо чувства удовлетворения получают все новые и новые счета. Ваша няня Рина влезла в долги, набрав кредитов на обучение музыке и покупку весьма дорогостоящей скрипки — она всю жизнь мечтала играть в оркестре, а занятия с детьми рассматривала исключительно как временный источник средств для того, чтобы в будущем стать выдающейся скрипачкой. Но кредиты требовали выплат, маленькие воспитанники (и вы, Петер, в том числе) — внимания, а время текло и текло, и в один прекрасный день Рина осознала, что ее мечта с каждым днем, с каждой выплатой не приближается, а совсем наоборот. Впереди — яма, и отнюдь не оркестровая. И тогда ваша няня переехала. Или, если угодно, перевелась.

— Вам как будто приятно мне об этом рассказывать.

— Ну что вы, что вы! Я просто подвожу вас к цели своей беседы, не более. Вашей няне Рине не повезло — в то время не существовало структуры, которую я имею честь представлять в данный момент. Не к кому было обратиться за помощью. А ведь если бы посредством какой-нибудь фантастической технологии Рина перенеслась сюда, в эту самую минуту, на эту вот скамейку, все сложилось бы совершенно иначе. Но увы, Рине уже не помочь. А вам — вполне можно.

— Если я скажу, что мне не требуется помощь, вы ведь все равно продолжите?

— Вы совершенно правы! Непременно продолжу — исключительно ради вашего блага. Видите ли, Петер, в моих силах дать вам счастье на всю оставшуюся жизнь.

Наконец-то до меня начало доходить. Ройфе попросту пытался мне втюхать какую-то очередную "таблетку от всего плохого". Не на того напал.

— Счастье, говорите? На всю жизнь? Наверное, недешевая штука. А у меня, как вы сами заметили, очень скудно с финансами. Так что спасибо за заботу, но я, похоже, не ваш клиент — ищите жертву побогаче!

— У вас создалось обманчивое впечатление о сути моего предложения. Наша структура не заинтересована в получении оплаты в вульгарном понимании этого слова. Видите ли, помогая конкретному человеку, мы исходим не из его личных интересов, а из потребностей биоценоза нашей планеты.

— Био чего?

— Сообщества всех живых организмов — животных, растений, грибов. Видите ли, антропоцентризм себя не оправдал. В ходе своего триумфального шествия по Земле в качестве венца природы человек причинил немало вреда — и экологии, и, что важнее, самому себе. Индекс человеческого счастья снижается ежегодно, и последние пять лет ни в одной стране он не дотягивает до единицы при том, что максимальный показатель — сотня. Люди ищут счастья в вещах, в модных хобби, но получают только разочарование и новые счета. Но самое печальное даже не это. Постоянное потребление требует производства все новых и новых предметов, которые якобы — подчеркиваю, якобы! — могут привнести радость в человеческую жизнь. И это производство наносит планете непоправимый вред. Вы понимаете, в чем главная трагедия? Человек убивает Землю, чтобы в итоге не получить ничего приятного и полезного взамен.

— И что вы мне предлагаете? Вернуться к истокам? Возродить амишей, хиппи и первобытные племена?

— Увольте, я не настолько наивен. Требовать, чтобы вы отказались от машин и мобильных устройств так же нелепо, как загонять сухопутных животных в море, из которого когда-то вышли их предки. Эволюция взяла свое, мы такие, какие есть. Возможно, в будущем человечество изменится, но сейчас необходимо позаботиться о настоящем.

— И как же?

— Устраняя угрозу, разумеется.

И тут я понял. Я и впрямь был для Ройфе жертвой, но не в образном, а в самом прямом смысле. Он на меня охотился, выслеживал — и настиг здесь, среди живых деревьев, в самых подходящих декорациях. У меня пересохло в горле, ноги будто онемели.

— Вы — псих. Я буду сопротивляться.

— Петер, я прошу вас, успокойтесь и дослушайте. Я не убийца. Ни яда в перстне, ни кинжала за пазухой у меня нет. И пистолета тоже. Я — государственный служащий, предлагающий вам взаимовыгодное соглашение. Если вам не подойдут условия, вы просто откажетесь, и все.

— Я отказываюсь.

— Сначала позвольте мне закончить. Я предлагаю вам честно, со всей возможной объективностью оценить собственное существование — заметьте, я не уптребляю слово "жизнь". Как ни прискорбно, вы не слишком успешны, ваши доходы почти не покрывают расходов. Работа не оставляет вам времени и сил на романтические связи, творчество или другое хобби. Возвращаясь с работы домой, вы едите (мягко говоря, без изысков), смотрите фильмы или, пардон, порнографию, затем засыпаете, а наутро едете на работу. Изредка встречаетесь со знакомыми и обсуждаете с ними свое недовольство жизнью. Поправьте меня, если я что-то упустил.

— Ну и что? Если человеку нравится жить одному и смотреть порно, его нужно убить? Бред какой-то.

— Не убить. Помочь уйти. По статистике, около 30% людей, ведущих тот же образ жизни, что и вы, предпринимают попытки покончить с собой до 50 лет. Некоторым — например, вашей няне Рине — это удается. Другие умирают от разнообразных заболеваний, развивающихся на фоне недовольства окружающей действительностью и собой. Все эти люди покидают этот мир глубоко несчастными. И у вас есть все шансы окончить свои дни так же — сломленным и угасшим. Мы же предлагаем вам другой сценарий. Вы подписываете соглашение о добровольном уходе. Мы привозим вас в наш офис и там подсоединяем к устройству, которое создает в вашем мозгу альтернативную картину мира — такую, где вы счастливы. Пока вы будете наслаждаться этой чудесной виртуальной реальностью, ваше тело будет постепенно и абсолютно незаметно для вас отключать свои системы жизнеобеспечения. Вы уйдете — переедете, переведетесь — счастливым человеком, наполненным положительными впечатлениями.

— А нельзя меня подключить к этому устройству, а потом отпустить? Я ведь стану радостным, довольным жизнью, мне расхочется умирать.

— Расхочется — в смысле, сейчас вы все-таки рассматриваете такую перспективу? Я так и знал. Дорогой мой Петер, если вы думаете, что ваша жизнь сейчас тяжела и безрадостна, то попробуйте представить, каково вам будет вернуться в нее после погружения в виртуальный рай. Вы только усугубите ситуацию. Поверьте, ваша тетя Рина дорого бы дала за возможность ощутить заслуженный триумф, сыграв в сопровождении симфонического оркестра — но разве гуманно было бы после этого возвращать ее в вашу детскую?

— Послушайте меня, Ройфе. Весь этот ваш бред меня не волнует. Я живу так, как считаю нужным. Если вам с планетой это не нравится — ваши проблемы. Я не собираюсь давать добро на собственное убийство. Более того, прямо сейчас отправлюсь в полицейский участок и перескажу им все, что вы тут мне наплели. Я, знаете ли, пока еще обладаю всеми гражданскими правами, и полиция обязана меня защищать от маньяков типа вас.

— Сделайте одолжение! Я даже поспособствую вашему отважному начинанию — не откажитесь принять мою визитную карточку. Можете предъявить ее стражам порядка, чтобы им легче было определить мою личность и выйти со мной на связь. С радостью с ними пообщаюсь. Если же решите оставить ее себе, буду вдвойне счастлив — ведь это значит, что мои слова попали в цель, и в будущем (я надеюсь, недалеком) вы позволите мне вам помочь.

— Черта с два.

— До встречи, уважаемый Петер! До скорой встречи!

Я уже шагал в сторону дома, размышляя, когда отправиться в полицию — прямо сейчас или же завтра, на свежую голову. Постепенно я пришел к мысли, что спешить некуда. При всем своем безумии Ройфе не выглядел человеком, который может кинуться вдогонку с пистолетом наперевес. Да и сжатая в кулаке визитка не имела срока годности.

Я вошел в квартиру, включил свет и все устройства, которые призваны были улучшить мою жизнь. Сколько электричества ушло на это? И зачем? Ведь мог бы и в темноте дойти до спальни и улечься. Разозлившись на мысли, которыми меня явно заразил психопат Ройфе, я привычно полез проверять почтовый ящик. Счета, еще счета, извещение об увеличении коммунальных тарифов.и письмо из банка, уведомляющее, что при моих текущих официальных доходах в следующем месяце я не смогу совершить все необходимые выплаты.

Я вырубил электричество и уставился в окно. Где-то там в парке шумели деревья.