Большая рыжая с черными пятнами кошка не желала мириться с пленом. Клетка из толстых прутьев надежно защищала толпу от метавшегося внутри зверя. Кошка была совсем молоденькая, но зубы и когти впечатляли. Зрителей на предложенное владельцем кабака шоу собралось немало.

— Смотри, Энрике! Запоры прочные, а ключик — вот он! — голос шел из-за спины, и его хозяина не было видно. Но Энрике не надо было оглядываться, чтобы узнать говорившего. Хуан Антонио Сальерос по прозвищу Усталый Кайман слишком ненавидел Энрике, чтобы упустить возможность поиздеваться.

Хуан позвенел перед носом бывшего друга связкой из колечек, брелоков и самоцветов на тоненьких цепочках. Ключ среди этой мишуры был только один. Энрике усмехнулся и промолчал. Хуан не унимался:

— Ну, что же ты? Кто хвастался, что его колдунству любой замок — тьфу? Докажи!

Усталый Кайман был пьян. Как всегда. Он подготовил для зрителей Спектакль. И те охотно смеялись и кричали, подзадоривая Энрике. Их собралось много, не меньше двух десятков. Лица с разинутыми ртами и выпученными глазами проступали сквозь марево предполуденного часа. Еще чуть-чуть и злое солнце заставит публику убраться в тень, спрятаться за крепкими толстыми стенами кабака, нырнуть в спасительный полумрак сельвы. Но зрелище посрамления самозваного колдуна они не пропустят. А если колдун не организует потеху, потеху устроят другим способом.

— Зачем? — лениво произнес Энрике. — Ты хочешь лишиться своей добычи?

Он с трудом сдержал порыв оглянуться и поискать пути к бегству.

Хуан ничего не ответил. Кто-то толкнул Энрике к клетке, и тот оказался прямо перед оскаленной мордой. Кошка не желала участвовать в потехе и зашипела. Впрочем, если платой будет свобода…

Взгляд беззвучно шипящего зверя, стал испытующим. И молящим.

Энрике положил руки на прутья. Ягуар попятился, присев на задние лапы. Толпа взревела. Серебряные искорки запрыгали перед глазами. Или это пришли светляки? Энрике ощутил, что стальные стержни под рукой ощутимо нагрелись. Были ли тому причиной только лучи солнца? Энрике принял более устойчивую позу, уперся ногами в землю и тряхнул клетку. С пяльцев стек желтый огонь почти незаметный в ярком сиянии. Зрители его и не увидели.

"Помоги!" — взмолился Энрике, смотря ягуару в глаза. Кошка разинула алую пасть, теперь шипение услышали все. Руки обожгло, Энрике продолжал сжимать стальные стержни, пока они не вытекли из его ладоней сияющим облачком светляков. Сильный рывок отбросил Энрике от клетки. Но Хуан не успел. Путь к бегству был открыт и ягуар им воспользовался. Рыжая тень метнулась через двор, люди с криками бросились прочь. Гибкое тело прошло между ног, ни на кого не налетев. Кошка исчезла в сельве. А Энрике свалил на землю мощный удар. Настоящий кайман хвостом может ударить сильно. Но не так, как Усталый Кайман своим пудовым кулаком.

Тени прятались по углам хижины, солнечные лучи пробивались сквозь дырявые стены. Раннее утро не успело нагреть воздух, ночная прохлада не торопилась покидать почти пустую комнату с земляным полом, прикрытым рваной циновкой. Ложе с набросанным тряпьем — у стены, колченогий стол — по середине, одинокий покосившийся табурет рядом с ним. У входа, закрытого порыжевшим дырявым пончо, рисунок на котором уже невозможно распознать — два гвоздя. На одном висит громадная шляпа, на другом старое ружье и патронташ. С другой стороны от входа — бадья и валяющийся рядом деревянный ковшик. Вот и вся обстановка. Тряпки на ложе зашевелились, из-под них высунулась рука и зашарила по полу. Вожделенная фляжка оказалась слишком далеко. Человек со стоном сел, из под тяжелых век показались залитые красным глазные яблоки, пальцы взъерошили волосы.

— Нет! — сорвалось с губ. — Пора завязывать. Выпивка до добра не доведет.

Босые ноги зашлепали по полу к бадье, ковшик скребанул по дну. Человек долго и жадно пил. Утолив жажду, он распахнул дверь и шагнул в утро. Рыжий ягуар стоял прямо напротив двери, внимательно разглядывая того, кто застыл на пороге хижины.

Энрике встряхнул головой, отгоняя морок. Ягуар исчез, распавшись на солнечные блики.

— Опять эти видения, — пробормотал Энрике. Голова болела. И не только с перепою. Не так и много он выпил. Текила была дрянная. Такой не напьешься. У Мануэлы другой не водится. Но к Хуану дорога заказана. Давно. Сон растревожил, морок заставил прокручивать давнее происшествие, а головная боль требовала либо залезть в ледяную воду, либо заполнить пустой желудок.

Хуана оттащили от Энрике неразбежавшиеся зрители. И долго объясняли, что бить колдуна — себе во вред. Исполнил он то, что ему хозяин велел? Исполнил. А коли многоуважаемый Хуан Антонио де Сальерос и Эпурилье не хотел, чтобы тот ягуар на свободе гулял, то, значит, нечего было об этом колдуна просить. И толпу народа созывать. Убедили, не убедили. Но Хуан позволил Энрике подняться и покинуть двор. Ягуар ушел в сельву. И в сны Энрике.

Сон повторялся с завидной частотой не реже раза в месяц. А иногда и чаще. Конец менялся. Иногда сон, как и сегодня, заканчивался избиением. Иногда рыжие кошки врывались во двор кабака, разгоняли толпу и загоняли Хуана в дом. Иногда Энрике мчался по сельве, а спасенная самка бежала рядом. Бок о бок. И был Энрике в образе большого и сильного ягуара. Только пятна на его шкуре были не черные, а сине-голубые и похожи на звезды.

Энрике встряхнул головой, поморщился и решил бороться с головной болью последовательно. Сначала он окунулся в холоднющий ручей. Затем, повесив на бедра патронташ, украсив плечо ружьем и надев шляпу, Энрике покинул дом. Дверь не запер. Воровать у него нечего. Еды даже крыс не насытишь. Полбутыли масла, да связка чеснока — все запасы. Заросшая тропинка выводила на дорогу, а та вела в поселок. Прогулка обещала выдуть остаток боли, а нет — так можно перехватить стаканчик-другой. В кредит.

Особых дел в поселке у Энрике сегодня не было, но туда иногда заезжал автобус, да и машины туристов, бывало, заглядывали. Автобус мог привезти потенциальных клиентов, а туристы… Туристы были готовы раскошелиться, глядя на простенькие фокусы. А фокусы Энрике показывать умел. И любил. А если еще ребятня соберется и подыграет в нужный момент, получится просто великолепно.

Он не был в том поселке уже неделю и рассчитывал, что прежние его фокусы и их последствия уже забылись. Местные жители легко прощали розыгрыши, которые розыгрышами им не казались. Энрике никого не обижал понапрасну и не издевался со злобой над доверчивыми посельчанами, но последний раз заезжий американец очень сильно разозлился, когда его дорогой виски, стал дешевым ромом. А все уверения местных, что "касик Энрике", разодетый как самый настоящий вождь инков — ради роли какие только тряпки не нацепишь — может превратить этот ром в воду, а воду в молоко, это ему все равно, что почесаться, "дядушку Сэма" не убедили. И он полез драться. Причем так размахался своими кулаками, что чуть не пришиб дочку доньи Келларии. А та, если признаться, дура каких мало, погналась за призрачным кроликом, налетела на жену "дядюшки Сэма" и опрокинула ее в лужу, где уже лежали три свиньи дона Сигуэнте. Смех после этого было не остановить.

Этим, смехом, возможно, все и закончилось бы. Не стал бы американец выставлять себя еще большим посмешищем, гоняясь за отпрыском исчезнувшего племени. Попробуй, расскажи друзьям, что тебя выставил на смех вождь инков, и те на смех поднимут. Но в этот момент на деревенской улице возник ягуар. Какая нужда загнала дикого зверя в деревню именно в этот момент? Никто это не понял. Ягуар рыжей молнией проскочил по главной улице. Замер перед лужей, из которой все еще, распихивая свиней, пыталась выбраться американка и резким прыжком взлетел на крышу джипа. По пути кошка сбила шляпу с "дядюшки Сэма". На крыше зверюга на мгновение присела, подняла хвост, демонстрируя всем свою половую принадлежность. Легким прыжком, пестрой бабочкой ягуар слетел вниз и скрылся среди домов, оставив на крыше кучку дымящегося помета. Все бы сошло за выкрутасы зверя, если перед преобразованием спиртных напитков Энрике не изобразил ягуара, зовущего самку. Хорошо изобразил. Со всеми подробностями.

Воспоминания отвлекли, и Энрике запнулся о корень, некстати выползший на дорогу. Другой на его месте остановился бы и подумал. Просто так корни под ноги не бросаются. Всякое проявление имеет причины и кому как не колдуну об этом помнить. Только Энрике колдуном себя не считал. Недоучился.

Когда двенадцать лет назад маленький Энрике был зачислен учеником самого Роснага Имола, предела не было мальчишескому счастью. И счастью его дяди, наконец-то избавившегося от неугодного нахлебника, оставшегося после умершей сестры. Но когда пришла пора платить деньги за продолжение обучения, их у дяди не нашлось.

Ронсага вбивать знания в буйные головы шебутных подростков умел. Даже с таким малым запасом и при отсутствии особых способностей у Энрике получалось развлекать праздную публику, а иногда и народ посерьезней демонстрацией того, что в узком кругу принято именовать тайными знаниями предков. А в широком — обманом и лицедейством. Хотя прямо — обманщиком его до сих пор никто не назвал. Клоуном и актеришкой — это да. Подражать обитателям сельвы Энрике научился не хуже учителя, которому, как гласила молва, равных не было.

Особенно удавались мальчику три роли: спящего ягуара, кормящегося ленивца и хищной росянки, изловившей слишком крупного и сильного паука. Он умел менять свой запах и не однажды сбивал со следа погоню, отряженную разозленной публикой за оставившем ее в дураках парнишкой. Так шли годы.

Энрике выбрал длинную дорогу к поселку. Идя по ней можно было заранее услышать, что там делается. После корня Энрике чувствовал себя неуверенно. Воспоминания не мешали, и уши различали странные звуки. На привычный деревенский шум — крики торговок, вопли мальчишек, меканье коз — накладывался рокот мощных моторов и странный стук. Энрике припустил бегом. Любопытство будоражило, но осторожность заставила уменьшить скорость перед последним поворотом тропинки. И не зря. На деревенской площади стояли военные машины. И солдаты. А рядом с джипом их командира маячила навороченная тачка американца. И лежали сети. Приехавшие собирались охотиться на крупную дичь. Не просто так тот корень под ноги подвернулся.

Громкий мявк заставил Энрике в панике оглянуться. Кошка сидела рядом, солнечные блики скользили по шкуре, по листьям, по утоптанной земле тропинки, смазывали картинку. Именно они не позволили Энрике сразу заметить еще и эту опасность. Но кошка нападать не собиралась, она смотрела на машины.

— За тобой охота, — сказал Энрике, скорее не спрашивая, а утверждая. Признать другой вариант. Значило признать беду. А этого делать было нельзя, лучше затаится или уехать куда-нибудь отдохнуть от выступлений. И от греха подальше.

"Нет!" — мотнула головой кошка, и уставилась в глаза Энрике, — "За нами".

— С каких пор мы вместе? — удивился Энрике.

"С тех самых!" — получил он ответ, и перед его глазами замельтешили огненные светляки. Побежали россыпью по рукам, которые держались за стальные прутья клетки. За которыми можно было различить молящие глаза. Светляки с прутьев перетекли на руки и без боли прожгли кожу и вот уже не руки держатся за клетку, а лапы ягуара. Ягуара, чья шерсть — как ночь, а пятна подобны звездам.

Обиженный американец и призванные им солдаты не нашли ни насмешника-колдуна, ни ягуара, ему помогавшего. Только целый день напрасно проползали по сельве, паля во все что движется. Потому что то там, то здесь, среди солнечных бликов мерещились оскаленные пасти ягуаров. Рыжего с пятнами, напоминающими цветы черной орхидеи и черного со шкурой как ночное небо. Но никого не убили. Невозможно убить тень. Только хижину Энрике сожгли. И уехали. Рассерженные, недовольные, с проклятьями и обещаниями непременно разыскать возмутительного обманщика и его дрессированного ягуара.

Хижину для Энрике отстроили всей деревней. Да еще и соседи помогали. Никто не остался в стороне. Да не хижину соорудили — хороший дом.

Очень хорошо для округи, если рядом поселится сильный колдун. Да еще с семьей, где подрастают близнецы, мальчик и девочка, страсть как похожие на родителей.