Ночь наступает всегда, чтобы я не делал, и по ходу, ей совершенно плевать и на меня и на нас всех. Ночь тут обрушивается сразу и окончательно, как дубина в руках затаившегося за углом лиходея. Правда, с углами нынче не густо. В тех книгах, что я читал, были чарующие закаты и рассветы. Теперь этого нет. Был день, вдруг бац и все, уже темно. Правда, у нас по периметру натыкано светодиодных светильников с солнечными батареями и нам темнота не страшна.

Похожий на старую горгулью голубь по имени Василий сидел в полуметре от меня, безуспешно пытаясь постичь смысл моих действий. Год назад он попал в мои силки. Отец сначала хотел съесть его, но потом уступил моей просьбе и оставил птицу в живых. "Может, разведешь всякой твари по паре, как тот Ной. Будут нам яйца нести, все какая-то польза от этих летающих крыс", – проворчал он.

– Может, хватит уже? – спросил отец, раздраженно следящий за моими попытками накинуть с помощью длинной удочки веревочное лассо на повисший тремя метрами ниже на чахлом кусте топорик. – Второй день мучаешься.

– Все равно достану, – склон был близок к вертикали и спускаться с перспективой оказаться парой десятков метров ниже в холодной воде совершенно не хотелось, но упускать топорик тоже желания не было. Ну и что, что деревянное топорище слегка расщеплено? Всегда можно починить, а топоры на дороге не валяются.

– Может и правда хватит? – посмотрел на меня Коля, мой младший брат. – Завтра еще попробуешь, а то скоро ночь наступит.

– Нравится ему дурью маяться, – отец закурил самокрутку.

Поплыл сладкий запах табака. Табак отец выращивает сам и очень этим гордиться.

– Топор штука полезная, – не согласился я, – в хозяйстве всегда сгодится.

– Тут леса нет, – резонно заметил брат.

– На этой стороне нет, а на той… – я не договорил, потому что отец погрозил мне кулаком. Кулак у папаши внушительный, размером немногим меньше пудовой гири, стоящей на крыльце, и почти такой же по цвету.

– Ты мне тут этих фифлимоглий не разводи, – предостерег отец. – Нет на той стороне ничего. Морок это все и фата-моргана. Надо ценить то, что имеем. За морем телушка полушка да рубль перевоз. Хорошо там, где нас нет.

– Что такое полушка? – спросил у него Коля, достав из кармана ручку и очередной блокнот.

– Монетка такая, в полрубля, – разъяснил отец.

– У нас такие есть? – не отставал брат.

– Есть, – сказал я, – пятьдесят копеек. В сарае целый мешок валяется с такими.

– Это не такие, – начал было объяснять отец, но махнул рукой. – Что с вами, дикарями, спорить?

– Телушка это низкая девушка? – продолжал выяснять Коля. – В твоих фильмах девушек часто телками называют.

– Телушка – это корова, только маленькая, – отец растер окурок, просыпав пылью на землю, и закурил следующую самокрутку. – Животное такое с рогами, молоко дает как кокосы.

– Понятно, – что-то помечая на листке блокнота, сказал брат.

Что такое корова он знал. У нас была целая стенка из наполненных песком картонных упаковок молока "Веселая корова" построена. Очень неплохо получилось, особенно когда мы туда эпоксидной смолы добавили. Нашли целую бочку этой липкой гадости и не придумали ничего лучшего, как укрепить свои постройки. Отец сначала хотел нас побить, но потом передумал и под настроение швырял потертые дротики в висящую на этой стенке мишень.

Зато мы не забыли и про мешки, которыми обложено пулеметное гнездо. Станковых пулеметов у нас два. Тот, что контролирует подходы к дому, ДШКМ , а тот, который постоянно нацелен на подвесной мост, Корд . Мосту папаша уделяет повышенное внимание, хотя, казалось бы, подпиленных досок и пары заложенных на нем противопехотных мин должно хватать за глаза.

– Наш дом, наша крепость, – продолжал распинаться отец.

Это точно, наш дом та еще крепость, причем самая настоящая. Помимо мощных железобетонных стен он еще и укреплен толстыми бревнами, кирпичами и мешками с песком. Не знаю, кого тут можно опасаться? Подходы к дому отлично просматриваются и простреливаются, к тому же щедро нафаршированы минами и волчьими ямами. Но отец предпочитает перестраховаться. "Береженого бог бережет", – говорил он нам, заставляя копать и маскировать ямы. "На бога надейся, а сам не плошай", – говорил он, заставляя с завязанными глазами пробираться сквозь минные поля.

– Мы как Харон, а этот провал, – он указал рукой в сторону обрыва, – как Стикс, поняли? – не унимался он. – Можно сказать, в метафизическом смысле.

– Харон перевозил на лодке, – возразил Коля, который тоже много читал.

А чем тут еще заниматься? Только читать да уцелевшие остатки цивилизации собирать, вроде этого несчастного топора. Благо, пара уцелевших ноутбуков содержит достаточный запас книг и фильмов, да еще и папаша собрал целый стеллаж дисков с фильмами. А стеллаж, между прочим, всю стену занимает, так что как выглядел старый мир мы более менее представляли. Хотя если подумать насчет остатков. За эти годы все, что было в ближайшей округе, мы давно собрали и разобрали, а вдаль соваться не рискуем. Зачем, нас и тут неплохо кормят. Да и опасается папаша надолго оставлять свои владения без присмотра. "Свято место пусто не бывает", – говорит он, – "Природа не терпит пустоты".

– А у нас мост, – объяснил отец. – Лодки это вчерашний день.

– Харон переправлял, а мы? – не отставал Коля. – Мы же не переправляем.

– И мы переправим, – отвел глаза отец. – Когда-нибудь.

Как же, переправим. Держи карман шире. За те десять лет, что мы владеем мостом, на тот берег не переправился ни один человек.

– Ну, вы сами посудите, зачем туда переправляться, если там людей нет? – отец словно оправдывался.

На него это было совершенно не похоже. Я насторожился и подтянул к себе лежащую рядом палку, прислушиваясь к окружающему миру. Хотя, насчет людей он загнул. Когда в стене тумана, скрывающей противоположный берег возникают прорехи, то я часто наблюдаю в бинокль. И пару раз точно видел вполне нормальных людей. Но спорить с отцом не хотелось, рука у него тяжелая. Кроме того, брат тогда был маленький и не помнит, как однажды кто-то пытался пройти по мосту с той стороны и налетел на поставленную отцом "растяжку". Мы сбросили изуродованный труп в реку, тогда мы еще их выбрасывали. Именно после этого отец установил на мосту мины и направил на него пулемет.

– Так мы на какой стороне? – брат все пытался докопаться до истины. – В метафизическом смысле? Мир живых или мертвых?

Напрасно он треплется. Ночь мирно шелестела наждаком песка, но вот слева явно скрипят чьи-то осторожные шаги. Или это кажется? Кто мог пробраться через все преграды и ловушки? Хотя, если долго и терпеливо наблюдать за нами…

– Конечно живых! – фыркнул отец. – Или ты считаешь себя мертвым? Меня? Его? – палец указал на меня.

– Вроде нет, – Коля почесал затылок, – но я же не знаю, как ощущают себя мертвые, – я увидел, как рука брата осторожно скользнула в ворот свитера к лопаткам. Значит, тоже услышал или почуял что-то неладное. – Вдруг, мы не живые?

– Не пори ерунды! – отрезал отец и встал. – Домой не пора?

Не успели. Тени шагнули из-за освещенного периметра как-то разом.

– Мы пришли с миром, – протянул вперед пустые ладони один из них.

Темные халаты, на голове какие-то тюрбаны. Отец называет таких "басмачами".

– Все так говорят, – оскалился отец, направляя на пришельцев ствол АКМ. Он предпочитает мощное проверенное оружие. – Что вам надо?

– Нам надо перейти на ту сторону.

Повисла тишина. Мы рассматривали стоящие напротив четыре темные фигуры, с хорошо выделяющимися на фоне ряда светильников силуэтами. Все-таки интересно, как они прошли, и что будет делать отец? Хотя, особых вариантов нет. После того хаоса в который провалился мир полсотни лет назад основное правило, которым руководствуется отец: Homo homini lupus est, что в переводе с существовавшего когда-то языка означает "Человек человеку волк".

По словам отца, началось все с холодной войны между Россией – нашей страной и другой страной, юсой, лежащей за океаном. Юса пыталась поставить нашу страну на колени, но не смогла. "Мы их предупреждали, что можем повторить, но они не верили", – горько усмехался отец. Те, другие, ввели против нас санкции, но мы с честью справлялись, и не сдавались, а даже давили террористов в другой стране, лежащей за другим океаном. Потом в Юсе взорвался вулкан с труднопроизносимым названием Йеллоустон, а наша альтернативная командная система "Периметр" ошибочно расценила это как нападение на Россию и ответила ядерным ударом. Добивать юсу кинулись мелкие страны, давно огрызавшиеся на нее. Началась война всех против всех. На нас напал Китай, дошло до применения бактериологического оружия. В итоге, немногие уцелевшие скитаются по искореженному миру, а мы сидим тут и охраняем мост, ведущий неизвестно куда.

– Вы заплатите золотом? – усмехнулся отец, цитируя фильм, который часто любил смотреть.

Он нисколько не боялся этих изможденных людей. Они были уже не первыми кто сюда приходил.

– Заплатим, – один из них швырнул отцу под ноги позвякивающий чем-то кожаный мешок. – Бери, это твое. Только пропусти нас, прошу тебя.

Все, включая нас с братом, с надеждой посмотрели на отца. Вдруг, решит перевезти? Он задумчиво посмотрел на мешок, потом на "гостей". Василий с жестяным скрежетом распахнул крылья.

– Я мзды не беру, мне за державу обидно, – прозвучал знакомый сигнал.

Брат вырвал из-за спины руку с метательным ножом. Взмах, один из пришельцев хватается за лицо и падает на колени. Отец, падая на землю, экономной очередью срезает троих оставшихся. Он предпочитает экономить патроны, хотя у нас запасено их на пару жизней. Справа из-за хибары, служащей нам сараем для всякого хлама, выскочил еще один "басмач". Он сильным взмахом воздел длинный шланг, не ну не дурак? Подхватив с песка то, что казалось невнимательному наблюдателю простой палкой, я сделал короткий шаг вперед и резким движением руки отправил копье в горло. Наконечник копья взрезал кадык как консервную банку и нападающий завалился. Копье как стрелка амперметра лениво качалось над ним.

– Осторожно, может кто-то остался, – по-змеиному шипит отец и ползет к периметру.

Голубь испуганно смотрит ему вслед. Коля, достав из ножен на поясе нож, ползет к расстрелянным, проверить, вдруг, кто жив и по необходимости добить. Я вынимаю заткнутый за сзади пояс пистолет Ярыгина (тяжелый, но отец говорит, что надо выбивать патроны) и иду проверять своего. Особого смысла скрываться не вижу. Если кто-то бы остался в живых, то уже стрелял бы по нам. Мой готов. Забираю копье, пару раз втыкаю в песок, очищая наконечник, и подхожу к периметру.

– По вашим следам, балбесы, прошли, – выныривает из темноты отец. – Сколько раз говорить, заметайте за собой! Расслабились, бараны!

– Больше нет никого? – дождавшись пока он замолкнет, спрашиваю я.

– Нет, пятеро их было.

– И без огнестрела, – говорит брат. – Может они и правда всего лишь хотели на ту сторону?

– На ту сторону? – отец хрипло хохочет. – Вот я и отправил их на тут сторону жизни и смерти. Ладно, идите домой, я позову.

Сказать по правде, смотреть на то, что последует, особого желания нет, во всяком случае, у меня. Сначала он будет насиловать трупы. Когда я несколько лет назад сказал, что это нехорошо, то он посмотрел на меня налитыми кровью глазами и предложил заменить собой.

– Вот видишь, – сказал он, услышав мой отказ. – Поэтому и не лезь в чужие дела. Мужчине трудно без женщины, а за эти годы ни одной бабы так и не попалось, может быть, когда-нибудь… – мечтательно улыбнулся он.

Натешившись, он начнет разделывать трупы. А что делать, скот держать в это местности очень трудно, а мясо необходимо. Не все же змеями, ящерицами и редкими голубями пробавляться. Солонина, копченое, вяленое мясо, тушенка – на пару-тройку ближайших месяцев можно особенно не волноваться насчет питания и поберечь консервы. А там еще кто-нибудь заглянет, как выражается отец, на огонек.

Подобрав испуганного запахом пороха и свежей крови Василия, я вслед за братом поднимаюсь по высоким ступенькам на платформу дома.

– Мост проверьте, – кричит нам снизу отец. – Мало ли, вдруг это был отвлекающий маневр?

– На той же стороне ничего нет, – вполголоса, чтобы не услышал родитель, ехидничает брат, – чего так волноваться? – он проходит через дом, присев возле пулемета, смотрит на укутанный темнотой мост в стереотрубу. – Темно и пусто, – ворчит Коля. – Может стрельнуть в шутку? – поворачивается он ко мне. – Отца попугать.

– Он тебе глаз на пятку натянет, – усмехаюсь я, – в шутку.

– Я же просто, – сникает Коля.

Я смотрю мимо него и думаю, что когда-нибудь плюну на все и переберусь на ту сторону моста, к людям. Или сказать отцу, что видел там девушек? Он точно вперед меня ломанется, как сохатый. Ладно, поживем, увидим.