В дом Саллюстио Чеккарелли пришло горе. Молодая жена почтенного купца Фелиция, которую он так любил и баловал, умерла родами. Безутешный вдовец целую неделю заливал своё горе вином во всех тавернах контрады Жирафа. А потом к синьору Чеккарелли подошёл капитан контрады, вывел на улицу и сказал несколько крепких слов. Саллюстио тут же прекратил пить, отправился в базилику Сан-Доменико и долго молился перед мощами Святой Катерины. На следующий день к дому купца в Провенцано прибыла бригада гильдии мастеров по камню и дереву. Ремесленники старались: контрада Жирафа оплатила всё по высшему разряду. Вскоре на углу дома Чеккарелли появился красивый табернакль с Мадонной, оплакивавшей мёртвого Христа. По просьбе вдовца умельцы придали Деве Марии черты лица Фелиции.

Когда Саллюстио умер, всё его имущество по завещанию перешло к больнице Санта-Мария-делла-Скала. Синьор Чеккарелли не помышлял о чём-то масштабном, вселенском, но знал, что его пожертвование поможет Оспедале воспитать и поставить на ноги дюжину-другую детишек, потерявших родителей…

 

Прошло сто лет. Аркебузир Рамиро Саравия и трое других солдат из роты лейтенанта Франсиско патрулировали терцию Камолья. В Сиене было неспокойно. Жители республики, возмущенные тем, что губернатор Диего де Мендоса начал строить цитадель западнее базилики Сан-Доменико, жаловались самому императору, но Карл, занятый борьбой с лютеранами, даже отказался принять сиенскую делегацию. По слухам, изгнанники из города вступили в сношения с французами и готовили своё возвращение, поэтому дон Диего приказал удвоить караулы. Рамиро с однополчанами мерили шагами узкие, надоевшие до тошноты улицы округа Провенцано. На город спустились вечерние сумерки. Всем добропорядочным сиенцам уже полагалось сидеть по домам, но лейтенант дал чёткий приказ искать смутьянов. Аркебуза порядком отдавила плечо Рамиро. Он вздохнул и огляделся. Вот бы сейчас оказаться в трактире с квартой доброго вина и сыграть в кости с друзьями. Или ещё лучше, залечь в постели с податливой девицей…

Тут из-за угла метнулась какая-то тень. Сержант Педро Онья скомандовал остановиться и поднял фонарь. Тень оказалась женщиной, кутавшейся в тёмный плащ. Педро отчеканил громовым голосом:

– Кто такая? Покажи лицо?

Женщина откинула капюшон, и Рамиро заметил, что она очень даже недурна собой. Аркебузир выкрикнул:

– Ребята! Это, наверное, французская шпионка! Давайте заберём её с собой и в казарме выясним, зачем её сюда прислали!

Его слова были встречены одобрительными возгласами однополчан. Сержант потянул руку к женщине, но та изо-всех сил ударила его по ладони.

– Нападение на имперских солдат! Хватайте её, ребята!

Незнакомка пятилась от патруля до тех пор, пока спиною не прижалась к стене. Педро попытался сдёрнуть с женщины плащ, но тут из окна напротив высунулась чья-то голова, и противный скрипучий голос завопил по-тоскански. Вскоре сзади послышались шаги и громкие голоса. Рамиро обернулся: на улице стало светло от факелов. К ним приближалась ватага местных мужчин. Аркебузир замер с открытым ртом, но сержант быстро нашёлся:

– Караул! Кругом! Аркебузу наизготовку!

Многолетняя выучка дала результаты: Рамиро пришёл в себя и начал устанавливать оружие на сошку. Затем вложил свинцовую пулю, насыпал на полку порох, запалил от фонаря фитиль и продел его в ушко замка. Потом навёл аркебузу на сиенцев, окружавших караул. Сержант проревел:

– Именем императора требую разойтись!

Поскольку никто и не думал исполнять его приказ, Педро выкрикнул:

– Пли!

В тот самый момент, когда Рамиро раздул фитиль, открыл полку и собирался нажать на спуск, женщина в плаще, до того момента прижимавшаяся к стене дома, вдруг рванулась и толкнула аркебузира в плечо. Оружие дёрнулось на сошке, и пуля полетела не в сторону сиенских мужчин, а в угол соседнего дома, попав в табернакль с керамической Мадонной, оплакивающей Спасителя. Терракота разбилась и с треском разлетелась. Местные изошлись криком и бросились на испанцев. Сержант снова оказался самым сообразительным, протолкнулся через горожан и припустил во все лопатки по узкой улочке в сторону цитадели. Двое других солдат тут же последовали его примеру. А Рамиро замешкался, не зная, что делать с оружием. За утрату аркебузы лейтенант Франсиско мог вздёрнуть его на виселице. Несколько мгновений раздумий оказались роковыми. Аркебузира тут же повалили на мостовую и забили до смерти. Окровавленный труп вместе с аркебузой бросили под изуродованным табернаклем. В суматохе никто не заметил, как темноволосая женщина в длинном плаще подошла к стене дома и что-то подобрала с мостовой.

Наутро по всей Сиене рассказывали историю о том, как пьяный испанский аркебузир стрелял на спор в изваяние Богоматери в Провенцано, но Пресвятая Дева отвела пулю так, что поразила самого кощунника. С каждым пересказом повествование обрастало новыми живописными деталями. Началось массовое паломничество к месту происшествия, где все желающие могли увидеть чудом сохранившийся образ Мадонны с отбитыми руками, и пятна крови внизу. Ангельская головка Марии вызывала слёзы у всех женщин, которые приходили посмотреть на табернакль. А брат-доминиканец Лучано задумчиво сказал, что, наверное, это изваяние когда-то благословила сама Святая Катерина. Затем прелат обмолвился о божьих знамениях и чудесах. Губернатора в тот момент в Сиене не оказалось, он отъехал в Перуджу. Лейтенант Франсиско попытался отогнать людей от места инцидента, но даже у него не хватило духа использовать силу и пролить кровь женщин и детей. Имперским солдатам пришлось отступить.

Через три дня к Новым воротам подошёл отряд сиенских изгнанников и французских солдат под командованием Энеа Сильвио Пикколомини. Лейтенант Франсиско послал за помощью во Флоренцию, к Козимо Медичи, но уже ночью жители города разоружили испанский караул и открыли ворота. Имперских солдат загнали в цитадель. Через день к Сиене подошли четыре конных сотни из Флоренции на помощь испанцам, но хитрый лис Козимо не желал ввязываться в войну при неблагоприятном соотношении сил. При его посредничестве имперским солдатам разрешили беспрепятственно уйти из города во владения Медичи.

 

Энеа Пикколомини пировал с друзьями в трактире "Волчица" у ворот Камолио. Вывеску этого заведения украшала выкованная из чёрного металла здоровенная зверюга, к набухшим сосцам которой припали два карапуза. Все знали, что это Сиенская волчица, выкормившая Сения и Аския, детей Рема, основателей Сиены. Об этом ещё сто лет назад поведал Агостино Патрици, епископ Пьенцы. Жителей республики очень радовало известие о том, что их город древнее, чем извечная соперница Флоренция, основанная гораздо позже Юлием Цезарем.

Собравшиеся в трактире были горды и счастливы. Звучали громкие здравицы:

– Выпьем за свободу!

– Выпьем за республику!

– Выпьем за наше славное прошлое и за перемены к лучшему!

– Долой императора! Да здравствуют наши друзья-французы!

Потом вспомнили папу Пия II, уроженца Сиенской республики, самого блистательного из Пикколомини, в честь которого Энеа получил своё имя. Выпили за упокой души Пия III, отравленного тираном Пандольфо Петруччи. После этого Энеа предложил всем друзьям отправиться в контраду Жирафа и посмотреть на то место, где началось восстание против ненавистных испанцев. Там, возле разбитого табернакля, украшенного цветами и уставленного зажжёнными свечами, Пикколомини обратился к сиенцам. Он напомнил о лучших днях республики, упомянул хартию вольностей, которую даровал городу ещё император Фридрих, и великую победу при Монтаперти. Затем Энеа призвал забыть все сиенские усобицы, многовековую вражду между партиями и родами, и объединиться против общего врага, Флоренции. А потом он в ярких красках расписал, как хорошо будет жить в республике после победы…

 

– Любимый! Ты так красиво говорил, что великий Содома, если бы был жив, мог писать твоими словами, как красками, куртизанок в Монте-Олива.

– Бьянка! Если бы не ты, я бы до сих пор оставался на чужбине. Твоё письмо о том, что дон Диего уехал в Перуджу, пришло как раз вовремя. Мы успели собраться и выступить до того, как Мендоса вернулся с подкреплением. Ты – моя отважная Минерва! Сбрось одежды и дай мне насладиться твоим персями.

– О мой отважный Марс! Знал бы ты, как мне было страшно той ночью! Я отдала письмо надёжному человеку и возвращалась домой. И тут караул! Мои перси, мои уста, верхние и нижние, чуть не стали отрадой для целого испанского взвода. И кто знает, где бы нашли поутру моё прекрасное тело, так жаждущее твоей ласки, если бы не отважные юноши, прибежавшие на шум.

– О, Бьянка! Я не могу слушать такие слова. Я бы не вынес, если бы с тобой что-нибудь случилось! Я весь горю от нетерпения! Иди ко мне! Я сделаю тебе сына, маленького Энео...

А потом, когда Пикколомини собирался уходить домой, Бьянка остановила его на пороге:

– О мой отважный Марс! Возьми это в знак моей любви и всегда носи с собой. Я подобрала эти два обломка керамики в Провенцано, возле того самого табернакля. Они были частью целого, но раскололись. Сестра Розалия из Оспедале сказала, что если носить кусочек святыни возле сердца, то Мадонна защитит. Держи один в своей одежде, я же буду хранить другой: это обережёт нас от зла и не даст забыть, что мы две части одного целого. И пусть наша любовь никогда не умрёт, никогда не расколется, как этот кусок терракоты!..

 

Через две недели ровно в полдень латунная фигура Обжоры на верхушке Торре-дель-Манджа ударила в бронзовый колокол. Это возвестило первое за много лет заседание народного собрания Сиены. В лоджии на втором этаже Палаццо Пубблико собрались выборные от всех округов республики. Их приветствовал посол Франции в Риме, сеньор де Лансак. Он заявил, что Генрих II принимает Сиену под своё покровительство и выделил республике двадцать тысяч экю серебром на первое время. Потом избрали тех, кто отправится во Францию. В посольство вошли Энеа Пикколомини, епископ Клаудио Толомеи, Джулио Вьери и Никколо Боргезе.

В день отъезда Энеа попрощался с женой и сыном, потом улучил момент и тайком пробрался к Бьянке. Его возлюбленная грустила. Ей ужасно не хотелось нового расставания, и Энеа приложил все силы, чтобы развеселить её всеми известными ему способами. А потом, после бурных ласк, они просто лежали рядом, прижавшись друг к другу…

25 ноября посольство Сиенской республики прибыло в Париж. Генрих, недавно оккупировавший Три епископства, находился с двором в Компьене. 18 декабря он принял послов в замке, примыкающем к заповедному лесу. Король ответил гостям на тосканском наречии, осыпал сиенцев милостями, а 23-го декабря подписал манифест, в котором соглашался стать "покровителем, защитником и благодетелем" республики.

Ободрённые послы вернулись на родину и узнали, что только заступничество Мадонны спасло город от захвата врагами. Император не простил сиенцам восстания, и как только Карл заключил перемирие с германскими князьями, он тут же стал собирать войска в Неаполе. В январе армия Педро Альвареса де Толедо осадила Монтальчино и разграбила земли южнее Сиены. Казалось, что ещё немного – и республика падёт. Но Богоматерь не оставила сиенцев в эту трудную минуту. Крупный турецкий флот прошёл между Сицилией и Калабрией и направился к Неаполю. Имперская армия была вынуждена сняться из-под Сиены и возвращаться на юг. Республика выстояла, её жители благодарили Мадонну за покровительство. Но вскоре пришла новая беда, пришла оттуда, откуда её никто не ждал.

Генрих II назначил своим представителем в Сиене Пьеро Строцци. Этот знатный флорентиец на французской службе был двоюродным братом Екатерины Медичи. Но ещё он являлся смертельным врагом герцога Козимо, поскольку так же претендовал на власть во Флоренции. Это решило судьбу маленькой республики. Козимо был готов лавировать между Францией и Испанией, чтобы не допустить чрезмерного влияния ни той, ни другой. Но, когда он увидел непосредственную угрозу своей личной власти во Флоренции, он сразу стал на сторону императора. Герцог договорился, что эту войну он будет вести самостоятельно. Карл обязался лишь оплатить услуги наёмников со всей империи.

Не успел Пьеро Строцци обосноваться в Сиене, как знаменитый кондотьер Джан Джакомо Медичи, по прозвищу Медегино ("маленький Медичи"), предпринял стремительный кавалерийский рейд и внезапно оказался под стенами города. Лишь случайность спасла республику от неминуемого поражения. В тот момент, когда головорезы Медегино скрытно достигли холма Каприола, с которого уже видны стены Сиены, вдруг сами собой зазвонили колокола церкви Святого Бернардина на его вершине. На шум сбежались горожане и заметили вражеский отряд. Ещё оставалось время, чтобы закрыть все ворота и созвать ополчение на стены. За эту счастливую случайность сиенцы тоже благодарили Мадонну.

 

Энеа Пикколомини, вернувшийся из Франции, тут же вступил в городское ополчение и стал командовать эскадроном конных аркебузиров. Его отряд беспокоил подходивших флорентийцев, но из-за подавляющего численного превосходства врага в этом было мало толку для республики. Главнокомандующий сиенскими войсками Строцци тщательно спланировал засаду в крепости Кьюзи и смог полностью уничтожить одну из трёх вражеских колонн. После "Кьюзийской кровавой пасхи" моральный дух в городе поднялся, но это не изменило общей картины войны. Испанцы и флорентийцы наступали, методично окружая Сиену, отсекая её от морского побережья. Тогда Строцци разработал дерзкий план нападения на Флоренцию. Но для этого требовалось соединиться со всеми подкреплениями, которые направлял сиенцам Генрих II.

В начале лета армия республики выступила через ворота Камолио и двинулась на север. Под Луккой Строцци смог соединиться с большим французским отрядом, а затем он смог даже захватить Монтекатини, где находились купальни Медичи на термальных источниках. Энеа, шедший со своим эскадроном в авангарде, уже считал деньки до того момента, когда они увидят перед собой стены и башни Флоренции. Но тут командующий получил известие, что его любимый младший брат Леон погиб, а деньги, отправленные Генрихом II и предназначавшиеся для выплаты жалованья наёмникам, перехвачены врагом. Строцци впал в уныние, три дня не выходил из палатки и не желал никого видеть. Время было упущено, рейд на Флоренцию провалился.

Но ещё прибывали подкрепления, и оставался шанс улучшить положение Сиены. Армия Строцци приблизилась к стенам города, занимая по ходу движения небольшие городки на востоке. Джан Джакомо Медичи снял осаду Сиены и двинулся навстречу врагу. В генеральном сражении, развернувшемся на берегу ручья Сканагалло, армия республики оказалась наголову разбита. Всё решило превосходство флорентийцев в артиллерии и предательство отряда итальянской конницы, бросившегося в бегство сразу же после начала атаки имперской кавалерии. В этой битве Энеа Пикколомини сражался, как лев. Почти весь его эскадрон остался лежать на склоне холма у ручья. Но Энеа не получил ни единой царапины. Когда пала его лошадь, он стал в строй под под чёрно-белым знаменем с девизом "Я ищу свободу, ибо она дорога мне", где вместе с земляками и французами ещё три часа отбивался от атак испанцев и флорентийцев. Затем они всю ночь отступали под непрерывными набегами имперской кавалерии. Войдя в пределы городских стен, Энеа рухнул без сил у первого же дома…

 

Джан Джакомо Медичи решил больше не тратить свои силы на штурм укреплений Сиены, а покорить защитников голодом. Для этого Медегино обложил весь город непрерывными кордонами, а тех, кто пытался под покровом ночи доставить сиенцам продовольствие, вешали на месте. В бессильной ярости смотрел Энеа Пикколомини со стены на деревья, растущие на берегах реки Трессы. Толстые ветви сгибались под тяжестью тел казнённых крестьян. Остряки говорили о "фруктовом саде императора", а у Энеа наворачивались слёзы на глазах. Карл также приказал казнить любого, кто попытается покинуть осаждённый город до того, как Сиена полностью капитулирует. Осенью, когда женщины попытались вывести за пределы стен две с половиной сотни детишек, воспитывавшихся в приюте Оспедале, имперские ландскнехты подкараулили колонну в миле от города и начали беспощадное избиение. Часть беглецов была убита на месте, оставшиеся бросились обратно, но не смогли вернуться и вскоре погибли от голода и от ран.

В Сиене сначала съели всех лошадей и ослов, потом дошло дело до собак и кошек. Зимою же считалось большой удачей поймать крысу или мышь, и сделать некое подобие рагу из грызуна и травы, росшей на крепостных валах. На складах республики ещё оставалось немного зерна, но хлебный паёк урезали до восьми унций в день на человека.

Жена Энеа Катерина держалась лучше всех. Она примирилась с тем, что у мужа есть любовница, и даже приняла Бьянку в свою тысячу женского ополчения. Благородные сиенки и простые горожанки вместе носили в корзинах землю, чтобы укрепить городские валы, учились биться пиками и орудовать крючьями, чтобы сбрасывать неприятельские лестницы со стен. Тысяча Катерины была облачена в красное, чтобы не видеть своей крови в бою. А сам Пикколомини страдал от осознания того, что именно он обрёк сограждан на страдания. Именно он призывал сиенцев выступить против флорентийцев. И теперь все, кого он знал, все, кто был ему дорог, расплачивались за то, что откликнулись на его призывы.

В день Благовещения несчастные горожане устроили торжественную процессию, пройдя от табернакля в Провенцано, где они отчаянно молили Мадонну о заступничестве, до базилики Сан-Доменико, где о помощи взывали к Святой Катерине. Закончилось шествие в соборе у капеллы, где хранилась великая реликвия, правая рука Иоанна Крестителя. Архиепископ сиенский лично достал ларец с мощами и сам молил Предтечу смилостивиться над горожанами.

Ничего не помогло. Небесные громы не поразили армию Медегино. Помощь из Франции, которую так обещал Строцци, тоже не подошла. Энеа в расстроенных чувствах выбросил керамический обломок от табернакля с городской стены. На следующий день к нему пришла Бьянка и заявила в слезах, что она уходит в монастырь, поскольку больше не может стоять между ним и такой великой женщиной, как Катерина. Энеа умолял её изменить решение, но любимая была непреклонна...

Вскоре Сиена капитулировала. Город отдался на милость императора, который обещал восстановить независимость республики. Французам разрешили уйти с оружием и поднятыми знамёнами. Вместе с ними Сиену покинули несколько сотен знатнейших семейств города. Они направлялись в Монтальчино, где ещё четыре года отбивались от испанцев и флорентийцев. Энеа Пикколомини уходил вместе с женой Катериной и сыном Сильвио. Он благополучно преодолел нелёгкую дорогу до Монтальчино, но погиб в первой же стычке с имперскими наёмниками под стенами аббатства Сант-Антимо, которое когда-то ликвидировал папа Пий II, самый блистательный из рода Пикколомини…

 

Прошло сорок лет. Сиенская республика сделалась частью Великого герцогства Тосканского и теперь управлялась губернатором, которого назначал сначала самолично Козимо Медичи, а затем его наследники. Великодушные победители оставили славному городу видимость самоуправления, но за порядком бдительно следил флорентийский гарнизон, занимавший расширенную и укреплённую цитадель. И вот однажды лейтенант-губернатор Гвидо Бускаретто почтил своим визитом архиепископа сиенского Асканио Пикколомини.

– Ваше Высокопреосвященство, да пребудет с вами божья благодать! Не уделите ли вы мне немного вашего драгоценного времени, заполненного неустанными пастырскими трудами?

– Да благословит вас Господь, Ваше Превосходительство! Я рад буду побеседовать со столь благочестивым кавалером!

– Благодарю вас, Ваше Высокопреосвященство! До меня дошли слухи, что в Провенцано зреет смута.

– Очень прискорбно, Ваше Превосходительство, но мне казалось, что смуты в городе, это ваша забота. Или я не прав?

– Совершенно верно, Ваше Высокопреосвященство! Но здесь иной случай. Сиенцы ставят свечи возле терракотового изваяния Мадонны с отбитыми руками. Того самого, возле которого они когда-то растерзали испанского солдата. Мне доложили, что при этом часто возносят хулу Великому герцогу, Флоренции и требуют перемен, призывают к возвращению республики.

– А что мешает вам арестовать смутьянов и убрать этот злосчастный бюст, Ваше Превосходительство?

– Ваше Высокопреосвященство, Провенцано, самый гнусный округ Сиены. Там живут лишь подлые людишки, жулики и воры. Если я начну там хватать всех, кто ставит свечку в табернакле, мне не хватит солдат для караулов. А если я уберу бюст Мадонны, в городе начнётся бунт. Чернь считает это изваяние чудотворным, но есть и те, кто помнит, как сиенцы прогнали испанский гарнизон. Если мы подожжём фитиль у этой бочки с порохом, кто знает, какой последует взрыв. В любом случае, Великий герцог будет очень недоволен.

– Так что же вы предлагаете, Ваше Превосходительство?

– Ваше Высокопреосвященство, силой мы эту смуту не искореним. Но мне казалось, что Святой Престол хорошо знает, как поступать в подобных случаях.

– Хорошо, Ваше Превосходительство. Я посовещаюсь с канониками.

Перед самым праздником посещения Мадонны Праведной Елизаветой по Сиене пронёсся слух: терракотовое изваяние Богородицы сотворило новое чудо. Уличная девка Лукреция Сальвини из Провенцано, заразившаяся французской болезнью от флорентийского наёмника, всю ночь молилась Мадонне об излечении. А на утро от дурной болезни не осталось и следа. Это подтвердили благочестивые сёстры из больницы Санта-Мария-делла-Скала. К чудотворному бюсту Мадонны потянулись нескончаемые потоки хворых. Для того, чтобы люди не затоптали друг друга, лейтенант-губернатор выставил у табернакля постоянный пост, где дежурили трое солдат, а духовные власти направили им в помощь двух братьев-августинцев из монастыря Святой Марты. В день праздничной литургии в честь дня визитации архиепископ сиенский объявил, что отправит посольство в Рим, дабы папа Климент дал своё дозволение построить в Сиене новый храм, достойный чудотворного бюста Мадонны. И народ встретил его слова восторженными криками.

В следующем году в Провенцано заложили церковь. За её строительством следил сам Джованни Медичи, незаконнорожденный сын Козимо. Так в древней Сиене появилась постройка с флорентийским куполом, совсем не такая, как другие церкви города. И когда через шестнадцать лет храм был окончен, в него торжественно перенесли небольшое терракотовое изваяние Мадонны, покрытое серебряной фольгой.

Сиена больше никогда не смогла стать независимой республикой. Те мечты, которым предавались у разбитого табернакля Энеа Пикколомини и его друзья, никогда не сделались реальностью. Но вольный дух сиенцев сохранился и под флорентийской уздой, хотя и трансформировался в пылкое соперничество между контрадами. И высшим его проявлением стало Сиенское палио, скачки, которые два раз в год приходят на главной площади города. Первое палио года посвящено Мадонне Провенцано...