Алла закурила сигарету, жадно сделала затяжку, словно ей не хватало не воздуха – дыма, и сказала:

- Неправда.

Ей не хотелось верить. Разве так бывает? Ведь Максим – её муж. Он должен постоянно находиться с ней рядом. Подставлять плечо. Поддерживать. Целовать пальцы её ног. Алла поневоле покосилась на ноги – как там педикюр? В полном порядке. Хоть что-то в полном порядке.

- Нет, неправда, неправда! Неправда!

Алла дёрнула головой, из причёски выпали шпильки. Локоны упали на плечи, на лоб. "У девушки должны быть длинные волосы". Кому должны и зачем? Зачем вообще – всё, если Максим ушёл от неё? Ушёл прямо с работы, не зайдя домой, не поговорив с Аллой по телефону. Только и сделал, что послал Мирона с тем, чтобы передал ей на прощание:

- Он вышел в зону отчуждения в шесть утра, не хотел тебя будить. Просил сказать, что вернётся. Чтобы ты ждала.

- Неправда!

Мирон досадливо поморщился.

- Ну что ты заладила? Сказать больше нечего?

Алла встала, одёрнула шёлковую сорочку и воздушно-белопенный пеньюар. С досадой заметила, что не произвела на Мирона сильного впечатления. Может быть, забыл надеть линзы. Или снял после напряжённой работы? Скорее всего. Иначе бы хоть как-то отреагировал на то, что женщина рядом, в неглиже, между прочим.

Погасила сигарету в синей стеклянной пепельнице, зябко запахнулась в пеньюар – кружево, увы, не грело. Поискала глазами домашние пухленькие тапочки, не нашла, перешла на ковёр. Мелкие, суетливые, непривычные движения – алгоритм утра Аллы нарушился внезапно и фатально. Не помогут ни записи в электронном ежедневнике, ни всегдашняя дисциплинированность – ритм дня сбился.

- Что ещё он сказал? – требовательно, повышая голос почти до визга, спросила Алла.

Мирон надавил на уголки глаз, отошёл от окна – широкого белого окна. Оно открывалось на побережье, которое ещё не проснулось и не обзавелось людьми. Только чайки зачастили что-то с утра – тревожный знак.

- Он сказал, что любит тебя, но его долг – спасать людей.

- Не понимаю, - взбивая пальцами тёмные локоны, пробормотала Алла. – А я не человек, что ли? Вот так просто взять и выйти за оцепление с вакциной, которая даже не помогает…

- Это вакцина от "гриппа зомби", там штамм очень близок к "гриппу ангелов", - терпеливо сказал Мирон. – Положительная динамика имеется в том случае, если человек ещё не заражён…

- Мирон! Мироша! – вскричала Алла. – Ты себя сам слышишь? Там все заражены!

- Вовсе нет. Эпидемиологический порог только-только пройден, там тысячи ещё здоровых людей. Инкубационный период короткий… но он есть. Если привить вакциной-Z тех, кто ещё не заразился, они хотя бы выживут после того, как заболеют.

- Он себе сделал вакцинацию? – жадно спросила Алла.

- Не знаю, - ответил Мирон. – Я не видел.

- Он сам в эту вакцину не верит, - проворчала Алла. – Вы же там у себя должны придумать новую!

- Мы придумываем, - подтвердил Мирон. – Я сам работаю день и ночь. Но Макс сказал, что ждать некогда. Да и панацеи не будет. Мы предполагаем, что вакцина-А поможет выжить только что заболевшим и предотвратить заражение у тех, кто ещё не заражён, но на последней стадии, увы…

Алла почувствовала, что у неё горят веки. Девочки, конечно же, могут плакать, сколько захочется. Они же не мальчики. Но плакать не хотелось.

- У меня есть деньги. Много денег. Если это ускорит вашу работу…

Мирон взял сигарету со стеклянного столика изящным, тонким жестом. У него были пальцы пианиста. Алла когда-то сходила с ума по нему и Максу, но выбрала второго – за основательность и надёжность. А Мирон вместе с пальцами получил отставку, но до сих пор иногда Алла заглядывалась на его руки и представляла вещи, которые порядочная женщина, воспитанная четырьмя поколениями матерей и бабушек, представлять не должна. Но сейчас Алла смотрела рассеянно, молча, ждала, пока он закурит, затянется и потом сможет отвечать.

- Ускорит, но незначительно. Люди есть люди, нам надо иногда отдыхать.

- А вот Макс не отдыхает, - зло сказала Алла. Глаза и нос отчаянно щипало – слёзы стояли в горле так близко, что вот-вот хлынут. – Почему, кстати, ты не пошёл с ним, друг-не-разлей-вода?!

Мирон пожал плечами.

- У меня несколько иной профиль, - сказал он. – Я мыслитель и творец, а Макс твой – человек действия. Боец. Солдат.

- Он эпидемиолог! – возразила Алла. Впервые без запинки сказала это слово. Оно ей никогда не давалось с первого раза.

- Это не отменяет того, что он боец. Слушай, налей мне чаю и дай пару бутербродов, и я пойду обратно в Центр.

 

"Алла, ты же девочка! Настоящие девочки не дерутся! Фу, как не стыдно быть похожей на мальчишку!"

Алла приходит домой в синяках – ей очень хотелось дать сдачи тем ненастоящим девочкам, которые били её по ногам и щипали ей руки. Бабушки с двух сторон налетали клушами – рыжей и белой, прабабушка квохтала с гнезда, а мать из главного курятника – детской. Там она укладывала своего внука, сына Аллиной старшей сестры. Алле девять лет, и она точно знает, что если дать сдачи, то Иркина бабушка и Олькина бабушка непременно пожалуются белой и рыжей клуше. И тогда не миновать ей нескончаемых нравоучений. А так, придёшь побитая, и тебя будут жалеть, закармливать, холить и лелеять, а Ирке и Ольке влетит куда как больше, чем влетело только что ей, Алле Мусиной. Девочке, похожей на испуганную домашнюю кошечку, впервые попавшую на улицу. Девочке с жёлто-зелёными глазами и тёмными локонами, которые бабушки завивают на папильотки.

Ты же девочка, ты должна быть красивой. И не драться, никогда не драться!

 

"Алла, ты же девушка! Порядочные девушки не целуются с парнями в подъезде. И возле дома. И на улице. Порядочные девушки вообще не целуются! Алла, как ты можешь – за тобой ухаживают сразу два мальчика, и ты целуешься то с одним, то с другим! Фу, как не стыдно быть похожей на развратницу!"

Прабабушка умерла. Мама нянчит внучку – дочку средней дочери. Она поддакивает из детской. Если бы Инга не целовалась с мальчиками возле дома, если бы Инга не походила на развратницу, маме не пришлось бы взять на себя заботу о её дочке, а ведь Инге еще год учиться…

Рыжая и белая клуша пьют на кухне чай и говорят про Мирона и Макса гнусности. И про Аллу заодно. Они говорят такие вещи, которые не положено знать порядочным бабушкам, но Алле в семнадцать лет просто не приходит в голову спросить – откуда они знают об этом так много. Самой ей до смерти хочется, чтобы Макс обнимал её ещё крепче, у него такое тренированное, мускулистое тело. И чтобы Мирон трогал её ещё нежнее, ещё чувственней… Но нельзя даже думать об этом. Белая и рыжая клуши увидят, как блестят Аллины глаза и как краснеют Аллины щёки. И не миновать наказания. Бабушки будут встречать её из школы и запирать в комнате, как арестантку.

Ты же девушка, ты должна быть невинной.

 

"Алла! Ты ведь женщина! Ты должна терпеть, ты должна стать хранительницей очага, должна жертвовать для мужа и детей всем! Кстати, почему у вас с Максом до сих пор нет детей? Я вон в твои годы уже двоих родила".

Бабушки умерли. Мама и сёстры правят в доме. В детской слышны голоса: маленькие и не очень дети отвоёвывают себе клочок комнаты в собственное пользование. Слышен голос младшей Аллиной сестры: "Тут нет ничего твоего!" Средняя, Инга похожа на прабабушку, старшая, Арина – на белую клушу, а младшая, Сесилия, – на рыжую. И только Алла "вся в отца". У неё отдельный от других отец, "ошибка молодости". Вот скажите, можно ли быть второй дочерью и тут же – ошибкой? Значит, мама пожертвовала мужу не всю себя, а часть, стало быть, оставила ещё для кого-то?

А ты, Алла, порядочная женщина, тебе нельзя ошибаться. Ты должна пожертвовать для мужа всем, что у тебя есть.

 

Звонок среди ночи. Он способен убить вернее яда или "гриппа ангелов". Он превращает мозги в желе, а сердце – в трепыхающуюся на берегу рыбку. Алла с трудом нашла телефон, хотя он лежал на прикроватном столике совсем рядом. Не глядя, мазнула по экрану, промычала "алло".

- Алечка, Аля! Мы её создали! Мы сделали!

Мирон назвал её "Алечкой". Как, наверно, не называл уже лет шесть. Алла поняла, что никто не умер и ничего непоправимого не произошло, только после того, как Мирон крикнул:

- Алло? Аля, ты слышишь? Алла!

Сердце набирало обороты, словно хотело заставить Аллу взлететь.

- Что сделали? – не понимая, но догадываясь, спросила она.

- Вакцину! Алечка, мы спасены! Недели две-три испытаний – и мы сможем выехать в зону отчуждения, понимаешь?! Мы уже выслали Максу сообщение и передали с грузовиком ещё два контейнера вакцины от зомби-гриппа, шестнадцать тысяч доз. Людям осталось продержаться ещё немного!

- Подожди, - Алла потянулась за сигаретой, зажала губами фильтр. – Пофему не фефяф?

Торопливо закурила, передвинула сигарету в уголок рта.

- Почему не сейчас, Мироша?

- Так ещё проверить надо, - пояснил Мирон. – У нас только сегодня привезут обезьян, пока проверяли на крысах и на свинье.

Алла закричала:

- Но Макс там! Почему ты не думаешь о Максе?

- Я не думаю о Максе? – заорал в ответ Мирон. – Я не думаю? Я вот этими руками сделал вакцину! Я уже неделю не сплю больше, чем по два часа подряд и питаюсь через раз! Я не думаю о Максе? Ты сидишь и сутки напролёт ноешь – это называется "думать о Максе", да? Дёрнутая баба! Трёхнулась от безделья, что ли?

- Я отдала тебе все деньги, - возразила Алла, переходя на визг, - я продала акции, чтобы дать ещё! Я тоже не спала эту неделю, между прочим, думая, как заработать ещё!

- Да иди ты! – выкрикнул Мирон. – Там, кроме Макса, двести тысяч людей, там рук не хватает, вакцину возят грузовиками, а ты… ты…

Джентльмен от природы, он никак не мог дать волю словам. Алла сама высказала ему всё, разложила по полочкам такими словами, от которых и белая, и рыжая клуши-бабушки полысели бы в секунду. Девочка не должна знать таких слов.

Мирон тоже так считал. Так и сказал:

- Аля, я не думал, что ты материться умеешь. Я в тебе сейчас даже разочаровался. Продолжай в том же духе, если хочешь испортить моё мнение о тебе, как об идеальной женщине.

Только что была "трёхнутая баба", а тут вдруг - "идеальная женщина"? Смешно! Если бы у Аллы был телефон подешевле, она бы его шваркнула об стену. А так только выключила. Совсем. Потом подумала – а вдруг Макс решит позвонить? Как у него там, в зоне отчуждения, есть связь? А возможность зарядить телефон? Как там вообще?

Зона отчуждения, район, оцепленный военной полицией и гвардией, и просто полицией, представлялся ей чуть ли не как разрушенный войной город – дымящиеся развалины и горы трупов на улицах. Время от времени там ходят люди в химзащите и сжигают мёртвые тела.

Представив себе тело Макса, с характерными для заболевших "ангельскими" чертами лица, Алла, наконец, зарыдала. Уже неделя, как она жила одна. Стоило родне узнать, куда уехал Макс, как её объявили парией. Почему-то сёстры и особенно мать стали считать Аллу заразной.

- Ты бы сдала анализы, - звонила Сесилия, - а то ещё передашь нам свою заразу. И езжай уже на пункт, подай документы, пусть тебя переселят туда. Тем, у кого подозрение на "ангельский грипп", положено подавать документы на переселение!

- Уезжай! Ты подвергаешь опасности наших детей! – голосила Арина.

- Не смей даже из дома выходить, а к нам дорогу забудь, - шипела мать. – Слышишь? Там в их Центре все уже заболели давно. Как ты могла скрывать, что Макса выселили? Почему не уехала с ним?

Алла слушала, потом уставала от обвинений и подозрений, прерывала связь. Женщина должна любить свою семью и ценить то, что дала ей мать. Женщина должна быть терпеливой и вежливой. Чёрт, кажется, она уже устала соответствовать чужим представлениям о женщинах.

Если у Аллы будет когда-нибудь дочь, она никогда не услышит подобных слов. Пусть девочка растёт свободной от этого. Алла клялась себе, что будет хорошей матерью и отличной бабушкой, и даже научит дочку драться, ругаться, пачкаться и ошибаться, и не жертвовать никому ничего без особой на то причины, и вообще быть человеком.

 

- Алла? Алла!

Она уронила телефон, схватила его обеими руками, уставилась на экран. Незнакомый номер.

- Макс?

- Алла, у меня всё хорошо. Тут неплохая медицинская станция, я не заболел, очень скучаю, - как обычно, Макс говорил беспорядочно и очень быстро. – По телевизору сказали, что количество заражённых перевалило за пятьдесят тысяч, так ты не верь. Тут довольно сносно, подожди, поступил больной, я сейчас… да! Да! Нет! В бокс! Вакцину-Z сейчас приняли, скажи Мирону, что мы ждём вакцину-А, очень ждём, я знаю, ты вся извелась там, но старайся не выходить из дома. В городе были случаи заражения? Мирон передавал, что были. Из наших никто не заболел? Из Центра переехали две медсестры, они заражены! Там ещё двое больны. Скажи Мирону, пусть получше дезинфицируется и носит полную защиту! Хотя он не будет носить, я знаю.

- Макс, - Алла всхлипнула. – Можно, я приеду?

- Ты что, ты что! Сиди дома, еду заказывай только через "Проверенные продукты", старайся принимать витамины, не забывай прививаться каждую неделю!

- Маааакс!

- Алла! Всё очень серьёзно, пойми! – вот опять он с ней как с ребёнком. За что?

- Мирон сказал, что вакцину-А ещё тестировать надо, надо ждать, - сказала Алла. – Я не могу тут одна. Я лучше с тобой. Ты хотя бы в маске, Макс?

- Да, конечно, - Макс чуть заметно запнулся. – Алла, всё в порядке, осталось подождать только чуть-чуть! Всё, новый больной поступил, большие глаза, белая кожа, я тебя люблю, не вздумай приезжать!

И тут же, через секунду, поступило сообщение, что звонил Мирон. Алла его стёрла.

Мирон перезвонил спустя минуту. Алла скинула звонок. Может настоящая женщина позволить себе обидеться?

Через двадцать минут настырный Мирон уже звонил в дверной звонок.

- Алечка, ты дура! – вскричал он. – И обидки твои – дурацкие! Вот, смотри.

Он поставил на стол контейнер-чемоданчик – на взгляд не больше, чем на тысячу ампул.

- Вакцина-А, экспериментальная, - сказал Мирон, сияя. – Проверил. Вчера заболел сторож, мы на свой страх и риск…

- Выздоровел?

- Это не так работает, но в целом да, динамика положительная. Вот, везу на пункт, пусть пускают в оборот.

- Сколько тут? – зачарованно спросила Алла.

- Полторы тысячи. Это пока треть того, что у нас есть. Давай вбрызгивай себе, пока я здесь. Свинья, помещённая в один бокс с инфицированными поросятами, не заразилась в течение всего инкубационного периода. Мы уже все воспользовались. Нарушили целый свод правил, между прочим…

Алла вытащила ампулу, вставила её во флакон с наконечником, впрыснула вакцину в рот. Вода как вода. Пожалуй, чуть сладковатая.

- Быстро действует?

- Должна быстро, - ответил Мирон. – В течение часа. У сторожа характерные симптомы прошли за шестьдесят две минуты, у шимпанзе – за пятьдесят одну. Тут следует учитывать стадию заражения и вес…

- Вакцина зомби-вируса у заражённых четырёхкратная, - вспомнила Алла.

Мирон кивнул и вытащил из кармана ещё две ампулы, протянул ей. Они были тёплые, согрелись в брючном кармане.

- Эта трёхкратная, но цикл мы ещё только устанавливаем. Скорее всего, для уже инфицированных раз в сутки, а для тех, кто в инкубационном периоде, то есть всем остальным – раз в неделю. Но тем, кто в зоне отчуждения, наверно, лучше тоже троекратно через сутки прививаться. Я бы выехал, проверил…

- Может быть, передать Максу, он же там? – с надеждой спросила Алла.

- Что ты заладила – Максу, Максу, Максу?! Там целый район народу кроме Макса, а ты только о нём!

Она перехватила его взгляд – обиженный, словно целый район народу – это всё только один Мирон.

- Ты везёшь это на пункт?

Алла кивнула на контейнер.

- Везу! – согласился Мирон. – Вот заехал к тебе, а потом сразу туда. У тебя есть чем перекусить?

Алла понеслась на кухню. Готовила она стремительно. Омлет с грибами, кофе. В ланчбокс – два больших бутерброда с салатом, сыром и колбасой, в термос – огненный сладкий чай с лимоном. Две плитки шоколада. Где-то был рюкзачок – конечно, не мужской, чёрно-полосатый с голубыми лямками и клапанами, с кокетливо свисающим меховым кроликом-брелоком. Ну, кролика можно и отстегнуть.

Мирон ел ещё быстрее, чем она готовила. Допив кофе, взял контейнер и рюкзачок, обнял Аллу и направился к двери.

- Слушай, давай я позвоню и вызову Макса, чтоб с той стороны подъехал к пункту? – предложила Алла.

Мирон пожал плечами.

- Ему так и так это передадут, - сказал он. – Зачем его звать?

- Я более чем уверена, что он не оставит себе три ампулы, если ты не настоишь, - ответила Алла. – Я позвоню. Да?

Мирон пожал плечами и отвернулся к двери. И по его спине Алла поняла – он не собирается заботиться о Максе так, как позаботился о ней, сколько бы ни утверждал обратное. Для Мирона Максим – всего лишь один из длинной очереди людей, нуждающихся в прививке. Не больше того.

- Ведь он тебе друг, - сказала Алла в узкую нервную спину Мирона.

Тот чуть ссутулился.

Она вцепилась в ручку контейнера.

- Послушай, давай поедем вместе! Подожди, я оденусь!

Мирон покачал головой.

- Нет, Алечка, останься. Ну не для тебя всё это. Я не хочу тебя пугать, но такие, как ты, слабенькие девочки, лучше пусть всегда остаются дома.

И тогда Алла не выдержала.

Она схватила Мирона за плечо, рывком развернула к себе. Плевать, что девочки слабенькие и не должны драться! Да она в спортзал ходит не переставая, через день, плавает, занимается гимнастикой, и всё для чего? Чтобы какой-то ботаник в очках звал её "слабенькой"?

- Я поеду с тобой или одна, мне плевать. Ты же сам до смерти боишься ехать, несмотря на то, что залился вакциной по самые глаза?! А мне не страшно! Но в отличие от тебя мне плевать на всех, мне нужно, чтобы Макс был жив. И я ни перед чем не остановлюсь. Увидишь, какая я слабенькая девочка.

Мирон ей не поверил. Он отстранил руку с контейнером и пожал плечами.

- И всё-таки оставайся. Ты должна остаться. Я так хочу.

Алла не выдержала и ударила его – сначала кулаком в лицо, снизу вверх, потом пнула по голеням раз-другой, с детства помня, как это больно. Подхватила контейнер, который Мирон едва не выронил, отставила в сторону. Холодная ярость растекалась от живота по всему телу, оледеняя мышцы. Алла ударила Мирона в нос, желая увидеть кровь, но кровь не пошла. Странно, а когда её в детстве били, кровь всегда текла.

- Ещё? Ещё? - Алла замахнулась контейнером - увесистым, массивным. Таким можно и сломать что-нибудь.

Мирон не хотел, чтобы ему что-нибудь сломали контейнером. Он прижался к стене и спрятал руками голову. Отобрав у него рюкзачок, Алла взяла деньги, ключи от его машины, подняла с пола контейнер и выбежала из дома.

Могут ли девочки быть безрассудными и мчаться куда не велено? "Плевать, - с наслаждением повторяла про себя Алла. – Мне плевать!"

 

Зону отчуждения показывали по телевизору, и там она выглядела как самый обычный "спальный" район, только куда как более серый и неприглядный, чем открылся Аллиному взгляду через полтора часа езды. Ну да, оцепление, заборы, сетки, наваленные кое-как пенобетонные блоки. Огораживали чем придётся, периметр большой, не до аккуратности. Но ни дымных столбов, ни умоляющих их выпустить к детям и прочей родне женщин с той стороны, ни военных вертолётов Алла не увидела. Два уныло жужжащих дрона, камеры повсюду, люди в формах различных подразделений и в респираторах – этого сколько угодно. Но всё-таки и солнце, отражающееся в стеклянных мартовских лужицах, и красноватые ветки верб, и тополя, и весенняя капель никуда не пропадали и за ограждениями. Там точно так же сияло небо, деловито проезжали машины, поднимая веера брызг, катились велосипеды, шли куда-то люди. Разве что маски на их лицах да настороженные глаза…

Пропускной пункт, где Алла оставила машину, встретил неприветливо. Два парня с автоматами посмотрели на голубой медицинский халат поверх тёплой куртки с уважением. Маску, халат и машину с белыми полосами и мигалкой Алла забрала у Мирона. Удостоверение тоже взяла, и очки надела, правда, без диоптрий, купленные для создания образа "умницы", когда увлекалась книгами по психологии. Образ не создался, а очки остались. Но пропуск ей выписывать не хотели.

- Звоните мужу, передавайте что хотите, вот пневмотоннель, всё дойдёт в лучшем виде. А сами лучше не суйтесь.

- Но лаборатория…

- Если бы лаборатории было надо, они бы оформили пропуск, - равнодушно сказал парень. – А раз пропуска нет, то вам туда и не надо. Передавайте вакцину.

Дело застопорилось намертво. Охрана стояла на своём – не пущать. Алла и плакала, и скандалила, пока, наконец, не вышел офицер и не отвёл её в приёмную.

- Что мне сделать, чтобы вы выписали пропуск? – спросила Алла, когда успокоилась. Она решила идти напрямую. – Заразиться? Заплатить бешеные деньги? Переспать с начальством?

- Знаете, дамочка, - рассердился офицер, - если вы считаете, что для нас тут ничего интереснее нет, чем трахать истеричек, то вы крупно ошибаетесь!

- То есть бешеные деньги вас устроят?

- Взятку предлагаете?

Алла открыла контейнер. Три ампулы легли на стол перед офицером.

- Вот. Моё последнее слово.

Офицер удержал её руку и посмотрел в глаза задумчиво и чуть-чуть печально. Не очень молодой, но подтянутый и с виду здоровый мужчина. И, похоже, далеко не счастливый. Карьера или же личная жизнь у него не сложилась, или всё вместе, а только не зря же он тут оказался, на пропускном пункте, в безнадёжном месте.

- Предпоследнее, - сказал он.

Алла крепче сжала ручку драгоценного контейнера.

- Почему? – пролепетала она.

Наверно, надо было как-то потвёрже сказать ему "нет!", как-то иначе поставить себя, но ведь она сама же первая заговорила о цене. И, выходит, что всё-таки для него, офицера, это имело значение?

На языке вертелись едкие и колкие фразы. И все они остались внутри Аллы.

- Но пропуск точно будет? – спросила она, запинаясь.

Офицер стремительно выхватил из папки бумагу, размашисто подписал, поставил две печати и протянул ей. Но взглядом не отпускал, а когда Алла схватила пропуск, он стремительно и порывисто притянул её к себе.

- Что? Не хватает вам тут женской ласки? – не удержалась, спросила. Хотела, чтобы голос прозвучал язвительно, только получилось жалобно.

- Дура, какая же ты дура, - простонал офицер.

Да, ей много раз говорили.

...Могут ли девочки отдаваться незнакомому мужчине ради какой-то бумажки? Или это то самое "всё", которым дозволяется пожертвовать ради мужа? Нет, Алла не ощущала в себе никакой жертвенности, она, пожалуй, с наслаждением нарушала очередной запрет, вот что это было. Она бы переспала с этим или другим мужчиной просто так, чтобы уничтожить ещё одну стену на своём пути.

 

Район под скромным названием "Заречный" Алла знала плохо. Она сюда ездила как-то раз на открытие нового торгового центра года три назад. Когда неплохо зарабатывала в рекламном агентстве и оформляла витрины. Второе являлось скорее хобби, но доход приносило неплохой. Всё-таки при ближайшем рассмотрении оказалось, что зона отчуждения – место не вполне обычное. Среди машин преобладали бронированные "буханки" и белополосные медицинские. Микроавтобус Мирона тут в глаза не бросался. Алла набрала Макса, но он не отвечал. Вспомнив, что он в последний раз звонил ей с незнакомого номера, она нашла его в журнале звонков, но это оказался телефон какой-то станции, и там долго не понимали, чего она хочет. Максим Шевцов? Кто это?

Да в самом деле, кто такой Максим Шевцов? Всего лишь человек, оставивший дом, жену и работу ради вашего спасения, раздражённо подумала Алла и отложила телефон. Найдётся медицинская станция – найдётся и Макс.

Но до станции Алла не доехала – остановилась у магазина, откуда стремительно бежали люди. На ступеньках, прижимая руки к лицу, сидел пожилой мужчина. Он кричал.

Алла увидела испуганных женщин, сердитых мужчин – но ни одного ребёнка. Все прятали детей по домам. У всех маски на лицах, и только у этого пожилого – нет.

Нацепив маску и надев резиновые перчатки, Алла щёлкнула замочками контейнера и выхватила ампулу. От одной не убудет! Подбежала к мужчине, сползающему по ступенькам в грязную лужу возле магазина.

У него было "лицо ангела". Грипп делал кожу бледной и словно натянутой, губы – тонкими и синевато-бледными, а глаза – большими, окружёнными глубокой страдальческой тенью. Это напряжённое и в то же время печальное выражение застывало на лицах у всех инфицированных, делая их иконописными. Только что нимба и крыльев не хватало. Но на последних стадиях начинались судороги, выгибавшие спину таким образом, что лопатки едва не прорывали кожу – это показывали в новостях. Тогда уже спасения не было, человек так и умирал с этими вытаращенными лопатками – словно прорезывались ангельские крылья.

У этого человека оставалось дня три в запасе, если, конечно, приступ сейчас закончится в его пользу. А если сердце не выдержит – то всё завершится прямо здесь, в грязной талой воде.

Алла достала флакон и одноразовый наконечник, впрыснула вакцину в напряжённый рот.

- Сутки, - сказала устало. – Продержись сутки! Иди на медстанцию, тебе помогут.

Обнадёженный человек сел на ступеньку, держась за прутья перил, и приложил руку к груди. Говорить пока не мог, но приступ постепенно проходил. Она уже хотела вложить в его руку ещё две ампулы, но остановилась. Не стоит зря тратить их. Пусть придет к медикам и получит помощь. А ей надо спешить к Максу.

Алла едва успела сесть за руль, как в окно машины постучала женщина с годовалым ребёнком на руках.

- Пожалуйста, - умоляла она, - мой муж умер сегодня, мы ещё не заразились, помогите нам, помогите…

Над маской чётко выделялись уже больные глаза. Женщина не смотрелась сегодня в зеркало. Но ребёнок пока выглядел хорошо. Алла сжала кулаки. Ей нужна была эта вакцина самой! Для себя, для Макса и еще, может быть, если она сможет вернуться – для мамы и сестёр, и их детей, и их мужей, и для их "ошибок молодости". Но малыш был ещё здоров. Инкубационный период наступил, но ребёнок пока не заболел, и если дать ему три ампулы…

- Сейчас, - Алла набрала Мирона, забыв, в каком состоянии его оставила. Но Мирон сразу ответил.

- Где ты, дура-баба?! – заорал он.

- Это кто ещё тут баба, - буркнула Алла. – Ребёнку год. Дозировка?

- Дай половину, как для макака, - автоматически ответил Мирон и тут же завопил:

- Ты у своих? Это для Гришки?

- Кой чёрт для Гришки, ему уже три, - ответила Алла и достала из контейнера пять ампул. – Мамочка! Малышу по половине дозы раз в сутки, вам по одной дозе раз в сутки, поняли? Идите в поликлинику или больницу, хоть в ветлечебницу, куда угодно, где вас смогут изолировать. У вас грипп.

Женщина зарыдала, но ампулы приняла. Отломила горлышко, опрокинула в рот ребёнку. Наверное, вылилось больше половины, но Алле на это уже было наплевать. Она тронула машину с места в поисках заправки.

И всё-таки трупы на улицах были. Не валялись на каждом шагу, но Алла проехала частный дом, во дворе которого лежали лицом вниз двое, кажется, мужчина и женщина, взявшись за руки. Её замутило, когда она увидела, как серая ворона села на голову мужчине.

Дальше, дальше. Алла снова набрала телефон медстанции. Снова спросила Максима Шевцова. Теперь ответил какой-то парень, сказал, что Макса знает, но не знает, какая у него фамилия. И что Макс этот "на выезде".

Нашла заправку, залила полный бак и канистру, потратила девять ампул на трёх девчонок с автостанции, одной из девочек на вид не исполнилось и шестнадцати. Проклятая сентиментальность. После встречи со старушкой, катившей в коляске мёртвых близнецов, Алла стала раздавать ампулы уже не так щедро. Но запас их таял.

"В районе двести тысяч человек, - повторяла Алла про себя, - а у меня всего полторы тысячи ампул. Даже меньше… Я не могу помочь всем. Боже мой… Я НЕ МОГУ ПОМОЧЬ ВСЕМ!"

И, проезжая мимо людей с лицами ангелов, она лишь бормотала "простите, простите!"

…а сколько их ещё в домах? Скольких она не видит?

"В новостях говорят о пятидесяти тысячах заболевших, но они врут!" - как-то так сказал ей Макс. Она, наивная, тогда подумала, что число инфицированных завышают. Теперь Алле казалось, что наоборот. Их слишком много, слишком.

 

Макса она нашла только на следующее утро, после ночёвки в машине на обочине дороги. Спала плохо – боялась, что кто-нибудь нападёт. Но ничего, обошлось. В термосе ещё плескалось немного чая, но из еды осталась только шоколадка. Пришлось зайти в магазинчик – первый, какой увидела. Даже странно, что кто-то ещё работал здесь, в этом "чумном районе", но продавщицы встретили Аллу вполне приветливо, продали и воды, и хлеба, и ветчины, и творожков. Но поверх масок уже стеклянисто поблёскивали казавшиеся огромными глаза. Алла расплатилась и вышла, торопливо выхватила ампулу и выпила содержимое. Закурила, зажмурилась и вернулась в магазин. Обе продавщицы смотрели настороженно.

- Вы же понимаете, что инфицированы? – спросила Алла.

Девушки отрицательно замотали головами.

- У меня нормальная температура, - заявила одна.

- Мы прививались недавно зомби-вакциной, - сказала вторая. – Четвёртый раз был позавчера.

Это могло означать только одно: вакцина-Z больше не действовала.

Алла положила шесть ампул с синей маркировкой А на монетницу с рекламой йогурта.

- Трёхкратная, раз в сутки. Заприте магазин. Обеззаразьте всё… Кварц есть?

Какой, к чёрту, ещё кварц в магазине на первом этаже жилого дома… Алла спустилась с крылечка и сделала глубокую затяжку.

И как раз в этот момент увидела Макса.

Он шёл прямо к машине. С таким видом, словно вид медицинской техники, брошенной на обочине, возмутил его до глубины души.

- Чья машина? – крикнул он, хотя видел, что рядом никого нет.

Алла кинулась на него сзади и получила локтем под рёбра. И только потом Макс обернулся и схватил её – не слишком-то нежно.

Из неё словно воздух выпустили. Падая на руки Максу, только-только начавшему её узнавать, Алла изо всех сил держала драгоценный контейнер. Боялась, что ампулы разобьются в своих поролоновых гнёздышках.

- Алла! Я же сказал не соваться сюда! – радостно сказал Макс. – Но я всё равно очень тебе рад. Вчера Мирон звонил. Сказал, что ты украла вакцину. Они не хотели её сюда так сразу завозить, но потом вроде как я их уговорил, а Мирон сказал…

- Помолчи, - сказала Алла. – Вбрызни себе хотя бы одну дозу, - она с трудом восстановила равновесие и протянула Максу контейнер.

Он взялся за ручку, потом посмотрел лукаво.

- На кого ты похожа, боже мой, - сказал он.

- На кого?

- Настоящая жена Макса Шевцова, женщина-героиня. Идём скорее, там такое творится на медстанции! Одну штучку отдадим в лабораторию, нет, две. Пусть синтезируют в походных, так сказать, условиях. А остальное самым острым. Тут все полторы тысячи? Мирон вчера сказал, что ты его побила! Это правда? Я рад, что ты выбралась из ватного кокона. Настоящий боец, а не фарфоровая кукла. Полторы тысячи – это очень мало, хотя бы самым острым.

- Я потратила несколько штук, - сказала Алла. – Не помню, сколько.

- Ничего, это правильно. Я тоже бы так не смог, как Мирон – чтобы всё в целости.

 

На медицинской станции толпились люди. В халатах и масках, просто в масках, просто в халатах, без масок и халатов. Алле выдали комбинезон и респиратор. Она ещё раз попросила Макса вбрызнуть себе вакцину, но он беспечно отмахнулся.

- Я насквозь пропитался вакциной-Z, мне не страшно, - сказал он и куда-то побежал с контейнером в руках. Алла даже не успела сказать Максу о том, что произошло в магазине.

У Аллы в кармане осталась только одна ампула, на завтра. Она сжала её в кулаке.

Макс всё время бегал по медстанции – Алла никогда его таким не видела. Бодро-деловитый, небритый, почему-то очень весёлый. Как вышло, что никто не знал его по имени? Скорее всего, он не успевал представляться, по свойственной ему простоте. Похудел, под глазами мешки и тени – они Макса страшно старили. "Я люблю тебя, - думала Алла каждый раз, когда Макс пробегал мимо, улыбаясь ей. Алле тоже дали дело: посадили на место регистратора, потому что девушка, которая там сидела, не спала уже целые сутки. К вечеру она навидалась вдосталь. Но так и не смогла настоять, чтобы Максим принял вакцину. На рассказ о девушках из магазина он лишь махнул рукой. А к вечеру сказал:

- Всё равно вакцины не хватило. Ничего, денька через два-три Мирон передаст большую партию. А может, и здесь ещё раньше смогут синтезировать.

Алла вытащила из кармана ампулу. Этого хватило бы ему или ей на сутки. Ещё на сутки жизни.

- Да ну, брось, оставь её себе, - Макс взял руку Аллы в свои и по одному осторожно загнул её пальцы, смыкая их на ампуле. – Тогда ты будешь в полной безопасности. И я буду за тебя спокоен!

Алла почувствовала жар в его руках. Температура? И эти тени под глазами… не признаки ли страшной болезни, гриппа ангелов?

К администраторской стойке подбежала женщина с ангельским лицом. Бледная, натянутая кожа, огромные глаза… Макс сразу схватил её за руку, надевая резиновое кольцо с пластмассовой биркой.

- У меня дети, помогите, у меня дети, - повторяла женщина в полубреду.

- Очень высокая температура, - сказал Макс. – Поторопить, что ли, лабораторию, глядишь и успеют с вакциной, пока она жива.

Алла разжала кулак и протянула ему ампулу снова.

- Ну как бы не время меня уговаривать! – рассердился Макс.

- Мне за стойкой неудобно, вбрызни ей сам, - ответила Алла.