Литературный конкурс-семинар Креатив
«Проект 100» - совместный конкурс с «Миром Фантастики»

Секс втроем - Дегустатор

Секс втроем - Дегустатор

Объявление:

   
 
- Вы обвиняетесь в изнасиловании и убийстве несовершеннолетнего. 
 Я вздрогнул. Голос однозначно принадлежал не судье, да и табурет, на котором я очнулся, не слишком походил на скамью подсудимых. Что ж, это уже хорошо. Я огляделся, тщательно изучая обстановку в попытке вспомнить, как здесь оказался: "Что это? Кабинет дознавателя? Полицейский участок?"  
 Но мои тщетные усилия опознать место пребывания не увенчались успехом, и  я сосредоточил внимание на собеседнике. Человек, сидящий напротив меня, не был похож на следователя. Его закрытое белой маской лицо, и матовые спец-очки напомнили мне воспитательный ролик компании "Punish- instance". В принудительном порядке их социальную рекламу день и ночь крутили по центральным каналам, призывая ополоумевших граждан к соблюдению закона. 
Пропаганда химконсервации в России шла полным ходом. После того, как необратимые побочные эффекты "замороженных" постановили считать преступлением против человечества, место криоконсервации уверенно занял другой инновационный способ избавления общества от "неугодных". Я и сам, в принципе, теперь уже не отвергал этот, довольно щадящий метод воздействия.  Согласитесь, к чему вся эта волокита с расследованием и судебным процессом, когда можно просто предложить подозреваемому выбор:  обычное следствие, или  изоляция от общества в виде химической консервации организма на ближайшие пятьдесят лет с полным последующим восстановлением. Что бы выбрали вы на месте убийцы или насильника, учитывая, что гуманная смертная казнь уже давно канула в лету? 
– Чего ждем? – белобрысый химик, кажется, не был расположен вести долгие переговоры. – Подписывайте. 
Передо мной на столе лежал листок бумаги – заявление на отказ от возбуждения уголовного дела. Сердце противно заныло. "Господи, ну пожалуйста, ну помоги же мне хоть чуточку", - молился я про себя, но память спала. Ничто не возбуждало импульс. 
- Вы долго будете испытывать мое терпение? – раздраженно торопил сотрудник "Усыпальницы", как ласково обзывали химлабораторию законопослушные граждане. Он был на сто процентов уверен в том, что я подпишу – значит, дела мои обстояли совсем плохо.  
"Думай, Ваня, думай, черт бы тебя побрал!" - подгонял я себя мысленно, продолжая озираться по сторонам. Чтобы хоть как-то потянуть время, я нелогично заметил вслух: 
- Вы ошибаетесь, я не мог этого совершить - я люблю детей! 
- Мне ваши доводы безразличны, я не следователь. - равнодушно парировал химик.  
- Проверьте на детекторе. Ведь можно же легко считать информацию. Что вам стоит? 
- Еще раз: я – сотрудник биохимического центра. Если считаете себя невиновным, подписывайте опровержение – ниже графа, видите? - он лениво ткнул ручкой  в то место, где было выделено красным цветом "Согласен на судебный процесс". –  Вам ведь знакомы ваши права, не так ли? Если не подпишите ни то, ни другое – решение за вас примет доследственная комиссия. Можете не переживать, в вашем случае оно будет более, чем справедливым. Итак? 
"Ха, были бы сомнения!" - хохотнул я горько про себя. Доследственная комиссия имела все полномочия, например, кастрировать насильника без суда и следствия в том случае, если подозреваемый воротил нос и отдавал себя на ее усмотрение. Нет, вообще-то, такое поведение человека считалось чем-то вроде публичного заявления о своей невиновности и могло быть расценено обществом как вызов системе, но… На моей памяти еще не случалось, чтобы мирные граждане поверили в искренность подобного безрассудства и выступили в защиту.  Скорее, это было бы расценено, как истерическая попытка привлечь внимание к своей персоне. 
Я сдался, покорно взял ручку и нервно расписался на документе. Химик удивленно приподнял бровь: 
- Вы… хорошо подумали? Может, случайно ошиблись графой? Вы только что подписали себе смертный приговор, а вам ведь известно, как именно он будет приводиться в исполнение? 
- Ну, вы же сами сказали, что не следователь – тогда откуда у вас эта уверенность? – в горле у меня пересохло, но голос остался тверд. На секунду мне даже показалось, что мужчина смутился, но впечатление было обманчивым. Словно ушатом ледяной воды, окатил он меня брезгливым взглядом и процедил сквозь зубы: 
- Было бы странно не иметь ее, Станислав Николаевич. Ваша вина полностью доказана. Вас застали на месте преступления, когда вы, будучи в состоянии сильного алкогольного опьянения, с ног до головы изгвазданный в крови убитого ребенка, упаковывали на пляже его расчлененный труп в багажник своего автомобиля. За этим занятием, профессор Латынин, вас увидели и хорошо при этом разглядели семь посетителей "Золотого якоря". Все они опознали вас и дали свидетельские показания. Хотя, о чем это я, вам ведь все и так уже известно. – Он поднялся со стула и, взяв мое подписанное заявление, двинулся к выходу. – Удачи желать не буду, она вам вряд ли пригодится. Не скучайте. 
- Постойте, - переваривая общий смысл его убийственной фразы, я не сразу уловил ее суть, - как вы меня назвали? 
Но дверь уже захлопнулась за ним. 
"Ох, не пей, Иванушка, Аленушкой станешь!" - предупреждал ведь меня Кузя, мой друг и коллега по работе, оптимист и позитивный циник по жизни. "Казимир, милый, где же ты сейчас, помоги! Вляпался твой Ваня по самое не балуй!" - убивался я в панике, оставшись один в пустом помещении. Голые лакированные стены без окон и стол с двумя табуретами, прикрученные, как и положено, к полу – вот все, что меня окружало. Единственным разнообразием унылой обстановки была продолговатая зеркальная вставка на стене у двери. Вероятно, с другой стороны она сохраняла прозрачность для наблюдения за узником. Я встал и на ватных ногах приблизился к ней, чтобы взглянуть на себя и попытаться еще раз хоть что-нибудь вспомнить.  
Зеркало ухмыльнулось мне бледным испуганным лицом затравленного, впавшего в отчаяние человека, но спустя мгновение обдало жаром. Это был не я! "Господи милосердный! Святые угодники!" - в ужасе отпрянул я от чужого отражения. "Нет. Не может быть! Что это еще за бред? Гипноз? Фальсификация? Это просто в принципе невозможно! Что со мной сделали?! " - словно в бреду щупал я впалые щеки, разглядывал худые руки, пальцы. Из зеркала на меня смотрело перекошенное страхом, абсолютно не мое лицо. Безумный взгляд чужих серых глаз буравил собственное тело в попытке  состыковать видимое с изображением памяти, но сделать это не удавалось. Сказать, что я был шокирован – значит, ничего не сказать. В мозгу молнией вспыхнула тревожная догадка. Я закрыл глаза, чтобы сосредоточиться на ней, но предположение было столь чудовищным, что не желало укладываться в голове. Губы продолжали инертно шептать как заведенные: - "Не может быть, этого не может быть, не может, не может, не может!" 
  
  
Не знаю, сколько времени провел я в агонии, мечась по запертому пространству, словно зверь в клетке, когда дверь камеры, наконец, загрохотала, и резкий голос приказал: 
- Выходите! Вы освобождаетесь под подписку. Слушание вашего дела назначено на 30 сентября. 
Я даже не вздрогнул. Мой помутившийся рассудок едва осознавал происходящее – настолько я был угнетен и раздавлен. Последние пару часов запах мускуса чужого тела преследовал меня неотступно, заставляя поминутно встряхивать головой, отгоняя кошмар. Мерзкое отражение в зеркале стояло перед глазами так настойчиво, что если бы желудок не был пуст – рвотные позывы не раз одержали бы победу. Я не мог больше этого выносить.  
- Эй, сам освободишь помещение, или помочь? – охранник предупредительно постучал дубинкой о дверь. 
Окрик частично привел в себя, заставив реагировать. Я тяжело поднялся и побрел на голос.  
На улице стало чуть легче – свежий ветерок сдул причину тошнотворных приступов, да и отсутствие зеркал существенно облегчало ситуацию. Сознание медленно возвращалось к реальности. Нужно было начинать действовать. Необходимо бороться! Что бы ни случилось со мной за последние дни – надо выяснить это как можно скорее.  До суда оставалось пять суток. У меня есть целая рабочая неделя до того, как… до того, как меня не станет. Приговор приводится в исполнение сразу же по окончании заседания. И ни о какой апелляции, ни о каком помиловании речи уже не будет.   
Мне стало холодно от этой мысли. "Не разводи нюни раньше времени!" - одернул я себя и присел на скамейку под крону искусственного ясеня. В парке было прохладно и безлюдно. Я прикрыл глаза и постарался расслабиться. Так, негромко постанывая от пережитого стресса, я медленно начал погружаться в прошлое. Мне сейчас требовалось только одно – вспомнить… 
 *** 
  Через полчаса медитации в парке странное предположение, посетившее меня в камере, начало принимать более осмысленные формы. Я уже не удивлялся тому, что со мной произошло, поражало другое - как именно это случилось? Чисто технический момент оставался под завесой тайны, поскольку моя память по-прежнему отказывалась предоставить сведения о последних днях. Я помнил все, что было до этого. Помнил отчетливо каждый день всех тридцати четырех лет жизни, а вот недавние события начисто испарились из головы, словно их и не было никогда. Что ж,  пожалуй, стоило проанализировать все сначала. С самого начала…  
…Итак, по роду деятельности, я работник скорее умственного труда, чем физического. Работенка у меня непыльная – тружусь дегустатором на "Dreamcity", или "фабрике снов", как местные в шутку обзывают нашу контору. Скажете:  "Фи, подопытный кролик?" А чем еще, по-вашему, заняться молодому парню без образования в наше непростое время? Кстати, пробовать на вкус чужие воспоминания, заботливо рассортированные, отшлифованные и тщательно "подкрашенные" специалистами в нужный колорит – не такое уж и последнее занятие, скажу я вам. По крайней мере, я доволен: сыт, обут, и даже на развлечения остается – что еще нужно? Другое дело, что крышу сносит к концу рабочего дня основательно – это да. Но, по большому счету, у какой профессии нет минусов? Моя – не самая вредная. Взять хотя бы тех же провайдеров – вот кто действительно достоин памятника при жизни. Или сборщики? Вы только представьте, с какими индивидуумами им приходится иметь дело. Сам процесс, конечно, много времени не занимает, но вот количество отбросов общества в день зачастую порядком превалирует над приличными людьми. Кто-то еще в этом мире верит, что популярностью пользуются добрые и приятные воспоминания? Ха, я вас разочарую!  
Сегодня людям подавай чего поострее. Если секс – то обязательно с насилием, с извращениями всяческими. Если боевик – то без кровавого мочилова уже даже можно не предлагать. Эх, прошли те времена, когда за "Пожатием руки президенту", или "Поцелуем поп-звезды" очередь выстраивалась. Теперь больше в моде серия "Вилли-потрошитель", или топ-десятка "Самые жесткие педофилы 2198". Вот и пойди, пойми эту "политику партии". Нет, поначалу правительство еще как-то пыталось регулировать ситуацию и бороться с повальной страстью к дримнету. Законы разные принимали на счет строгого лимита доступа для несовершеннолетних, запрета на личные эротические воспоминания. Но ничего не помогло. Всемирная сеть потихоньку пролезла в каждый дом. А пиратские копии стали еще и опасны для здоровья. Дрим-индустрия в России – это вообще отдельная песня. Куда там американцам с их "Тотальным контролем базы данных", наши на их контроль чихнули и даже платочком не утерлись. Только и слышишь везде: -  "А вы смотрели новую серию "Американ боя"? Говорят, в этой исторической эпопее Сам из Черного Дома воспоминаниями двухтысячных "поделился". Ну как же, это тот их президент, который башенки стер с лица земли и в Ираке потом бойню устроил"… 
Основной процесс сбора воспоминаний я, конечно, не видел – врать не стану. Да и не понимаю я в этих заумных датчиках, считывающих устройствах и прочей научной дребедени. Но вот присутствовать при шлифовке не раз приходилось. Друган мой закадычный, Кузька, в том цеху на потоке работает. Вот ему одному скучновато – он меня и зовет иногда, компанию составить.  Воспоминания шлифовать не сложно. Для этого простая прога есть – ничего не делаешь, сиди себе, проверяй на колорит. Если объяснять по-простому, то: жуть должна быть жуткой, радость – радостной, а смерть – смертельной. Понятно? Ладно, попробую еще проще. Вот возьмите, к примеру, Вилли-потрошителя. В его воспоминаниях он  ведь сам не чувствовал ни страха, ни ужаса, ни мало-мальски ощутимой жалости к жертве - ничего! Совсем ничего из необходимых для нормального человека эмоций, а только свое животное возбуждение и потребность в совершении кровавой расправы. Подойдет потребителю такое воспоминание? Фиг.   
Среднестатистическому обывателю, чтобы получить максимум удовольствия от просмотра – нужен эмоциональный эффект. Вот Кузя и трудится на благо процветания отечественной продукции. В порно-ролики загружает положенные статусу желание и страсть, в убийства – ужас и бешеный драйв, в погони – нарастающую панику, что догонят и убьют и т.д. То есть, корректирует действие на психику согласно покупательскому спросу. А что вы хотели? Так любой бизнес устроен. И совсем необязательно клиентам знать, что там на самом деле думал и чувствовал хозяин ролика, когда его в исправительном доме по кругу пускали. Что положено по эмоциональному статусу – то и будет ощущаться в просмотре. Кузя в этом вопросе спец – за двенадцать лет уже собаку съел на шлифовке. А вот мне все интересно в его работе. Тыркаюсь, как слепой котенок, ничего понять не могу, хотя он и старается, объясняет мне. Ну да ладно, у каждого свой хлеб. Моя миссия, например, заключается в том, чтобы просмотреть готовый к запуску ролик, считать эмоциональный статус и определить его по рейтингу и категории. И нет мне в этом равных. Я человек высокочувствительный, да и многолетний опыт работы сказывается – малейшую фальшь за версту чую.  
Как-то раз, довелось мне дегустировать жутко длинную многосерийную слезодавилку на тему унижений и травли ребенка. Сказать по правде, послевкусие не снялось даже предоставленным внеочередным отпуском. Еще долго потом ходил я, словно во сне, расслоившись надвое. Вытереть из памяти эту дрянь, как ни странно, не помогла даже привычная порнуха с поп-дивой Збышкой Бойси. Нет-нет, не подумайте, сам я предпочитаю осуществлять секс в реальности, а не заниматься им в чужих воспоминаниях. Но в тот момент категоричное жесткое порево слегка облегчало существование, уводя мою память в сторону от мрачных ассоциаций, и позволяло дышать ровнее. И все-таки я так и не сумел полностью восстановиться. 
Мучаясь гадким воспоминанием, я созрел-таки попросить у начальства льготы на стирку. "Стопроцентное удаление чужеродных файлов из собственной памяти", а в простонародье - стирка, стоила обычным смертным бешеных денег. Не каждый мог себе позволить "очистить" мозг от просмотренных однажды сюжетов. Нет, разумеется, все они, как и наши собственные воспоминания, со временем теряли яркость, и эмоциональный эффект притуплялся, ослабляя хватку. Но все же, некоторые из этих "монстров" продолжали потом годами терзать легкомысленных "любителей острых ощущений", не выпуская из своих цепких объятий. Доходило до тяжелейших психических расстройств, а порой и суицида. Зная, что сотрудникам дримслужб предоставлялась огромная скидка на подобные услуги, я тогда, не выдержав более терзаний, наведался в "прачечную". 
- Почем нынче опиум для народа? – обратился я в шутливой манере к невзрачному сотруднику стиралки. Под маской развязного безразличия я усиленно старался скрыть легкое беспокойство. 
- Вам полное забвение, или хотите постирать конкретные вещицы? – заинтересованно спросил худощавый паренек лет двадцати, не отвлекаясь от работы. В двух креслах у окна сидели клиенты. Головы их были погружены под громоздкие шлемы, похожие на старинные фены парикмахерских середины двадцатого века. 
- Я хочу стереть один единственный ролик. Правда, длинный - восемь серий.   
- У нас сейчас акция проводится. Сериалы чистим оптом -  две серии по цене одной, плюс скидка 7% на следующее посещение. 
- Вообще-то, у меня и так льготы. – ответил я сдержанно, подозревая, что мои служебные привилегии отменят все остальные скидки разом, и оказался абсолютно прав. Парень поднял на меня погрустневший взгляд и уже с меньшим энтузиазмом сообщил: 
- Тогда по общему тарифу. Садитесь. – указал он рукой на освободившееся кресло, с которого не без труда выбрался дородный господин с красным лицом. Поблагодарив юношу, он расплатился и двинулся к двери. А я занял его место и слегка напрягся – всегда страшновато делать что-то в первый раз. 
-  Расслабьтесь, - ухмыльнулся мальчишка, заметив мое волнение, - у нас лучшая импортная аппаратура в России. Вам нечего опасаться. 
- Побочных эффектов не предусмотрено? –  продолжал я неуклюже шутить, пытаясь унять дрожь в коленях и убеждая сам себя, что все будет в порядке. 
- Да о чем вы? Боитесь, задену что-нибудь ваше, драгоценное? – уже откровенно насмехался сотрудник стиралки. - Вам документы фирмы, может, предъявить, чтоб вы успокоились? У нас тут не какая-нибудь шарашкина контора! Солидная организация – все в наличии: патент, страховка, лицензия на осуществление деятельности. Что вы трясетесь, первый раз, что ли? 
- Да. Простите, это у меня впервые. – извинился я торопливо пересохшими от страха губами. – Скажите, а чисто теоретически, есть возможность утери личных данных? 
Видимо, в голосе моем было столько жалобных интонаций, что юнец не выдержал и расхохотался. Затем, перестав смеяться, он принял надменную позу, скрестив руки на груди, и глядя на меня с откровенной издевкой, начал издалека: 
- Ну, чисто теоретически, конечно, возможно всякое.  – изрек он, намеренно придавая голосу напыщенный драматизм. – Вот например, мой сменщик рассказывал, что у него как-то случился сбой в программе наведения, и у клиента стерлась вся память целиком. – парень выжидающе замолчал, наблюдая за произведенным эффектом. Видимо тот его не до конца устроил, и гаденыш решил подлить масла в огонь: 
- Данные были утеряны безвозвратно, но вы ведь понимаете, на этот случай предусмотрены локалки. 
- Локалки? – переспросил я недоверчиво, в ужасе сжимая подлокотники. Локалками обычно называли сохраненные на жестком диске базы данных умерших людей, на случай экстренных имплантаций. 
- Ну да, локалки. Локальная стопроцентная замена памяти.  
 Судя по его довольному лицу, на этот раз, эффект удовлетворил парня, но он все равно решил меня добить:  
- Это когда сознание полностью меняют на чужое, нейтральное. Так что, видите - никаких проблем. 
Сорвавшись с кресла, я пулей выскочил из салона и понесся прочь. С тех пор прошло уже более пяти лет, но ни разу я так и не решился снова переступить порога прачечных. Жуткие картинки инородных воспоминаний со временем стирались сами, психика у меня была устойчивой и стабильной, а риск… Что ж, риск - дело благородное, но я предпочел ему благоразумие, сохраняя свою память подальше от опасных чистящих программ… 
 *** 
 Я открыл глаза. Вечерело. Парк потихоньку наполнялся осенней прохладой. Я поежился, но не холод был тому причиной. Неясная мысль, которая так упорно не хотела формироваться в нечто единое и цельное, наконец-то, стала ясной как день. Меня больше нет. Я умер. Только этот факт мог объяснить, что моя память была имплантирована в… как его там? Как тот химик назвал меня? Станислав Николаевич? Насильник и убийца, безумный психопат с рыжими космами и худыми, как плети руками. Это теперь был я. Это было мое новое тело. Но надолго ли? Я сделал глубокий вдох, но очередной приступ озноба заставил дыхание сбиться.  Да, кажется, я свалял дурака. Не стоило подписывать согласие на судебный процесс. Ах, если бы я только согласился на химконсервацию! Сейчас уже не было бы ничего этого. Не корчился бы я тут в мучительных судорогах, не думал бы над тем, как выдержать смертную казнь, которая мне предстояла. Моя память была бы снова изъята и помещена в матрицу жесткого диска общей базы данных… Стоп! Моя память! Что-то не сходится! Ведь если предположить, что я умер по вине какого-нибудь несчастного случая, то мое сознание было внедрено этому ужасному типу уже после моей смерти? А если так – то я должен помнить, как совершил изнасилование и убийство? А я не помню! Что это означает? Что этот ублюдок растерзал мальчика еще до того, как ему имплантировали мою память? Но тогда получается… 
Я вскочил со скамейки и заметался в новом приступе отчаянного вихря мыслей. Нервно сунул руки в карманы – там обнаружились кредитка и карта симфона. Ни то, ни другое, конечно, мне не принадлежало. Я качнул экран карточки – табло приветливо запищало, меню засветилось незнакомыми именами. Разумеется, номера Кузи в записной книжке убийцы не обнаружилось, а на память я его не помнил. Сорвавшись с места, я мухой перелетел через нейлоновый кустарник и уже через секунду плыл в аэротакси к месту работы, нашептывая про себя: - "Пожалуйста, господи, сделай так, чтоб этот оболтус был там!"  
Кузя был на месте. Еще на улице увидел я свет в окнах шлифовального цеха. Расплатившись кредиткой, я машинально отметил про себя, что, по крайней мере, не беден – уже хорошо, и ринулся к зданию "Dreamcity". Подбегая к пункту охраны, в последний момент я успел подумать, что ведь меня же не впустят, и резко затормозил перед вертушкой, не зная, что сказать.  Медленно приблизился я к пропускному роботу, собираясь позвать Казимира Кудрова с третьего этажа, как вдруг глазок у прохода замигал зеленым светом, и динамик приветливо пожелал мне доброго вечера: 
- Проходите, пожалуйста, профессор Латынин. Что-то вас давно не было видно – вы не приходили на работу в последние дни, заболели? 
"Господи милосердный! Так этот гад еще и работал со мной в одной корпорации?" - я остолбенел от неожиданной новости и застыл, стоя на проходе, мешая сотрудникам выходить. "Латынин, Латынин… откуда мне знакома эта фамилия? В связи с чем, я слышал ее раньше?" 
Проскочив проходную, я не стал ждать лифт, а отправился бегом по ступеням. Пулей вылетел я с лестницы в коридор третьего этажа и в очередной раз за день застыл как вкопанный. По узкому проходу прямо в мою сторону двигался… Я! Мое тело было живо и здорово, и сейчас находилось прямо передо мной. Сначала мы оба стояли неподвижно, словно две статуи, рассматривая друг друга в немом изумлении. Профессор первым пришел в себя: 
- Хм… признаться, не ожидал. Вот так встреча. – произнес он спокойно, без тени волнения. Надо признать, нервы у этого парня были даже не железные – монолитные!  
Я же, напротив, все еще прибывал в полном  замешательстве, но все-таки нашел в себе силы промямлить : 
- Это… как это… как такое случилось? 
- Что именно, дорогой? – усмехнулся он в мои пышные усы. – Как случилось, что я – это ты? А ты подумай.  
Он рассмеялся заливисто, беззлобно, словно ситуация его неподдельно забавляла. Странно было слышать свой собственный хохот со стороны. Какой же я был противный, ей богу! Надо же, а раньше ведь искренне полагал себя симпатичным. Я разозлился: 
- Чему вы радуетесь?  
- А что, я должен плакать, по-твоему? – ответил Латынин уже серьезно. – Это тебе впору грустить. Я ведь правильно понял, ты выбрал судебный процесс? 
- А вы, конечно, полагали, я выберу усыпальницу?! – заорал я на него, начиная догадываться, в чем дело. 
- Разумеется, дорогой. Любой нормальный человек на твоем месте поступил бы так. Но в принципе, мне все равно, что ты там выбрал. На то и выбор – чтоб выбирать. У тебя по любому нет шансов.  
  
- Ошибаетесь, профессор! Это у вас их нет. Я сейчас же… 
-Что? – перебил он меня. – Что ты сейчас? На твоей совести доказанное изнасилование и убийство девятилетнего мальчика, плюс еще четырнадцать эпизодов! Ты их не помнишь, но все они есть у тебя в голове. Детектор выявит эти воспоминания на сканере. Кто тебе поверит после этого?  
В его зрачках отражался мой рыжий облик. И тут я вспомнил, где видел его. Конечно – профессор Латынин Станислав Николаевич, доктор сомнологических наук, исследователь в области практической молекулярной психиатрии… Гений двадцать второго века, чтоб тебя! Гений и… мразь, ублюдок, убийца и педофил! Я был в ярости. Этот гадкий человечишка завладел моим телом, чтобы избежать справедливого возмездия. Он отобрал мою жизнь! В бешенстве я бросился на него с кулаками, но получил совершенно неожиданный отпор, да какой! Все мои занятия спортом и утренние пробежки – увы, обернулись теперь против меня. Знать бы раньше, что все так выйдет – стал бы я тогда вставать в такую рань, эх! Запыхавшись, сидел я у стены, скорчившись от боли после его удара.  
- Зачем? – спросил я отрешенно. – Зачем вы делали это с детьми? Ведь живем в такое время – можно что угодно испытать в дримах, какие угодно ощущения, любой ролик достать без проблем! Зачем же творить такое в реальной жизни?!  
Глаза его внезапно налились кровью, взгляд побагровел от бешенства. Мое лицо в его авторской гримасе вытянулось, сделалось незнакомой жуткой маской.  
- Нет уж, дорогой, – прошипел он мне в самое ухо,  – ты просто поверь мне на слово, делать это с живыми детьми намно-ого приятнее. Ведь ты же, не удовлетворяешь свои потребности в дримах? Ты-то, ты сам ведь используешь для развлечения настоящих женщин! Так, где же твоя логика? 
Бессильная злоба душила меня с такой силой, что я готов был стерпеть любые физические страдания. Поднявшись с пола ему навстречу, я принялся атаковать морально: 
- Тебе конец, мерзкий ублюдок! – выкрикнул я ему в лицо, ухмыляясь. – У меня есть неопровержимое доказательство. 
- Н-да? В самом деле? И что же это? – его невозмутимость  слегка поколебала мою уверенность, но все же я продолжал: 
- Не что, а кто! У меня есть друг, который докажет, что ты – самозванец, а я – это я.  
- Не на Казимира ли шлифовальщика намекаешь? – улыбнулся он ехидно. Его улыбка заставила меня пошатнуться. Нехорошее предчувствие сжало сердце, предательская струйка пота заскользила по позвоночнику. 
- Да, именно его. Он тебя разоблачит. – упорствовал я, но в моих словах уже не было уверенности. Скорее в них звучали вопросительные интонации. 
- Мне жаль тебя разочаровывать, - его налитые кровью глаза горели пламенем. Никогда раньше я не думал, что умею так смотреть на людей. – Но… видишь ли, ты употребил глагол в неправильном времени, дорогой. У тебя был друг, понимаешь? БЫЛ!  
Я похолодел. Он убил Кузю? Убил моего единственного свидетеля? Моего друга? Обаятельного жизнелюба и весельчака Кузю? Невозможно было представить это. Кузя не мог погибнуть. Я сделал шаг в сторону цеха, но в этот момент снова получил сокрушительный удар в голову. 
- Я начинаю уже уставать от тебя, дорогой. – слабым эхом раздался в моем угасающем сознании его голос. – Пора тебе отдохнуть. Давай-ка, прошвырнемся в дегустационную, а то мне тут пришло на ум, что я действительно упустил из виду одну важную деталь.  
 Он подхватил меня на руки, и последнее, что я увидел, уплывая в небытие, был выходящий из шлифовального цеха Кузя. "Слава богу, ты жив!" - подумал я и вырубился… 
 *** 
 - Встать! Суд идет!  
Человек на скамье подсудимых не шелохнулся. 
- Подсудимый, встаньте! Суд идет! 
Рыжеволосый мужчина средних лет с трудом поднялся на ноги. Вид его был ужасен. Страшно худой, небритый, бледный и с синевой под глазами, он был похож на привидение. Его полуоткрытый рот нервно подрагивал, с левого уголка губ стекала слюна.  Шальной взгляд серых глаз бездумно обводил присутствующих. В них не было ни сожаления, ни раскаяния. Не было в них и страха. Только ожидание. Бессмысленное тоскливое ожидание предстоящей участи. 
- Подсудимый, ваша вина доказана. Детектор сканера памяти идентифицировал все эпизоды, совершенных вами злодеяний. С этого момента вы признаетесь виновным, и ваши права человека отныне аннулируются. Вы приговариваетесь к смертной казни через четвертование и хирургическую кастрацию без анестезии. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Приговор будет приведен к исполнению немедленно, после окончания судебного заседания. Вы не имеете права подать апелляционную жалобу. Вы не имеете права оставить завещание на распоряжение вашими органами. Ваше тело, как и ваше нездоровое сознание, отныне принадлежат Министерству Здравоохранения Объединенных Регионов России.  
Удар молотка заставил вздрогнуть двух мужчин на последнем ряду. Заседание было окончено. Преступник понесет справедливое наказание. Можно было покинуть зал суда, но они не торопились. Скрестив руки на груди, высокий красивый брюнет с пышными усами неотрывно следил взглядом за осужденным. Спустя какое-то время, он повернулся к товарищу и надменно произнес: 
- Как думаешь, Кузя, не слишком ли жестоко наше цивилизованное общество? Разве не гуманнее было бы просто законсервировать бедолагу? В конце концов, мы ведь на пороге двадцать третьего века. 
- Что теперь об этом думать? Ты сам как, в порядке? – ответил друг встречным вопросом. 
- Нормально. Ладно, пойдем. Здесь уже нечего делать. 
Они вышли на холодную улицу. Сентябрь уже попрощался за горожан с летним теплом. Поежившись от пронизывающего ветра, Кузя плотнее запахнул плащ и оглянулся на товарища. 
- Ты идешь? – окликнул он его негромко. Тот стоял, застыв у двери со странным выражением на лице. Взгляд его был устремлен через дорогу в сторону парка. Там, в искусственном освещении лазерных фонарей, весело возилась у фонтана ребятня. Их визгливые восторженные вопли не могла целиком погасить даже шумная воздушная трасса с мчащимися туда-сюда аэромобилями. 
- Иван, что с тобой? Ты идешь, или нет? 
С неохотой тот медленно повернулся на окрик. Его недовольный пылающий взгляд казался раздраженным. Кузя замер в растерянности, потом нерешительно произнес: 
- Иван, а ты уверен, что обширная имплантация дает сто процентов гарантии? 
Приятель задумался на секунду, потом вдруг развеселился, зайдясь в приступе заливистого смеха. 
- Конечно, дорогой, ведь сам профессор Латынин проверил эту теорию на себе. 
  
 

Авторский комментарий:
Тема для обсуждения работы
Архив
Заметки: - -

Литкреатив © 2008-2024. Материалы сайта могут содержать контент не предназначенный для детей до 18 лет.

   Яндекс цитирования