- Светочка, ну пускай нас отпустят. Я правда не поджигатель, не псих и не убийца!

Секретарша нашей директрисы устало подняла взгляд, очевидно, недоумевая, как в сложившейся ситуации можно скалиться и паясничать.

- Насчет психа, Левченко, я бы сильно поспорила. Сиди, отдыхай, руки вон трясутся. Никто тебя ни в чем не обвиняет. Сейчас подъедут Тамара Андреевна с врачом и участковым, а ты соберись с мыслями и просто расскажи, Бога ради, что произошло в школе. Другие этого сделать почему-то не в состоянии.

Она еще раз осмотрела меня с сочувствием и страхом, покачала головой и снова уткнулась в бумаги.

Я отряхнул свои покрытые копотью исцарапанные руки, покосился на обгоревшие носки ботинок и начал судорожно соображать, что бы такого действительно выдумать. Мне было отчаянно весело и отчаянно страшно. Потому что если выложить правду обо всех невероятных событиях этой ночи, то меня или упекут в психушку, или решат, что я как всегда валяю дурака. Что в свете всего произошедшего слишком сильное свинство. Даже для меня.

 

18 часов назад

9-А класс, урок химии

Наверное, все началось с той разнесчастной записки. А записка писалась Ленке. А стал писать я Ленке потому, что Санька отсадили на заднюю парту, и мне было смертно скучно.

Нет, как-то не так… Ладно, еще раз.

Все началось из-за того, что все было как всегда. Как всегда скучный урок, как всегда злой персонально на нас с Сашкой учитель, после того как мы попытались этот урок слегка разнообразить. И как всегда, относя дневник на стол, я ухмыльнулся Ленке, а Ленка как всегда гордо воротила от меня нос.

Я от Ленки тащусь с пятого класса. Она староста, отличница, ханжа и дура. Наверное, это тот вошедший в пословицы случай, когда противоположности притягиваются. Но притяжение пока какое-то одностороннее – девочка еще не осознала всей моей офигительности и исключительности.

Короче, у нас была какая-то самостоятельная, я уже изложил свои скудные знания и от нечего делать начал карябать Ленке записку. Там рассказывалось, как безумно идет ей новая джинсовая юбка, и какое вдохновляющее действие производят на меня юбка и Ленка вместе взятые. И все это в крайне неприличных выражениях. Просто хотелось увидеть, как взбесится и засверкает глазами наша староста, и обратит наконец на меня свое оскорбленное внимание.

Дописав записку, я сложил ее самолетиком и отправил точно Лене на колени. Та оглянулась снисходительно, решив, что кто-то просит помочь с задачей, развернула листочек. По мере прочтения снисходительность сползала с ее лица, девчонка побледнела, потом покраснела и, так как я подписал свой опус, подняла на меня загоревшийся яростью взгляд.

- Левченко! – прошипела моя любовь потрясающе низким голосом. – С-сволоч-чь!

Я непринужденно пожал плечами и подмигнул.

Ленка начала приподниматься, забыв от злости про урок и метя в меня пеналом. К ней направился учитель, как-то неправильно истолковав это приподнимание. Староста мигом сунула мою скабрезную записочку в самостоятельную, мило улыбнулась химику и на ходу сочинила вопрос, с которым она якобы поднималась. Тот с умным видом покивал, что-то ей ответил - на том они разошлись. Ленка облегченно выдохнула, снова зло уставилась на меня, покусывая ручку. Наверное, выдумывала жуткую месть.

После звонка ко мне подлетел лучший друг Сашка, хлопнул по спине, потащил за лямку рюкзака в коридор. Урок был последний, мы скатились по лестнице в гардероб, натянули куртки и присели на подоконник обсудить что-то жизненно важное на тот момент. И тут из-за поворота разъяренной фурией выскочила Ленка. Она когда злится – щурится и шипит. Но манерничать начинает больше обычного. Поэтому, подходя к нам, девица сбавила шаг, нацепила на мордашку ледяное презрение и обратилась ко мне, глядя куда-то сквозь, как будто меня тут совсем не было.

- Левченко, дегенерат законченный, что ты себе позволяешь?! Думаешь, это смешно? Да меня от таких слов, как ты там понаписал, тошнит вообще! – она перевела дыхание и продолжила, уже слегка срываясь на гневный тон. – Ты считаешь, что крутой и тебе все можно? Да это не крутость, это просто мерзость, и все остальные ваши с ним вот, - гневный тычок пальцем в безмятежного Сашку, - выходки тоже просто дурацкий выпендреж! Я сейчас покажу эту записку Елизавете Михайловне!

Наглая брехня. Ничего никому Лена показывать не будет, потому что просто провалится сквозь землю от стыда. Но она наивно верит, что таким образом может меня припугнуть, и хлопает по карманам в поисках записки. Не находит, на секунду задумывается, а потом потрясенно застывает с открытым ртом.

Видимо, судьбу злосчастной бумажки мы отследили в памяти одновременно. Потому что Ленка сорвалась с места и кинулась к кабинету химии, а я принялся хохотать, согнувшись и хлопая рукой по подоконнику.

- Ты чего? – удивленно приподнял брови Сашка. – А она чего? Не, она-то всегда на тебя срывается, но сегодня как-то уж слишком…

- Саня! – я оперся о его плечо, пытаясь отдышаться. – А Ленка-то юмористка покруче нас будет! Она химику вместе с самостоятельной такую писульку сдала, что у него челюсть отвалится. Я ж говорю, золото, а не девка. А ты мне – зануда, зануда…

И я коротко описал приятелю мини-комедию на уроке. Через пару минут мы ржали уже вдвоем. Сашка просто сполз по стеночке, держась за живот:

- Ну дает староста! Но не без твоей же помощи, согласись, Лева!

Лева – это я. Вообще-то я Саша. Но так как один Саша у нас уже есть, то я Лева. Производное от фамилии. «Погоняло», как сказало бы большинство моих неспособных к грамотному изложению мыслей приятелей.

Я неопределенно пожал плечами, накинул на плечи рюкзак, пнул Саню, и мы собрались было банально отчалить домой. Да, чего стоило убраться оттуда хотя бы на две минуты раньше…

Тем не менее.

В десяти метрах от гардероба на меня буквально налетела Ленка.

- Левченко, это ты во всем виноват! – она чуть не плакала. – Христофор Андреевич ушел, запер кабинет, а тетради наверное в кабинете, и вообще, как я назад вытащу эту записку, что я ему скажу?..

Староста сегодня необычайно эмоциональна. Еще немного, и я умилюсь.

- Да сделай что-нибудь! – совершенно по-девчачьи меня пихнула. – Там ты подписался на той записке, тебе же и влетит!

- А я скажу, что записочка с твоего согласия и тебя такие описания возбуждают. И еще возбуждает тискаться в пустых классах. Учителя это оценят.

- Да пошел ты! – Ленка явственно испугалась и взбесилась. Потому что я правда мог такое сказать, она знала. Вот теперь точно заплачет.

Девчонка заткнулась, ссутулилась и нервно затеребила локон волос. Лицо стало совсем потерянным. Конечно, она же считает, что я бездушная сволочь, которая хочет для своего удовольствия подставить ее химику. Моей запятнанной, изжеванной и даже обсморканной репутации такое только в плюс, а старосту учителя сотрут в порошок.

Короче, самое время совершить рыцарский поступок.

- Ладно, - ободряюще улыбнулся я и попридержал Ленку за локоток. – Пошли к кабинету, придумаем сейчас что-нибудь.

 

- Ну вот, - Ленка подергала для наглядности ручку кабинета, когда мы подошли, и пожала плечами. – Заперто.

Я с умным видом присел на корточки и заглянул в замочную скважину. Санек с таким же умным видом встал на стреме, а Лена смотрела на меня с робкой надеждой, как и положено смотреть беспомощной девице на Настоящего Мужчину.

А замок там был, знаете, – раз плюнуть. Я б в нем ножиком поковырялся и мигом вскрыл.

Но тут мне в голову ударила Идея.

Вечер все равно не обещал ничего интересного, а из сложившейся ситуации можно раздуть целое приключение. И провести в компании Ленки больше времени, чем мне когда-нибудь доводилось.

- Лен… - я сделал жутко серьезное выражение лица и схватил ее за руки. – Есть один способ. Ты только главное не бойся и не волнуйся…

Короче, следующие пятнадцать минут я вешал на уши нашей умнице длинную лапшу, а Саша меня активно поддерживал. Мы нарассказали, что в кабинете дико сложный замок, если вскрывать его, получится много возни и шума, поэтому надо спрятаться, дождаться, когда все из школы свалят, кроме сторожей, и ночью этот замок вскрыть. Изъять записку, перекемарить до утра на партах, а утром тихонько влиться в толпу учеников. Мы так не раз уже делали (Чистая правда. Было дело. Из любопытства оставались в школе на ночь. Кошмарненько тут. Всякие скрипы, шорохи…)

Ленка была в шоке. Она перепугано залепетала, что ладно, черт с ним, пускай ее накажут учителя, но она идет домой. Что мы психи. Конченые дебилы. И много еще всякого…

Но меня уже захватил азарт и я сказал, что раз Лена такая слабачка и трусиха, то я точно наговорю дряни учителям по поводу записки. А так пусть она звонит родителям, соврет, что заночевала у подружки, и ничего в этом нет страшного. У Сашки остались в рюкзаке бутерброды. Мы тихонько спрячемся в пустом классе, ночью свиснем ее компромат, и все будет шито-крыто.

Если честно, это был полнейший бред, стянутый белыми нитками. Понятия не имею, почему Ленка в конце концов согласилась. Наверное, от испуга и необычности ситуации. А может, где-то в самой глубокой глубине души нашей старосты таки тлеет искорка авантюризма… 

 

Темной-темной ночью, по темному-темному коридору крались хмурого вида подростки с темными-темными намерениями…

Ну, в смысле, мы на цыпочках подходили к кабинету химии. Хмурой была Ленка, потому что отчаянно трусила, а Саша нагнетал атмосферу.

- В туалете по ночам появляется Вечный Курильщик, - страшным голосом нашептывал мой приятель девчонке на ухо. – Его учителя и старосты вроде тебя выгоняли-выгоняли, родителей вызывали, докладные писали… Он обиделся, остался в туалете навечно, а еще иногда снится своим угнетателям…

Ленка презрительно рассмеялась. Смех рассыпался по коридору, троекратно усилился, зазвенел по стеклам на стендах… и резко оборвался, потому что староста смолкла, втянув голову в плечи.

- Вот и пришли! – преувеличенно бодро сообщил я, побарабанив ногой в дверь кабинета химии. За дверью что-то с грохотом свалилось. Ленка взвизгнула.

Мы с Сашкой переглянулись и ухмыльнулись, отлично поняв друг друга. Староста напрашивалась быть хорошенько напуганной. Да и атмосфера располагала. В коридоре третьего этажа было темно и тихо, по углам клубились какие-то тени, тусклый лунный свет из окна слабо мерцал на стеклянном щите стенгазеты. Поломанная лампочка на лестничной площадке в конце коридора зловеще трещала и временами помигивала. А Ленка ежилась и оглядывалась так, как будто из кабинета биологии вот-вот прибежит оживший макет скелета.

Саша картинно размял руки, достал швейцарский нож из кармана и опустился на корточки, разглядывая замочную скважину. Я тут же присел рядом, стремясь поучаствовать или помочь советом. Короче, потолкались мы плечами минут пять, потом наконец Сашка начал ковыряться ножом в замке. Замок неожиданно быстро, через пару секунд, щелкнул, и Саня, удивленный не меньше моего, настороженно заглянул в скважину.

Потом завопил так, что нас передернуло, и отскочил от двери.

- Блин, ребят! – он ухватил меня за рукав, оттаскивая подальше. – Там только что глаз был! Он на меня смотрел! Ну, я смотрю с одной стороны, а глаз – с другой! Там кто-то есть!

Я тихонько прыснул. Похоже, Саша начал воплощать нашу идею напугать Ленку.

А она, побледневшая, с широко раскрытыми глазами, расправила плечи и решительно взялась за ручку.

- Дураки вы, мальчики, если думаете, что я куплюсь на такую… - по мере того, как девушка открывала дверь и заходила в кабинет, голос ее звучал все глуше, но оборвалась фраза как-то совсем внезапно. – Черт. Посмотрите на это, - прохрипела Ленка после нескольких секунд оглушительной тишины.

Мы рванулись к двери, столкнулись в проходе и после небольшой заминки ввалились в кабинет. Да так и застыли потрепанной малой кучей.

На третьей парте среднего ряда, свесив ноги и мечтательно глядя в потолок, сидела маленькая девочка. Личико у нее было бледное, под цвет снежно-белого, маячащего ярким пятном в темноте платьица. В руке девочка сжимала скакалку, которой монотонно постукивала по парте. Потревоженная шумом, она перевела на нас взгляд, и я испугался. У ребенка были темные, завораживающие, мудрые, совершенно не детские глаза.

- Что ты здесь делаешь, маленькая? – дрожащим голосом пролепетала Ленка и протянула к девочке дрожащую же руку.

- Жду, - ответила та звонко, но без малейшего оттенка эмоций. И после долгой паузы добавила: - … вас.

Ленка, - удивительное дело, - перекрестилась. И шарахнулась. Саша, который не боялся никогда ни черта, небрежно запрыгнул на парту рядом и заинтересованно уставился на малышку, ожидая продолжения.

- Нас? – вежливо поддержал я разговор, потому что на Лену надеяться не приходилось.

- Я каждую ночь жду того, кто мне поможет, - малышка уставилась на Лену немигающим взглядом, склонила голову к плечу и вдумчиво замолчала. – Если пришли вы, значит, я вас и ждала, - сделала она вывод. И холодно улыбнулась краешком губ.

Милая детская непосредственность. Я решил, что с меня хватит. Меня раздражали скрип не закрывшейся двери позади, ветер, гуляющий по кабинету, шелест тетрадок на столе, мерное постукивание скакалки и неизвестно откуда появившийся в запертой комнате ребенок. Меня это даже пугало. А испугать меня обычно очень сложно.

Я шагнул вперед, прерывая напавший на всех мистический столбняк, и решительно потянулся к девочке.

- Так, слушай, не знаю, откуда ты, но тебя наверняка уже обыскались родители…

Мою руку, сомкнувшуюся на ее запястье, пронзило ледяным током. Пальцы онемели, я не чувствовал ими ничего, не успел почувствовать, была ли ее рука теплой рукой живого человека, но теперь, после этого странного разряда она вся была – холод и лед, которые ввинчивались в мозг и парализовали тело.

- Я расскажу вам историю, - девочка обвела всех взглядом и аккуратно отцепила с запястья мою онемевшую ладонь. Я как стоял, так и сел на задницу. Остальные словно приросли к полу. Во всяком случае, здравых попыток рвануть подальше из чертовой комнаты не предпринимали.

Ребенок оценил состояние аудитории и зловеще усмехнулся.

- Однажды тетя, которая была очень странной тетей, жила у нас во дворе и иногда ночевала в подвале… та тетя подарила мне скакалку. На мой день рождения. И я вначале не хотела ее брать, у меня было много гораздо лучших подарков, и та тетя мне сказала…

Она сказала, что это волшебная скакалочка, и если я прыгну на ней сто раз и не страчу – исполнится мое любое желание. Кукла Барби, чтоб мама повела меня в зоопарк, чтоб никогда больше не ругалась, чтоб меня любили все-все-все – что угодно исполнится. Я могу прыгать и прыгать, пока не получится. А каждый раз, когда страчу, будет случаться несчастье у ста людей, не имеющих ко мне прямого отношения. Так она сказала.

И она сказала это так, вот как я сейчас вам говорю, что я сразу поверила, что я стояла и не могла пошевелиться, что я знала, чувствовала, что это правда. И я конечно очень обрадовалась, так, что даже забыла сказать спасибо, и сразу же пошла прыгать, - девочка улыбнулась, радостно, заразительно, а в ее глазах отразилась алчность ребенка, прилипшего носом к витрине с вожделенной безделушкой. – И когда с восьмого раза у меня получилось, все сбылось – у меня стало платьице, как у принцессы, и маленькая качелька, обвитая цветами, а Катька из соседнего подъезда стояла рядом, и смотрела, и завидовала, и никуда не могла уйти…

И с того дня я стала прыгать. И я была самой лучшей, у меня было все самое лучшее. Я нравилась тем, кто мне нравился, и они все делали для меня и ради меня. А тем, кто мне не нравился, бывало плохо. Так я жила. Я пошла в первый класс, и была, конечно же, первой во всем, потому что просила помощи у скакалочки. Я прыгала все лучше и лучше, хотя иногда все-таки страчивала, но очень скоро мне надоело безостановочно прыгать, прыгать и прыгать ради одного исполненного желания. Я плакала, зашвыривала куда-нибудь скакалочку, и решала больше никогда-никогда не брать эту гадкую вещь. А потом мне снова чего-то хотелось, или что-то не получалось, я находила скакалку, и снова прыгала, прыгала… - девчушка досадливо вздохнула. – Ненавидела я это прыганье жутко.

Но в общем-то все у меня было хорошо. А потом пришли сны, - она понизила голос до страшного шепота и заворожено распахнула глаза, вспоминая. – Там были люди. Они кричали, плакали, болели, страдали и умирали. И иногда это просто угнетало, а иногда мне снились катастрофы, пожары, много крови и разруха кругом, и я просыпалась с дрожью в коленках и приступами тошноты. Я естественно сразу попросила скакалочку, чтоб сны исчезли, а оно не сбылось. Я прыгала снова и снова, по сто раз, не страчивая, и даже один раз двести, ни разу не оступилась, прыгала весь день, а страшные сны не ушли!

А потом во дворе я встретила ту тетеньку, она была страшная и злая, стала на меня кричать, что я заигралась, что я не понимаю, что делаю. Что ее эта вещь свела с ума, она отдала ее мне, потому что я показалась ей милой и доброй, а вообще она просто хотела от скакалки избавиться. И она стала уговаривать меня сжечь скакалочку, а я плохо ее назвала, расплакалась и убежала, а тетенька кричала вслед, что она меня проклинает, и еще всякие страшные вещи. В общем, что я плохая, и за все, что я сделала, мне будет очень плохо.

Ну а потом все очень быстро закончилось. Я поссорилась в школе с подружкой, до слез поссорилась, и я была такая злая, что забежала в пустой кабинет химии, достала скакалочку, стала прыгать и желать ей много гадостей. И от злости наверное я стратила, и прямо в кабинете вспыхнул страшный пожар. А оттуда загорелась вся школа. Потом я узнала, что при пожаре этом было сто пострадавших, но ни одного из моих знакомых или одноклассников, или противной подружки, и один случай смерти – это была я, задохнулась от дыма, это я потом много раз слышала от людей в кабинете, вообще всю эту историю. Но я почему-то не попала на небеса, как мне обещала мама, и даже в могилку свою не попала, я осталась тут, в этом кабинете, со своей скакалочкой, и днем я просто тут есть, все слышу и наблюдаю, но меня в то же время и нет. А ночью я есть тут вся. И сижу, и скучаю, и все жду чего-то…

Девочка вздохнула растерянно, моргнула, красиво разложила на парте скакалку и выжидающе посмотрела на нас.

Меня неслабо колотило, и я по-девчачьи обхватил руками коленки, пытаясь унять дрожь. Помню россказни про этот пожар. Самый большой катаклизм, случившийся с нашей школой. И про девчонку погибшую помню. Умница, отличница, невероятно талантливый, подающий надежды ребенок. Любимица публики и родителей. Море слез по ней было пролито, много речей произнесено и трагических заметок понаписано.

Случилось все лет двадцать назад.

Черт.

Такое просто невозможно.

Мертвая малышка еще раз поглядела на нас, бледных и оцепеневших и, кажется, наконец до чего-то додумалась.

- И теперь, когда я дождалась, - протянула она как ни в чем не бывало, мечтательно наматывая локон на пальчик, - я хочу, чтобы вы прыгнули сто раз и попросили скакалочку, чтоб она меня отпустила.

Девчоночка жалобно скривилась, помахала ресницами и протянула мне Ту Самую Скакалку. Только взгляд ее так и остался пустым, холодным и никаким. А пальцы на раскрытой ладони чуть подрагивали, казалось, вот-вот не сдержится и зажмет свое сокровище в кулак.

Я потянулся навстречу, пока эта ненормальная неживая не передумала.

И тут мне на шею кинулась Ленка. Похоже, желания начали исполняться прежде, чем я успел коснуться чудо-скакалки! Счастливое заблуждение длилось пару секунд, пока Ленка не начала бормотать на ухо:

- Саша, валим, валим отсюда, не прикасайся даже к этой дряни! Эта малолетняя садистка что, думает, мы будем прыгать и страчивать, и брать грех на душу, чтоб решить ее проблемы?! Вы же ничего не боитесь, мальчики, - а сама-то Лена была явно напугана до одури, зубы так и стучали вперемежку с истеричными вдохами, - ничего не боитесь, так пошлите к черту эту… и заберите меня отсюда! Бегите же! – староста начала невменяемо толкать меня к двери, в то же время прятаться за меня от Дохлой Девочки, и в итоге просто сползла на пол, заходясь беззвучными всхлипами.

Сашка насмешливо присвистнул, так и не сдвинувшись с облюбованной парты.

- Блин! Ленок не только зануда, но и истеричка, и вообще портит мне судьбоносный момент прикосновения к сверхъестественному, - в подтверждение своей бравады мой друг небрежно взял вместо протянутой скакалки мертвую под локоток, но тут же захрипел, закостенел и кулем свалился на пол. Секунду спустя он оклемался, через силу ухмыльнулся и осторожно принялся разминать посиневшую руку.

Девочка наблюдала происходящее с отстраненным любопытством, по-прежнему протягивая скакалку.

Так как на ногах остался только я, то, пожав плечами, я подошел и взял волшебную вещь. Сзади раздался дружный судорожный вдох. Со мной, однако, ничего не случилось. Скакалка оказалась самой обычной, легкой, позитивно синенькой, с голубыми пластмассовыми ручками. Она безопасно обвисла в ладони, производя впечатление невинной детской безделушки, не более.

- Что, просто вот так с ходу прыгать, и все? – небрежно обратился я к мертвой девочке, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Какое-нибудь «трах-тибидох» произносить не надо?

- Можешь считать. Это помогает, - абсолютно серьезно ответила та. Она все так же сидела на парте, сложив на коленях теперь уже свободные руки. Я осторожно предположил, что, быть может, пугающий нас призрак вообще не в состоянии сойти с места…

- Левченко, не дури! – Ленка перебила формирование мысли, неслабо меня толкнув. Реветь она уже перестала, и теперь вовсю сверкала глазами, являя воплощенное негодование. – Ты же даже прыгать не умеешь, идиот! Кучу людей угробишь, пока начнет хоть что-нибудь получаться!

- Лен, давно бы могла заметить, что у меня получается все, - я самодовольно улыбнулся. Такая вот Ленка-фурия заводила меня больше всего, заставляя чисто по-мальчишески бахвалиться.

Она поджала губы, еле сдерживаясь, чтоб снова не заорать.

- Вообще-то, - картинно начал объяснять я публике, - я свою сестрицу мелкую учил когда-то прыгать. В процессе и сам научился, тем более что она подначивала, мол, мне слабо. А когда научился, мелюзга заявила, что прыганье – девчачья забава, и я смотрюсь очень глупо. Вся в меня!

На этой мажорной ноте я начал было примеряться к прыжку. Скакалка послушно легла под ноги, оказавшись совсем не короткой для девятиклассника.

Но я все же медлил.

- Не желаешь попробовать? – полунасмешливо предложил Сашке. Тот терпеть не мог что-либо мне спускать или уступать в чем-то. За эту скакалку мог ого как обидеться.

Друг безразлично пожал плечами, все еще баюкая руку.

- Не желаю, потому что никогда в жизни на этой штуке прыгать не пробовал. Я, Лева, не берусь за заведомо проигрышные дела.

Тянуть дальше было некуда. Я глупо зажмурился и начал было брать размах.

Второй раз Ленка ударила гораздо сильней и больнее.

- Так, больной придурок, слушай сюда! – она до крови вцепилась мне ногтями в руку. – Ты, по-моему, недопонимаешь, что ты черт знает сколько не прыгал, а тебе надо пропрыгать сто! Усек? Сто раз! И ты обязательно стратишь, и стратишь несколько раз, пока не наловчишься! И каждый раз будут страдать сто посторонних людей, которые живут, и радуются, и тебя знать не знают, и тем более не виноваты, что ты родился законченной самоуверенной сволочью! Совесть не грызет, Левченко?

Лена была так зла, излучала такую ощутимую ненависть, что я растерялся, а потом взъерепенился. Грубо оттолкнул ее и снова взялся за скакалку.

- Лен, сиди и любуйся. Я ни разу не страчу. У меня получается все и всегда, что не ясно?! – конец фразы я уже обиженно орал, так меня задело беспочвенное отвращение в обычно теплых карих глазах.

- Левченко! – одноклассница зарычала, едва не плюясь пеной. – Я таких как ты ненавижу! Что хочешь делай, но навсегда запомни – ненавижу! Самовлюбленный, выпендривающийся, не видящий собственных ошибок, страдающий нарциссизмом болван! Ты показал себя бездушным кретином, когда вообще взял эту вещь в руки! Никогда ко мне не подходи! Урод моральный! – она попятилась к двери, а в глазах стояли слезы злости. – Ты стратишь! – крикнула напоследок, дернула за ручку, но дверь не поддалась. Ленка нервно ее затрясла, побарабанила кулаками, потом съежилась у порога и затравленно посмотрела на нас.

Мертвая девочка вдруг захихикала – совершенно не к месту, злорадно и мерзко. Смех зловеще повис в темноте кабинета, отдаваясь в ушах низким звоном.

Я мысленно послал всех к черту и начал прыгать.

1, 2, 3, 4, 5…

Скакалка гулко хлестала по полу, отсчитывая каждый удавшийся прыжок.

15, 16, 17, 18, 19…

Ленка на самом деле не права.

Мне действительно удается все, что ни захочу. Через сбитые коленки, потрепанные нервы, искусанные губы и непрошибаемое упорство.

Я никогда не проигрываю. Просто боюсь проиграть. Мне легче расшибиться в лепешку, но сделать задуманное, чем допустить хотя бы тень мысли, что я останусь проигравшим, ни на что не способным неудачником.

35, 36… 47, 48…

И дело не в том, что, если я страчу, пострадает сто человек. Если я страчу, то проиграю в глазах никогда мне не уступающего Сашки, давно поселившейся в мыслях и кое-где пониже Лены, проиграю в глазах потустороннего, способного замораживать человека одним чихом могущественного существа, и, что самое страшное, в собственных глазах тоже.

Поэтому я не страчу и не проиграю.

53, 54, 55…

И я даже почти не запыхался, и вечно развязанные шнурки в этот раз не развязались, а скакалка гулко гудела, и пела, и чертила ровный круг, словно чувствуя мои нетерпение и азарт.

59, 60…

А вообще пора бы уже задуматься, что бы такого пожелать.

Ясное дело, я не стану отпускать эту мертвую крошку. Такой шанс выпадает раз в жизни, и я не собираюсь тратить его, исправляя чужие ошибки.

Отпрыгав сто раз, я могу пожелать абсолютно все, и теперь надо бы сообразить, что именно.

69, 70…

Стать миллиардером? Иметь безразмерный счет в банке?

Только вряд ли, превратясь в богатенького пафосного мальчика, я смогу так же беззаботно отрываться с друзьями. Мне родной двор, дешевое пиво и потрепанные джинсы гораздо милее роскошной виллы с вышколенной прислугой.

75…

Захотеть, чтоб все в жизни сложилось, мечты сбылись, а удача всегда плыла в руки?

Да нет, самому чего-то добиваться гораздо интереснее. Мне не в кайф жить, если нечего преодолевать, а впереди не маячат новые достижения и непокоренные вершины.

81…

Черт, что ж прыжки так быстро заканчиваются!

85…

Может, хоть тачку классную пожелать?

89…

Квартиру? Айпод? PSP? Что за чушь!

90…

Чтоб Ленка перестала барабанить ногой и сбивать с мысли?

92…

Заявила, что будет ненавидеть меня всю жизнь. Во дуреха! И правда ведь будет! Чего ей не нравятся моя наглость и самоуверенность, когда другие девчонки просто млеют от этого?

95…

Пожелать, что ли, чтоб она в меня влюбилась? Нет, дурость, даже подумать смешно, срочно ищу что-нибудь другое!

СТО!    

Пусть Ленка влюбится в меня до потери памяти и любит всю жизнь, что бы не случилось!

Скакалка хлестко вырвалась из рук, повисла в воздухе огненным кольцом, а потом мягко приземлилась под ноги. От неожиданности я потерял равновесие и грохнулся на колени.

 

Я не хотел, правда. Само сказалось. Причем громко, во всеуслышание.

Теперь присутствовавшие, ожидавшие другого, недоуменно отвесили челюсти. Сашка, правда, через секунду начал искренне хохотать.

Я, переведя дух, тоже присоединился. В конце концов, я этого видимо и хотел на уровне подсознания. И я не стратил, все как всегда получилось, и доверчивую мертвячку обвел вокруг пальца. А ночка выдалась действительно веселой, и если мир гораздо чудеснее, мистичнее и загадочнее, чем я думал до сегодня, то впереди еще много веселых ночей.

Мы хохотали с Сашкой, катаясь по полу, до слез, до надрыва животов, от облегчения, наверное, и от задорного куража, сопровождавшего эту невозможную удачу.

- Саш, - робко позвала от двери Лена.

Я тут же успокоился и настороженно повернулся к однокласснице. Сейчас окончательно выяснится, правда ли все. Вот сейчас…

Ленка сделала пару шагов навстречу и застыла, смотря на меня восхищенным, горящим, подернутым пеленой обожания взглядом. Протянула дрожащую руку:

- Сашенька! Или Левочка… Как тебе больше нравится? Все будет так, как хочешь ты, - жарко заверила очаровательно взволнованная и красивая девушка, медленно приближаясь.

И я бы наверное подал ей руку, и мы ушли бы к закату, или скорее в рассвет, который должен был вот-вот разлиться в мутные окна.

Но пафос момента нарушил оглушительный, звонкий, яростный визг.

Честно говоря, я от радости и задора совсем забыл про приклеенную к парте мертвую девочку. А она оказалась совсем не приклеенной. Призрак повис в воздухе, раскинув в стороны руки. Волосы девчонки разметались темным ореолом, глаза горели желтым светом, лицо исказилось и стало по-настоящему страшным.

- Вон! Вон! – кричала она лающим, хриплым, старушечьим голосом. – Предатели! Обманщик! Алчность! Алчность! Смерть! Вон! В смерть!

Прежде, чем мы успели отойти от первого шока и толком сообразить, что происходит, девочка завизжала, стиснула кулаки, а когда разжала ладони, с рук ее полилось пламя.

Мы, вопя и толкаясь, кинулись к двери, которая, к счастью, уже не была заперта, вырвались из кабинета, обдирая в кровь локти и уворачиваясь от просачивающегося кругом огня.

Потом я бежал по лестницам, крепко сжимая Ленкину руку, привычной дорогой к выходу, быстрее, чем мне когда-либо приходилось бегать, а вокруг слался едкий дым и трещало пламя. Мы проскочили мимо сонных и взъерошенных сторожей, уже орудовавших огнетушителями, и невредимыми выскочили на благословенный воздух.

Школа полыхала, как много лет назад.

 

- Слушай, - признался я Сашке пару дней спустя, потягивая пиво в тенистом сквере. – Тухло как-то все получилось. На нас чуть не повесили поджог, а Ленка… Как же она меня достала! Смотрит шальными глазами, кивает, поддакивает, каждое слово ловит. Я люблю не эту, а упертую и дерзкую Ленку! В общем, боком вышло мне приключение…

- А что ты хотел, когда облапошил мертвую? Бойтесь своих желаний, как говорится, - Саша насмешливо пожал плечами. Его всегда забавляла моя в Лену влюбленность, а глядя на ее последствия в последние дни, друг чуть живот не надорвал.

- Давай туда вернемся, как только школу откроют! – загорелся я. - Отпрыгаю еще сто раз, так и быть, отпущу девчонку, чтоб огненных истерик не закатывала… Потом еще сто раз - отменю влюбленную Ленку. А потом еще…

- Почему нет? – азартно улыбнулся Сашка. – Ты смотри не страть только.

Я вернул ему ухмылку:

- Не страчу.