Альберт увлёкся. Молодой мозг легко находил новые повороты в головоломном лабиринте многоэтажных формул. Оттачиваемый на ходу ум воодушевленно возводил строительные леса дробей вокруг гигантского здания будущего выражения, которое становилось уже невообразимо сложным, не под силу стороннему, никому, кроме торопливо бормотавшего под нос начинающего физика с лихорадочно блестевшими глазами.

Немытую шевелюру лохматила перепачканная в чернилах рука. Тупое перо чиркало по шершавой бумаге, иногда сдирая мелкие окатыши, которые отчаянный учёный, чертыхаясь, счищал в нетерпении. Ну, решительно всё вокруг мешало ему завершить подвиг, даже невовремя подошедший официант, который уже долгое время поглядывал на корпевшего в дальнем углу забегаловки странного молодого человека.

Титанический труд близок к завершению. Страшно вымолвить, но талантливый юноша из бедной еврейской семьи сегодня добрался до предпоследней, девяносто девятой производной! Непредставимо разросшаяся коротенькая изначальная запись после двудевяти операций дифференцирования всё никак не желала становиться красивой. А Альберт был уверен, что в итоге монстр-многочлен схлопнется до изящного равенства, вершины эволюции, поражающей глаз краткостью и совершенством. Весь вопрос в том, когда именно это произойдёт, после какого щелчка цифрового калейдоскопа. Парень молод, никакие числовые чудовища не повергали в трепет горячее сердце, жаждавшее открытий, поэтому он легко бы пошёл на штурм, даже если дифференцировать пришлось бы ещё столько же раз.

Но этого не требовалось. По смелым прикидкам, следующая, сотая производная, должна была принести заслуженный успех. Поэтому не имело смысла переносить покорение Клондайка до лучших времён. Вечер поздний. И тем не менее, до закрытия кафе времени достаточно – в самый раз на последний рывок.

Альберт вежливо вручил лакею пятак, вздохнул, засучил рукава, и после минутной паузы, потрепав нечесаные кудри, пальцы с удвоенной силой заставили плясать перьевую ручку. Жадный до высшей математики ум начал разматывать бесконечный клубок мелких значков и символов.

– Кхе! – кашлянул кто-то рядом.

Будущий гений недовольно поднял взор, думая, что это официант принёс чашку чая.

Нет, никого рядом не было. На другом краю зала за столиком степенно беседовали, попивая красное вино, два пожилых господина, но они далеко. Видимо, почудилось…

– Вовсе нет, не показалось. Сотая производная ничего не даст.

Альберт вздрогнул и похолодел. Нет, конечно, галлюцинации у него бывали в детстве. Но не настолько яркие и отчетливые, не столь устрашающе разумные. Перетрудился, надо отдохнуть всё же, как бы ни жгло душу нетерпение.

– Да бесполезно. После передышки, наутро ты обнаружишь, что заветный дифференциал задачу не решит. И прекрати озираться, я не видим. И не галлюцинация я!

– А кто тогда?

– Вслух со мной не говори, у тебя и без того не лучшая рекомендация в городке. Просто думай. Я читаю твои мысли, как бульварный роман.

Альберт подскочил в безумном страхе, запихав впопыхах за пазуху кипу исписанных бумаг. Тревожно глянул бармен, но увидев ответную виноватую улыбку будущего мирового светила и вождя грядущей научной революции, усмехнулся, пожал плечами и, укоризненно покачав головой, продолжил начищать до блеска бокалы.

– Не привлекай к себе внимание! Я не опасен ничем, я не творение твоей буйной фантазии, успокойся. Я абсолютный наблюдатель.

Последняя фраза оказалась психотерапевтической: зацикленный на проблеме мозг физика моментально переключился, услышав интересующее его.

– Раз всё так, как ты мне нашептал, голос из ниоткуда, ты должен знать, что один из моих постулатов – отсутствие абсолютной точки отсчета.

– Ха-ха! Бывает… Я не обижаюсь. Ыхтуванг Каэна – так меня зовут.

– Странное имя.

– Я не человек.

– А кто?

– М-м-м… Мастер гильдии Архитекторов.

– Строишь…

– …Нет, не здания. Вселенные. Много лет спустя твоё начинание разовьют и обнаружат, что ваша физика – лишь частное решение гораздо более общих уравнений. Миров много, очень много, больше, чем звёзд во всех ваших галактиках скопом.

– Очень интересно. И как ты относишься к тому, что я обнаружил отсутствие Абсолюта?

– Как к ереси. Погоди, сейчас вернусь…

…Ыхтуванг отнял от уха телефон и благожелательно воззрился на подошедшего работника станции техобслуживания.

– Пан Каэна, вашу бричку помыть? Колесо уж отремонтировали, коней накормили.

– Да, извольте, пожалуйста!

Мастер-архитектор осмотрелся, раз уж отвлекли от беседы с величайшим умом прошлого. Довольно затрапезная СТО, каких полно на всем пути от Варшавы до Минска. Каждый день сюда вкатывает по сотне скоростных электромобилей. Но господ, разъезжающих по последнему писку моды на экипажах, запряжённых живыми лошадьми – таких пока немного, поэтому приятное особенное внимание обволакивает тонкую душу Ыхтуванга весь долгий путь.

Одна и та же древняя песня кружила по циклу на этой станции. Каэна вслушался, вспомнил и хмыкнул в усы: слова припева упрямо воспринимались как «Стоша-говнозад», вопреки возвышенной и благочестивой задумке автора, чей прах остыл уж больше ста лет тому назад.

Впрочем, прервался разговор с почтенным евреем, что жил ещё раньше…

– …Извини, Альберт, меня тут отвлекли. На чем я остановился?

– На том, что я дурак.

– Точнее, пожалуйста!

– Дескать, среди всех систем отсчета есть одна особенная, не такая, как все.

– А, да! И что? Это тебя удивляет?

– Это просто разрушает мой труд, проделанный за последний год.

– Чёрт, неудобно получилось. Извини, не подумал, Альберт.

– Кхм… Мне тоже несколько неприятно сообщать вам, что моя теория предполагает, что можно вообще обойтись без абсолютного наблюдателя. Более того, она это доказывает! Вы, мастер Ыхтуванг, не нужны для того, чтобы объяснить существующие физические закономерности нашего мира! Извините…

– Как любопытно-то! А можно поподробнее?

Альберт почувствовал себя в своём амплуа и распрямил плечи:

– Я предварительно назвал свою идею теорией относительности.

– Так-так, я внимательно слушаю!

– В ней постулируется… ваше отсутствие.

– Не стесняйся, продолжай, мне очень интересно!

– Ни одну инерциальную систему отсчета нельзя отличить от другой. Движущиеся равномерно относительно друг друга наблюдатели никогда не смогут установить, кто из них покоится. Движение становится относительным!

– Даже если один из них топнет ногой и скажет: «А ну-ка все тихо! Это я пуп земли, недвижный и верховный, а вы все – лишь прах, шевелящийся вокруг меня!»?

– Я обнаружил, что в этом нет надобности. Всё прекрасно объясняется и при отсутствии Абсолюта.

– Прелестно!

– Мир не нуждается в абсолютной системе координат.

– Какая досада! Можно глянуть расчёты?

– Да, вот, оцените. Я уже почти доделал, завершу на днях. Очень громоздкие вычисления, я уж влез на сотую производную.

– Ого! А куда так много?

– Очевидно, что готовое выражение должно быть свёрнутым и ёмким, удобным для вычислений. Девяносто девять предыдущих шагов привели лишь к безудержному росту, я еле справился с этим функциональным хаосом. Но сотый дифференциал должен поставить победную точку, я уверен! Вы меня отвлекли, кстати…

– Да-да, извини. Я сейчас постараюсь загладить мою вину. Вот сюда вот глянь, Альберт.

– Куда?

– Почти в самое начало, ещё на первой производной.

– Я не мог ошибиться!

– Так и не говорю же, что оплошал! Всего лишь рационализаторское предложение выдвигаю. Я тебе сейчас надиктую одну вспомогательную функцию, абсурдную на первый взгляд. Но, когда ты её подставишь вместо своих нагромождений – чудесным образом всё сойдётся уже на уровне третьей производной. Пишешь?

– Пишу…

– …Ну как?

– Неужели эта белиберда может уложить динозавра в спичечный коробок?

– А попробуй. Пока отвлекусь по делам, а ты порешай…

…Ыхтуванг отложил трубку и вопросительно глянул на замершего в ожидании мойщика СТО.

– Пан Каэна, ваша повозка готова полностью! Милости просим продолжать путь!

– Премного благодарен, милостивый сударь! Вопрос можно?

– Да, пан Каэна, конечно.

– Почему у вас одна и та же песня столько времени по кругу? «Сто шагов назад, тихо на пальцах…» Я уж наизусть выучил, пока пребывал в ожидании. Это маркетинговый трюк? Или она кому-то из присутствующих так нравится?

Мойщик, поправив засаленный фартук, оглянулся и доверительно склонился, говоря вполголоса:

– Эта старая песня по нраву любовнице нашего директора. Она заезжает сюда в течение дня, но когда именно, неизвестно. Поэтому наш шеф велит крутить эту осточертевшую запись весь день. Условный сигнал, понимаете?

– А-а-а… «Лети моя душа, не оставайся…» Дескать, сегодня игривый конь в стойле своём совершенно один?

Работник СТО, ухмыльнувшись, кивнул. Потом быстро повёл глазами по сторонам, поклонился с подобострастием и отошёл…

– …Ну, как дела, Альберт? А то мне тут уж отчаливать надо.

– Невероятно, господин Ыхтуванг!

– Что, сошлось?

– Да, уложилось великолепно, тютелька в тютельку!

– Это меня радует. Как там сказываешь, теория относительности?

– Да, такое название.

– ТО… СТО… Назови лучше «Специальная теория относительности» или сокращённо «СТО».

– Специально для вас, господин Каэна, так и назову. Разрешите спросить?

– Давай, только быстро, экипаж ждёт.

– Как вас именовать в качестве соавтора открытия, Ыхтуванг Каэна? Какие у вас регалии, звания, награды и прочее?

– Никак, Альберт. Меня нет.