-                 Эх! Вот и смена подошла к концу! – Фадей сладко потянулся и отключил станок.

У него было пятнадцать минут, чтобы снять готовый вкладыш из бронзы, убрать резцы в ящичек и не спеша пройтись щеткой по станине, удаляя оставшуюся стружку. Станок у Фадея был на загляденье – даже не станок, а, как нынче модно было говорить «Токарный обрабатывающий центр с ЧПУ». Правда сам он программ не писал, не понимал он этого и потому, после смены, за бутылку переписывал у тех, кто посмекалистее, да поухватистее. Конечно, мастер обо всем этом знал, но прикрывал глаза. Особо сложную деталь сходу Фадей выточить не мог, но его станок всегда был убран, план по выпускаемой номенклатуре для рабочего места выполнен, - а что еще надо? Да, так как работал он, выработку сильно не поднимешь, и доп. премию больше трех процентов не увидишь, однако оставшегося  вполне хватало на, пускай, не богатую, но и не бедную жизнь.

Пройдя металлической щеткой по всем местам, куда могла попасть стружка и, подсыпав, опила под шланг, из которого каждую смену вытекала лужа смазки, Фадей пошел в курилку. Осталась еще пара минут до прихода сменщика, и перед сдачей рабочего места можно было и посмолить папироской. Конечно, политикой управляющей компании это не приветствовалось, и курилка располагалась в самом неудобном месте цеха, через стену от туалетов, но какая разница? Когда вот так, в конце месяца и после четвертой смены, спокойненько, без нервов, при уже выполненном на сто два, как сказал мастер, процента плане, закуришь «Приму де люкс» с настоящим, не обработанным табаком, в предвкушении цеховой парилки и бутылки пива «за забором» - то это много стоит. И Фадей такие минуты не пропускал...

Лавка скрипнула под его телом. Здесь немного попахивало тем, что за стенкой, да и пусть. Напротив, на стене висел агитплакат. Он призывал голосовать на ближайших выборах в Объединенный парламент за партию Труда и равенства. Фадей был далек от политики, как и большинство, по его мнению, работяг завода. Вот и в эти выборы он голосовать не хотел – зачем? Все и так ясно. Партия власти своего не отдаст, президентом станет премьер, а премьером президент. Эти двое уже не раз так делали. Хотя в этом году агитация за оппозицию была намного сильнее. Даже в туалет нельзя было зайти и не прочитать лозунг «Наша партия, наши в парламенте!»

А все же гнетущее чувство недовольства не давало ему спокойно проходить мимо избирательных участков два раза в год – в разрешенные законом выборные даты. Ведь если выборы есть – значит, от его голоса тоже что-то может зависеть? Может, если не только он один, а все работяги по всей Федерации проголосуют за кого-нибудь одного, это-то все и решит? Голова после таких мыслей начинала болеть – и только пиво могло исправить это.

Хлопнула дверь – вошел мастер. Молодой еще паренек, но намного проворнее Фадея. Вот и выбился. Звали его Петром. Самохиным Петром Ивановичем, по табличке на груди.

- Ф-фадей, тут вот какое дело, - начал он, - как ты знаешь, скоро выборы в Объединенный парламент. От этого многое зависит. Поэтому, - тут он присел на лавку рядом, но скрипа не прозвучало, - управляющая компания предлагает тебе сделку.

- Мне? Управляющая? Даже не завод и не цех? Сам ба-арин, штоле? – слово «барин» Фадей выделил особо. Как ему говорили, всем в компании, а это несколько заводов, заправляет один человек, в свое время вылезший на мутной волне смены власти. И Фадей, как простой работяга, да и как все простые работяги, опять же, по его собственному мнению, заведомо должен был не любить Самого главного.

Да и за что ему его любить то? Планы растут месяц к месяцу, нормы труда пересматривают раз в год – и никогда не в плюс станочнику. А оборудование-то все то же, что и десять лет назад, когда он пришел на этот завод. Получается, что с каждым разом из него выжимают все больше соков, все больше денег с него получают за ту же зарплату! Что пять лет назад он по пятому разряду получал одну десятую отечественной машины, что сейчас при возросшем вполовину плане он получает ровно ту же долю той же машины. И где справедливость? Конечно, Фадей был не великим математиком, и кроме ПТУ никакого образования не имел, но машину он хотел давно, пускай и отечественную. При его затратах на семью, на помощь стареющей матери, для покупки транспорта в кредит, по справке о доходах, ему не хватало всего-то пары тысяч. Или разового отсутствия пересмотра норм труда. Так что как ни крути, а со всех сторон виноват он – Самый главный.

- Да, барин. – Петя, из-за возраста Фадеич так его для себя звал, пододвинулся, - он, понимаешь, хочет залезть туда, - тут Петя показал пальцем вверх.

- А я пошто нужен?

- Дак ведь для прохождения минимального порога нужен процент голосов, он ведь в партии состоит, - кивок в сторону агитки, - а им массы электората не хватает.

Петя достал из нагрудного кармана  пачку «Кента» и тоже прикурил, со второго раза зажегши зажигалку. Дальше он цедил сквозь зубы и почти как по заученному.

- Твое дело простое, прийти в назначенный день и поставить крестик напротив нужной партии. За это получишь прибавку на год в три тысячи. Ты ведь машину хотел? Тебе как раз столько и не хватало?

Тут Фадей задумался. В принципе, терять было нечего. Один голос ничего не решает, все-таки он, поэтому и никогда не голосовал. А личное средство передвижения хотелось. Такая возможность ежедневно не появляется... Да и не проверит никто...

В единый день голосования Фадей на выборы не пошел – во второе воскресенье марта у тещи был юбилей. Выход на пенсию. Шестьдесят лет как-никак. Месяц подготовки, столько беготни с утра и душевные посиделки вечером. До выборов ли тут? Конечно, совесть немного погрызла, да только уже на завтра. А в этой предпраздничной суматохе он обо всем как-то невзначай и забыл.

Новости по телевизору в тот вечер рапортовали о новых успехах Отечества. О том, что проходят Всеобщие выборы в Объединенный парламент Федерации. Что явка зашкаливает за девяносто девять целых и девять десятых процента, что по результатам экзит-пул партия Труда и равенства впервые в своей истории имеет все шансы пройти избирательный барьер. Даже дикторы в студиях призывали бросать все и идти голосовать.

А день рожденья удался. Фадей тещу не то чтобы любил, но и мегерой не считал. Серединка на половинку. Ничего плохого она ему не сделала, наоборот, только хорошее, но особой привязанности, как у некоторых, он все равно не испытывал.

Гостей собралось много. Все только и говорили, что про выборы. Про избирательный барьер. Про жизнь, которая есть и которая могла бы быть.

Новая смена, новый месяц, новый план по выпускаемой номенклатуре для рабочего места есть, хоть и на весь месяц загрузки пока не просматривается, но это временно. Через дней пять появится второй план по выпускаемой номенклатуре для рабочего места, корректирующий первый, потом и третий – финальный. Проходили, знаем. Фадей придирчиво осмотрел станок, замечаний не нашел и кивком головы отпустил станочника предыдущей смены.

Выборы прошли в воскресенье, а сегодня среда. Разговоры о них, как ни странно, не утихли. Проблема возникла в подсчете голосов. Как оказалось к избирательному барьеру приблизилось три партии. Львиную долу, конечно же, забрала партия власти, под руководством президента и премьера, ближайшая дата смены-перевыборов коих назначена на осень.  Фадеича эти разговоры мало волновали. Свою прибавку он получил, и даже смог оформить транспортный кредит. Поэтому сейчас он заправлял твердосплав в станок и тихонько насвистывал.

Время до обеда пролетело незаметно. Фадеич успел проточить несколько втулок, пару валов и штангу. Почти дневная норма по станко-часам. Вообще по его наблюдению, после приобретения машины, он, как станочник, повысил свою выработку процентов на десять. О чем его информировал листок по производственному соревнованию цеха, на стенде рядом с душевыми.

После обеда в цеховой столовой – никакого сравнения с домашней едой, но ввиду прихвора у жены, пришлось есть соевую котлету и пюре на воде, а не на молоке, - Фадеич решил покурить. А может и подремать чуток в курилке – туда ведь почти никто и не заходил, из-за  все той же политики Управляющей компании в области здорового образа жизни.

«Прима де люкс» сегодня уступила место  «Парламенту» - как-никак, а собственнику машины не пристало курить дешевую махорку. И Фадеич растянулся на лавке, пуская кольца дыма в потолок.

Тихонько скрипнула дверь и кто-то вошел.

Не похоже на Петю, - подумал Фадеич, а ведь курящих кроме них в смене «Б» и не осталось. Станочник сел и некоторое время не мог поверить своим глазам. Напротив него, прикуривая сигариллу и прожигая станочника взглядом, сидел главный инженер завода.

- День добрый, Валентин Матвеич, - поздоровался Фадеич.

- С какого ж рожна он добрый, ... – тут Валентин Матвеевич Бодров, он же главный инженер завода, человек очень хваткий и сообразительный, и никогда не лезущий за крепким словцом в карман, высказался матом.

- Что-то случилось? - спросил не знающий как скрыть неловкость от того, что его застукали практически спящим, Фадеич.

- Случилось, ...? Да ни ... не случилось! Только, ..., произошло, ...! Чтоб Их черти драли!

Фадеич не знал что сказать. Во-первых, главного инженера раньше он видел только на общезаводских собраниях на трибуне. Все, что он знал о нем – россказни и басни других рабочих. Во-вторых, именно такого, простонародного потока слов он от Бодрова не ожидал. А в-третьих, у Фадеича возникла мысль, что Валентин Матвеевич говорит с ним о чем-то таком, о чем знают все поголовно, и лишь только он один не догоняет.

- Хотя бы то, что на территории завода, приказом Управляющего директора осталось всего три курилки. И ближайшая к заводоуправлению здесь! Два километра пёхом, ...!

На это Фадеич возразить не мог, а Валентин Матвеевич, между тем, продолжил:

- Вот смотри, - продолжил Бодров, - сколько нынче жителей на планете земля?

Фадеич предусмотрительно промолчал, он и точной цифры не знал, и под горячую руку попасть боялся.

- Десять! Десять миллиардов задниц нынче проживает на нашей небольшой, но ресурсами богатой третьей планете от солнца. А сколько граждан числится в федерации? Пять! – тут он ударил по столу, - пять квадриллионов разумных существ. И из всех этих пяти квадриллионов избирается Объединенный парламент Федерации, в которой мы – люди, всего лишь жалкая кучка аборигенов с бусами, по сравнению с более высокоразвитыми расами галактики. А на ... мы им сдались? Они нас терпят только из-за того, что мы проявили зачатки разума при Первом контакте. Это по официальной версии. А на самом деле дерут они нас как липок. Все, что ни производит наша планета, - все уходит туда. А нам возвращаются жалкие крохи их технологий. Это нормально, ...??

Валентин Матвеевич глубоко затянулся и продолжил:

- И вот, наконец, для нас, для людей, появился шанс. Шанс заявить о себе. Пускай, пока только незначительно, но хотя бы как-то. Для этого необходимо было пройти избирательный барьер, и тогда, наш представитель появился бы в парламенте! Пускай один, но это уже достижение! Да с нашей демографией нам никогда больше не представиться такой возможности! Мы так и останемся сырьевым придатком периферийной Республики Средне-удаленной кубатуры Млечного пути. И пока остальные расы будут бороздить космос, исследовать вселенную, мы будем поставлять им простейшую в технологическом плане продукцию. Болты да гайки. И ничего уже больше не изменится. Про...ли мы свой шанс. Один-единственный.

Бодров подскочил с лавки, нервно затушил сигариллу об пепельницу и повернулся к выходу. А затем до Фадеича долетел приглушенный и подавленный голос Валентина Матвеевича:

-  А ведь из десяти миллиардов на нашей планете и пяти с небольшим миллиардов имеющих право голоса, до избирательного барьера в ровно пять, нам не хватило всего ста голосов. Ровно ста.

И дверь за ним захлопнулась...