– Тпррру, Стоятьпадла! Тормози, зараза, чтоб тебя!!!

И тут же следом:

– Уиии...

Если вы никогда не слышали, как кричит муравьед, которому прищемили нос – то вы просто младенец. Сопливый, слюнявый, пахнущий молоком ребенок. Брр! Не люблю, а что ты будешь делать…

Вечно этот увалень сует свой хобот, куда не просят. Завяжу на узел, в следующий раз неповадно будет. Теперь о том, чтобы не разбудить спиногрыза, нечего и думать. Да вон он уже, сидит на кровати и пялится на меня. Хорошо хоть не побежал за родителями. Современные дети не в пример смелее этих самых родителей.

Я уперся ногами в подоконник, поднатужился и выдернул застрявший муравьедный … муравьедовый нос. Скотинка перестала вопить, сложила крылья и расселась на подоконнике, тихонько всхлипывая. Пришел мой черед отбывать номер. Я спрыгнул в комнату и радостно крикнул:

– Привет, швиштун!

Малыш шмыгнул носом и ответил:

– Я не швиштун. Я Марти.

– Так, давай с начала. У тебя сегодня выпал зуб, не так ли?

– Ну да.

– Тогда скажи "сыр".

– Шир.

– Привет, швиштун.

Он стыдливо покраснел, но ничего не сказал.

– А теперь, когда с формальностями покончено, приступим к делу. Зуб где?

– Под подуфкой.

– Великолепненько, – пока все шло как по маслу. – И теперь тебе положена…

– Монетка! Монетка! – радостно запищал мальчик и захлопал в ладоши.

– Шоколадка, – прервал я его ликование.

– Как фоколадка? Ведь ты же жубная фея?

– Да, это я и есть.

– А пошему ты не крашивая добрая тетя с крылыфками?

Ох, сколько раз мне задавали этот вопрос!

– Понимаешь, дружок, очень красивые тети редко бывают добрыми.

– Пошему это?

– Ну, смотри, если бы у тебя была красивая золотая денежка, все бы хотели ее у тебя отобрать. И ты бы всегда злился и смотрел в оба. В конце концов, стал бы вредным и подозрительным. Так?

Куда мир котится! Вот добрых красивых тетенек им подавай. А где, спрашивается, на всех набрать таких, чтоб и добрые, и красивые, и не воровали?

– Но крашота-то вшегда оштается у тети? Чего ей жлиться? Вреф ты все, моя мама и крашивая, и добрая!

Беда с этими детьми. Они теперь не только смелые, еще и вундеркинды все подряд!

– В общем, нету тети, нету монет, бери, что дают. На шоколад, – протянул ему начинавшую таять в руках плитку.

– Хочу денефку! – заканючил он.

– Не положены детям деньги, ты их возьмешь и потратишь на жвачку. Так? Остальные зубы испортишь. Мне что, к тебе каждую ночь прикажешь таскаться?

– Папа говорит, от фоколада тоже жубы портятся.

– Дурак твой папа...

– Фто?

– Я говорю, от хорошего не портятся.

– Но...

– Короче, будешь брать?

Он нерешительно взял лакомство.

– Вот так то лучше, пацан. А теперь ты ничего не забыл?

– Шпашибо.

– Его как раз можешь оставить себе. А мне отдай зуб.

Мальчик порылся под подушкой и протянул мне желтоватый кусочек кости. Я положил его в пластиковый пакетик.

– А это кто? – грязноватый палец указал на муравьеда.

– Это… это мой верный единорог.

– Единорог? – глаза его удивленно расширились.

– Ага, ты не смотри, что рог мягкий. Зато длинный.

Он хотел еще что-то спросить, но не успел. Я плюхнулся зверьку на спину. Стоятьпадла встрепенулся и шагнул в пустоту. Идиотский зверь! Всегда раскрывает крылья у самой земли. Еще месяц такой работы – буду подмигивать и заикаться.

 

Следующий клиент, шестой этаж серой высотки. На этот раз спикировали лихо, прямо в комнату. Я даже тихонько потрепал муравьеда по холке. Может же, когда сильнее шею сдавишь.

Однако, как ни старался, хозяйка комнаты проснулась. Я не успел еще и рта раскрыть, как она завопила:

– Сработало, сработало! – девочка спрыгнула с кровати и забегала по комнате кругами. – Здравствуйте-здравствуйте-здравствуйте, дяденька. А где тетенька? Я читала, что будет тетенька. Ну, не важно. Вы за нее, да? Ой, жаль, что вы такой низенький и грязненький. Наверное, плохо кушали в детстве?

– Стой, стой, замолчи хоть на секундочку!– у меня звенело в ушах.

– Конечно-конечно-конечно, молчу-молчу. Вы знаете, я, если захочу, такая молчунья, такая молчунья. Бабушка скажет: "Люси, молчи!" – и я часами могу молчать, даже рта…

– А-а-а-а-а-а-а-а! – не выдержал и закричал я. – Заткнись уже! На кровать живо!

Она немного оторопела, но подчинилась.

– Просто отвечай на вопросы. Зуб выпал?

– Да, я сегодня кушала яблоко, красное такое, спелое, вкусное, укусила и…

– Цыц! Шоколадку хочешь?

– Монетку, – лукаво прищурясь, потребовала она.

– Шоколадку.

– Монетку!

– Шоколадку, и не торгуйся, – еще немного, и у меня сдали бы нервы. – А то ничего не получишь. Таких болтливых девочек полезно оставлять с носом. Это даже не грех. Сожру, клянусь!

Девочка испуганно вскрикнула.

– Да не тебя, а шоколадку. Давай зуб.

Она принесла. Точно! Меня же предупреждали насчет этих проныр. Маленькие чертенята! Одному вон вообще зуб в драке выбили, а туда же… Недавно залез под подушку – а там протез, дитё догадалось у бабушки одолжить. Бизнесмены в ползунках! На ходу подметки рвут!

– Где взяла? – строго спросил я у нее.

– Понимаете, на мне все заживает, как на собаке. Поэтому дырочка уже затянулась, и…

– Я-а-а-а-сно, ложный вызов, – я пригрозил ей кулаком. – Пластмасса. У стоматолога слямзила, да?

– Ой, что вы такой говорите?! Это мой самый-саменький-пресаменький настоящий зубик, знаете, как было больно, когда…

Я уже не слушал. Забираясь на Стоятьпадлу, прикидывал в уме, как сегодня буду оформлять возврат. Это же мороки не оберешься, предоставь, заполни ведомость, укажи причину. А какая еще нужна причина, если у девочки ни стыда, ни совести?

 

Заплутав малость среди дымящих заводских труб, мы со Стоятьпадлой притарахтели к темному, давно не крашенному дому. Три этажа, решетки на окнах. Свет везде погашен, сторожка пустует: сторожить тут нечего.

Вообще, я это место терпеть не могу. Если есть возможность, то всегда отказываюсь от посещения этого дома. Даже детские зубки тут плохие – больные, жалкие... сиротские, как и сам приют.

Девчушка спала чутко: только я сунул руку под подушку, как она вскинулась, схватила тоненькое одеялко, прижала к груди, словно единственную защиту. Я успокаивающе сказал:

– Привет… широтка.

Девочка вздохнула. Но тут же увидела муравьеда и потянулась к нему.

– Какой милый! Можно погладить?

Стоятьпадле понравилось, что его хвалят, и он подсунул девочке длинный мокрый нос.

– Как его зовут?

– Стоятьпадла.

– Почти как меня, – снова не по-детски вздохнула кроха. – Меня зовут Ах ты……………башкой об стену, – прозрачное дитя выдало длинную фразу, такую, что Стоятьпадла тут же стал завидовать. Я молча протянул девчушке шоколадку, и она робко дотронулась до обертки.

– Ой, а что это?

– Шоколад, наивная! Ты что, слаще морковки ничего в жизни не ела?

– Ага, – я охотно поверил в ее слова. В этом чертовом приюте дети, небось, мороженную картошку пломбиром считают. А девочка-то худенькая какая – будто привидение. Моя б воля, дал бы шоколадку побольше, но они у меня все одинаковые.

– Вот от морковки детям самый вред! Зубы же расшатываются! – поделился я своими соображениями.

– А вот воспитательница говорила...

– Да видел я твою воспитательницу! У нее все зубы золотые. Нормальные выпали, потому что она морковки много жрала. Жуй свою шоколадку быстрее, пока другие не учуяли!

Девочка посмотрела на сладость огромными глазами, откусила маленький кусочек и бережно спрятала остальное в матрас.

– Ну кто так прячет, – разволновался я. – Глубже зарывай, глубже...

 

Усталый муравьед влетел в распахнутое окно и снова задел крылом раму. Прищемленный нос и здесь подвергся испытанию. А я, шепотом проклиная неуклюжую животину, вытащил ее из ловушки.

Мальчишка, толстый и краснощекий, зажег ночник и уставился на меня.

– Привет, швиштун, – традиционно раскланялся я. Мальчишка молчал, и я протянул ему плитку. Он, кажется, удивился.

– Это чо, мне?

– Ну не мне же.

– Вот эту... маленькую... в простой обертке? Да ты хоть знаешь, кто я?! Да один мой ноготь стоит больше, чем все шоколадки на районе, а ты вот эту... эту фигню суешь?!

Он мне уже надоел. С какими людьми приходится работать!

– Короче, недомерок, – жирдяй размахивал руками и плевался. – Или ты прям щас даешь большой шоколадный батончик с нугой, орехами, карамелью, изюмом, и чтоб не какой-то там молочный шоколад, а высшего качества... или я звоню папе, и он тебя уроет!

– Твоему папе меня видеть не положено, – я почувствовал, что улыбка получилась кривая. – И маме. Только дети могут...

– Да мне плевать, что там могут дети! В следующий раз приноси нормальный шоколад, а сейчас убирайся, мне спать пора! Куда потащил шоколадку? Это моё, моё, моё! Не да-а-а-а-ам!

С толстяком приключилась форменная истерика. Я швырнул помятый в кулаке батончик ему на одеяло, дернул жалко пищащего в ужасе Стоятьпадлу под уздцы, и мы удрали со всех муравьедских ног. Я помогал ему разбегаться своими...

 

Устал зверски, мой "скакун" тоже выдохся. Вначале махал крыльями, чтоб лететь, теперь – чтобы не свалиться вниз. И я прекрасно понимал, что это не одно и тоже. Его шатало из стороны в сторону, швыряло в воздушные ямы. Вместе с ним трясло и меня. Да так, что поплыло перед глазами.

Ну почему другим все, а мне – горячий поцелуй в попу?! Летай вот на таком убожестве, втюхивай детворе вместо звонкой монеты подтаявший шоколад. Ростом не вышел? А причем здесь рост? Ну, оступился разок…ладно, не разок. Взял чужое, так что теперь – всю жизнь Стоятьпадле хобот крутить?

Оставалась последняя плитка, и можно возвращаться.

Хвала Санта-Клаусу, вскоре показался нужный дом. Муравьед будто бы почуял это и прибавил рыси…ну, или чего он там мог прибавить. На последнем издыхании он дотянул до крыльца и брякнулся на землю, тяжело дыша. Я ему даже посочувствовал в этот момент, настолько вид животного был жалок. И тут же вспомнил, что у меня-то не лучше. Как презентабельно может выглядеть несчастный выдохшийся карлик? Ответ – никак.

В детской было тихо. На этот раз повезло – чадо спало. Я прокрался на цыпочках и запустил руку под подушку малыша. Хватит на сегодня разговоров. Заберу зуб, положу шоколад – и всё, баста, я свободен до следующей ночи.

Но едва я коснулся подушки, как ребенок открыл глаза и улыбнулся.

– Добрый вечер, – сказал он.

– Добрый, – вот уж точно нет.

– А вы мне снитесь?

– Нет, – врать я тоже на сегодня устал. – Не снюсь. Я тебе шоколадку принес.

– Вкусную?

– А какие они еще бывают?

И правда, какие? Вот бы попробовать… Жаль, не положено.

– Разные, – ребенок зажмурился, словно представляя себе сразу коробку шоколада. – Бывают сладкие, а бывают – не очень. Я люблю такой горьковатый, положишь кусочек на язык и ждешь, пока растает...

Я тоже зажмурился, пытаясь представить горьковатую сладость, но ничего не вышло. Вздохнул, сунул малышу в руку шоколад.

– Вот и попробуешь за меня. Я ведь только раздаю шоколадки, а сам их не ем.

– Не любите? – недоверчиво спросил мальчик. – Никакие-никакие? Даже с орешками?

– Не знаю, никогда не ел, – признался я.

Кажется, малыш не поверил. Он округлил глазенки и посмотрел сначала на меня, а потом на лакомство, зажатое в руке. Все-таки решил уточнить:

– У вас аллергия?

– Нет, просто не положено, – я почувствовал некое щипание в носу. В самом деле, что за жизнь у меня? Это не разрешено, то запрещено, ездишь на каком-то невнятном звере, дети докапываются постоянно... Еще и сладостей никогда не пробовал. – Просто нам нельзя пробовать ваши подарки. Договор, что б его!

– Никогда-никогда? – спросил малыш.

– Да, никогда, – должно быть, я сказал это немного злее, чем нужно. А может, много. Все этот жирный боров, угрожавший своим грозным папашей. И та с пластиковым зубом тоже хороша, маленькая хитрунья. Сегодня мое "не люблю" стремительно превращалось в "ненавижу".

– Ладно, давай зуб, – эта ночь должна поскорее закончиться. – Я что-то не в форме сегодня.

– Ой, вы только не ругайтесь.

– Не говори, что ты его потерял!

– Нет, конечно, нет…

Я протянул ладонь:

– Ну, здорово, давай сюда!

– Выбросил.

– Как? Был же вызов, все правильно.

– Ну да, я сначала положил его под подушку. А потом подумал, глупости все это. Детский сад. И выбросил…

– Куда?!!

– В окно.

Я так и сел, прямо там же на пол. Это стало последней каплей. Дрянные маленькие уродцы, и напоследок такой сюрприз!

– О чем ты думал?

– Но я же не знал, – казалось, он собирался разреветься.

– Конечно. Не знал, что бедному карлику придется тащиться к тебе через весь город, – остановиться было трудно, внутри кипело и бушевало. – На спине у этого живого пылесоса! Все замечательно! Остальные пусть летают на пегасах, а он вот так, налегке. А что, ему ведь даже деньги доверить нельзя. Клептоман, елки-моталки! И слово-то придумали специальное! Пусть таскает детям сладости! Их он точно не украдет. Ему их совсем не хочется, так ведь? До первого сбоя, а если что – снова в шахту! А ребенок не знал!

Я зло пнул попавшийся под ногу мячик и отвернулся от глупого мальчишки. Бесят они меня, ужасно бесят!

– А зачем вам вообще... наши зубы? – спросил мальчишка.

– Для отчетности, – отрезал я.

– Ну а тем, кому вы отчитываетесь? Зачем? Я читал про какие-то домики?

– Придумают же люди! Феи домики делают, ага! Перетирают, – конечно, еще бы, им больше делать нечего, – ткут паутину и латают ей свои крылышки. Знал бы ты, что ими латают! Домики, ха! Там всего-то одна стена, вот только за той стеной уже другой мир. Жуткий, голодный, злой, и лезет оттуда... В общем, если стену вовремя зубками не залатать – всем конец. Сомнут, раздавят и съедят. Как детишки вкусненькую шоколадку.

Малыш вылез из постели и осторожно потрогал мое плечо.

– Я прошу прощения, – сказал он дрожащим от слез голоском. – Я же не знал. Вот. Возьмите!

Я резко обернулся – думал, сейчас не удержусь и отшлепаю его. За всё сразу. И за всех. За тысячи липких пальцев, сжимавших шоколадные плитки. За наглые личики, за гнусавые голоса, копирующие интонации мам и пап. За зажравшееся чужое детство.

Обернулся и увидел, что мальчик протягивает мне шоколадку.

– Это вам. Я ее все равно не заслужил. Вы... вы ее съешьте.

– Как мне? – я жутко растерялся, ведь это же…где это видано, чтобы… Если так, то разрешается. Точнее, не запрещается. – Правда, можно?

Малыш кивнул. Думаю, его голова не успела еще подняться, как я впился в плитку. Прямо в обертке. Ничего, потом выплюну, ведь это же шоколад! Ммм-ням-ням!

Он смотрел на меня, будто на голодного щенка, вылизывающего миску до блеска. Когда шоколад закончился, я не мог говорить от восторга. К своему стыду, только сыто рыгнул.

– Вкусно? – несмело осведомился мой благодетель.

– Спрашиваешь, ничего подобного не пробовал, – и это было чистейшей правдой.

– Я же говорил!

– Слушай, – спросил я его, немного придя в себя после пиршества, – а в какое окно, ты говоришь, зуб выбросил?

 

Пропажу я нашел, спасибо Стоятьпадле. Не зря природа наградила его таким внушительным шнобелем. Очень помог. Тот паренек еще долго стоял у окна и смотрел, как мы с муравьедом шарим в палисаднике.

Правильный пацан, честно. Все бы так. А то взяли, понимаешь, моду – выкобениваться. Шоколадки им невкусные, монетки подавай, да чтоб тётя красивая приносила! А стена-то рушится! Эта мерзость с той стороны растет, крепчает.

И если что, господа хорошие, зубы будем изымать бесплатно. И без ведома поставщика! Методом самовывоза, не обессудьте.