Эрик стоял за отцовским креслом, наблюдая, как отец играет в трехмерный арканоид. Панель отбрасывала на стены объемное изображение дороги и боковых проходов лабиринта. Отец ловко управлял платформой, летящей вперед с бешеной скоростью.

– Пап, ну пожалуйста, – Эрик старался говорить убежденно и весело, но фразы получались недовольно-капризными. – Тебе и жить-то осталось лет тридцать с копейками.

– Даже не надейся, – не поворачиваясь, отвечал отец. – У тебя было разрешение на ребенка, и ты его истратил. Теперь какой то девице до писка хочется потешить материнский инстинкт, а я должен отдуваться! Не вижу себя в этой истории!

– Дай мне еще один шанс! – взмолился Эрик. – Триста лет – огромный срок! Нельзя требовать, чтоб человек всю жизнь жил с одним партнером! Это какое-то устаревшее понятие! Вверх, вверх рули!

Отец не успел вырулить, платформа врезалась в ограждение и с мелодичным звоном распалась. Из стен выскочили гигантские пауки и пожрали обломки. Отец досадливо рыкнул и повернулся к сыну:

– Вырастили эгоцентристов! – Сердясь, сказал он. – У вашего поколения в принципе не может получиться семья. Потому что для совместной жизни нужно уметь жертвовать собой. Собой! А не другими близкими. В мое время, между прочим…

– В твое время двадцатилетние дети уже работали, – скучно прервал отца Эрик. – Да, я помню. Но подумай сам, – медленно продолжил он. – Ты живешь бездарно. Что есть в твоей жизни, кроме скучной работы и глупых игр? Тебе давно пора исполнить свой гражданский долг! А вот твой возможный внук имеет шанс стать президентом мира!

– Или такой же эгоистичной свиньей, что и ты, – пробурчал отец и отвернулся, загружая новую игру.

Никакого понимания проблем родного сына! Эрик был возмущен. С отцом же определенно возникали трудности, он не желал слушать никаких сверх-убедительных доводов.

Демонстрируя сильнейшую обиду, Эрик вышел, хлопнув дверью. Надеясь, что отец одумается и придет мириться, он остался стоять на длинном балконе, разглядывая нежно зеленеющие внизу поля картошки.

Этот город был пронизан солнцем. Конструкцией он напоминал куполообразную птичью клетку, люди жили на горизонтальных перекладинах, в местах соединения с вертикальными опорами находились площади отдыха с остановками для лифтов. Узкие балконы-переходы, несущие типовые комнаты, не загораживали солнце, питающее землю, сплошь покрытую полями и теплицами.

Отец жил на восьмидесятом, вполне респектабельном этаже первой сотни, но вот до остановки лифта было далековато. Нужно было поторопиться, любимая уже ждала его в одном из кафе. Но Эрик продолжал ждать, неизвестно на что надеясь. Он запрокинул голову и посмотрел вверх – туда, где в облаках терялась недостроенная верхушка города. Сотни миллионов человек обитало здесь, неужели же не найдется место еще для одного, очень маленького человечка? Он вспомнил день, когда все началось.

 

 

***

"Целеустремленность – наиважнейшее качество любого человека. Просто терпеливо делай свою ежедневную работу, имея в виду высшую цель, например, из лаборанта вырасти до начальника отдела синтеза говядины…" – так думал Эрик, задержавшись в обеденный перерыв на работе, чтоб дождаться окончания цикла. "Делать карьеру не то чтоб было сложно, просто долго, долго, очень долго! Когда изобрели препарат для увеличения человеческой жизни, одним из побочных эффектов стало уменьшение шансов на быстрый взлет. Ах, как скучно работать сто лет, чтоб получить крохотное повышение!"

Отдав команду о начале выгрузки созревшей говядины, Эрик бегом двинулся на ближайшую площадь, где обычно обедали сотрудники лаборатории.

Запыхавшись, он влетел в кафе и заозирался в поисках свободного места и приятной компании.

– Нужна хорошая мировая война! – услышал он громкий возбужденный голос и, повернувшись, увидел Парашкевича, размахивающего руками перед хорошенькой девушкой. – Надо чистить человечество! Утопить в крови слабаков и стариков! – На этом месте Парашкевич сделал паузу и решительно хлопнул стопку минералки.

Девушка смотрела на него испуганно, но кокетливо.

– А вдруг меня тоже зарежут? – запереживала она.

– Нет, – уверенно успокоил ее Парашкевич. – Если ты изучишь историю так, как я, то убедишься, что женщины на войне никогда не гибли! Потому что это был закон! Да и подумай, какой дурак будет убивать хорошенькую женщину?

– А если тебя почистят заодно? – поинтересовался у Парашкевича Эрик, подсаживаясь за столик.

– Сла-ба-ков! – как для идиота повторил Парашкевич. – Я сказал, сла-ба-ков! Ой… – неожиданно он согнулся, схватившись за живот. – Что-то гастрит прихватил.

– Так вот – страдальчески морщась, продолжил Парашкевич. – Государство с каждым годом увеличивает срок жизни отдельного индивидуума, и сокращает рождаемость! Тридцать лет обучения, и двести пятьдесят лет беспрерывной работы! А если будет триста, пятьсот лет профессиональной, качественной работы? Невероятная экономическая выгода!

Девушка успокаивающе погладила Парашкевича по локтю, но только возбудила в нем дополнительный пыл.

– А что делать нам? – фальцетом взвыл Парашкевич, и, охорашиваясь, пригладил длинные волосы. – Мужчина может дать право на ребенка всего лишь один раз! Но, дав его, он теряет для женщины всякую ценность! И это очень обидно! Война кровью смоет нежизнеспособный людской мусор! Освободится много места! Женщины будут принадлежать мужчинам и рожать детей, много детей! Каждая по двое!

– По двое? – глаза девушки загорелись.

– Дааа! – воодушевлено продолжил Парашкевич. – Даже по трое! Долой хлипкое небо! Мы будем жить на земле! Ходить босиком, как наши предки!

– Ах! – восхищенно вздохнула девушка, ее глаза подернулись мечтательной дымкой.

– А у тебя есть дети? – спросила девушка Парашкевича.

– Есть, – печально ответил тот. Девушка расстроенно поджала губы.

– Некоторым корыстным женщинам нужен только ребенок. Они забывают о прекрасном чувстве любви. – Парашкевич просверлил взглядом девушку и с чувством добавил:

– Но, Санта, ты ведь не такая?

– Не такая, – растерянно согласилась девушка.

– А у вас есть ребенок? – спросила она Эрика.

– Нет, – соврал он, и был награжден таким заинтересованным взглядом, что ни капли не пожалел о своей лжи. Девушка ему очень понравилась, а целеустремленности Эрику было не занимать.

– Я всегда мечтал подарить ребенка той девушке, что будет любить меня сильнее всех, – скромно сказал он и не соврал. Эрик действительно о таком мечтал и даже подарил. Кто же был виноват в том, что он ошибался, и девушка любила его не так сильно, как ему хотелось?

– А знаешь, почему право на рождение ребенка принадлежит только мужчине? – Парашкевич отчаянно пытался привлечь к себе ускользнувшее внимание девушки.

– Почему? – спросила Санта, не сводя глаз с Эрика.

– Очень интересная история, очень! – посекундно сглатывая слюну, рассказывал Парашкевич. – Восемьсот лет назад к президенту мира каждую ночь приходили женщины, чтоб родить от него ребенка. Также у президента была постоянная возлюбленная из палаты законопроектов, имеющая даже доступ к личным данным, и она была очень, очень ревнивой! Так вот, она пробила законопроект, по которому право на рождение ребенка передавалось мужчине, и оно могло быть реализовано только один раз! Так вот…

История действительно была интересной, но это Парашкевичу уже не помогло – он был категорически, окончательно забыт. И как он ни хватался за разные больные части тела, как ни грозил утопить цивилизацию в крови, это никак не помогло ему завоевать непостоянный девичий интерес.

Санта улыбалась и смотрела только на Эрика, и к концу обеда они решили съездить на первый этаж города и поучаствовать в реалити-игре. Прекрасно проведя время и почувствовав себя командой, они договорились в следующий вечер совершить онлайн-прогулку по морскому дну. Такая услуга была на каждом этаже, но они выбрали тридцать восьмой, тот, где жила Санта, и после работы ехали в лифте, держась за руки.

Прогулка оказалась романтичной! Волосы Санты плыли в воде, задевая прозрачных светящихся медуз, рыбы скользили меж стройных голых ног. Они присели отдохнуть на камень, Санта была нереально хороша – с бликами света, играющими на ее лице, с загадочной, призывной улыбкой нереиды. Эрик наклонился и поцеловал ее, за его спиной возникла акула и проплыла вокруг пары почетный круг.

После прогулки они пошли к Санте, где случилось все, чему полагается случаться между мужчиной и женщиной.

С тех пор они стали встречаться. В рабочие дни они оставались у Эрика, потому что от него было ближе добираться до работы. А по выходным ездили к Санте, потому что на площади рядом с ее комнатой готовили замечательных синтетических трепангов. Через некоторое время они даже обменялись идентификационными данными, что было уж совсем серьезным показателем их отношений.

И все было бы замечательно, если бы Санта не просила у Эрика ребенка. Щурясь от удовольствия в объятиях Эрика, она рассказывала о своей мечте: ощутить внутри себя барахтанье малыша, с крошечными, прозрачными пальчиками, персиковой попкой, и головкой, покрытой нежным пушком. Ей даже нравилось представлять, через какую боль она пройдет, рожая его.

Рассудительная во всем, Санта впадала в безумие, когда Эрик твердо отказывал ей.

О! Если бы он только мог, он бы обязательно дал ей разрешение! Но он не мог и выкручивался, как только умел.

Но в один из особенно нежных вечеров, приправленных дымом от расслабляющих курительных смесей, Санта опять стала намекать, что им нужен ребенок.

Они целовались, и Эрик ожидал большего, и ему совсем не хотелось прерываться для споров. Поэтому он уклончиво согласился: "Когда-нибудь обязательно заведем…" Любимая обрадованно осыпала Эрика поцелуями и в эту ночь была особенно страстной.

Ну, а через неделю Санта, светясь от счастья, показала на панели результаты своего ежедневного обследования. "Срок беременности семь дней" – мигала красная надпись, а значит: "дай свои данные, чтоб можно было оформить разрешение на рождение".

И Эрику пришлось признаться, что он подарил разрешение сто тридцать лет назад, когда был молод и глуп. Ну и конечно, дальше последовали упреки, слезы и много плохих слов. Эрик расстроенно выслушивал Санту, ожидая, что сейчас она его бросит и пойдет убирать их ребенка. Но Санта притихла и кротко сообщила:

– Как хочешь, я все равно его рожу, пусть и без разрешения.

Они оба знали, во что это выльется. У Санты закроют медицинскую страховку и перестанут выдавать препарат. А это значит, в течение трех недель она умрет от наступившей двухсотлетней старости. Конечно, существовала возможность достать препарат на черном рынке, и даже встречались олигархи, содержавшие на нелегальном препарате своих любовниц с детьми, но Эрик был простым служащим, и смог бы потянуть Санту не больше месяца. А она была такая дурашка, что действительно могла поддаться инстинкту и родить. Тут Эрик понял, что ее беременность – теперь его проблема. За эти восемь с половиной месяцев можно было попытаться стать знаменитым, потому что им разрешалось иметь двух детей.

Разрешение на рождение можно было заменить отказом от жизни кого-то из близких родственников. Вероятность исполнения первого и второго вариантов были примерно одинаковы, и Эрик начал действовать во всех направлениях: вступил в политическую партию и засобирался к отцу.

 

***

Так и не дождавшись раскаявшегося отца, Эрик медленно побрел к остановке с магнитным лифтом. Ему бы хотелось потянуть время, но лифт быстро добрался до зоны отдыха четвертого уровня. Эрик прошел мимо спортивных площадок, в знакомое кафе, где Санта должна была его ждать.

Увидев Эрика, она свернула панель и всмотрелась в его лицо, надеясь предугадать результат. Эрик отрицательно покачал головой, и красивое личико Санты дрогнуло, губы поплыли вниз, глаза наполнились слезами.

– Упрямый старикашка, – с отвращением пробормотал Эрик, присев за столик и взяв Санту за руку.

– Может быть, ты просто меня не любишь? – напряженно спросила она.

В эту же секунду мерцающая над их столиком панель начала показывать социальную рекламу. Счастливые женщины одна за другой плавали в море, совершали покупки, расхаживали в элегантной офисной одежде, демонстрируя совершенный отдых и интереснейшую работу. Каждая из них поворачивалась в экран и торжественно объявляла: "Не допустим перенаселения Земли! Я подавила свой инстинкт, потому что я Человек!"

– Может быть, ты тоже предложишь мне подавить свой инстинкт? – спросила Санта так, будто Эрик придумал, снял и самолично запустил эту рекламу.

– Может, нам сбежать куда-нибудь? – угнетенно предложил Эрик.

– Куда? – с презрением спросила Санта, но Эрик не ответил.

Предложение было глупым, и оба это знали. Бежать некуда. Каждый уголок земли был занят людьми настолько, что пара сверхплановых людей могла нарушить хрупкое равновесие экологии и экономики.

– Скажи мне прямо! – нежно прошептала Санта, вытирая слезы. – Скажи, что я для тебя только развлечение, и ты не хочешь от меня ребенка!

– Ну что я могу сделать? – расстроено спросил Эрик. – Может быть, ты предлагаешь мне самому выполнить гражданский долг?

"Они выполнили свой гражданский долг!" – Тут же подхватила панель, и на экране замелькали образы мужественных людей, перехваченные черными траурными ленточками.

Эрик нервно стукнул по кнопке вызова официанта.

– Кофе, плюшки и, пожалуйста, выключите контекстную рекламу, – сердито попросил он подошедшего работника.

– Отключение рекламы стоит двадцать пунктов к обслуживанию.

Эрик согласно кивнул: он мог это себе позволить.

– Ты согласен пожертвовать жизнью ради нашего ребенка! Мой любимый еще лучше, чем я думала! – Санта смотрела с нескрываемым восхищением, и сердце Эрика упало. Он считал себя слишком молодым для исполнения гражданского долга!

– Смотри, что подсказал мне Парашкевич, – сказала Санта и раскатала лист панели на столе.

Упоминание Сантой Парашкевича больно царапнуло Эрика, но сейчас было не время выяснять повод и количество их общения.

Перед ними возник информационный лист на пользователя. Эрик быстро пробежал глазами ничего не говорящее ему имя, уровень и секцию проживания.

Некоторое время Эрик еще искал подвох, а потом озадаченно перевел взгляд на Санту.

– Ну это же Медийный декстер! – радостно воскликнула его любимая. – Тот самый, что провел официальную компанию против старения населения!

Эрик помнил эту нашумевшую историю. Известный гипнотизер-танатолог разработал цикл роликов по заказу государства. Но то, что предполагалось как обыкновенная, малоэффективная социальная реклама, превратилось в кошмарное побоище. Используя черные техники, кодовые слова, массовый гипноз, Медийный декстер добился исполнения гражданского долга от ста двадцати миллионов людей. Планету охватил страх перед чуждым влиянием, покатилась волна протестов. Президенту мира пришлось вмешаться.

– Мы можем попросить его побеседовать с твоим отцом, уговорить, так сказать, дать внуку шанс родиться! – глаза любимой сверкали испуганно и жадно. Мысленно она уже держала ребенка у своей груди.

– Это незаконно, – зашипел Эрик. – И к тому же опасно! Он безжалостный убийца, умнейший психопат, Декстер!

– У тебя есть другой выход?

Эрик промолчал, потому что был мужчиной. Он не мог признаться, что ему по-настоящему страшно.

 

***

Они сидели на ступеньках-сиденьях магнитного лифта, несущего их высоко-высоко вверх, на двухсотый этаж.

Эрик с Сантой ни разу не были на верхних, неблагополучных этажах, как-то больше стремясь вниз, поближе к респектабельности и комфорту. Сейчас они со страхом наблюдали, как меняется контингент капсулы от этажа к этажу: добропорядочные граждане все чаще выходили, а совсем молодые и странно одетые заходили. Даже глупышка Санта начала понимать, в насколько опасное место они собрались.

Тут, наверху, оказалось очень холодно. Площадь отдыха была огорожена огромными, наклоненными наружу щитами, отчего казалась похожей на цветок мака. Местные укрывали свои тела в куртки из эко-кожи, изменяли лица при помощи золотых кожных прищепок и светящихся красок.

Тут и там стояли музыкальные столики, за которыми живые музыканты на ходу сочиняли мелодии.

Публика слушала, кто-то танцевал, кто-то целовался, кто-то пил коктейли из самоиспаряющихся стаканчиков.

Стараясь не привлекать внимания, Эрик с Сантой свернули на балконы с комнатами. Через полчаса, окончательно продрогнув, они нашли нужный номер и постучали. В ответ им была тишина. Конечно, глупо было думать, что такой харизматичный, известный человек будет сидеть вечером дома. Необходимо было ждать.

Санта скисла и, потеряв весь боевой настрой, повисла на Эрике. А тот отчасти испытывал облегчение. Все-таки неприятно просить о чем-то человека, который в течение разговора может заставить тебя умереть. Хотя и любопытно было бы посмотреть на убийцу. Наверняка у него жесткое, неподвижное лицо маньяка.

За дверью зашуршало, и в приоткрывшейся щели показался невыразительный глаз с кусочком длинного носа.

– Нам нужен Медийный дестер. Как его найти? – спросил Эрик в щель.

– Желаете взять очередное интервью, как я убил четверть населения этого города? – дребезжащим голосом спросил нос.

– Мы бы хотели воспользоваться вашими профессиональными навыками, – уклончиво ответил Эрик. Дверь распахнулась.

– Кого нужно убить? – медленно спросил Декстер.

Эрик с Сантой молчали. Перед ними стоял старик, настолько дряхлый, что еле держался на ногах.

Абсурдность делового предложения этому полутрупу граничила только с бесполезностью.

– Я могу устранить кого угодно, – жалобно рекламировал себя киллер. – Но сейчас трудные времена, мне не на что купить препарат… Если бы вы дали мне буквально сто пунктов, то завтра мы могли бы обсудить ваше дело.

Ах, вот в чем дело, – сообразил Эрик. – В триста лет медицинская страховка заканчивалась, государство переставало оплачивать дорогостоящий препарат для продления жизни. Этот старик не хотел умирать и добывал деньги на раствор, как мог.

– Почему ты не хочешь сохранить человеческое достоинство и выполнить свой гражданский долг? – с презрением спросил его Эрик.

– Умирать никогда не хочется.

– В твои годы и жить-то надоедает уже, – убежденно сказал Эрик.

– Доживешь до моих лет и проверишь, – беззлобно буркнул старик и, потеряв остатки сил, повалился в проход.

Санта подхватила его и плавно опустила на пол.

Эрик присел на корточки и, раскинув на коленях панель, перевел на счет старика сто пунктов. Он сделал это из жалости, не рассчитывая ни на что. Эрик понимал, что чудеса в реальной жизни не случаются.

 

***

Дни шли за днями, а выход все не находился. Санта плакала по утрам, Эрик то занимался агитацией за свою партию, то все бросал и пытался сочинить гениальную музыку, то хватал дополнительную работу, чтоб обеспечить в будущем еще один день, два дня жизни.

Он достиг того возраста, когда мысль о постоянном партнере уже не казалась кошмаром. И ребенка ему тоже хотелось. Эрику не удалось поводиться с первой дочкой, да и желания в тот момент не было. Сейчас же ему казалось забавным иметь в доме маленькое нежное существо. Вот только получалось, что ему не удастся привыкнуть к своему ребенку. Ведь не мог же он, в самом деле, дать умереть любимой? Если ничего не придумается, ему придется писать отказ от медстраховки в пользу новорожденного. Умирать категорически не хотелось.

Проверяя однажды вечером почту, Эрик обнаружил неожиданный месседж. Медийный декстер приглашал его обсудить подробности дела в обед. Встреча была назначена на площади эф сто один триста двадцатого этажа.

"У старика кончились пункты, и он опять попытается развести меня на сотку" – лениво подумал Эрик, но все же на следующий день отпросился с работы и час добирался до нужного этажа, размышляя, что поступает глупо. Но других вариантов просто не было.

Триста двадцатый этаж поразил его еще больше, чем двухсотый накануне. В безлюдной тишине хорошо ощущалось, как раскачивается пол под ногами.

Этаж был местами не достроен и, видимо, практически необитаем. Пары защитных щитов не было совсем, поэтому здесь стоял адский холод. От бешеных порывов ветра, готового сбить с ног, леденило губы и лоб.

Площадку отдыха эф сто три засадили скрипучими качающимися соснами и можжевельником. Рядом с едва намеченными тропинками рос мох и лишайники. Оглядывая это место, Эрик сразу понял, почему именно оно было выбрано для встречи: желающих прогуливаться здесь не было. Ничьи уши не услышат больше, чем нужно, ничьи глаза не увидят больше положенного.

Из глубины леса навстречу Эрику вышел мужчина. Он шагал быстро и уверенно, доброжелательно улыбаясь и приветственно помахивая рукой. Эрик вгляделся, пытаясь узнать незнакомца, и не поверил глазам: вчерашняя развалина обрела вторую жизнь. Никуда не делись пигментные пятна и морщины, и киллер был по-стариковски худ, но, тем не менее, перескакивал через ямки зайчиком. Помолодевший Декстер разрушил все представления Эрика о киллерах, оказавшись очень приятным, обаятельнейшим человеком.

Они пожали друг другу руки и двинулись по дорожке. Эрик обстоятельно изложил свою ситуацию, не заметив, как они подошли к самому краю площадки, огороженной прозрачным щитом. Пустота прыгнула Эрику в лицо, заставив спешно отступить.

– Что ж, ситуация ясна, – сказал киллер, не сдвинувшись с края. – Но не пожалеете ли вы, что так поступили со своим отцом?

– Не вам об этом беспокоиться, – надменно ответил Эрик. – Вы сами довели до смерти намного больше людей, чем я.

– Случайность, – вздохнул киллер. – Никто не верит, но я просто старался отлично сделать свою работу. Я был талантлив и стремился к победе. Хотел быстрее продвинуться вверх по карьерной лестнице. Меня учили так же, как и все наше поколение – желай и получишь, иди и добьешься. Я не знал, что если сильно хочешь, то можно это и получить! Что ж, за услугу я попрошу миллион пунктов плюс все наследство вашего отца.

– Это очень дорого, – попытался торговаться сбитый с толку Эрик, – у меня нет столько.

– Могу вычесть 100 пунктов, в счет вашей доброты. Но это все. Дешевле новую жизнь вы не купите.

Киллер лег животом на прозрачный щит. Казалось, тот качается и вот-вот сорвется в пропасть. Хрупкое человеческое тело полетит следом… Сердце Эрика ушло в живот.

– Нет-нет, максимум 200 пунктов – попытался сторговаться Эрик, сдерживая дурноту, но аргументы не шли в голову.

Декстер повернул голову вбок, и стало видно, что он улыбается:

– Не кажется ли вам, что в ситуации, когда ребенок становится величайшей ценностью, он вырастает также величайшим эгоистом? Любой из нас готов пожертвовать чем и кем угодно, даже своими близкими, чтоб получить желаемое.

– Я… я думаю, это правильно, – с трудом сказал Эрик. От головокружительной высоты и прерывающего дыхание ветра, от слов киллера Эрику стало нехорошо. Ему казалось, что ветер стаскивает их с Декстером к краю, что еще немного, и он не удержится, повалится на киллера, и они полетят вниз, прямо на поля капусты.

– Побеждает сильнейший, иди к своей цели несмотря ни на что, победитель – это судьба и так далее… – вяло говорил он, мечтая быстрее все закончить.

– А как же альтруизм, самопожертвование? – несколько оживился киллер.

– К чему эти вопросы? – с отвращением спросил Эрик. – Я обязательно буду альтруистичен для своего ребенка, и обязательно проявлю самопожертвование в каких-то вопросах. Но и от своего отца я требую того же, что в этом необычного? И вообще, давайте уйдем отсюда, я согласен на вашу цену, я согласен на все!

– Ну, отлично! – Декстер будто только того и ждал. Он легко оттолкнулся от щита и ослепительно улыбаясь, потряс Эрику руку. – Пришлите мне идентификационные данные своего отца. Я изучу, и на днях приступлю к работе! А теперь, если не возражаете, мне бы хотелось уйти первым, прогуляйтесь здесь еще!

 

***

– Парашкевич, ты можешь дать мне четыреста пунктов взаймы? – Эрик сидел, свесив ноги с перекрытия, и неторопливо обзванивал с панели всех своих знакомых.

– Нет, – замялся Парашкевич, пряча глаза. – Я… эээ… сегодня дал взаймы одной пользовательнице… и у меня не осталось совсем ничего.

– Видимо, сильно она тебе нравится, – подмигнул Эрик и дал отбой, раздумывая, у кого еще можно занять пунктов, на тот случай, если киллер выполнит свое обещание.

Третий день Эрик дежурил у комнаты своего отца. Если бы его спросили о причине, он не смог бы четко ответить. Слишком легко согласился на убийство Декстер, слишком много денег запросил за свои услуги, слишком уж походил на мошенника-шарлатана.

Подозревая махинацию, Эрик отпросился на работе и обустроился над комнатой своего отца - этажом выше и немного наискосок, с мощным биноклем в руках. Тут он видел все, и, если что, мог спрятаться за вертикальным стояком. Санта сменяла Эрика в обед и ужин.

На третий день Декстер появился. Эрик напряженно уставился в бинокль, надеясь не пропустить ничего важного. Киллер постучал в нужную комнату, отец открыл. Они начали разговаривать, неожиданно его бука-отец отодвинулся вглубь комнаты и впустил Декстера внутрь. Дверь закрылась медленно, как в фильме ужасов. Она сделала это самостоятельно, Эрик мог поклясться, что киллер не трогал ее, он даже не доставал рук из карманов. Волна дрожи прокатилась по спине Эрика. Он застегнул куртку и почти бегом двинулся домой.

Через два часа на его имя пришло официальное письмо, извещающее, что Эрнесто Мигуэло, приходящийся признанным отцом Эрику Мигуэло, выполняя свой гражданский долг, перестал принимать сыворотку бессмертия и ожидает смерти, жертвуя право на жизнь своему нерожденному внуку.

Первым делом он связался с Сантой и насладился потоком похвал и восторгов. Потом с легкой печалью оформил денежный подарок на имя киллера.

Почти сразу после перевода на панель Эрика пришло письмо: Декстер снова желал встретиться. Меньше всего Эрик хотел видеть этого человека, и поэтому вежливо отказался. Через пару минут в дверь постучали. Эрик открыл и остолбенел, увидев киллера на пороге.

– Почему вы не хотите со мной общаться? – с обидой спросил Декстер. – Разве мы плохо поговорили в последний раз? Или, может быть, я не сдержал свое слово?

– Эээээ... нет. – Эрику стало неловко от своей невоспитанности, и он приглашающе отступил в сторону.

Киллер тут же скользнул внутрь.

– У вас нет претензий по оплате? – с некоторой тревогой спросил Эрик.

– Нет, все отлично! Я здесь по другой причине.

Эрик облегченно кивнул головой и вопрошающе приподнял брови: когда денежный вопрос отпал, ему даже стало интересно, что от него могло понадобиться.

– Вы знаете, что у вашей возлюбленной будет двойня?

– Что? – не понял Эрик. – Как так может быть?

Декстер пожал плечами, всем лицом выражая самое искреннее удивление плодовитости некоторых женщин.

– И теперь встает вопрос, откуда взять разрешение на второго ребенка. У вас лично нет предложений?

У Эрика не было. До него медленно стал доходить весь ужас сложившейся ситуации.

– Собственно, пользовательница Санта уполномочила меня урегулировать с вами эту проблему… Побеседовать об альтруизме и самопожертвовании, о выполнении гражданского долга.

– Нет… она не могла! – испуганно закричал Эрик.

– Ну почему не могла? Ситуация такова, что дети нынче редкая ценность и вырастают слишком быстро. Родители отрываются, как могут, и успевают приучить их к тому, что все их желания должны исполняться. Вы помните, что все мы – поколение победителей, поколение целеустремленных? А Санта говорила вам, что хочет ребенка последние сто лет? Сто лет не исполнялось ее желание, надо думать, как сильно она этого хочет теперь! И сейчас, когда все так удачно складывается, не может же она отказаться от двух! Такая удача! Двое детей!

– Но она любит меня! – отчаянно взвыл Эрик.

– Найти мужчину – просто. Раздобыть ребенка – почти невозможно. Как вы там говорили? – продолжил киллер. – Побеждает сильнейший, иди к своей цели несмотря ни на что, победитель – это судьба и так далее? Ну вот, все укладывается в эту схему! И теперь настал ваш черед проявить альтруизм к потомкам.

– Предательница! – в бессильной ярости закричал Эрик, топая ногами. – Я не дам ей никакого разрешения! Это незаконно!

– Не переживайте так сильно. Дети растут слишком быстро. Какие-то двадцать лет, и ей тоже придется вспомнить о самопожертвовании.

– Нет. – Эрик твердо посмотрел в глаза Медийному декстеру.

– Конечно, да. – Киллер еще улыбался, но черты его лица стали жесткими, а глаза хищными. Казалось, он бросится, стоит отвести от него взгляд. Возмущение и обиды разом вылетели из головы, Эрик взмок, руки затряслись мелкой дрожью. Ни разу в его цивилизованной жизни его не пугали так, как сейчас.

– Сейчас ты слышишь только мой голос, – властно сказал убийца. – Когда я досчитаю до пяти, ты будешь делать то, что я тебе скажу. Один… два…

– Надеюсь, сейчас Санта плачет обо мне… – мелькнуло в голове у Эрика, чувствующего, что его сознание превращается в точку.

Как в страшном сне, бесшумно и сама собой захлопнулась входная дверь.

 

***

– Ты можешь достать еще денег? – нежно спрашивала Санта у Парашкевича. – Я хочу жить вместе с детьми на десятом уровне, прямо над садом с розами!

– Обязательно сделаю, – страстно соглашался Парашкевич. – Мы с тобой достойны самого лучшего!

– Мои дети достойны самого лучшего, – твердо поправила Санта, поглаживая свой подросший животик и жмурясь, как сытая кошка. – Мои детки… я сделаю все, чтоб вы были счастливы!