Восход уходящего Солнца

 

 

Шел 1987 год

Кабинет генерального секретаря СССР

 

 

 

 

 

Черденко Павел Индусов и подполковник Курьянов быстро вошли в комнату. И то, что творилось в этой комнате, можно было назвать неким «безумием»: рядовые Макаров и Зубченко суетились, складывали оставшиеся вещи в коробки и уносили в машины.

 

— Генсек сбежал! — c досадой проговорил Черденко.

 

— Да, этот проклятый трус успел скрыться! Советский союз при смерти, товарищ! — воскликнул Курьянов.  

 

— Поспешим, нам надо успеть.

 

Черденко нажал на красную кнопку, которая находилась под столом, и почти сразу же перед ними появляется штифт. На вид он был ржавый, окрашенный в серую краску, которая уже давно облупилась, но еще готовый к работе. Павел пулей залетел внутрь и отрывисто сказал:

 

— Курьянов, быстро сюда!

 

Но тот застыл, как вкопанный, рассматривая столь необычный и новый для него объект. Он видел эту машину впервые, но знал, что сейчас было не подходящее время для объяснений, поэтому не сказал ничего и зашел в штифт. Дверь закрылась, и машина начала опускаться вниз.  

 

— Теперь можно спросить, что это? Путь к отступлению? — Курьянов вопросительно посмотрел на своего товарища.  

 

— Ох, нет. Год назад мне был назначен сверхсекретный проект. 

 

— Поздно, Черденко. Уже слишком поздно!

 

— Нет,товарищ подполковник, вы не правы, — начал было спорить Черденко, но, к счастью, штифт вовремя остановился. 

 

— Прошу на выход! Помните, время за нами! — воскликнул вдруг Черденко и, насвистывая, двинулся вперед.  

 

Курьянов был ошарашен тем, что увидел. Это был огромный бункер с бетонным полом и высоким потолком, напичканный различными изобретениями. Они дошли почти до конца корпуса, где их уже ожидали двое ученых.  Пока Черденко вел оживленную беседу с ними, Курьянов решил сам устроить себе экскурсию по бункеру. К счастью, далеко ходить не пришлось. В двух шагах от него стояла огромная машина, которая извергала электричество со всех концов, а по бокам этого чуда расположились лампочки красного цвета, извергающие огонь. Да, впечатляющее зрелище. Курьянов подошел ближе к машине и хотел дотронуться до одной из кнопок на панели управления, но его остановил ученый: 

 

— Нет, не трогайте, ее не проверяли! Вдруг она устроит здесь хаос! — с испугом прокричал Чернышев.

  

— Что это за машина такая? — спросил Курьянов.

          

— Машина времени!

 

— Задайте эти координаты, — сказал Черденко ученому и передал бумагу с какими-то цифрами.

 

 — Нет, прошу, прошу вас, — с волнением произнес Алексей.

 

— Живо! — крикнул Черденко.  

 

Они втроем вошли в эту машину. Внутри нее было еще страшней: кругом было темно, слышались звуки электричества, и только в конце этой машины был небольшой луч света, который подсказывал направление к пульту управления.

Черденко и Курьянов сели на что-то, похожее на электрический стул, но только с каким-то шлемом. Они немедленно надели его, и их сразу же прицепило к спинке стула. Ученый Чернышев вбил координаты точки назначения в монитор и сел вместе с ними. Произошел какой-то всплеск электричества, и через пару секунд они оказались за кулисами конференц-зала.

Подполковник Курьянов уже хотел потрогать шторы, но его снова остановил ученый:

 

— Нет, вы не можете нарушить пространственно-временной континуум! — настойчиво и громко сказал Чернышев, немного оттолкнул при этом Курьянова.

 

Курьянов послушался его и спокойно стоял, ожидая дальнейших действий.

 

— Где же мы? — с интересом спросил ученый.

 

— Брюссель, 1927 год, пятый международный физический конгресс.

 

— Это Эйнштейн?! Быть такого не может! — Чернышев проговорил громко и отчетливо, хотя едва стоял на дрожащих ногах.

 

— Да, Алексей, он самый!

 

 

Действительно, на сцене за трибуной был сам Эйнштейн, который рассказывал сидящим в зале о теории ядерного взрыва. Когда Эйнштейн закончил свою речь, сразу же вышел за кулисы зала и увидел Черденко и его сторонников. Эйнштейна удивило их присутствие, и ему захотелось узнать, что же это за гости.  Черденко сразу же подал руку Альберту, и произошло что-то очень ужасное: Альберт Эйнштейн просто испепелился из-за действия пространственно-временного континуума.  Все с ужасом смотрели на пыль, которая лежала на месте, где стоял Эйнштейн. Чернышев начал кричать и устраивать пятиминутные лекции о том, что нельзя ничего трогать. Нужно было срочно возвращаться в настоящее, то есть в 1987 год.    

К сожалению, в той комнате, которая описывалась сначала, все изменилось: были плакаты Советского союза, герб, очень много красного цвета. Все были в ужасе, а особенно подполковник, ведь в этом настоящем его понизили до капитана.

Они решили узнать, что же еще изменилось, и подошли к пункту управления.

 

— Черденко, вас вызывает северо-восточный фронт, подойдите к пункту управления! — вдруг раздался звук.

 

Черденко быстро добрался до назначенного места и вошел в комнату, в которой его ожидали Курьянов и Чернышев.  

 

— Дела наши плохи, нас рвут японцы, требуем поддержку! — произнес солдат Красной армии.

 

И тут в разговор вмешался капитан Курьянов:

 

— Живо сбросьте туда ядерную бомбу! Чего же вы ждете?

 

             Ученый тоже решил вмешаться:

 

— Если нет Эйнштейна, то и ядерной бомбы нет, а это значит, что не только они лишились технического превосходства, но и мы! 

Черденко не стал долго раздумывать и решил отправить туда поддержку в составе танков образцов «Т-90», вертолетов «к-50», самолетов «МИГ-30,45», а также  пехоту.

 

                   

                                           *****************************

 

 

1987 год, Июнь

История бойца Красной армии Василия Югославского

 

 

 

     Меня забросило на границу с японцами, ведь они в любой момент могли напасть на нас.

Все началось с Московского аэродрома. Я пошел добровольцем на защиту своей Родины; нас посадили в самолет марки «Ан», и мы, кучка новобранцев, отправились на границу к врагам. Летели мы долго, в десантном отсеке самолета было довольно жарко, но приходилось терпеть. По прибытии, мы взяли наши вещи, и нас встретил автобус, после чего мы отправились в пустыню. Граница находилась на юго-востоке, поэтому ехали мы долго. По дороге приходилось часто останавливаться из-за того, что двигатель перегревался. Пару раз натыкались на местных жителей, которые угощали нас как могли.

Вскоре мы прибыли к месту назначения. Наш взводный, Андрей Макаренко, был высокого роста, среднего телосложения, с голубыми глазами. Одет он был опрятно, на спине висела снайперская винтовка типа «Драгунов». Нам всем раздали спальные мешки, саперные лопатки, автомат калибра «7,62 мм», 3 обоймы для него, воды, а также сухой паек.

Времени для того, чтобы устроиться в казарме, было мало. Нас сразу направили на первое задание. Мы возводили оборонительные сооружения, а именно окопы, пулеметные гнезда, а также противотанковые позиции.

Каждый занял свои места, и работа началась. Рядом со мной стоял Петр Смирнов. Я почти не знал его, но в нем было что-то родное и знакомое. Он был рядовым. Мы долгое время молча стояли, увлеченные работой, а потом случайно разговорились...

 

— Ты откуда? — спросил я у него.

 

— Из Сибири, город Новокузнецк, — уставшим голосом произнес Петр.

 

— Ничего себе тебя забросило, походу власть совсем распоясалась!

 

— Это верно. Ты сам откуда?   

 

— Из Москвы, из нашей родимой столицы.

 

— Как там в Москве? Восстания, поди?

 

— Да, народ бунтовать начинает. Не нравятся ему эти войны, видишь ли. А кому же нравятся?  Матери теряют детей, слезы льют, а правительство только плечами пожимает.

 

— Да, политике никогда до этого дела не было.

 

Мы прервали беседу, когда увидели приближающегося к нам взводного. 

 

— Здравия желаю, бойцы! Меня зовут Андрей Макаренко, — прокричал он.

 

— Здравия желаю, товарищ взводный! — сказали в один голос рядовые.

 

— Как вас зовут, мужики?

 

— Меня Петр.

 

— Меня Василий

 

— Хорошо, мужики, продолжайте возводить брустверы, скоро японки появятся на границе…

 

-— Так точно, — опять прокричали в один голос бойцы.

 

Взводный удалился, и мы продолжили нашу беседу:

 

— Да, потреплют нас японцы, — сказал Петр.

 

— Ничего, главное быстрее возвести опорный пункт, тогда мы им покажем кузькину мать!

          

             — Было бы так.

 

Мы продолжили в быстром темпе таскать мешки с песками и начали укреплять позиции вокруг пушки.

             Прошло 5 часов с прибытия взводной группы на место назначения, и дело уже близилось к вечеру, Бойцы подкрепились и отправились отдыхать. Однако мне возможности отдохнуть так и не выпало. Андрей Макаренко назначил меня дозорным на ночь на вышку к пулемету «6П62». Это экспериментальное оружие, которое могло подбить как легкую технику противника, так и низколетящий самолет или вертолет, и очень легко боролось с пехотой. Я быстро добрался до вышки, подготовил место для установки пулемета, надел очки точного видения и уселся на мешок с песком.

              Всю ночь, не сомкнув глаз, я просидел у пулемета. Но ближе к утру на горизонте я заметил человека, но он шел довольно далеко, что невооруженным глазом рассмотреть его было невозможно. Я достал бинокль из сумки и начал вглядываться в него: это был мальчик лет 15, узкоглазый, который или потерялся, или сам убежал. Сначала я не обратил особого внимания, но этот мальчик подходил все ближе и ближе. Мне захотелось снова достать бинокль и полностью рассмотреть туловище мальчика на признаки взрывчатки. То, что я увидел, меня не обрадовало: у него на животе был провод, который торчал из-под рубашки. Меня охватил страх и ясное понимание того, что мне придется убить его, если он попытается взорвать нас к чертям собачьим.

             Доложить все взводному сейчас казалось разумной мыслью. Но после того как мне было приказано стрелять на поражение, если он подойдет к нам на расстояние менее 10 метров от колючей проволоки, страх как лед обложил душу. Я молился, чтобы тот мальчик одумался и ушел, но он шел стремительно. В глазах его была ненависть, словно копившаяся в душе годами, такая несвойственная его юному возрасту.

Он подходил все ближе и ближе, но вдруг остановился и потянулся за проводом.  Я уже навел калиматорный прицел на него, но руки не слушались меня. Он уже был готов дернуть за провод, но я смог выстрелить.

Мальчик неподвижно лежал. Кажется, пуля попала ему прямо в сердце. По рации мне передали «Отлично, боец», но сознание было занято совершенно другим. Я в первый же день убил маленького мальчика. Этим поступком нельзя было гордиться.

 

— Рядовой Югославский, передайте пост Дмитрию Калашникову.

 

— Так точно! Пост сдал, — передал я.

 

— Пост принял! — ответил Калашников.

 

Мне срочно нужно было поспать, но сон будто испарился. Я все думал об этом мальчике. Как же можно было так запугать ребенка, внушить ему все это. Мысли еще больше изнуряли меня, поэтому вскоре я смог заснуть.

Спустя восемь часов, меня разбудила солдатская песня, которую бойцы пели хором и так звучно, что мне тоже захотелось принять участие. Но вдруг раздалась сирена, оповещающая о тревоге «В ружье», поэтому пришлось быстро соскочить и взять свой пулемет, и к нему две ленты. Быстро выбежав из казармы, я оглянулся, посмотрел в бинокль и увидел на юго-западе два мотострелковых отделения и 3 танка «Тип 90».  Эти танки были легкие, и я их мог подбить из своего пулемета, но мне нужно было занять удобную позицию. Взводный понял мою просьбу и с Петром отправил в корму к этим танкам. Мы аккуратно вышли за пределы нашей базы и укрепились, подготовили место, взяли пару противотанковых гранат и был готов начать палить по приказу.     

Взводный быстро взобрался на вышку и начал смотреть в бинокль, но через пару минут поступил приказ «Отбой». Я не верил своим ушам: это была лишь учебная тревога. Все солдаты были просто взбудоражены, а один даже заплакал. Естественно, мы ведь чуть не начали по ним палить, поэтому такая реакция на ситуацию была абсолютно нормальной. Следующие дни тянулись с непонятной скоростью. Думаю, что из-за отсутствия каких-либо атак. Еда у нас заканчивалась, а за водой приходилось ездить на машине до ближайшего аула.

 

Прошел месяц. Японцы продолжали провокационные действия, но Петр был всегда со мной и помогал в трудных мне минутах, поэтому я чувствовал себя намного лучше. Мы уже ослабели, а японцы так и чувствовали эту слабость, как вампиры чувствуют кровь.   

 

Утро 1987, Август

 

Сирена в очередной раз разбудила нас. Прозвучал приказ «В ружье», поэтому пришлось собираться как можно быстрее. Я взял свой пулемет, который много раз помогал мне и одну ленту с патронами, а Петр решил взять снайперскую винтовку и пару обойм. Мы немедленно отправились к взводному за дальнейшими указаниями. Но то, что мы услышали от него, вызвало у нас возмущение: на этот раз он нас разделил, отправив меня на вышку, а его к холмам. Но это был приказ, который требовал выполнения.

Я быстро добрался до вышки и укрепил свое место. Прозвучали первые выстрелы со стороны японцев, и я получил приказ «Огонь». Я начал стрелять так, словно был в ярости, словно мстил им за того мальчика, за наших ребят.

Все шло хорошо, пока японцы не начали обстреливать холм из минометов. Я сразу вспомнил о Петре и том, что его отправили на этот проклятый холм. У меня словно что-то кольнуло в груди, но я не вставал с места и продолжал стрелять по врагу

Японцы начали отступать, и нам поступил приказ «Отбой». Я тут же ринулся к пострадавшим и начал искать среди них Петра, но найти не смог. Мне не хотелось даже думать о том, что Петр мог погибнуть. Но все надежды рухнули, когда взводный сообщил мне о смерти Петра. В этот момент я проклял все: страну, в которой я живу, японцев, это место. Я ненавидел все, что здесь было.

Ночью я решил уйти с нашей базы и пробраться ползком к японцам. Я полз всю границу и спал под песком, чтобы меня не смогли обнаружить.

На горизонте я увидел японскую базу. Я был готов умереть. Но умереть, причинив им огромный вред. Это была место за Петра, место за его смерть. Но вдруг я отвлекся от своих мыслей и обнаружил, что наполз на мину. В тот момент вся жизнь промелькнула передо мной. Я мог бы ее обезвредить, но не хотел. Смысла жить дальше я не видел. Приняв твердое решение, я шевельнулся и…

 

 

             1990 год, Москва, кабинет гендиректора

 

Черденко сидел на стуле и долго думал о смерти Эйнштейна. Он прекрасно понимал, что натворил, но ничего с этим поделать не мог: ни исправить свою ошибку, ни пытаться игнорировать произошедшее.

 

 «Лучше бы у нас был развал СССР, — проговорил Черденко довольно серьезно. — Ради чего же люди жертвуют собой на границе с японцами? Японцы более продвинутые, чем мы! Я потерял своего лучшего генерала и остался один. Что теперь мне делать?»

 

В этот момент к нему стучатся в дверь, это был ученый.

 

— Здравствуйте, — произнес Черненко.

 

— Здравия желаю, — произнес Алексей.

 

— Я хотел узнать у вас кое-что.

 

— Что именно? — с интересом произнес Алексей.

 

— Что будет, если мы вернемся к тому времени, когда я пожал руку ученому?

 

— Со мной ничего, но если вы увидите и дотронетесь до себя, то вы исчезнете из временного континуума.

 

— То есть я умру?

 

— Да, совершенно верно.

 

— Вы что-то хотели?

 

— Да, новости с границы.

 

— Что там?

 

— Японцы рвут нам блокаду и уничтожают наши города!

 

— А почему это передаете вы?

 

— Начальник штаба погиб от осколочной гранаты.

 

— Так, я принял решение. Вот координаты, перемещаемся туда.

 

— Так точно!

 

          Они появились немного дальше от двойников, но в конференц-зале. Черденко решительно подошел к двойникам и дотронулся до каждого. Первое касание — исчез ученый, второе — исчез подполковник, третье — исчез вместе с ним двойник Черденко. Ученый мигом вернулся в настоящее, вошел в кабинет директора и увидел, что во главе Советского Союза стоит уже совсем другой человек, но развала не наблюдается. Улыбка озарила его лицо, ведь ему, как и народу, нравится жить в сильном и процветающем государстве.