Струи дождя окутывали зыбкой поволокой дома, дороги, машины и редких пешеходов, достаточно дальновидных, чтобы прихватить зонт. Рассмотреть можно было разве что пару ближайших домов, оставшаяся часть длинной широкой улицы плавно сходила на нет, теряясь за переплетением капель. Завеса была столь плотной, что казалось, будто небо и океан поменялись в один миг местами и стремятся теперь вернуться к обычному порядку вещей.  

Я отряхнул капли, не успевшие впитаться в плащ, и вошёл в кафе. Никогда ещё я не встречал в этой забегаловке такого наплыва посетителей. Видимо, многие, как и я, решили спрятаться здесь от дождя. Кажется, свободных мест не было вовсе, лишь вдали у самого окна я высмотрел незанятый столик. Все словно бы старались держаться подальше от рухнувшего с небес и крыш водопада.  

Я подозвал официантку и попросил кофе. В этой закусочной варили не в пример хороший кофе. Я иногда заглядываю сюда в обед или после работы, чтобы выпить пару чашечек.  

Где-то в глубине помещения включили магнитолу. Обычно здесь играла лёгкая популярная музыка, однако сейчас неожиданно поставили джазовую композицию. Квартет играл что-то классическое, но в несколько неожиданной обработке. Что это за мелодия, я так и не вспомнил, хоть мотив и казался до боли знакомым.  

Джаз неплохо дополнял шелест капель за окном. Музыка обостряла дождливо-печальное настроение, умудряясь при этом не нагонять тоску. Мне захотелось поблагодарить того, кто поставил пластинку, но, поразмыслив, я решил, что мысленной благодарности вполне достаточно.  

Когда принесли кофе, я сперва сжал чашку в ладонях, чтобы чуть отогреть пальцы, и вдохнул густой ароматный пар. Запах напоминал обо всех значимых событиях в жизни кофейных зёрен. Обжарка, помол и перерождение в бурлящем кипятке, всё оставило свой след. Казалось, что если чуть напрячь воображение, можно ощутить аромат кофейной плантации в далёкой солнечной стране. Я никогда не был на кофейных плантациях, да и особым воображением не обладал, потому просто отхлебнул обжигающе-горький напиток. Кофе был густым, но без избытка вкуса. Таким и должен быть настоящий, правильно сваренный кофе.  

Я посмотрел в окно. Несмотря на всю свою силу, дождь едва ли заполнил Марианскую впадину. А ведь и остальной океан ещё должен занять своё место. Так что спешить мне совершенно некуда и незачем.  

 

 

Тот день в начале давно ушедшего лета, как и сегодня, обманул меня ясным солнечным утром. Затянувшиеся дожди вспомнили, наконец, что кроме нашего города в мире полно мест и местечек, которым требуется полоскание.  

Утро не предвещало погодных осложнений, и я вышел из дома без плаща и зонта. Однако ближе к вечеру, когда я уже возвращался с занятий, небо словно решило наказать расслабившихся горожан и обрушилось мощным ливнем, точно стремясь наверстать потерянное время.  

Я со всех ног помчался к кинотеатру. Козырёк у его входа казался мне единственной защитой от дождя. По ощущениям, я побил бы рекорд университета на соревнованиях, но добрался до укрытия уже порядком промокшим.  

С волос непрерывно капало. Джинсы отсырели до колен из-за внезапно разросшихся луж. Пиджак пропитался водой и заметно холодил плечи. Я снял и забросил его на плечо. В сырой футболке было прохладно. Я решил, что неплохо бы зайти внутрь погреться, а при случае и скоротать время за просмотром фильма.  

На афише было написано по-английски «Star Wars». Сеанс едва перевалил за середину, а покупать билет на половину показа было в те годы для меня накладно.  

«И с кем же собрались сражаться звёзды?» – подумал я. Лица актёров мне ни о чём не говорили, а вчитываться в фамилии не было желания.  

Шёл 1977 год. Я учился в университете на юриста. Родители ещё могли оплатить моё обучение, но на большее рассчитывать не приходилось. Чтобы хоть как-то сводить концы с концами, я временами устраивался на какую-нибудь не обременительную для головы работёнку. В основном я подрабатывал в каникулы, но иногда и во время занятий. Учёба не отнимала у меня много сил. В лидеры я не стремился, но и среди отстающих не был.  

Когда пошёл дождь, я как раз возвращался из библиотеки, где всю вторую половину дня изучал классические учебники римского права, изредка устраивая перерывы, чтобы немного почитать греческие трагедии.  

В сомнении я рассматривал афишу и вдруг услышал, как за моей спиной торопливо застучали по ступенькам каблучки. Под защиту козырька, как мотылёк на огонёк, вспорхнула девушка лет двадцати. Она была в тёмной юбке до колен и тонкой белой блузке, перехваченной на талии широким поясом с серебристой пряжкой. Через промокшую до полной прозрачности ткань просвечивал бюстгальтер телесного цвета. Волосы девушки слиплись и висели жалкими сосульками. Она не выглядела красавицей, симпатичная, конечно, но не более. Однако было что-то притягательное в её промокшей беспомощности.  

Девушка заметила меня и виновато улыбнулась. Вернее это мне показалось, что улыбнулась виновато, на самом деле она могла чувствовать что угодно. Да и с чего бы ей чувствовать вину? Разве что из-за свого нелепого вида. Но в этом плане вряд ли я выглядел лучше.  

– Как-то это всё неожиданно, да? – спросила вдруг девушка. Она будто извинялась за то, что нарушила моё уединение под козырьком.  

– Вы о дожде? – уточнил я.  

Девушка рассеяно посмотрела в сторону дождя. Начавшийся как наводнение, он плавно перетекал в затяжную фазу. Она о чём-то задумалась, будто не сама только что начала разговор, а затем, словно спохватившись, ответила:  

– Ну да…  

– Мне кажется, чаще всего в жизни случается именно то, к чему мы не готовы. Вот я, к примеру, тоже не захватил зонт.  

Мне казалось, ей станет легче оттого, что в беду попала не только она.  

Мы ещё немного поговорили о сюрпризах погоды, незаметно перейдя на «ты». Я сказал своё имя, она своё. Сейчас уже и не вспомню как её звали, но вот сама ситуация живо стоит перед глазами, словно минуло не десятилетие, а лишь пара часов.  

Яркий образ того, в общем-то, заурядного вечера вдруг вывалился из бытия повседневности. Так камень, неколебимо стоявший на вершине скалы нашего прошлого, однажды срывается вниз, подмытый дождём, и увлекает за собой целую лавину воспоминаний.  

Думаю, так бывает у всех. Невозможно забыть времена безмятежной юности. Наши лучшие годы, когда всё ещё впереди, когда будущее неведомо и заманчиво.  

Я уже несколько лет работаю в нотариальной конторе, куда устроился сразу после получения диплома. В моей жизни за эти годы почти ничего не изменилось. Вот только ощущение, будто всё впереди, исчезло, словно растворившись в рутине повседневности.  

Я не заметил, когда и как это произошло. Всё также пил по вечерам пиво или читал книги. В выходные встречался с девушками, ни одна из которых не возбуждала у меня интереса больше двух месяцев. Иногда заглядывал в бар, чтобы выпить виски со льдом. Вот только однажды я с удивлением осознал, что в мире с каждым днём становится всё меньше книг и пластинок, которые я мог бы с удовольствием прочесть или послушать впервые.  

Что-то во мне вдруг переменилось, вернее изменения, накапливающиеся постепенно, словно бы стали явью. Так закон вступает в силу после ратификации верховной законодательной властью.  

Не помню, как я смог одолеть это прозрение, наверное, напился, но в итоге решил, что однажды придётся что-то менять.  

За всю свою жизнь я ни разу не принимал сложных и уж тем более судьбоносных решений. Все мои поступки вытекали из привычного хода вещей. Если говорить образно, то я никогда ещё не стоял на перекрёстке судеб. Всегда, должно быть, шёл своей дорогой, не сворачивая. Я и сейчас иду той же дорогой, но где-то на горизонте уже забрезжил перекрёсток. Однако чем он ближе, тем туманнее его контуры. Что-то обязательно придётся менять, но что именно, я всё ещё не понимаю.  

Остепениться? Обзавестись семьёй? Не знаю. Может быть так и сделаю, но не уверен, что мне нужно именно это.  

Я по-прежнему пью пиво, читаю книги и слушаю джаз, но теперь к тому же жду, когда мне стукнет тридцатник.  

Именно день своего тридцатилетия я определил как тот рубеж, после которого жизнь должна сама собой перемениться. Конечно, 30 ничем не лучше 32 или 28, но если уж рубеж установлен, то поменять его я уже не в силах. Потому я просто живу как обычно и жду, почти физически ощущая приближение намеченного срока. Ощущаю постоянно: когда бреюсь и чищу зубы по утрам, когда готовлю кофе и сэндвичи на завтрак, а особенно остро, когда перечитываю понравившиеся книги.  

О том вечере я вспомнил едва ли не впервые за пять или шесть лет. Сейчас мне почему-то кажется, что та встреча могла многое изменить. Оттого, наверное, я помню все подробности. Помню запах дождя и промокшего лака от её волос, глухие отголоски какого-то марша из кинотеатра, и каждое наше слово.  

 

 

Поднялся ветер, и мне показалось, что девушка дрожит от холода. Я предложил ей свой пиджак – какая-никакая, а защита от ветра. Она укуталась в него так, что снаружи остались только смущённая улыбка, взъерошенная шевелюра и чуть подрагивающие коленки. Скоро она согрелась.  

Мы разговорились. Я узнал, что она тоже студентка, но учится на факультете журналистики, что расположен на другом краю города. Сюда же заехала, чтобы проведать одинокую тётушку. Муж тётушки крупно погорел на одной сделке, влез в долги, заложил всё имущество, но как-то расквитался со всеми кредиторами. Казалось, что жизнь наладится, однако дядюшка не захотел начинать с нуля и попросту наложил на себя руки.  

Я слушал её, временами вставляя ничего не значащие реплики. Иногда шутил, немного рассказал о себе. Однако я никак не мог понять, о чём она думает, будто между её мыслями и словами возведена хрустальная стена. Казалось, что она находится не только здесь рядом со мной, но в то же время и где-то в своих мечтах. Она то оживлённо рассказывала что-то, улыбаясь, то вдруг замолкала на полуслове без всякой видимой причины и становилась задумчивой или даже печальной.  

Я понял, что дождь пошёл на убыль, и предложил зайти в кинотеатр погреться. Она согласилась. Мы выпили по стаканчику кофе из автомата, но она всё же заметила, что дождь перестал.  

Я предложил посмотреть фильм, сеанс уже почти закончился. Она отказалась, сославшись на то, что ей ещё добираться на другой конец города. Тогда я попросил её номер телефона. Она на секунду задумалась, затем кивнула, как бы сама себе, достала из сумочки блокнот, руку и написала несколько цифр убористым почерком. Затем вырвала листок, положила его в карман пиджака, который и вернула мне с благодарностью. Я сказал, что обязательно перезвоню. В этот момент из кинозала повалили зрители. Меня толкнули. Я отступил на шаг, а когда вновь обернулся, девушки уже не было. Толпа подхватила её и унесла. Даже попрощаться не получилось.  

Я стоял возле стены. Толпа довольных чем-то зрителей обтекала меня, но мне было грустно и одиноко, как никогда ранее.  

Я чувствовал, что потерял что-то большое и настоящее, чего мне всегда не хватало. Кажется, девушка открыла внутри меня какую-то пустоту, которую я, как ни пытался, так и не смог заполнить.  

Потом я подумал, что если каким-то чудом хоть на мгновение попаду в её мечты, то уже навсегда останусь рядом с ней. Точно также она всегда будет со мной. Эти мечты будут как мост через пролив между островами, медленно удаляющимися друг от друга из-за движения тектонических плит.  

По настроению зрителей я понял, что фильм стоит того, чтобы хотя бы попробовать его посмотреть, раз уж я всё равно здесь. Однако какого-то особого впечатления «Звёздные Войны» на меня не произвели. Фильм пронёсся мимо моего сознания, как паровоз, везущий новобранцев на фронт. Помню только, что приключения героев мне показались слишком наивными, а зал был почти пустым. Из-за дождя, наверное.  

В голове творилась неразбериха. Я раз за разом прокручивал фразы разговора с девушкой. Думал, где нужно было вести себя иначе, пытался угадать, что она могла мне ответить. Она ушла, а я всё говорил с ней и говорил…  

 

 

Когда фильм закончился, я вышел из кинотеатра и достал, наконец, листок с номером. Бумага отсырела и расползалась от любого прикосновения. Я силился разобрать и запомнить цифры, но чернила расплылись, и понять что-либо мне не удалось. Дождь, который свёл наши орбиты в одну точку пространства-времени, сам же и разлучил нас.  

Потом я иногда думал о ней. Постепенно ощущение реальности того вечера стёрлось. Так иногда бывает: сложно понять, что в нашем прошлом произошло на самом деле, а что лишь яркий сон, запомнившийся наравне с реальными событиями.  

Время, как обычно, не стояло на месте. Я забыл о том случае, забыл даже её имя, а сейчас вдруг почему-то вспомнил. Виной тому дождь, кофе или одиночество в набитом до отказа кафе – не знаю.  

 

 

Я допил кофе и снова посмотрел в окно. Там я увидел её, ту самую девушку, что только что заглядывала в окно моей памяти. Несомненно, это была она, пусть и повзрослевшая на десятилетие, но вовсе не утратившая загадочности и очарования.  

Она стояла возле дома напротив, смотрела по сторонам и намеревалась раскрыть зонтик.  

Я засобирался, поискал в кармане мелочь, не нашёл, потому оставил на столе первую попавшуюся купюру, не скупясь на чаевые.  

Когда я вновь выглянул в окно, девушка уже куда-то ушла. Я стал пробираться к выходу, толкался, извинялся в ответ на грубости, но всё же не успел. Когда я вышел, её уже нигде не было. Девушка ушла. Ушла как моя судьба. Вновь растворилась в дожде, не оставив вестей и следов.  

Я и сам уже не мог понять, видел девушку на самом деле или это только выдуманная мною иллюзия, словно мираж, обманывающий измученного жаждой путника в пустыне.  

Я стоял на тротуаре и смотрел в небо. Искрящиеся капли падали как аморфный жемчуг, выскакивая из лилового тумана и проносясь мимо меня. Они падали довольно редко. Видимо, море почти поднялось до своего обычного уровня.  

Выглянуло солнце. Оно уже склонялось к закату и било в глаза. Я зажмурился и отвернулся, не в силах противостоять слепящему свету.  

Неподалёку завелась машина. Динамики, включенные на полную громкость, запели голосом Джона Леннона:  

 

If the sky that we look upon  

Should tumble and fall  

And the mountain should crumble to the sea*  

 

Мне вдруг тоже захотелось посмотреть на небо  

Я открыл глаза. Небо было расчерчено тройной радугой. Семицветные арки были вложены одна в другую, будто образуя свод тоннеля. И в этот тоннель, стремясь к самой дальней и яркой, будто лучше других отмытой, радуге уезжал магнитофонный Джон Леннон и пел:  

 

I won"t cry, I won"t cry  

No I won"t shed a tear  

Just as long as you stand, stand by me  

 

–––––––––––––––––––––––  

*Stand by Me (John Lennon)  

 

Останься со мной  

 

Даже если небо, на которое мы смотрим,  

Вот-вот перевернётся и упадёт  

А там где были горы, раскинется море  

Я не буду плакать, я не буду плакать,  

Нет, я не уроню слезы,  

Если у меня остаёшься ты, останься со мной