Люська сидела на кухне и чертыхалась.

Она распутывала гирлянду. Гирлянда не распутывалась.

Люська ворчала:

- Са-асульки… Са-а-асульки… Дались мне эти сосульки!

Наконец противные сосульки лежали на полу, растянутые по всей длине – чтобы не спутались невзначай.

Люська перетянула по новой волосы в хвостик, и, уперев руки в бока, обошла свою квартирку.

Куда бы повесить?

В зале – ёлка и цветная гирлянда. Многовато будет. Вот если в спальне…

Да. Пожалуй, тут она будет смотреться вполне уместно.

Светлые, желтоватые лампочки – прелесть! Настоящее волшебство получится.

Люська влезла на старенькую стремянку. Стремянка пошатывалась под её весом.

Балансируя, Люська дотянулась до угла, зацепила гирлянду за гвоздик.

Потянулась в другую сторону. Стремянка под ней поехала, зашаталась… Люська уцепилась за полку, стемянка грохнулась на пол, за ней грохнулась Люська, оторвав полку и гирлянду.

Прикрывая лицо от посыпавшихся сверху безделушек, Люська вдруг отчётливо осознала, чего же ей в жизни не хватает.

Лежа среди книг и фигурок крылатых лошадей, фей и котиков, Люська выдохнула:

- Эх, мужика бы…

Кряхтя, поднялась и принялась наводить порядок.

 

* * *

 

Злосчастная гирлянда всё-таки повешена в спальне над диваном, стремянка убрана, а полка приколочена. Люська всегда была рукастой бабой.

Не от хорошей жизни ей всё самой приходилось делать.

С мужем прожила два месяца. После разгульной деревенской свадьбы он так из запоя и не вышел. Люська подала на развод и уехала в город.

Работала тут теперь на заводе и обустраивала свою малюсенькую квартирку – двоюродная тётка, бездетная, безмужняя отписала по доброте душевной.

 

Люська заварила чаю, достала конфетку.

Вздохнув, села под лампой, подперев кулаком щёку.

До чего ж надоело одной-то!

Вздохнула тяжело. Вся тяжесть передвинутой мебели, вколоченных женской рукой гвоздей, вынесенного мусора и починенных розеток упала этим вздохом в одиночестве квартирки.

О том, что Люське хотелось сильной руки на плечах и кого-то сильнее, чем она сама, рядышком – она даже себе не признавалась никогда.

Как не признавалась, что варить борщ не только для себя и целовать на прощание - ей тоже хотелось. А может, даже и колясочку толкать… Было бы совсем неплохо.

Люська развернула конфетку и с горя решила:

- Заведу кошку. А лучше две.

И откусила конфету.

 

За окном шёл снег. Орали какие-то местные мужики. Опять чего-то делили. Орали матом и…

Люська вгляделась.

Ой, лупят кого-то… да толпой! Да ногами! Да как так можно-то!!

Скрюченная фигура упала, другие сгрудились вокруг и пинали. По спине, по рёбрам, в голову.

Они ж его убьют! Люська кинулась к двери, всунула руки в рукава куртки и замерла: зашибут ведь, и не заметят.

В шкафу, в коридоре висела отцовская ещё винтовка.

Люська схватила её и бросилась из квартиры. Второй этаж – быстро.

 

* * *

 

- Э!

Толпа обернулась к ней. Да пацаны ведь… Мелкие. До усов ещё даже не доросли. Смотрели на тётку с ружьём.

- А ну-ка… Пшли отсюда! Я кому говорю!

Пнув ещё разок скрюченного на мокром тротуаре, удалились. С достоинством шакалов скрылись в провалах тьмы меж фонарями.

Люська ещё пару минут глядела в ту сторону. Мимо мушки глядела. И только когда смолкло недовольное:

"- Вот баба дура…

- Чокнутая…

- Да вообще психованная какая-то…" - она опустила винтовку и подошла к избитому.

Его она тоже боялась.

А ну как со зла на ней оторвётся?

Ткнула его легонько дулом:

- Эй, вы там как?

Побитый шевельнулся, стал подниматься.

- Ничего.

Люська смотрела молча.

Высокий, выше неё. Совсем не старый ещё. Может, даже ровесник. Лицо разбито, кровь течёт, двигается весь скособочившись.

- Как тебя угораздило-то?

Побитый хмыкнул. Звук шёл из разбитого в месиво лица.

- Как - как… огоньку не нашёл.

Под его взглядом Люське внезапно захотелось поправить волосы. И платье надеть красивое.

Она покраснела, потупила глазки.

- Пойдём, чаю попьёшь. Да посмотрим, чего они там тебе намяли. Может, врача…

- Меня Николаем зовут.

- Люся…

Внезапно в снежной круговерти под ближайшим фонарём ей почудился старик в длиннющей, до пят, шубе. Он грозил ей варежкой и ухмылялся в бороду:

- Это тебе на Новый год!

 

Люська моргнула – нет, показалось. Всего лишь снежинки. Всего лишь метель.

 

* * *

 

Эту историю потом долго рассказывала моя тётка своим внукам, а дядю Колю прозвали "Новогодним подарочком", но он не обижался – он тёть Люсю, кажется, и в самом деле любил.

Вот так вот.