Зовут меня Илья Ибис. Я работал смерть-планетчиком в космодобывающей компании "Гугл": выворачивал наизнанку астероиды класса М, колол и дробил их с помощью комплекса "Гексопус" из шести многоразовых малых сателлитов и материнского планетолёта. Могу рассказать историю, как четверо таких работали в системе Эр-Лебедя, где голубой огненный шар в четверть неба упорно напоминал, насколько далеко мы от Земли.

 

Я младший из квартета, засланного на самый край пузыря. Льстит самолюбию, в меньшей мере — заработной плате. А ещё, я путешественник в будущее — у меня год за сорок. На Землю вернусь молодым как ленин, красивым як аполлон и устаревшим аки аристон.

 

— Не-абрамовичем ты вернёшься домой, если будешь месяцами висеть у каждого камня, — ругал коллега Вулкашин. — У меня уже десять перипланет, у Джозефа — семь успешных флопов, у Кости — шесть! А у тебя сколько?

— Два, — отозвался я, помрачнев.

 

Босниец в ответ только выругался на своём языке.

 

— Четыре раза камешек флопнул не по вероятности, — оправдывался я.

— Бери шлюпку и ко мне, — грустно сказал Вулкашин. — В три часа покажу один трюк, а то за тебя весь план срывается. Понял?

— Принято.

 

Во всём, что со мной произошло дальше, виноваты камень М 14233 и не ко времени сдохший таракан.

 

*)*|*(*  

 

Коллега встретил с чаем.

— Проходи, садись, пока я тут плюшками балуюсь.

 

Вулкашин Скоробеж был старшим в нашей маленькой группе. Обладатель поразительной результативности во "флопе"; стахановец с загадочными заморочками даже артикул для вывернутых им тел ввёл особый, прозвав их "высокопористыми перипланетами". Помощника перспективнее вообразить невозможно.

 

Он сидел за столом и пил чай. Хрустнув очередным печеньем, он ткнул им в экран и, не останавливая жевательный процесс, начал комментировать:

 

— Астероид эм-хрен-знает-какой-то. Состав подходящий. Платина, и другие руды имеются. Четвёртый день жду, заряжаю пушку, облизываюсь. А через час, станешь свидетелем, все жилы вывернет к поверхности... пористое тело легко освоят следующие через год шахтёры... а я гоголем полечу к очередному объекту.

 

Допив чай, босниец вручил мне чашку и термос. Затем поднялся и зачем-то экипировался в скафандр. Часы отстукивали время, до того как "Гексопус" сделает "флоп", как вдруг Вулкашин, пропев: "Следи за моим движением!", ушёл в компрессионную камеру и оторвался от станции.

— Сбрендил от одиночества, — понял я. И стал следить по экрану за удаляющимся Вулкашиным, ожидая, как залп из смерть-планетной пушки размажет коллегу по астероиду. Он же успел высадиться, установил на поверхность камня некий спичечный коробок и, оттолкнувшись, полетел на реактивной тяге обратно.

 

Стоило ему отчалить, как монитор погас и аппаратура издала соответствующий звук: сначала "фьюи", как будто вода уходит в трубу, затем резкий сухой хлопок. "Гексопус" "флопнул" астероид. В общем, не надо рыть шахт или бурить, чтобы добраться до вкусной сердцевины: сделал "флоп" и исследуешь, появился ли с поверхности лёгкий доступ к жиле.

 

Экран зажёгся. На заднем плане красовался вывернутый камень, а прямо перед глазами висел тот самый контейнер. И я различил, что происходило под прозрачной крышкой: внутри, безнадёжно перебирая в невесомости члениками, барахтался рыжий двухдюймовый таракан. А за моей спиной Вулкашин стучал в иллюминатор и гундел по связи:

 

— Ну, что? Мой лягушонок в коробчонке опять поперёд меня вернулся? Выпускай бота, пусть нас домой затащат. Тут прохладно.

 

Отправив робота, я с любопытством анализировал результат необычной методики: жила вышла в нескольких локациях, а плотность астероида заметно упала. То, что не мог я, элементарно проходило у сумасшедшего боснийца с тараканом.

 

— Чтобы не задавал вопросов, почему "перипланета", сразу скажу — папу моего Тарканом звали. Я — Вулкашин Тарканыч, — было первое, что произнёс Скоробеж, стянув гермошлем.

 

Я улыбнулся.

 

— А вот и моя прелесть, — воскликнул смерть-планетчик, когда бот притащил бокс с насекомым. — Илья, знакомься, — заявил он, сунув мне в руку коробок. — Пятый обитатель Эр-Лебедя, достойный членистоногий нашей команды — Наташа. Сегодня она помогла мне, завтра — тебе.

 

Наташа шевелила усами. Крылышки не скрывали её наготы, коей она не стеснялась и охотно демонстрировала все сантиметры своего хитинового тела.

 

— Думаю, тебе понравился окончательный анализ перипланеты, и у тебя нет неадекватных вопросов о целесообразности моего метода?! — Вулкашин смотрел на меня, будто равиоль на пельмень.

— Попытка — не пытка, — ответил я. — Попробуем.

— Тогда улепётывай отсюда. Завтра притащусь к тебе с этой красоткой, так что будь при параде и приготовь сахару. Джозеф и Костя подъедут. Не будем скрывать от них прекрасную даму.

 

На этом фантасмагорическая сцена с участием Наташи — храброго насекомого-космонавта-смерть-планетчика — закончилась. Хотя возможность научного обоснования эдакой технологии и не умещалась в голове, таракан воскресил надежду на премиальные выплаты, с которыми я, было, навеки распрощался. "— Чем черт не шутит?!" — думал я, ворочаясь на койке в тяжёлом и томительном предчувствии грядущих суток.

 

*)*|*(*  

 

"Первой ногой" на моей станции появился Костя Фишер.

 

— Что я ещё буду делать на своём баркасе шесть часов? — оправдывался он.— Три недели человека не видел! — он схватил мою руку и крепко сжал. Я пожал в ответ и сразу сдал Вулкашина. — У него таракан? Так вот, с кем Скоробеж болтал, прося повисеть на связи! — гость негодовал. — Всё время тихо шептал таинственной Наташе, что "не сводник и ни с кем её знакомить не собирается!" А я думал, что только у меня секстант потёк.

— Ага, — с опаской агакнул я. Затем мы помолчали немного и пошли пить чай.

 

Началась напряжённая подготовка к "флопу". С Костей мы в два раза быстрее проверили все показатели, и за три часа до события, когда прибыл Джозеф, уже положительно нечего было делать. Ужаснувшись такому, Джозеф предложил налить ему чаю.

 

Второй гость проявил завидное любопытство к теме насекомого. Он без конца задавал одни и те же вопросы, а, будучи вежливо посланным, оправдывался тем, что учился на ксенобиолога.

 

— Моим одногруппником, между прочим, сам Кошкин был! — похвастался Джозеф Брант.

— И кто же такой "сам Кошкин"? — саркастически передразнил Костя. Лицо Джозефа при этом вытянулось в искреннем возмущении. Я поспешил разрядить обстановку краткой справкой.

— Павел Иванович Кошкин, ксенобиолог, обнаруживший и описавший единственную из квалифицированных неземную колонию многоклеточных животных и лишайника. Экосистема грибных кошек на планете Сехмет.

 

В ответ Костя Фишер запустил в меня пустой чашкой. Отскочив от переборки, та укатилась под пульт.

 

— И как теперь вынуть это из моего перегруженного мозга? — воскликнул он в отчаянии, затем повернулся к Джозефу и добавил: — Хорошо хоть не "сам Собакевич!"

— Это почему, — неожиданно вздрогнул экс-биолог.

— Аллергия на собак, особенно на межпланетных!

 

Промолвив это, Костя сурово глянул на Джозефа. Тот вжал голову в плечи. Я снова разулыбался, как дурак.

 

— Что-то великий бог тараканьего народа Скоробеж не спешит, — заметил Костя.

— Ещё чаю? — предложил я, и, не ожидая согласия, пододвинул к нему очередную чашку.

 

*)*|*(*  

 

За спиной шуршал робот-уборщик, пытаясь проглотить чашку. Костя поглядывал на него и прыскал со смеху. Всего час до "флопа", а Вулкашина всё нет. Наконец, зажглась лампочка — сигнал стыковки. Через минуту босниец вошёл, взъерошенный и крайне подавленный.

 

— Вы уж извините за опоздание, Наташа сегодня... её больше нет! — он закрыл лицо руками и сотрясся.

— Значит, зрелище отменяется? — растерянно спросил Фишер.

— Погодите! Не совсем, — вмешался Джозеф.

 

Вулкашин с надеждой поднял на биолога заплаканные глаза.

 

— Разные мысли появились… как только Илья рассказал. И вот к чему пришёл: катализатором нужного нам процесса стал биологический объект? А разве таракан был последним таким объектом в системе Эр-Лебедя?!

— Согласен, — тут же подключился Фишер. — Без кардинальных мер выполнение плана нам не грозит.

— В моём плане — вернуться на Землю до того, как внучка выйдет на пенсию, — пожаловался Вулкашин.

— Тянем жребий? — не подумав, предложил я и отхлебнул чаю.

 

 

Тридцать минут спустя я, облачённый в гермокостюм, остался на астероиде, который вот-вот "флопнется".

 

— Не дрейфь, Илья! С Наташей десять раз ничего не случилось, — подбадривал по радиосвязи босниец. — И с тобой не случится…

— Если со мной, всё-таки, что-нибудь произойдёт, вы не оставляйте попыток! — огрызнулся я, смутно вспоминая молитву. "Боже ж, дай же ж удачи днесь!" пронеслось в голове.

 

Надо мной, привязанным к столу, неторопливо ворочалось бескрайнее звёздное небо. Минуты растекались по вечности. Наконец, спутник "Гексопуса" стал подмигивать зелёным огоньком с высоты каких-то двадцати километров. Осталась четверть часа.

 

Жизнь поскакала перед глазами. С каждым кадром всё грустнее. Мысли пришли в ясность. Мы совершили открытие, которое обеспечит всем солидную премию и без риска. Когда я попытался изложить это в эфир, Вулкашин звонко цокнул в ухо, отметил разумность предложения, но не собирался останавливать столь интересный и забавный эксперимент.

 

— Не дрейфь! Таракану это даже нравилось. А ты здоровый мужик! — поддерживал он.

— Затемнить гермошлем, — без надежды я подал команду товарищу-скафандру, моему последнему другу и спутнику.

В последний момент из приёмника пробился голос Кости Фишера:

— Илья, мужик! Мы все трое желаем тебе удачи!

— Спасибо, га-а-а… — меня накрыло волной, а затем подбросило и понесло вперёд — к звёздам. "Гексопус" ярко вспыхнул где-то рядом. Когда я попытался запустить тягу, меня раскрутило, как на бешеном барабане в игровом шоу. Синий шар солнца каждые три секунды восходил перед носом. Глаза не успеваяи жмуриться. Мутило. Я в отчаянии взывал к планетолёту, но в наушниках царило молчание.

 

Скафандр автоматически запустил сигнал СОС и отчитался, что кислорода хватит на шестьдесят минут. Воображение рисовало картины удушения, одна другой краше и живописней. Они сплетались в лирические пейзажи виденных миров и солнц. Уловив пробежавшую меж абсурдных конструкций дельную мысль, я указал скафандру вколоть снотворное. Как можно дольше протянуть!

 

"Час здесь… …это сорок часов там… …они успеют…", — пробормотал я вслух, погружаясь в забытье.

 

*)*|*(*  

 

Во мне проснулось любопытство. Стало интересно, почему я ощущаю. А ещё, кто-то нежно трепал меня за щеки, приговаривая: "Эй, просыпайся, солнышко встало!" Я приоткрыл глаза, и сон стал явью: мягкие кончики каштановых волос пробежали по лицу; глубокий карий взгляд девушки встретил мой по эту сторону.

 

— Шахтёр готов, — сказала она и улыбнулась. Она была права. "Шахтёр" был готов на всё.

— Тогда можешь идти, — отозвался кто-то за спиной. — Кстати, ты — негодная медсестра, — добавил мужской голос вдогонку.

— Молчал бы. Сам максимум за ветеринара сойдёшь, — ответило прекрасное виденье и оставило меня наедине с незнакомым коновалом.

— Меня зовут Павел Иванович, а Вас, все знают, Илья, — голос обратился ко мне, я пробовал перевернуться, чтобы разглядеть с кем говорю, но лишь почувствовал укол в ягодицу и строгий наказ: — Терпите. Не ворочайтесь. Следующие сутки отдохните и будете в полном порядке. До завтра.

 

Глаза слиплись мгновенно, и лишь похромала одинокая мысль: "Черт побери, боль в ягодице значит "я жив!" Счастье пульсировало, мерно вгоняя в сладкий сон.

 

*)*|*(*  

 

Проснулся я, воспринимая себя человеком, а не песчинкой, привязанной к столу, в открытом космосе. Спустил ноги и, переступая с одной на другую, прочувствовал знакомые ощущения искусственной гравитации. Всё ещё песчинка! 

Препоясав больничный халат в крупный синий горошек, я выбрался в длинный холодного белого цвета коридор, по которому и побрёл. Высокий мужчина с пышной рыжей шевелюрой двигался навстречу. Он поднял на меня взгляд и тут же опустил, будто моя личность не стоила и малейшего внимания. А мне удалось прочесть в его взоре болезненное упрямство, и я уступил дорогу, потеряв желание что-либо выяснять у такого первого встречного. Только мы разминулись, и я захотел ускорить шаг, как на плечо опустилась рука и одним движением развернула вспять. Печальные зелёные глаза сказали, что я попал, а слегка безумная улыбка испугала ещё больше. Узкие зрачки-дырочки, чёрные от самоуверенности, прошили меня насквозь.

 

— Идите прямо по коридору в отсек управления. Вы нам крайне там нужны.

 

Прозвучали слова убедительно, и пришлось подчиниться. Ноги и любопытство покорно несли вперёд. 

Спасательный круг с надписью "Звездолёт "Академики Струве" и "Вильям Хилл лтд" традиционным оберегом висел правее прикрытого люка в рубку, вершившего коридор. Отсек управления выглядел стандартно: ряд капсул для перегрузок, главный пульт по центру с тремя креслами, чуть позади импровизированная кают-компания с диванчиком. Стены и потолок были завешаны панелями и прочей интерактивной красотой. Главное место у пульта стояло свободным; в левом кресле сидел китаец и посматривал сквозь узкие горизонтальные бойницы, в правом — старый мужчина, худой, губастый, с оттопыренными ушами. Он буравил меня глазами, пока не прикрыл подбородок кислородной маской и не закатил их.

 

— Илья Ибис, смерть-планетчик, — представил я себя, пытаясь соблюсти приличие.

 

Глаза старика вновь сосредоточились на мне и он, опустив руку, отозвался по-русски.

 

— Шахтёр?! Ведь, из этих новых шахтёров на странных шестилапах? — он всё ещё не представился. — Абсолютно бесполезное изобретение! — закончив тираду, старик потерял ко мне интерес и отвернулся к пульту. Но его молодой сосед дружески улыбнулся.

— Вы русский?! — заговорил китаец. — Меня зовут Пилисевалисике Чоу и моё имя напоминает нам о знаменитом русском исследователе и натуралисте. Садитесь-ожидайте. Сейчас соберутся все.

— А почему в рубке, а не в кают-компании, — озадачился я.

— Там холодно, неуютно и стоит… — собеседник на секунду задумался, — …домовина, я правильно по-русски?

— Наверно.

 

Китаец скованно пожал плечами и отвернул кресло. Оставалось тихо устроиться на диване и ждать.

 

— Всем привет! Почему молчим, как в морге? — доктор прошёл и сел против меня, так что можно было его лицезреть.

— Чего смотришь, покоритель внешнего мира, — перебил он мою попытку приветствовать. — Кстати любимый кардиган Натали, — он указал на халат. — Потом вернёшь.

 

Я запнулся. А доктор и не собирался:

 

— Вот он — пример многовековых заблуждений. Куча ксенологов, как я, искали тарелки в космосе, а стоило искать столы! Не правда ли, профессор? — он повернулся в сторону старика.

— Что? Мы возвращаемся домой, и еретик Макаров признаёт поражение? — проскрежетал тот, игнорируя вопрос.

— Не спешите с выводами, профессор. Мне кажется, мы подошли к моменту для нетривиальных решений. А, вот и Лев! Сейчас нам всё донесут.

 

Перед шлюзом появился великан из коридора, сжигая рыжей шевелюрой кислород, которого мне в отсеке оставалось всё меньше. В последний момент мимо капитана просочилась миниатюрная девушка с каштановыми волосами и села вплотную ко мне.

— Слишком близко, Натали, — деловито заметил доктор. — Боюсь, не смогу теперь остаться к нему беспристрастным.

— Мы будем оба пристрастны, — передразнила с придыханием девушка.

— Да, товарищ Ибис, — обратился вошедший. — Вы теперь наша достопримечательность. Редко встречи в космосе оказываются так кстати. Но мы не всё о Вас знаем, а Вы не знакомы с нами. Позвольте представить команду.

 

Мужчина прошёл и занял место по центру пульта.

 

— Я с себя начну, если профессор не возражает…— обратился он к старику. Сосед с правого кресла скрыл гримасу под дыхательной маской.

 

— Профессор Лев Эдуардович Макаров, капитан звездолёта "Струве", руководитель миссии по установке врат и дальнейшим научным экспериментам в Икс-Лебедя.

 

Он указал направо: — Мой экс-сенсэй, профессор Джеймс Льюис Ватсон, главный сотрудник лаборатории Ойстер-Бэй-Хамлет, округ Лонг-Айленд, а также самый неприятный из известных мне людей.

 

Старик смотрел на капитана, не скрывая брезгливого превосходства, но не прерывал. Макаров же повернулся к моему доктору и продолжил:

 

— Павел Иванович Кошкин, коллега и врач, ксенобиолог, друг галактических фелиноидов.

 

Дружелюбное выражение слетело с лица Кошкина, он выпучился на капитана, будто собирался приглушить тому звук. Тот не заметил взгляд и обернулся налево:

 

— Ассистент-штурман доктор Пилисевалисики Чоу. Он успел похвалиться, что у него очень русское имя? И очаровательный технический ассистент доктор Наталья Викторовна Польских.

 

Девушка смотрела на свой кардиган и улыбалась, довольно глупо для доктора наук. А моя гордость сжималась до размеров горошка. В целом, коэффициент меня в комнате, ломившейся от научных светил, устремился к нулю.

 

— Все ли представлены? К сожалению — нет. В кают-компании в пластиковом гробу покоится доктор Бреро. Мы скорбим! — лицо великана мгновенно приняло серьёзное и жестокое выражение, и он внимательно посмотрел на меня.

— Мистер Бреро был фанатично предан Вашей гипотезе, Макаров, — вмешался в монолог коллеги доктор Ватсон. — Что хорошо объясняется опухолью в его голове. Но совпадения для Вас кончились, вы понимаете?! Я победил.

— Не спешите, Льюис.

 

Лев ответил, не моргнув, и не сводил взгляд. Он медленно продолжил речь.

 

— Как упомянуто, первая задача экспедиции — установка врат, что требует минимальных темпоральных отклонений от расчётных. То есть никуда тебя подвезти или подбросить мы не можем. По воле случая, мы поймали тебя в космосе, привязанным к столу, поэтому ты займёшь место доктора Бреро.

 

Он всё также внимательно смотрел. Кошкин неожиданно хищно осклабился, тоже сосредоточив на мне взор. Натали изумлённо вздёрнула брови и уставилась на Льва Макарова. Чоу углубился в пульт управления, словно там срочно потребовалось вмешательство, а старик сузил глаза до щёлок.

 

— Готов, если не в ящике, — громко отрапортовал я, но атмосфера не разрядилась.

— Вы понимаете, — проговорил Макаров, — что нам следует всё знать? Как Вы оказались в открытом пространстве, будучи согласно нашивке оператором "Гексопуса"?

 

Не скрою, положение оставалось безвыходным. Я не сомневался, что, имея опыт полётов, не окажусь лишним. За борт меня как устаревший балласт не выкинут, и потому решил ничего не скрывать о происшествии. В течение рассказа Макаров глядел прямо в глаза, словно там крутили мультфильм. Когда речь зашла о таракане, доктор Кошкин замахал руками, перебил и стал читать нотацию о строгой биоблокаде. Он распалялся, пока Натали не прикрыла ему рот изящной ладошкой. Профессор Ватсон тоже проявил неожиданный интерес к моей истории. Старик поднялся и ходил из стороны в сторону, побледнел, периодически стирал пот со лба маленьким платочком и забыл о кислородной маске. Когда я закончил говорить, он сел в кресло и от всех отвернулся.

 

— Вот видишь! — Кошкин скорчил рожу. — Просто так из смерть-планетной пушки в человека не стрельнут, да, Лев?!

 

Макаров обратил внимание на открывшего рот доктора, и тот вскочил.

 

— Это всё из-за экзотаракана! Из-за биологической безответственности!

— Как ты думаешь, Павел? — ответил ему капитан. — Нарушения биоблокады достаточно, чтобы сбросить шахтёра… заместить доктора Бреро?

— Я — за! — радостно отозвался Кошкин

— За, — Макаров поднял руку и стал следить за остальными.

— Я — против! — вмешалась Натали. — Вы оба невероятны!

 

Я с интересом посмотрел на неё, а она переводила взгляд то на капитана, то на доктора.

 

— Воздерживаюсь, — раздался голос китайца-ассистента, не вылезавшего из-за пульта.

 

Профессор Ватсон, последний член экипажа не отзывался.

 

— Он жив там?

 

Кресло поворотилось к нам, а его обитатель просто уставился в потолок. Доктор подскочил к нему, но старик пошевелился и проскрипел:

 

— Я займу место Бреро, чем максимально сокращу время пребывания в компании идиотов, — старый профессор встал. — Чоу, тебя это не касается. Для тебя будет важное задание на днях, — бросил он китайцу. А потом посмотрел на меня и добавил: — Аспирант Ибис взвалит на себя часть моих обязанностей и станет свидетелем окончательного разрешения нашего пари, профессор Макаров, — сказав это, Ватсон покинул рубку.

— Пожалуй, это самый удивительный из его капризов, — заметил капитан после долгого молчания

— И последний… — прошептала Натали.

— Ну что ж?! — восхитился Кошкин. — Согласись, Лев — это было оптимальным решением. Не думай об этике. Думай о победе в споре, грядущей мировой славе и прочих атрибутах удачи. Уважай, в конце концов, мужское решение профессора.

 

Собрание закончилось, и было предложено уйти в каюту, где меня, конечно, найдут, если понадоблюсь.Тему обсуждения оставили загадкой, и я ощутил себя вошью в синюю крапинку, которой никто ничего не расскажет. 

 

*)*|*(*  

 

Возложенные на меня обязанности оказались скромными. Фактически, только унылые многочасовые вахты в отсеке управления. При обсуждении технических вопросов Макаров и Ватсон посматривали с нескрываемой претенциозностью. Вместе они представляли собой двойной гамбургер высокомерия, а когда присоединялся Кошкин, косили непогрешимостью под святую Троицу. Тот же Кошкин, по-видимому, контролировал, чтобы моё бодрствование не очень пересекалось с бодрствованиями Натали. В своё первое дежурство меня подрядили к профессору Ватсону. Из кресла мне на встречу встала сонная Натали и приобняла.

 

— Солнце, — она томно посмотрела в глаза, — я собираюсь поработать над одним вопросом в каюте и помощь смогла бы ускорить решение.

— Натали, сейчас Ватсон тут будет. Мне нельзя прогулять его вахту.

 

Девушка нахмурилась. Проведя по моим волосам, она добавила:

 

— Ты подумай! — и ушла.

 

— Мистер Ибис, — обратился ко мне ассистент Чоу. — Профессор Джеймс Льюис придёт не раньше, чем через час. Я хотел попросить Вас подсказать. Могу я быть с Вами на ты?

— Хорошо.

— Илья, профессор дал мне систему уравнений. И для их решения необходима масса… о ком ты говорил, когда про перипланету рассказывал?

— О таракане, — ответил я и испытал жгучее любопытство. — Это имеет какое-то отношение к цели полёта?

— Возможно, но с вратами явно не связано, — китаец замялся. — Прости, Илья, я не знаю. Для меня это простые цифры, и всё решится, если узнаю эту массу и сведу систему.

— Грамм десять, около того.

 

Пилисевалисики Чоу поднял красные уставшие глаза и с горечью сказал:

 

— Никак не сходится. На несколько порядков. Старик вчера очень настаивал, чтобы я решил задачу, но боюсь, сегодня ты увидишь его в гневе.

 

Помощник изумился, когда профессор Ватсон пришёл, опоздав всего на десять минут. Он выглядел взволнованным и, никого не поприветствовав, сразу двинулся к листкам, которые ему покорно протянули. Бормоча что-то губами, старик пристально их изучил, затем согнал китайца с места, молчаливо указав тому на выход. Усевшись в кресло, Джеймс Льюис Ватсон долго созерцал маяки навигации на потолочной панели, пока не прервал тишину:

 

— Спутать таракана с бронтозавром, неужели я на подобное способен? Чёртов китаец, — бормотал он по-английски.

— Профессор Ватсон, — позвал я. Старик сразу повернул голову и оттопырил губу, но я не остановился: — Какая вторая цель звездолёта "Струве"? Что за пари?

— Ничего тайного, молодой человек. Мы будем изучать ряд особенностей Икс-Лебедя, в частности излучение Хоукинга. Мой заблудший ученик неловко отрицает их существование, и я рад, что буду свидетелем, как его заблуждения развеются прахом.

— Теоретическая наука и только? — мне стало спокойнее. Слишком многое уже успел себе вообразить.

— Эксперимент. Маленький эксперимент со мной и чёрной дырой, — неожиданно добавил профессор Ватсон.

 

Волнение охватило вновь. Даже в военном крейсере невозможно быть в безопасности рядом с упомянутым объектом. С ужасом вспомнилось мёртвое тело в прозрачном ящике, из-за которого никто не ходил в кают-компанию. Отсек задраили и заморозили.

 

— А какова была роль доктора Бреро?

— Извините, молодой человек. Мне трудно говорить по-русски. Я быстро утомляюсь, — ответил профессор Ватсон и закрепил на лице кислородную маску. Потом его руки продолжили рвать в мелкие клочки бумагу, подготовленную ассистентом.

 

Молчание длилось несколько часов. Я периодически поглядывал, дышит ли ещё старик, так как ничто иное не выдавало в нём жизни. Он не спал, но, судя по остекленевшему взгляду, витал где-то далеко. Лицо было измождено значительно больше, чем в день знакомства. Когда дежурство закончилось, он посмотрел на меня и проскрипел:

 

— Запомните, молодой человек. Наука — это карабканье по скользкому склону среди идиотов, — затем замолк на несколько секунд, громко втянул воздух. — И под руководством идиотов.

 

Оглядевшись и убедившись, что сменщики пока не пришли, профессор Ватсон встал и пошёл прочь. Когда у шлюза старик столкнулся с Макаровым, то даже не поднял глаз. Капитан корабля прошёл мимо, занял кресло и сразу обратился ко мне.

 

— Привет, Илья! Профессор больно сдержан и выглядит изнурённым. Ты его, чаем, не душил? Невыносимый же характер! — Макаров подмигнул и весело рассмеялся.

 

В рубку приплёлся и мой сменник — полусонный китаец. Подойдя ближе, он увидел на палубе обрывки своих уравнений и вздрогнул.

 

— Илья, ешь, спи, — вновь заговорил Макаров. — За нами заступишь вместе с Кошкиным. Тебя ожидает тяжкое испытание для ушей, так что иди-иди.

 

И я ушёл, слыша за спиной, как капитан, между делом, поддевал смурного Чоу:

— А-ну, Пилисевалисики, не держи в себе — заржи как лошадь!

 

Отужинав в каюте, я лёг отдохнуть до следующего дежурства.

 

*)*|*(*  

 

Кто-то меня немилосердно растолкал.

 

— Эй, просыпайся, шахтёр, за мной в штольню.

— Чего так рано? — откликнулся я, не размыкая век.

— Профессор реквизировал своего китайского раба для расчётов. А Лев жарится за бортом в компании ботов. Жду тебя на месте.

 

Я скинул одеяло, влез в новенький серебристый комбинезон с шевроном "Струве" и твёрдой походкой пошёл за Кошкиным.

 

Вахта проходила с видеоразвлечениями. На главной панели парил профессор Макаров. Он завершал установку лазера дублирующей системы для прыжка. Автоматический бот уже бегал в кадре с сегментом прыжковых ворот, которые мы сбросим в Икс-Лебедя. Другой бот, неисправно тряся головой-камерой, добавлял голливудской живости в медлительную картинку.

 

— Зачем он рискует? Я бы согласился работать снаружи.

— Илья, ты не понимаешь, — ответил Кошкин, — насколько принципиально Лев относится к любым мелочам. Он бы всё делал, если бы мог.

— Мне это действительно непонятно. Зачем на небольшом корабле скопление таких крупных учёных?

— Ну, ясно же как день: профессор Ватсон и профессор Макаров — стороны спора, к тому же Макаров — бывший ученик старика, а старик исходит с желчью, что по причине возраста, ему не дали возглавить экспедицию.

— А ты, Павел, что здесь делаешь?

— Я — врач.

— Ксенобиолог же? Мирная профессия без риска. Нечего изучать, тем более тут, — я направленно дразнил Кошкина, надеясь, что он разговорится.

— Очень крупный ксенобиолог, заметь!

— На Земле или где-то ещё, но не в безжизненном пространстве.

 

Кошкин, и правда, начал горячиться:

 

— Да лишь потому, что три таких имени собрались вместе, нам и выделили корабль! Без меня ничего бы не было. Того, что объединит биологию с астрономией, разум и высокие энергии; поставит земную жизнь в центре мироздания! — биолог замолк, бесконечно самодовольный, а когда я попытался что-то сказать, зашипел мне в лицо и продолжил:

 

— Это ксенобиология-то мирная специальность?! Да ты не знаешь, чего несёшь, Ибис! Ты в курсе, что произошло на планете Сехмет? — белки его глаз замерцали.

 

— Да вот, как всё было! — доктор Кошкин с выражением откашлялся и непрошено затянул рассказ: — Солнце низко нависало над поверхностью, протягивая к жизням крючковатые лапы. На этой далёкой-далекой планете нереально было разглядеть хоть что-то. Лишь на три часа в день вдруг разливалась спокойная ясность. Мне там не нравилось. И Натали тоже.

 

Безжизненное цвета травлёной латуни плато простиралось до горизонта. Местами вздувались и лопались огромные дымные пузыри. Чёртова влажность, как в мыльном царстве! Мёртвая планета без атмосферы выбрасывала из кратеров тонны кислорода. Почему? Версии были….— доктор достал платок и протёр лоб.

 

— Мерзкая пухлая рожа директора "Лайтсторм Индастри" похожа на шкварку на кипящей поверхности жира. Как он булькал и шипел, когда я объяснил, что на его куске космического золота может быть своя жизнь! Впервые за тысячи пустых переработанных шахтёрами планет мне вздумалось искать нечто больше микроба. Делая отважное заявление, конечно, я надеялся найти маленький замшелый камешек, а не то, что обнаружил под пузырями.

 

И вот мы высадились. Мы не прыгали, как горные козлы, от непривычного притяжения лишь благодаря свинцовым ботам. Трудно представить — седьмая условной массы, я мог бы спокойно побить любой земной рекорд. И улететь далеко и надолго.

 

Я приметил один подходящий кратер, ныне Кошкина Падь в мою честь, укрепил страховочную леску и полез по отвесному склону вниз. Когда стена пропала, то под люминесцирующим потолком огромного амфитеатра в семи метрах ниже себя я увидел бескрайнее булькающее болото. Колоссальные полипы держали потолок. Пузыри и потоки воздуха на поверхности венчали те колонны, словно гигантские выхлопные трубы для отработанных газов и спор. Согласись, обнаружить такое — уже успех для биолога! Дно было укрыто порослью: двухметровые грибовидные палки неприятного ярко-жёлтого цвета.

 

На леске рядом со мной повисла и Натали. И, представь, ей понравились эти противные золотистые цветы. Догадайся, что она заявила? Чтобы я ей сорвал парочку! А когда отказался, отпустила предохранитель и исчезла среди жёлтых крон. Я последовал спасать девушку. Плюхнулся в болото, бог хранил, неглубокое. Эта серна скинула боты и попрыгала вдаль. И я за ней к большому холму, поросшему мелкими полипами. Профессор Ватсон уже знакомил со списком идиотов от науки? Так один такой профессор завис надо мной и кричал в эфир, чтобы мы захватили образцы. Хорошая завязка для триллера, группа беспечных учёных, со сведёнными мозгами, прыгает в эйфории вокруг грибов?!

 

— Годная история, — согласился я.

— Тогда слушай ещё. Холм был покрыт чем-то мягким и зелёным, словно ворсистый персидский ковёр. Не забывая об образцах, я выдернул кусок дёрна и положил в сумку. Что-то блеснуло. Я склонился и начал расширять выемку. Постепенно на гладком металле вырисовались знакомые буквы кириллицы. Потом я обернулся и увидел Натали, усевшуюся на землю, а на руках у неё, раскинув в блаженстве лапы, лежала мокрая кошка… До биокордона тогда ещё не додумались, и лица, обделённые ответственностью, как ты со своим тараканом, таскали всюду кошек, якобы скрашивавших полёты двоек и четвёрок. Неужели это весело смотреть на барахтающееся в невесомости беспомощное существо?

 

Я девушку за руку прихватываю и прыг оттуда, а она животное тащит. В четыре скачка мы оказались под профессором. Тот со всей бригадой висел над гротом, устанавливая наблюдательный комплекс. Я хотел скакнуть, когда Натали быстро толкнула меня под ближайшую крону. Леска вверху забавно задёргалась: на профессоре повисло три или четыре непонятных существа… Чёрные, всклокоченные. Инструменты полетели вниз, его помощник пытался вернуться на поверхность, когда ему на спину приземлилась ещё одна тварь. Из зарослей выпрыгивали всё новые и новые монстры, размером с упитанных догов. Второй помощник, на котором висело три существа, достал пистолет и палил во все стороны, пока огромный грязно-рыжий мутант не вцепился ему прямо в шею. Затем эта куча рухнула вниз: леска не выдержала тяжести хищников. А аппаратура всё писала. Я потом смотрел — было очень хорошо слышно, как монстры ели: жевали и урчали… Бр-р-р! — Кошкин остановил рассказ, сделал вид, что его передёрнуло. Глаза победно смотрели на меня с выражением "а ну, ожидал такого?"

— Кто напал-то?

 

Потянув с минуту, он сказал.

 

— Мы спрятались в зарослях, но одна из тварей заметила нас и приблизилась. Животное было грязно-белой шерсти, морда багряная. Несколько мгновений: он раскрыл свою пасть, так что стали видны окровавленные клыки, и, подняв когтистую лапу, ринулся на меня. Я вырвал из рук ассистентки кошку и метнул. Та вцепилась ему прямо в морду. Натали не теряла времени, подпрыгнула до лески и карабкалась к поверхности. От тела профессора к ней ринулся самый крупный монстр, зацепил лапами и, стащив, унёс в грибные джунгли. А я присел, напряг все свои мышцы и оттолкнулся высоко, как мог. Оборванный конец лески приближался; вот чуть-чуть, и я схвачу его. Четыре метра до поверхности, три… я цепляюсь за леску изо всех сил и лезу-лезу. Я отполз от края. Из дыры неслось возмущённое мяуканье сотен глоток, будто кто-то дул в гнутые трубы и испорченные саксофоны.

 

— Так что же это было в кратере? — спросил я

 

— Кошки, — ответил Павел Иванович, затем привстал, помолчал пару секунд. — Одичавшие кошки жрали грибы при слабом притяжении, вот и вымахали…. То ли от грибов, то ли от давления. Целая колония фелиноидов гигантеусов, — он закончил и стал наблюдать за произведённым эффектом. Отметив, что я впечатлён, он добавил: — С каждым разом я рассказываю свою биографию всё лучше и лучше!

— А мне больше нравилась та версия, где меня не съедали, — выглянув из-за кресла, я заметил, что в рубке, облокотившись на переборку, уже стояла Натали, хитро щурясь.

— Я тебя защитил, я тебя и убил, — парировал рассказчик. 

— Профессор-кошкофоб рассказал, как он полз по леске вверх и орал "помогите!"? А выскочив, прыгал и вопил, чтобы сорвали с него кошку — несчастный грязный комочек шерсти размером не больше моей сумочки? - прибавила девушка, посмотрев на меня.

— Адски страшно ведь было, — попытался оправдаться Кошкин, смятённый вероломным вторжением в историю. — Вам, бабам, только сумками размеры и измерять, — ксенобиолог деловито попрощался со мной и оставил поле рубки. Натали помахала ему ручкой.

— А доктор у нас болтун.

— Да, это то, что он любит, - согласилась она.

 

Я посмотрел прямо на Натали. Заметив мой взгляд, она поправила рукой волосы.

 

— А ведь он всё рассказал о роли Бреро в экспедиции, — промолвил я.

— Я сразу, как-то, неловко теперь ощущаю себя, Илья, как ты это сказал… Не принимай близко к сердцу. У Льва было мимолётное помрачение сознания.

 

Сердце застучало. Подробности — она готова мне на всё ответить.

 

— Только Павел — биолог, и мне не стало понятней: для чего?

 

Натали заняла место Кошкина и посмотрела так, что я захлебнулся в её взоре.

— Ты слышал, что я была против?!

— Да.

На её лице застыла глупая улыбка. Она собрала волосы в хвост на затылке, поглядывая, как молодая прелестная учительница.

— Ибис, ты знаешь о Люси и чёрной дыре?

Я отрицательно покачал головой.

— Тогда послушай: Люси, падающая в чёрную дыру, не гибнет сразу. Ведь сингулярность расположена на самом дне "колодца". Сначала девушка пролетает через горизонт событий, где на двухмерном носителе остаётся информация о её трёхмерных характеристиках: параметры, энергии — и спокойно летит вглубь, пока не разрывается приливными силами. Чудно звучит, но она остаётся живой относительно себя до самой смерти.

— Это мне ясно. Физически те же принципы, что и в работе "Гексопуса".

— Кошмарное изобретение! Напоминает гигантского паука, обхватывающего планету члениками… — Натали вздрогнула, но затем снисходительно улыбнулась. — Так что ты совсем не прав, — и положила руку мне на колено, — соберись! Павел любил поговаривать, когда мы искали жизнь в мрачных пещерах: "Ужасно быть съеденной заживо, но есть нечто ещё более неописуемое — быть заживо выпитой!" И это действительно звучит подчас пугающе. Ведь паук заматывает жертву в кокон и впрыскивает под кожу желудочный сок. А потом таится, пока пища не размякнет. Токсин смертелен — но ты ещё успеешь увидеть, как он вонзает свою гнусную пасть и высасывает из тебя кисель.

— Эй, не бывает гигантских пауков, — её рука оказалась в моей. Она мотнула головой и издала нервный смешок.

— Люси ждёт кое-что более жуткое. Наблюдатель увидит, как её, трёхмерную, молохом размалывает в двухмерную крошку. Каждая оголённая молекула смешается с аккреционным диском. Её запишет, но она ничего не ощутит.

— И что же тут измеришь? Крики? В космосе они не разносятся.

— Ты что, серьёзно? — на секунду показалось, что Натали глянула на меня, как на недоучку. — Ты слушал? Люси же всё равно. Она пересечёт горизонт, и то, что показывает наблюдателю чёрная дыра, её не касается. А камеры будут снимать рентгеновские вспышки, лишь чёрная дыра поглотит гостя. Профессор Ватсон считает, что уровень рентген излучения зависит лишь от массы, что у биологического объекта, что у неживого небесного тела. А Лев утверждает, что излучение будет сильнее и продолжительнее, так как и за горизонтом событий Люси сохранит статус биологического объекта. Кошкин бы смог это разъяснить… — девушка стала смотреть с подозрением: — И что же ты теперь понял о роли доктора Бреро?

 

Она поздно спохватилась. Цель незаурядного собрания после моего попадания на корабль перестала быть загадкой. Оставался лишь один вопрос.

 

— Но Люси могла бы быть лягушкой, свинкой, белкой, обезьяной, в конце концов!

— Во-первых, — ответила настороженно Натали, — ты знаешь пиетет Кошкина перед биологическим кордоном. Во-вторых, и главных: спонсоры экспедиции, кроме "Вильям Хилла" — профессор Чань Чоу из Лоинского Университета и лично доктор Бреро. То, что в чёрную дыру должен попасть именно человек, было их непременным условием. Мотивы мне неизвестны. Нечто вроде эвтаназии на благо философии.

— То есть никто кроме мёртвого Бреро в кают-компании и китайского профессора на Земле не знает истинной цели этого жертвоприношения? А докторат молчит, ибо запасной морской свинки с собой нет, а денег на перезапуск экспедиции никто не даст?

— Не спеши с выводами! Пилисевалисики — сын того китайского профессора. Возможно, ему известно. Но, может, ты просто побудешь тут, со мной? — учительница подняла взор. Я барахтался в её тёмно-карих глазах, когда лепестки шлюза разошлись и профессор Ватсон, ни на что не обращая внимания, сел рядом с нами. С просительным видом я выпустил руку Натали и ушёл.

 

Китаец ремонтировал бота в техническом отсеке. Войдя, я сразу пошатнулся. Давление в отсеке было заметно снижено. Чоу, с засученными по локоть рукавами, щурясь от пота, стекавшего по лицу, копался в брюхе аппарата.

 

— Значит, твой отец оплатил всё это? — спросил я.

 

Китаец вытащил из корпуса робота руку.

— Извини, что не здороваюсь, — с руки капала синяя смазка. — Много работы. В детстве я мечтал стать техником. Изучил математику, а профессор Чоу хотел философа.

— Ты знаешь, за чем мы летим?

— Бреро стал учеником отца вместо меня. Бредил некой предельностью, — Пилисевалисики Чоу задумался. Потом поднялся и промолвил: — Вообще-то, я читал их работы перед вылетом, но ничего не понял.

— Тогда просто озвучь.

 

Я уселся на бота. Он устроился на скамейке напротив.

 

— Мой отец пытается объединить философию свободы и путь Дао к пределу. Противореча друг другу, концепции диалектически едины. Человек, попавший за горизонт событий, становится предельным свободным существом. И разрушает систему. Если профессор Макаров прав, то уже никто не сможет отрицать свободу и мономерность — единство небесной механики, антропологии и геоцентризма. Человек достигнет предела, став метагалактическим субъектом.

— И этого посчитали достаточным, чтобы жертвовать чьей-то жизнью? — открытие меня ошарашило.

— Это был синопсис. А я — математик и не понимаю ни этого, ни вашего русского экзистенциализма, — ответил Чоу спокойно. — Отец часто беседовал с Макаровым. Спроси у него о смысле жизни. Русский русскому ведь мозга не выклюет, да?— китаец нехорошо улыбнулся.

 

Покинув отсек, я глубоко вздохнул благодатного кислорода, и заметил, что измазался в вязкой, как патока, синей массе...

 

В рубке воздух был тяжёл. Макаров после выхода, мокрый как конь, беседовал с дребезжащим, как посудный шкаф, Ватсоном. Раздражённый Кошкин барабанил по пульту. Натали отдыхала в капсуле.

— Полчаса до прыжка, — заявил капитан. — Приму душ.

— Я остаюсь тут, — отозвалась Натали.

— Хорошо, — Лев понимающе улыбнулся. — У пульта со мной будут Ибис и Чоу.

— Угу, — отозвался я. — Значит, я гожусь, не только как балласт для чёрной дыры?

— Значит, стоило капитану покинуть мостик, как всё — взяли и выложили? — шутливо возмутился Макаров. — Павел, ты — болтун, — заметил он Кошкину и обернулся ко мне: — А ты, Илья, зла не держи! Не каждый день привязанных к столам ловим. Инструкций нет.

 

С искренним видом капитан подал руку для пожатия, и я размяк.

 

— Займи кресло, штурман, и готовь двигатели к прыжку.

 

*)*|*(*  

 

Капитан вернулся гладко выбритым и в новом комбинезоне.

 

— Вы когда-нибудь участвовали в установке ворот, Ибис?

— Нет, в корпорации это задача для автоматических систем.

— Тогда тебя ждут необычные ощущения.

 

Ксенобиолог, девушка и старый профессор закрылись в капсулах. Макаров с Чоу сели и пристегнулись. Капитан отдавал команды:

 

— Лазер в контакт.

— Есть контакт, — ответил Чоу.

— Проверить момент вращения, активировать отсчёт до сброса новых ворот.

 

Эта операция была отдана мне.

 

— Двигатели на разгон, — приказал Макаров и вжался в кресло.

— На экране разлилось сиреневое марево. Звездолёт рванул на средних перегрузках. Едва мой затылок упёрся в спинку, как марево с экрана вылилось в рубку. Каждая вещь заполнилась им. Я скосился вправо. В сидячем положении левитировали Макаров и Чоу, оба голые. Наваждение прошло мгновенно. Корабль вздрогнул, и скорость стабилизировалась.

— Ворота отошли, — доложил Чоу

— Как тебе? — Макаров подмигнул мне. — Говорят: чисто психологический эффект.

— То есть вы меня видели?

— Да. Поэтому Натали уступила тебе место, а сама в капсуле.

— Чтобы лучше тебя разглядеть, шахтёр, — раздался из-за спины голос девушки.

 

Я покраснел. Макаров захохотал. По спине пробежал холодок; я обернулся и увидел угрюмый взгляд Кошкина.

 

— Профессор Ватсон, пять часов, — перебил всех Чоу.

 

Старик поднялся из капсулы, отряхнулся и сказал:

 

— Через четыре тридцать общее собрание у челнока. Принесите доктора Бреро. Лев, зайдёшь. Я подготовил выдержки для конгресса по барьеру Местной Системы и надеюсь, ты учтёшь их в выступлении.

 

Закончив с этим, профессор вышел. И стало понятно, кто будет всем руководить ближайшие пять часов.

 

— Штурманы, по-тихому, идёте четыре часа спать, — наконец промолвил Макаров

 

Я не собирался терять время и, включив виброрежим, мгновенно провалился в сон. Сквозь дрёму было слышно капитана: — Не волнуйся, Пилисевалисики. Экс-Джеймс-мини-Льюис будет с профессором. Тоже, ведь, когда-то его ученик.

 

*)*|*(*  

 

— Пойдём прощаться со стариком.

 

Монументальная сцена — прощание профессора Ватсона с экипажем. Будучи со всеми, я ощущал себя лишним в спускаемом шлюпе. Взгляд рассеянно блуждал по его внутренностям — это был настоящий склеп: усиленные стенки без обзорных панелей или управления — лишь капсула и ящик с мёртвым доктором философии в углу.

 

— Профессор Ватсон, Вы не должны, — перебил я его речь. Натали и Чоу посмотрели на меня со смутной надеждой.

— Ты хочешь занять моё место, Ибис?

— Возможно! Или развести червей в этом докторе философии и послать, куда он так стремился. Что Вы хотите доказать?

— Не понимаешь? Не видишь? — ухмыльнулся старик. — Это станет величайшим доказательством! — он покачал головой и обратился к Чоу: — Лисё, протяни руку. В конверте последние распоряжения. Откроешь на Земле.

 

Я его услышал! Свихнувшегося профессора соблазнила мысль покинуть бренную жизнь максимально экстравагантным способом: прыгнуть в чёрную дыру в обнимку с трупом философа.

 

— Макаров!

— Слушаю, профессор, — Лев выглядел непривычно мрачным, вид как у побитой собаки.

— Не кисни. Знаешь, что я хочу найти в чёрной дыре?

— Что, Льюис?

— Симпатичных француженок из пансиона мадам Прайор.

 

Лепестки шлюза сошлись. И команда вновь в рубке. На главном мониторе где-то в глубине пряталась неразличимая ненасытная дыра. Отсчёт до расстыковки с челноком приблизился к нулю. Звездолёт сотрясся; спускаемый аппарат попал на пару секунд в обзор и, включив маршевые двигатели, унёсся в звёздную бездну. Вслед за ним гроздьями светлячков посыпались в космос автоматические датчики, разбегаясь по-двое, по-трое во всех направлениях.

 

*)*|*(*  

 

Ещё шестьдесят часов "Струве" уходил прочь от чёрной дыры.

 

— Сейчас датчики размещаются по орбитам. Мы займём позицию, которая позволит принять данные от всех одновременно и избежать дополнительных сложностей процедуры синхронизации, — объяснил Макаров.

 

Короткие промежутки сна и длительные часы работы. Снова и снова проверялась аппаратура, счётчики, боты. Мы менялись участками и контролировали друг друга. Чоу проводил часы за пультом, принимая статические данные и краткие отчёты профессора Ватсона. Радиограммы поступали со всё большей задержкой.

 

Когда корабль стабилизировался на точке одновременного приёма, Макаров собрал всех в отсеке управления. Я, Натали и сам Макаров были в гермокостюмах, только вернувшись с обшивки.

 

— Через пять-восемь часов мы получим синхронный сигнал. Сейчас мы крайний раз всё перепроверяем. В девять часов все занимаем места в капсулах. Корабль будет задраен, как попа эскимоса. Не удастся предсказать, какая доля облучения достанется нам: если прав профессор Ватсон, то нам вообще нечего бояться, но если правда на моей стороне — доза будет немного больше, чем полезная для здоровья. А чтобы мы не скучали, два бота выведены на обшивку корабля, чтобы передавать изображение любимого звёздного неба прямо на экран. Чоу протестируй их.

 

Китаец замешкался с ответом. Он что-то быстро набирал на пульте.

— Капитан, они отказали. Что-то происходит.

— Где изображение?

— Спутники, которые мы оставили. Они шлют данные — не все, половина из них.

— Рано же! — капитан устремился к пульту

— Есть видеоряд!

— Выводи.

 

На экране появилось масштабное изображение голубой звезды.

— Ускорь, — сказал Макаров.

 

Пятно затанцевало на визоре беспокойным голубым зайчиком. Солнечный диск дёргался всё быстрее, пока не разорвался на три огонька, а чёрная пустота выпила их через тонкую соломинку. Корабль вздрогнул, меня швырнуло на палубу, звездолёт словно растянули и сжали гармошкой. В ушах нещадно звенело.

 

— Погибли, — Кошкин орал. Он полз по волнистой палубе к оставшейся без движения девушке. — Лев, она не дышит, ты — сволочь, Макаров.

 

Бросился к Натали и я. Голова была запрокинута, глаза закрыты, тонкие струйки крови шли от носа к подбородку. При попытке снять с неё шлём, биолог, безумно зарычав, оттолкнул меня и ринулся с кулаками на капитана. Я обхватил Павла, а он яростно вырывался.

 

Макаров уже стоял у монитора. Посмотрев пару секунд на данные, он начал давать указания компьютеру.

— Вывести бота для внешнего наблюдения, дать координаты, объявить систему!

 

По экрану бежали звёздные карты.

— Семьдесят процентов, Сигма-Лебедя, — доложил голос.

— Невозможно же! Две тысячи световых лет одним махом, — проскрежетал Макаров.

— Пускаю внешнее видео.

 

Монитор зажёгся очередной апокалипсической картиной: подёрнутый белой зябью голубой гигант, ещё больше прежнего, раскинув скрюченные лапы протуберанцев, погружался в пучину ярчайшей космической пыли. Дивное облако занимало весь остальной экран и протягивало навстречу звезде длинный язык, словно облизывая конфетку, перед тем, как заглотить.

 

Нефильтрованным светом слепило глаза. Кошкин, воспользовавшись этим, опрокинул меня и снова пошёл ко Льву. Макаров двинул его ногой в грудь и тот упал. Чоу кинулся, было, держать биолога, но капитан заорал: — К приборам. К приборам, твою мать,.— и ещё раз с размаху ударил Кошкина так, что он отлетел в переборку и затих.

 

— Ворота Сигмы-Лебедя, — крикнул Макаров. — Ищи ворота.

— Есть. Они следуют за звездой, — ответил Чоу из кресла.

— Двигатели на маршевый ход, за ними.

 

Звездолёт взревел. Макаров вознёсся и врезался в потолок

 

— Мы достигли предела. Догоняем, — откликнулся Чоу.

— Включай лазер в контакт, прыжок на Юпитер! — крикнул я, размазанный, как дохлая муха, по стенке.

 

Корабль крайний раз скрипнул, будто инвалидная коляска… Тела попадали на палубу

 

— Юпитер! Кислород не теряем! Стабилизирую скорость, — доложил в эйфории китаец

 

Почувствовав почву, я сразу оказался у Натали, снял ненужный шлем. Мне показалось, она не дышит. Я вдохнул в неё воздух — её грудь поднялась, губы прильнули к моим, руки обвили голову и прижали к себе.

 

 

Из отчёта по результатам спасательной миссии в Эр-Лебедя  

 

По получении сигнала СОС команда в составе двух спецкораблей под командованием капитан-лейтенанта Шаи убыла из Эты-Лебедя в Эр-Лебедя. В системе обнаружены покинутые "Гексопус-5", "Гексопус-6" с признаками биологического заражения и "Гексопус-7" с немецкой овчаркой на борту. Источника сигнала СОС обнаружено не было. Согласно входным данным ворот "Эр-Сигнус-1" в системе должны находиться четыре смерть-планетных комплекса. "Гексопус-13" обнаружен не был. Также в систему входили экзолёт "Аутер Сигнус-5" и звездолёт "Академики Струве", оба покинули систему через ворота "Эр-Сигнус-2". К сожалению, на пятый день расследование и поиски были остановлены. Спасательная экспедиция была вынуждена спешно покинуть систему, так как звезда вошла в облако космической пыли неизвестного происхождения. Собака была принята на борт. Ворота "Эр-Сигнус-1" и "Эр-Сигнус-2" на настоящий момент не отвечают. Визуальная информация о ситуации в потерянных системах отсутствует. Звездолёты, экзолёты, планетолёты во всей области от Сигмы-Лебедя до границы Местной Системы, либо пропали без вести, либо вернулись с до 90%-ми повреждениями, полученными в облаке. У ворот "Юпитер", "Сатурн", "Эрида" скопились сотни кораблей-беженцев. Связь со всеми автоматическими станциями и установками ворот в области от Сигмы-Лебедя до границы Местной Системы потеряна. Статус их неизвестен. Начато расследование.  

 

 

Объявление в "Таймз"  

 

Букмекерский дом "Вильям Хилл" начинает выплаты по пари Ватсон-Макаров в пользу стороны Макарова. Основание для присуждения победы — письмо профессора Джеймса Льюиса Ватсона, переданное в наше бюро его ассистентом Пилисевалисики Чоу. Уважаемый профессор признаёт поражение в споре, приводя необходимые расчёты по результатам экспериментов в Икс-Лебедя.  

 

Из выступления Льва Макарова памяти профессора Джеймса Льюиса Ватсона на третьем Конгрессе по проблеме барьера местной системы.  

 

К сожалению, результаты показали, насколько преждевременными являются наши попытки понять пространство. Мы не можем видеть вперёд даже на тысячу или пятьсот световых лет. Облако пыли, не нанесённое на навигационные карты, забрало у нас профессора Ватсона и доктора Бреро. Но их отвага ещё раз показала, что человек — один из главных объектов метагалактики, Поэтому неизвестный объект предлагаю именовать Облаком Ватсон-Бреро.  

 

Из памятки доктора Павла Кошкина. Совершенно секретно.  

 

…эксперимент продемонстрировал простую возможность преодоления барьера "шесть тысяч" сразу на две-три тысячи световых лет. Подходящие объекты имеются в направлении Стрельца и Единорога. Автоматические станции смогут расширить ойкумену и, в краткой перспективе, полностью покорить галактику. Вопрос лишь в человеческом топливе для чёрных дыр.  

 

Последняя радиограмма с экзолёта "Аутер Сигнус-5" полученная через две тысячи лет  

 

— Уот… сонбреро!