Круг солнца казался таким большим, как никогда раньше. Большой, красный, неяркий круг – медленно и неотвратимо он опускался к земле, к силуэтам фабричных труб и черному пятну лесополосы, окружавшей промзону.

       Если не нагнетать тревогу – место вполне спокойное, безлюдное, тихое. Остался далеко позади привычный гул толпы, незаметно стих шум машин. Никакого движения – ни птиц, ни бездомных животных, только ветер качает голые ветки осыпавшихся деревьев, да шелестят буро-черные заросли высохшего бурьяна. С некоторой смелостью или неуемным романтизмом здесь можно вполне приятно погулять. Бомжей здесь нет, заверили проводники.

       Мы прошли по остаткам асфальтовой дорожки между двух корпусов с выбитыми окнами, повернули к нагромождению труб с выпирающими клочками стекловаты. Протиснувшись между трубами, оказались около аккуратной дырки в рабице. Я умудрился погрузить большой палец в стекловату и теперь, морщась, тер его об джинсы. Иван и Глеб молча и хмуро смотрели на меня.

       – Что? – спросил я. – Пришли?

       – Почти. Но расплатиться придется здесь.

       Я не стал спорить. Все правильно: если они покажут нужный дом, я могу сделать вид, что передумал, и вернуться позже. Они должны подстраховаться.

       Высокий Иван принялся пересчитывать деньги, я спрятал весьма уменьшившийся бумажник обратно в карман. Крепкий коренастый Глеб хмуро смотрел из-под козырька кепи за решетчатый забор куда-то вдаль.

       – Идем, – сказал Иван.

       Довольно быстро я с удивлением понял, что мы вышли за пределы промзоны и удаляемся от нее. Как же так? Разве не на заброшенном заводе должны твориться чудовищные вещи? Не это ли рассадник зла и всякой разной чертовщины, по версии кинофильмов и книжек ужасов?

       Мы вошли в лесополосу и зашагали по оранжевому ковру осени. Кругом слышался только ветер, который гулял в лабиринтах веток, закрывающих небо, да шорох листвы от наших ног. Свой вопрос я приберег на потом и шел, немного сторонясь проводников. Рука сжимала в кармане приличный нож.

       Я, конечно, романтик, что ведусь на всякую чушь, но не дурак. Я тоже должен подстраховаться.

       Мы всё шли. Странно, ближе к метро и спальным кварталам далеко не все деревья осыпались... А здесь прямо какой-то таинственный лес.

       И опять же – в этом нет ничего особенного и тем более пугающего, если не учитывать, о чем рассказали мне исследователи. Самый обычный осенний лес, точнее осенний парк. Пожалуй, даже красивый...

       К слову, исследователи предпочитали называть себя по-английски: «explorers». Мне, как человеку, знакомому с компьютерами не понаслышке, такое название казалось забавным. Оно навевало вполне определенные ассоциации.

       А занимались эти ребята популярным среди неформалов делом: исследовали город. Находили необычные, или заброшенные, или красивые места. Не важно. В каждом объекте была своя прелесть, и к ним они за плату проводили людей, которым не хватало определенных эмоций. Зачем, скажите, переть в Карелию или в Калифорнию, если в пригороде можно увидеть карликовые березки и даже каменные утесы с подобием прибоя? Нужна ли вам аутентичность, если вы не знаете, что это такое?

       У исследователей имелась информация по совершенно разным местам, но мне нужно было особенное. Мне нужна встряска. Вот почему я отвалил без малого месячную зарплату, вот почему я здесь.

       Это место у них в золотой коллекции.

       Ведь тут, по их словам, творится чертов бред!

       Искренне я надеялся, что это не подготовленный заранее аттракцион. Но пока что Иван на пару с Глебом умело нагнетали саспенс. Прогулка по заброшенной промзоне, теперь по мертвому парку, хмурые, угрюмые взгляды... До сих пор я не мог решить – играют они, как актеры, или серьезны по-настоящему.

       Наконец, впереди показался пригорок, лишенный деревьев. На пригорке возвышался дом. Пожалуй, я видел его, еще стоя около промышленных корпусов, но не обратил на него внимания. А Глеб смотрел как раз на него.

       Так что, не нужна была гадалка, чтобы понять: это тот самый дом.

       Шестиэтажный, старинный дом, с высокими потолками, с красивым фасадом, с чуть покатой изумрудной крышей и даже с бельведером, увенчанным шпилем.

       Солнце почти скрылось за деревьями, так что освещался красным один только бельведер. Будь сейчас утро, а лучше ясный безоблачный день, здание выглядело бы совсем не так мрачно.

       Даже несмотря на то, что многих стекол не было в огромных рамах. Что штукатурка и лепнина большей частью обвалилась со стен, обнажая кирпич. Что на единственном подъезде нет двери, и за порогом – кромешная тьма.

       – Ну что, ты пойдешь? – уточнил у меня Глеб.

       – Да, – растерянно подтвердил я.

       Глеб кивнул и скинул с плеч объемный, но явно нетяжелый рюкзак.

       – У тебя сейчас последний шанс передумать, – предупредил Иван, посмотрев на меня. Взгляд мне показался очень серьезным. – Конечно, ты уже заплатил, и это влияет на твое решение. Но, поверь, жизнь дороже.

       – Да, – сказал я, – мне все понятно. Двоих вы проводили сюда, и эти двое погибли в этом доме при невыясненных обстоятельствах.

       Видно, я повторил эту фразу уж очень безразличным тоном, потому что спокойный и уравновешенный Иван вдруг толкнул меня в плечо.

       – Эй! – с раздражением воскликнул он. – Саша, очнись! Пораскинь мозгами! Л-ладно... Сейчас я скажу то, что раньше мы не сказали!

       – Ну? – произнес я, наблюдая за Глебом. Он достал из рюкзака штатив, затем ручную видеокамеру и укрепил ее на штативе. Открыв объектив и выдвинув мини-экран, он принялся ее настраивать.

       – Слушай внимательно, Саша, – веско сказал Иван. – Это действительно Аномалия. Когда мы привели сюда первого клиента, молодого парня, похожего на тебя, – здание было четырехэтажным.

       Я нахмурился. Посмотрел на дом. Потом повернулся к Ивану:

       – Этой башенки-балкончика тоже не было?

       – Нет, бельведер был. Новый этаж становится последним, но чердак и крыша растут вверх.

       Я покосился на Глеба.

       – Так вы это снимаете?

       – Снимаем. Покажи ему, Глеб.

       Коренастый проводник нажал кнопку воспроизведения и кивнул на камеру. Я подошел и посмотрел в экранчик...

       Минуту стояла полная темнота. Затем словно вспыхнули сильные прожекторы, и появился дом. Такой же, что стоял перед нами, только пятиэтажный. И на глазах он преображался. Стены содрогались, пространство под сводом крыши было размазано, словно бешено двигалось... хотя что там могло двигаться?.. Крыша поднималась...

       Я смотрел на метаморфозу до самого конца. Зрелище выглядело правдоподобным, хотя я бы много дал, чтобы посмотреть его на мониторе. Если это компьютерная графика, я бы заметил белые нитки. На таком экранчике увидеть их было невозможно.

       – Ну что, ты идешь? – снова спросил меня Глеб.

       – После такого я точно пойду.

       – Тогда послушай пару советов, – сказал Иван. – Просто иди наверх, не задерживайся на этажах. Тебе надо дойти до самой крыши. Я, правда, не знаю, что ждет тебя наверху, но вниз спуститься уже не получится. Еще одно – с тех пор, как возник шестой этаж, в доме появился лифт. Проверь, работает ли он, и попробуй им воспользоваться. Но только осторожно! Я не уверен, насколько это хорошая идея.

       Слушая Ивана, я все время кивал. Когда он закончил, я махнул проводникам рукой и быстро, чтобы не передумать, зашагал к подъезду. Уже у самого входа обернулся и крикнул:

       – Значит, ты там был? Как же ты спустился, если спуститься нельзя?

       – Меня вытащил Глеб, – ответил Иван. – Но тебя никто вытаскивать не будет. Мы уходим.

       Я кивнул. И, смиряясь с неизбежностью, вошел в подъезд.

       Луч фонарика осветил длинную широкую лестницу, зажатую между стен. На выщербленных ступеньках лежали куски кирпича и штукатурки. Под ногами валялись деревянные обломки – с трудом в них можно было угадать остатки входной двери. Было очень тихо, звуки улицы не проникали сюда, в воздухе стояла сырость и холод.

       Я обернулся на проводников – они глядели вслед и ждали, пока я не исчезну в темноте. Оба замерли на одном месте, причем поза Глеба выглядела несколько нелепо, словно ему приспичило почесаться, он изогнулся, завел руку за спину, да и остался так стоять почему-то.

       Пожав плечами, я смело стал подниматься. За спиной резко потемнело. Я снова обернулся и обнаружил, что вечерний свет больше не проникает в подъезд, и вообще, по всей видимости, на улице скоропостижно наступила ночь. Знаем мы ваши фокусы, подумал я, тем не менее, слабо представляя, как это можно было устроить.

       Осторожно переступая по ступенькам, я пошел вперед. Впереди показалась обшарпанная стенка, и скоро я оказался на широкой площадке. Да уж, разруха здесь была полная. Чернели два прохода в квартиры, причем отсутствовали не только двери, но и косяки. Под ногами лежали кучи хлама, а в углу даже торчал расколотый желтый унитаз, частично ржавый от плохой воды. Каменные перила, ведущие вверх, были наполовину разрушены.

       Для порядка я заглянул в обе квартиры, но ничего интересного там не обнаружил. Впрочем, внутрь я не заходил, только посветил фонариком от входа. Вид был почти такой же, что и на площадке, хотя здесь сохранилось кое-что от мебели. Луч последовательно высветил остов изящного кресла, потом комод без единого ящика, потом угол большого шкафа.

       А затем глубоко внутри помещения что-то ярко блеснуло. Я сделал шаг назад, но тут же, успокоившись, понял: луч просто отразился от уцелевшего окна.

       Это подтверждало мое предположение, что на улице уже ночь.

       Странно это все... Может, вернуться, пока не поздно? Часом, не серьезно ли говорили исследователи, что двое тут погибли и что лучше выбрать другой объект, а сюда не ходить?

       Мне, конечно, хочется свежих ощущений, да и что-то необычное я увидеть не прочь, но не с летальным же исходом!

       Я, конечно, рановато испугался, но что-то подсказывало мне: или вернусь сейчас, или никогда.

       Я посмотрел на спускающуюся лестницу, конец которой терялся в темноте. И вспомнил слова Ивана: «спускаться нельзя». Вот, о чем я не подумал. Первый этаж от выхода отделял целый пролет, поэтому вернуться, не нарушив это правило, я уже не мог.

       Передумывать поздно. Придется подниматься. Впрочем, если впереди будет что-то явно нехорошее, плевать мне на любые правила, побегу без оглядки.

       Тем самым я себя успокоил. Правда, ненадолго.

       В одной из трех стен на площадке прохода в квартиру не было, зато имелась железная дверь лифтовой шахты. Судя по ручке, открывалась она отнюдь не автоматически. Сначала я проигнорировал эту дверь, потому что даже не собирался ее открывать.

       Но теперь под кнопкой вызова лифта горела маленькая красная лампочка «Занят».

       По спине пробежал холодок. В доме есть электричество? Лифт и правда работает? Я замер и прислушался. Действительно, в шахте что-то тихонько гудело, и шум приближался.

       И что? Сейчас лифт подъедет, двери раскроются, и на меня, в худших традициях ужастиков, выпрыгнет монстр? Жутко захотелось сохраниться, но, к несчастью, это была не компьютерная игра.

       Я завернул за угол, остановившись в бывшей прихожей, выключил фонарик и принялся ждать. Лифт остановился где-то наверху, скорее всего на третьем этаже. Наверное, кто-то вышел, потому что секунд пять спустя лязгнула железная дверь. И все стихло.

       Я осторожно выглянул. Красная лампочка не горела. В лестничном колодце тоже не мелькало никакого света. Видимо, тому человеку темнота не мешала.

       Зато мне она колола глаза, и я включил фонарик. С облегчением увидел, что ничего вокруг не изменилось. Я остался на том же месте, меня не окружили монстры, и не появилась в проходе запертая дверь.

       Вообще говоря, то, что пока происходит – это детские страшилки. Выбежать ли мне сейчас на улицу, чтобы Иван с Глебом посмеялись мне в лицо? Рассказали, как секретарша Света дошла до третьего этажа, как грузчик Петр добрался до пятого, где благополучно обосрался?

       Или все-таки подняться повыше, чтобы разобраться, шутки это или не шутки?

       Пожалуй, выбор был очевидным. Но кнопку я все-таки нажимать не стал, пошел по лестнице. Не надо мне аттракционов с падающим лифтом...

       Почти всю стену между этажами занимало огромное окно. Стекол в обеих рамах не было. Снаружи стояла прохладная безветренная ночь. Я подошел поближе, под ногами заскрипели и захрустели осколки. Пятно леса поодаль выглядело довольно жирным, словно деревья и не осыпались. Но из-за новолуния наверняка разглядеть я не мог. А вот пригорок я видел хорошо, и, посмотрев вниз, не обнаружил на нем ни проводников, ни их камеры. Значит, уже свернулись? Ну да не важно.

       В крайнем случае, можно выпрыгнуть из этого окна. Удар будет болезненным, все-таки потолки высокие, но вовсе не смертельным. Я высунул руку наружу и с удовлетворением отметил, что никакого мистического барьера нет.

       Это воодушевило меня, но, к сожалению, не настолько, чтобы сразу отправиться на третий этаж. Поэтому я решил прогуляться по второму.

       В той квартире, куда я повернул, мебели почти не было. Голые стены с обнажившимся кирпичом, голый потолок, пронизанный глубокими трещинами, и пол с кучами мусора, большая часть которого свалилась со стен и потолка. На этот раз я заглядывал в каждую комнату, хотя и сам не знал, что хочу найти...

       Но я, пожалуй, нашел.

       В самой дальней комнате, где осталась мебель, между каркасом шкафа и покосившимся столом стояла вполне целая деревянная кровать с большим облезшим матрасом. На матрасе кто-то лежал, и я поспешно опустил фонарик, направив его в пол.

       Этот кто-то, по-видимому, спал. Он лежал ко мне спиной, кутаясь в темное тускло блестящее одеяло из странного материала. Спящий был очень длинным – доска у подножия кровати отсутствовала, и ноги на полметра висели в воздухе, торча из-под одеяла. Ноги оказались почерневшими и донельзя тонкими от истощения. Спящий прерывисто и надсадно сопел. Ему явно было плохо, но почему-то не хотелось его тормошить и спрашивать, можно ли ему чем-нибудь помочь. Вообще не хотелось его будить.

       Я развернулся и осторожно пошел обратно, ежесекундно оборачиваясь. Только выйдя на лестничную клетку, я перевел дух. Пожалуй, это не шутки. Пусть это и бомж, но он явно подыхает. Надо вызывать скорую помощь.

       Я достал мобильник и набрал «112».

       – Номер заблокирован, как недействующий, – услышал я женский голос в трубке. – Your number is blocked… – вторил ему мужской.

       Сбросив вызов, я недоуменно уставился на мобильник. Что за бред? Даже если денег не осталось на счету, сервисный номер должен быть доступен... Может быть, здесь плохо ловит? Индикатор приема показывал два деления.

       Я спустился на один пролет вниз, попутно отметив, что фонарик стал тускнеть. Черт, неужели и батарейки садятся? Новые купил, хотя они какие-то дешевые, хороших в ларьке не было.

       За окном стало существенно холоднее. Пятно леса выглядело вовсе не таким густым. Хорошо различались отдельные голые ветки. В небе висел ущербный полумесяц.

       Я что, его не заметил?!

       Начиная серьезно волноваться, я снова набрал «112». Но теперь не услышал ровным счетом ничего. Посмотрел на экран: индикатор не показывал ни одного деления. Связи просто не было.

       Это тоже в рамках игры? Затейники-исследователи как-то глушат мой телефон? Иначе как это объяснить?!

       Или здесь пограничная зона приема? Чем выше, тем ловит лучше?

       И впрямь, на втором этаже появилось три деления. А еще одним пролетом спустя, рядом с заколоченным фанерой окном, – целых четыре!

       На третий этаж мне до сих пор очень не хотелось идти...

       К черту службу спасения, подумал я. Позвоню маме.

       Гудок. Второй... Отлично. В конце концов, я дозвонился. Все нормально.

       Третий гудок. Четвертый. Пятый. Шестой...

       Понятно, что сейчас ночь, и мама наверняка спит, однако это начинало тревожить.

       Наконец, трубку взяли. Но ответом мне было молчание.

       – Алё? – раздраженно бросил я. Меня что, все собрались пугать?

       – Шурка? – хрипло спросила мама. Что у нее с голосом?

       – Мама, ну я же просил! – воскликнул я.

       – Саша!!! – раздалось на том конце, а затем последовали рыдания. Я опешил.

       – Мама? Ты что? Что случилось?

       – Где ты?! Саша, где ты?!

       – Да тут получилось небольшое приключение, но все хорошо! Все хорошо, мама! – Я вдруг ощутил, насколько мне неприятна вся эта ситуация. – Я уже иду домой! Прямо сейчас я иду домой! – Я решительно направился к лестнице, ведущей вниз.

       – Небольшое... Саша... – Мама тяжело, с хрипом всхлипнула. – Тебя не было лет... – Я сделал первый шаг вниз. – Стэль елобе нёбест. – Я сделал второй шаг, и связь прервалась.

       С ужасом я посмотрел на светящуюся трубку. Что это значит? Путаница какая-то в конце... И сколько меня не было?

       Я стал перебирать: «тебя не было года два»... Года три... Года четыре...

       Лет пять.

       Меня не было, как минимум, пять лет?! Или, учитывая, как изменился мамин голос, – все пятнадцать?!

       Похоже, я попал. Пора выбираться отсюда, если еще не поздно.

       Вновь что-то подсказывало мне, что уже поздно.

       Я медленно спускался, и с каждым шагом свет фонарика меркнул. Это происходило точно не по вине батареек. Сначала пропали ступеньки – только присев, я убедился, что иду не по воздуху. Потом перестал блестеть нож, зажатый в правой руке. А затем фонарик просто погас.

       Оказавшись в темноте, я обессилено прислонился к стене. В отличие от фильмов, не было слышно ни сердцебиения, ни моего дыхания. Я ударил рукояткой ножа по стене и стука тоже не услышал.

       Дом не исчез, дом остался, вот только здесь, внизу уже не было ни света, ни звуков.

       Вот, наверное, почему спускаться нельзя.

       И тут меня словно окатило ледяной волной. По-прежнему стояла непроницаемая темнота и в ушах звенела возможная только в космосе тишина, но я вдруг предельно четко осознал: передо мной кто-то стоит.

       Изо всех сил я рванул наверх. Быстрой вспышкой появился свет фонарика – странно, гаснул он гораздо дольше. Оглянувшись, я направил луч вниз, и действительно, увидел там какое-то движение.

       Шестое чувство не подвело.

       Я влетел на третий этаж и встал. Лифт ведь должен быть здесь? Я ткнул пальцем в кнопку. Ничего не произошло. Я ткнул второй, третий раз, оглядываясь назад...

       Что-то длинное, с четырьмя конечностями, но менее всего походящее на человека, медленно перелезало через перила.

       Палец нажал кнопку четвертый раз, и тут до меня дошло. Рванув ручку железной двери, я потянул ее на себя. В глаза ударил электрический свет – внутри загорелась лампочка.

       То, что произошло в следующий миг, было начисто лишено смысла.

       Я не вошел в кабину – я ввалился, при этом левую икру пронзила острая боль. Я свалился на пол. Рука судорожно сжимала нож, который был перепачкан яркой блестящей кровью и чем-то черным; джинсы тоже оказались в крови, и под коленкой была рваная дырка.

       Железная дверь с дребезгом захлопнулась словно сама собой. Рука потянулась к панели, но шестая кнопка оказалась слишком высоко, и пятая тоже. Сил встать не было.

       Я нажал на четвертую. Лифт дернулся и поехал.

       Никогда еще я не чувствовал себя таким уставшим и таким напуганным. Штанина стала мокрой, подо мной натекала липкая лужа. Мимолетно я подумал, что следует, наверное, сделать жгут.

       Мне очень хотелось оказаться подальше отсюда. Как можно дальше. Забыть все это и вернуться к обычной жизни, которая мне так надоела... Теперь это была своего рода мечта, недостижимая мечта.

       Кабина остановилась. Выходить наружу мне не хотелось, но еще меньше хотелось оставаться в этом лифте. Открыв внутреннюю дверь и внешнюю, я выполз на площадку.

       И замер, не веря в то, что я вижу. Весь дом, заброшенный старый дом, был залит дневным белым светом. Откуда-то красиво играло пианино. На ступеньках, опершись на перила, стоял опрятный молодой человек в белой рубашке и жакете, в штанах со стрелками и начищенных башмаках. На голове у него вились кудряшки.

       Я привалился к стенке и засмеялся. Слава богу! Наконец-то все закончилось!

       Смешного ничего, в общем-то, не было, но настроение у меня стало до чрезвычайности радостным.

       – Не пользуйся лифтом, он сломался, – сказал парень.

       – Кто ты? – спросил я весело.

       – Меня зовут Геннадий, можно Гена. Кто я?.. Скажем так, я тут живу. А тебя как зовут?

       – Александр, можно Саша, – быстро ответил я. – Ты в курсе, что тут происходит ночью?

       Гена посмотрел по сторонам.

       – А для тебя сейчас день?.. – загадочно спросил он. – Но вообще-то ты прав, место препаршивое.

       – Аномалия, да? – я все не мог угомониться. Закатал штанину и с удовлетворением отметил, что кровь остановилась. Там был всего лишь порез и, судя по всему, порезал себя я.

       – Ты убил Спящего, – прокомментировал Гена, глядя на меня. Я заметил, что он говорит какими-то казенными, отточенными формулировками. Это напрягало.

       Опираясь на стенку, я медленно поднялся. Нога выстрелила болью, но я стерпел.

       – Хочешь, я тебя познакомлю со Спящим? – с энтузиазмом предложил Гена. – Подожди здесь, я его позову! – Он прошел передо мной и быстро направился вниз. – Можешь выше прогуляться, но на крышу не забирайся! – обернувшись, добавил он. – Только потом не спускайся и лифтом, как я уже говорил, не пользуйся. – Улыбнувшись, он исчез внизу.

       – Же-есть, – прокомментировал я. Но на этот раз совета послушал и пошел вверх. С другой стороны, Иван говорил, что надо как раз добраться до крыши – правда, он не утверждал, что это меня спасет.

       Высокое окно между четвертым и пятым этажами не было заколочено, и даже некоторые стекла в нем сохранились. Я начал подниматься – и с каждой ступенькой освещение стало меняться. Я увидел восемь дней с разным рисунком облаков на небе, пять восходов или закатов и три ночи.

       Когда я добрался до площадки, я взмок.

       За окном, далеко за лесополосой не было промышленных труб. Вместо них возвышался величественный, сияющий на солнце купол, размерами с двенадцатиэтажный дом и собранный из шестиугольников, похожих на соты. Деревья как будто подросли, зеленела весенняя листва. Ветра не было.

       Безумная мысль посетила меня. Достав мобильник, я нажал несколько кнопок.

       Однажды я попал на телефонный развод, и потом озаботился сделать так, чтобы все разговоры автоматически записывались. Открыв в смартфоне простой аудио-редактор, я запустил последний разговор с мамой в обратном направлении.

       – Тебя не было лет... Стэль елобе нёбест... (Странный, неприятный звук.) Ашас...

       Я выключил воспроизведение. Точно.

       Вот она, правда.

       Двигаясь по лестнице, я иду сквозь время.

       И, судя по всему, семимильными шагами.

       Видно, мне очень повезло (или не повезло), что первые три этажа я путешествовал по ночам. Ступеньки словно изображают дискретность времени, но шаг этой дискретности – вовсе не квант, а весьма ощутимый промежуток.

       А может, и нет никакой дискретности, просто, делая шаг вверх или вниз, я не замечаю, как быстро сменяется пейзаж за окном. И только останавливаясь на мгновение, вижу результат.

       В общем-то, это все не важно. Сейчас мне надо дождаться Гену, чтобы он рассказал мне, что там, на крыше. Хотя совершенно не хотелось знакомиться с тем, кого убил.

       Я отошел от окна и, надеясь увидеть возвращающегося Гену, перегнулся через перила. Но шансов на это у меня не было: уже одним этажом ниже стояла кромешная темнота.

       Да, таким образом, я не вернусь назад. Прошлое, может, и существует, но для меня там теперь абсолютная тьма. Должен быть другой способ.

       Я пошел наверх, наблюдая, как появляется и пропадает впереди моя тень. К счастью, на пятом этаже я снова остановился днем. Поэтому убрал фонарик в карман, а нож засунул за пояс джинсов.

       Пианино играло где-то здесь.

       Поскольку страх мой притупился после пережитого шока от убийства Спящего и последующего чудесного спасения, я решил посмотреть одним глазком, кто там играет. Да и парня в жакете следовало дождаться.

       Я повернул за угол направо, потом за угол налево и снова направо. И оказался в обширной комнате, которая раньше, по-видимому, была шикарной гостиной.

       На стенах осталось немного обоев. Стояло большое трюмо с треснувшим и потемневшим зеркалом. Из потолка торчал штырь, а под ним на полу бесформенной грудой валялась хрустальная люстра. Стояли несколько кресел, столиков, шкафов и один диван. Все выглядело очень постаревшим от времени, от сырости и пыли. Обивка расходилась на нитки. Казалось, достаточно прикосновения, чтобы мебель попросту развалилась.

       Около окна, задней стенкой ко мне, располагалось пианино, когда-то сверкавшее лакировкой, а теперь потерявшее и блеск, и благородный черный цвет. Играла девушка. Красивая, как и ее мелодия, молодая, с родинкой около носа, с забранными в пучок черными волосами и в белой блузке с жабо. На миг я подумал, а не пара ли она этому Гене...

       Я подошел ближе.

       – Вам нравится? – спросила она, взглянув на меня. Глаза были черными, как говорят – цвета воронова крыла.

       – Более чем, – ответил я. Она улыбнулась. – Кто это? – полюбопытствовал я, имея в виду композитора.

       – Не знаю, – пожала она красивыми плечами. – Я играю то, к чему лежит моя душа.

       – Вот как, – понимающе сказал я. На самом деле, я ничего не понимал.

       – Спасибо, что вы пришли, – сказала девушка. – Без вас мы отдельно.

       – В смысле? – уточнил я.

       – Сложно объяснить. Но вы не уходите, пожалуйста. Останавливать мы вас не будем. Поэтому я вас просто прошу: не уходите, – она вскинула голову со слезами в глазах.

       Я смешался. Она ждала ответа.

       – Посмотрим, – сказал я. Медленно подошел к окну. Девушка продолжала играть. Скосив глаза, я увидел, что пианино не имеет клавиш.

       Почувствовав непреодолимую злость, я повернулся и вперил взгляд в девушку. Она обнаружила, что я все понял, и опустила руки. Музыка прекратилась.

       Она открыла рот, собираясь что-то сказать, но я уже сделал шаг к ней и вонзил нож в тонкую шею.

       Пространство сотряс предельно высокий, нечеловеческий крик, потом какая-то сила бросила меня на пол. Пианистка поднялась надо мной, подкинула нож вверх, и он растворился в воздухе. В лицо мне дунуло пылью.

       Что-то промелькнуло перед глазами, и я отлетел на кресло, которое тут же рассыпалось. Затем я снова поднялся в воздух, упал на диван, разрушив и его, потом ударился об зеркало, и осколки дождем осыпались сверху.

       – Больно! Ты знаешь, как мне больно?!

       Я зажал уши, стараясь этого не слышать, стараясь ничего не слышать.

       – Инна, остановись! – прозвучал приглушенный голос Гены. – Успокойся, слышишь?

       – Ты видишь, что он мне сделал?!

       – Он испугался, не вини его! А у тебя все заживет, потерпи!

       Кто-то подошел ко мне.

       – Эй, парень! – сказал Гена сверху. – Живой?

       Я пошевелился и, ссыпав с головы осколки, поднялся.

       – Что происходит? – жалобно спросил я.

       – Вот, познакомься, – сказал Гена, – это Евсей. Он жил в этом доме, пока тут не произошла аномалия.

       В углу комнаты стоял худощавый и очень высокий старик в футболке, спортивных штанах и шлепанцах. Ничего не говоря, он мелко кивнул мне.

       – Это – Спящий? – воскликнул я. – Это вы спали на втором этаже?!

       Старик снова кивнул. Ничего не понимая, я посмотрел на девушку и на Гену. Девушка зажимала рукой шею, но крови под ее пальцами видно не было.

       – Он выпрыгнул из окошка с четвертого этажа, – сказал за Евсея Гена. – Он выжил. Если и ты сейчас выпрыгнешь, ты тоже выживешь. Потому что дом сделал тебя бессмертным.

       – Я хочу вернуться в свое время, – быстро сказал я.

       Гена одобрительно кивнул.

       – Ты понял главную особенность аномалии. Но вряд ли ты сможешь вернуться. Тебе должно очень повезти, потому что время здесь анизотропно, каждая ступенька вниз или вверх переносит тебя в случайный момент соответственно прошлого или будущего.

       – Поэтому рассыпался пылью твой нож, – вставила девушка. – Которым ты меня ударил.

       – Ты сейчас являешься центром производного времени, – пояснил Гена. – Видимо, нож, не принадлежащий дому, относительно тебя оказался в настолько далеком будущем, что просто превратился в пыль.

       – Круто, – сказал я. Это все, что я мог сказать.

       – В любом случае, – продолжал Гена, – если ты выпрыгнешь, то относительно пятого этажа окажешься в прошлом. Как видишь, ты можешь обогнать время, и можешь пойти ему навстречу. Времени – но не свету. Свет не обманешь. Так что, ты можешь вернуться назад, в свое десятилетие, но там будет полная тьма.

       – Я уже понял это, – сообщил я.

       – Чтобы ты не подумал, дружок, что мы тебе не договариваем, – пробасил Спящий из угла (или правильнее называть его теперь Проснувшийся?). – Мы делимся на два вида: мертвецы и призраки. Если ты выпрыгнешь из окошка, дружок, то будешь мертвецом, как я, пока спал. Дом сделал меня бессмертным, но тело не стало полностью неуязвимым. Если ты окажешься в прошлом относительно своего исходного времени, твое тело ослабеет и кости станут мягкими, а если в будущем – то иссохнет и почернеет. Поверь мне, и то, и другое неприятно. Но если ты умудришься тут по-настоящему умереть, то станешь призраком, как я, когда ты меня убил, и как эти двое.

       – Простите, что спрашиваю, – сказал я, – а зачем вы, проснувшись, лезли на меня?

       – Когда-нибудь ты поймешь, дружок, – ответил старик.

       На минуту установилась тишина. Мне было неуютно.

       – Призраки... мертвецы, – повторил я. – Готов поверить, – сказал я, посмотрев на шею девушки. – Но зачем вы рассказываете мне это?

       – Призраки существуют, пока их может видеть кто-то живой, – произнес Гена. – В остальное время они находятся в неком иллюзорном мире, который создал для них дом и который основан на их воспоминаниях. Это неплохой мир, но это все-таки иллюзорный, закостенелый мир.

       Я вздрогнул.

       – Ты тут один живой, – продолжал Гена. – И, поскольку ты в доме, тебе не нужна ни еда, ни питье. Здесь есть опасные места для живых, например, лифт, но в целом ты бессмертен. И есть еще одно опасное место. Это крыша. Если ты поднимешься туда, то умрешь.

       Я почувствовал, что он не договаривает.

       – Что там, на крыше? – задал я вопрос.

       – Бельведер. Ты там сможешь побывать только призраком. Но ничего радостного не увидишь. Потому что там сходятся все производные реального времени. Потому что там смерть Земли.

       – Даже так? – удивился я. – Хочется посмотреть.

       – Как думаешь, – спросил Евсей, – почему я предпочел оставаться мертвецом и терпеть боль вместо того, чтобы обратиться призраком?

       Я молчал.

       – Когда ты ощущаешь свою плоть, ты все еще человек. Пусть и давно умерший, или еще не родившийся. Призрак – всего лишь разум, лишь в присутствии живых обретающий некоторую силу. Психологически это гораздо сложнее. Боюсь, когда-нибудь мы станем злыми призраками, как это отражено в фольклоре. Пока что мы предоставляем тебе право выбора.

       – Спасибо вам за это, – сказал я с таким же пафосом. И неожиданно для себя замолк. Потом спросил: – Значит, спасения нет?

       Никто не пошевелился, кроме Гены. Он едва-едва покачал головой. Я принял этот факт спокойно. Что-то уже давно оборвалось внутри меня.

       – Вы меня извините, – сказал я, – но я пойду на крышу.

       Они молчали.

       – Что мне здесь делать? Гулять по этому этажу, наслаждаясь вашим обществом? А потом, через десять лет переселиться на шестой этаж? А потом, снова через десять лет, с чистой совестью умереть?

       – Двадцать лет жизни – или мгновенная смерть, – парировал Гена.

       – Мне все равно, – сказал я. – Считайте меня эгоистом, мерзавцем, глупцом – кем хотите, но я пойду. Прощайте.

       – До свидания, – поправил Гена.

       – До свидания, – согласился я.

       Они проводили меня взглядами. Я вышел на площадку и стал подниматься по лестнице. Теперь фокусы с освещением выглядели вовсе не такими пугающими. Вообще, в доме нечего было бояться. Во всем виноваты предрассудки. Даже призраки и мертвецы здесь, оказывается, были добрыми.

       Тем не менее, сердце колотилось о ребра, как никогда раньше, напоминая, что я все еще живой. Я предельно отчетливо чувствовал, что того меня, какой я сейчас, больше никогда не будет. Изменится что-то существенное, и это изменение меня вовсе не порадует. Каждая ступенька, каждое изменение цвета за окном давалось большим трудом. Мне не хотелось идти вперед. Мне хотелось принять предложение призраков, пусть и большей глупости придумать было, наверно, нельзя.

       Иван с Глебом оказались теми еще мерзавцами. Они провели меня в это место и, оставшись в своем мгновении, смотрели, как я исчезну в подъезде и исчезну из жизни. Зная, что происходит в доме, они понимали, что отправляли меня на смерть.

       Под ногами ломались куски штукатурки, хрустели осколки стекла. Один раз я оступился и чуть не упал.

       С самого начала у меня не было ни единого шанса. «Я не знаю, что ждет тебя наверху». «Но вниз спуститься уже не получится». Будь я умнее, я бы сразу развернулся. Но я все еще думал, что это не всерьез.

       Лестница не заканчивалась на шестом этаже, а вела на седьмой. Выше явно был не чердак и не проход к бельведеру. Когда же успел возникнуть седьмой этаж? – подумал я.

       И услышал голоса снизу.

       – Саша!

       Я замер, вцепившись в перила.

       – Александр!!!

       – Да! – воскликнул я. – Я здесь!

       – Вниз! – закричали снизу. – Резче чеши вниз!

       Перепрыгивая через две ступеньки, я добежал до четвертого этажа. Возле лифта стоял Иван.

       – Вот же ты! – он потряс меня за плечи. – Живой!

       – Однозначно! – выпалил я.

       – Погнали!

       Еще двумя этажами ниже стоял Глеб.

       – Так вот как ты вытащил Ивана? – спросил я Глеба, когда мы оказались на пригорке перед домом, под звездным небом и около камеры на штативе.

       – Да, – ответил он. – Если живые находятся друг от друга в пределах двух этажей, то время для них общее. Так мы создали цепочку снизу доверху, причем низом цепочки было наше время.

       – Спасибо, ребята. Спасибо! Я думал, я пропал...

       – Да ладно тебе! – хлопнул меня коренастый Глеб по плечу. – Зато впечатлений – на всю жизнь!

       ...Несколько дней спустя я сидел в офисе, на рабочем месте за компьютером. Дело, которым я занимался, формулировалось предельно просто: преобразить стандартный шрифт объемных букв для рекламного ролика. Стандартным шрифтом было написано: «Йогурт “Осрис”». Зачем делать логотип объемным, я не понимал, но заказчик пожелал, чтобы в ролике буквы вертелись, поэтому следовало что-то придумать.

       Пока что я придумал, как улучшить название йогурта. Для этого надо было добавить «ПР» в начало и мягкий знак в конце. Эта незатейливая шутка позабавила меня, и я даже подумал, не отдать ли начальнику преображенный шрифт на заключение с таким вот примером текста.

       Захотелось устроить перерыв, и я свернул трехмерный редактор. Открыл браузер, и на экране появился «Яндекс».

       «Explorers» – набрал я, добавив значок точного запроса. Нажал «Enter».

       «Сервис временно недоступен. Service Temporarily Unavailable» – вежливо ответил мне браузер. Вот уже который день! Это было решительно неприятно.

       Я поднялся из-за стола и сходил в соседний отдел. Присел на стол к Белобрысому.

       – Белобрысый, – сказал я.

       Белобрысый посмотрел на меня.

       – У тебя интернет работает? – спросил я.

       – Нет, – ответил он.

       – Что с ним случилось?

       – Откуда мне знать? – спросил Белобрысый.

       – А тебя это не волнует?

       – Почему меня должно это волновать? Я работаю. – Белобрысый был как всегда зануден.

       – Поднимись к админу, – отчетливо сказали сзади. Я повернулся, но за спиной никого не было. Только стол с принтером, из которого как раз выползали листки.

       – Ты слышал это, Белобрысый? – спросил я.

       – Что слышал? – устало спросил он.

       – Кто-то сказал «поднимись к админу».

       – Ну так поднимись, если сказали.

       Разговор меня утомил. Зато довод показался разумным. Сколько можно ждать? Если бородатый тип меня отошьет, как любит делать, пожалуюсь начальству. Задолбал!

       Я вышел на лестничную клетку и направился по лестнице вверх. В глаза что-то попало, и я стал их энергично тереть, то и дело оступаясь, потому что ступеньки были усыпаны каким-то мусором.

       И на уборщицу пожалуюсь!

       Я поднялся на один этаж выше, пригибаясь, прошел несколько метров в темноте и толкнул неказистую дверь.

       Да, это явно была не серверная.

       Я оказался на открытой площадке, окруженной перилами и накрытой куполом. Снаружи стояла серо-коричневый неоднородный полумрак, в котором временами пролетали рыжие клочки то ли дыма, то ли тумана. На уровень ниже площадки простиралась не очень длинная, чуть наклонная изумрудная плоскость. А гораздо ниже нее каким-то чудом была видна пепельно-серая земля, сплошь усеянная маленькими углублениями.

       – Вот ты и посмотрел, – прозвучал за спиной тот же голос, что я слышал в офисе. Впрочем, о каком офисе можно теперь говорить?! Все уже понятно.

       Позади меня стоял призрак Гена.

       – А я-то думал, почему возник седьмой этаж, если они меня вытащили, – сказал я.

       – Эти двое? – уточнил Гена. – Они тебя не вытащили. Зато привели сюда нового смертника. Поэтому ты вышел со своего этажа. Поэтому мы можем пообщаться.

       – Смешно, – сказал я. – Грустно и смешно. Знаешь, почему сюда пришел я? Думаешь, что-то у меня стряслось? Кто-то умер? Или бросила девушка? Ничего подобного. Я просто устал от однообразия.

       – Понимаю, – сказал Гена.

       – Вряд ли. Не знаю, как жил ты, но мое однообразие было образцовым. Подъем – дорога на работу – работа – обед – работа – дорога домой – интернет – сон. А затем снова подъем.

       – Ты на это жалуешься? – спросил Гена.

       – Ага. Вот я и говорю – ты не понимаешь. Я мог вырваться из этого замкнутого круга, сходить куда-нибудь, встретиться с кем-нибудь, но это было так редко и так скучно, что можно считать, что этого не было вовсе. Я жил в закостенелом мире. Я пришел сюда, чтобы хорошенько встряхнуться, измениться, может быть... Хотел выбраться из этого мира... Но попал снова туда же, в тот же самый закостенелый мир. Веришь или нет, но до этой минуты я не видел разницы между настоящим миром и миром седьмого этажа!

       – Ты и не должен, – сказал призрак Гена. – Во сне ты редко понимаешь, что это сон.

       – Я не об этом говорил...

       Мимо нас, над изумрудной крышей медленно пролетел, вращаясь, огромный булыжник, похожий на крохотный астероид.

       – Саша, ты знаешь, что с тобой случилось в лифте?

       Я посмотрел на Гену.

       – Лифтом нельзя пользоваться, – сказал он. – Точнее можно, но только в пределах одного этажа. Потому что дальше лифт будет перемещать тебя не через пространство, а через время.

       – Ну и что?

       – А то, что на нужный этаж ты бы так и не приехал. Ведь пространственно, в отличие от движения по лестницам, ты оставался на одном и том же месте. Ты снова и снова входил в этот лифт, снова и снова нажимая «шестой этаж», но не замечал этого... Так что, надеюсь, тебе понятно, почему Спящий хотел тебя остановить...

       – Вот как, – выдавил я.

       – Но теперь ты, конечно, можешь пользоваться этим лифтом, как обычным лифтом. Призраки всегда в этом времени, которое ты видишь.

       Я спросил:

       – Что будет, если призрак спрыгнет с крыши?

       – Не знаю. Думаю, то же самое, если он выйдет через главный вход. Но пока Инна здесь, я никуда не пойду.

       Я помолчал. Потом сказал:

       – Значит, Спящий... получается, он меня спас?

       – Да... Надеюсь, ты захочешь вернуть ему услугу. А заодно и нам поможешь.

       – О чем это ты?

       – Отговори живого от повторения твоей ошибки.

       – Нет. Извините, не в этот раз.

       Теперь помолчал Гена.

       – Хорошо, – он кивнул и быстро ушел с бельведера. Я остался один. Пора было сделать выбор. Похоже, Гена это понял. Я или ухожу – или остаюсь.

       Хорошо б еще было куда уходить. Ведь без живых призраки не существуют. Но с другой стороны, почему Гена решил, что это смерть Земли? Если даже не спускался вниз?

       Я подошел вплотную к перилам, всматриваясь в серо-коричневую мглу.

       Далеко в темноте вспыхнул свет.