– Какая ты хорошенькая! – две руки обхватили маленькое, пушистое тельце и высоко приподняли над землёй. Мохнатый комочек тихонько пискнул.

– Какая лапочка! – вновь просюсюкала девочка, – Какая миленькая! Ты тут совсем одна? Надо тебя обязательно отнести домой и напоить молоком.

Маленькое тельце было тут же прижато двумя руками к груди девочки, несмотря на уверенность самого комочка, что мама где-то совсем рядом и скоро вернётся, полная тёплого, вкусного молока, а потому, уходить никуда не следует. Однако девочка не обращала на это никакого внимания, она уходила всё дальше от места, где так сладко пахло домом и мамой…

Железный стук закрываемой калитки вызвал обеспокоенное шевеление, но девочка погладила нежную шёрстку и прошептала:

– Ну вот, ты дома, тише, – негромко пробормотала девочка, идя по тропинке к дому. Провернулся ключ в замке, скрип, ещё раз, и замок закрыли. Электрический ток раскалил металл, и прихожая залилась тусклым жёлтым светом. Девочка вытянула перед собой руки и с восторгом посмотрела на нового обитателя. Щенок ответил ей печальным взглядом подслеповатых глаз и тихим писком.

– Теперь ты тут будешь жить, моя хорошая, я тебя сейчас накормлю, моя лапочка, – запричитала девочка и внесла щенка на кухню. Загорелся свет, и, пролетев огромную высоту на тёплых ладонях, щенок оказался на полу из деревянных, выкрашенных коричневой краской досок. Хотя не это его сейчас волновало, зрение было ещё слабеньким, а потому щенок жил в мире запахов, и сейчас их было очень много, незнакомых, резких, тёрпких, удушливых, но и приятных тоже. Однако не было самого ценного, самого важного запаха. Тут не было мамы. И щенок испугался, очень сильно, и тихонько запищал.

Девочка налила в блюдце молока и развернулась, чтобы поставить её перед щенком увидела лужицу, растекающуюся по полу, а щенок сидел чуть в сторонке и мелко дрожал.

– Что же ты наделала? Нельзя же так, – девочка поставила блюдце на пол и пошла за тряпкой. Молоко было странное на вкус и почему-то холодное, но всё же щенок быстро управился с ним. Девочка вытерла лужу и зачем-то потыкала тряпкой в нос щенку. Есть уже не хотелось, и было просто интересно, потому щеночек стал топтаться по кухне, в поисках приключений. Девочка умилённо понаблюдала за ним какое-то время, а потом вновь подхватила на руки и куда-то понесла. Через некоторое время лапки коснулись чего-то мягкого и пыльного, и щеночек стал озираться по сторонам.

– А вот это мои игрушки, – девочка стала подсовывать щенку разные игрушки, – Это мишка, а это зайчик, а вот крот, но он мне не нравится, просто бабушка подарила. А вот барашек, тут котёнок, где-то ещё была белочка…

Девочка остановилась посреди комнаты и стала её внимательно осматривать, а потому лишь спустя несколько секунд увидела, как зайчику сосредоточено и целенаправленно отгрызают ухо.

– Ты что делаешь?! Нельзя! – девочка схватила зайца и дёрнула, однако щенок не выпустил ухо. Почувствовав сопротивление, он только крепче вцепился в добычу и стал рвать ухо, резко дёргая его из стороны в сторону и тихонько, но весьма сердито порыкивать. Но тут они услышали голоса и стук закрывающейся двери.

– Ой! – девочка от неожиданности выпустила игрушку, и щенок с гордостью ещё раз укусил заячье ухо. – Мама с папой пришли!

Раздался топот, и в комнату вошло четыре ноги, к которым щенок принюхался. Одна пара ног пахла странно, а другая неприятно.

– Вот так, так… – раздался голос откуда-то сверху, – И кто это тут у нас?

– Папа, посмотри какая она хорошенькая, пожалуйста, можно её оставить, пожалуйста-пожалуйста-пожалйста! – девочка взяла щенка в руки и подняла высоко вверх. – Посмотри, какие глазки, а носик! А какой пупик смешной, пушистенький! Я ей уже имя придумала – Альфа! Можно оставить, пожалуйста?!

Другие, крепкие руки подхватили щенка, и он увидел перед собой два лица, мужское и женское.

– Ну, во-первых, это не пупик, – сказало одно лицо и улыбнулось, – А во-вторых, имя придётся придумать другое, потому что это мальчик

– Мальчик? – удивлённо воскликнула девочка, а потом до неё дошёл смысл второй части фразы. – Так значит можно оставить?! Конечно, я придумаю другое имя! Например, можно… Можно…

Девочка закусила губу, стараясь поскорее придумать мальчишечье имя для щенка, но ничего путного в голову не приходило.

– Альфред, – раздался другой голос, – То же, что и Альфа, только для мальчика.

– Точно! Альфред! – девочка счастливо заулыбалась.

– Но это ещё не значит, что мы оставим его, – сказал первый голос.

– Но папа! У него же уже есть имя! – воскликнула девочка, готовая заплакать в любой момент.

– Действительно, пусть остаётся, – прозвучал второй голос, – Тем более, сторожевой пёс нам не помешает, да и малышке будет радость.

– Я буду о нём заботиться! Честно-честно! – затараторила девочка, – Я его люблю! Знаешь, как я его люблю?! Пожалуйста!

– Сторожевой пёс, говоришь? – задумчиво прозвучал первый голос, – Что ж, хорошо. Ну что, Альфред, будешь нас охранять? – и щенка потрепали по загривку.

– Будет, конечно будет! – девочка радостно пританцовывала вокруг родителей и с восторгом смотрела на щенка, который помещался у отца в ладони.

 

Так Альфред получил своё новое имя и свой новый дом. Конечно, поначалу он смертельно тосковал по маме, по братикам и сестричкам, однако время шло, и старые запахи стали забываться, а им на смену пришли новые. Он подрастал, девочка стала родным и самым любимым существом на свете, и Альфред был счастлив. Он бегал за девочкой по дому, играл с нею в её старые игрушки, которые, однако, быстро портились, и за это на Альфреда громко и строго кричали. В такие секунды ему становилось очень грустно и одиноко и накатывали старые воспоминания, которые уже были неясными, и потому Альфреду приходилось поджимать хвост и всем своим видом просить прощения. Правда, он не всегда понимал, за что его ругают.

Однажды хозяин пришёл домой позже обычного, и пахло от него не так, как всегда. Счастливый Альфред побежал встречать его, пробежав по рыхлым клумбам, он приблизился к хозяину и стал прыгать, стараясь достать счастливой мордочкой до рук. Однако вместо встречных ласк получил сильный и неожиданный удар.

– Грязная дворняга! – перекрывая все звуки, закричал хозяин, – Ты испортила мой лучший костюм!

Перепуганный до смерти, Альфред поджал хвост и помчался в дом, не видя ничего, кроме спасительного света прихожей. Крики и брань продолжали доноситься до его ушей, но Альфред уже спрятался под стол в большой комнате и лежал там, скрутившись бубликом, и дрожал крупной дрожью. Крики раздались с новой силой, и теперь к общему шуму добавился визгливый голос хозяйки, и тихий, перепуганный девочки.

– Ты пьян!

– Зато я прекрасно вижу, как этот сукин сын наследил в моём доме, а я такого не потерплю! – раздался рев хозяина и Альфред при этом голосе попытался вжаться в пол.

– Ты пугаешь свою дочь! – в бешенстве закричала хозяйка.

– Давно пора и её, и этого щенка приучать к дисциплине!

– Папа, не надо! – сквозь слёзы воскликнула девочка.

– Молчи! – совсем близко раздался голос, и крепкая рука схватила Альфреда за загривок. Он тонко взвизгнул, и его вырвали из укрытия.

– Теперь будет спать на улице, раз не может соблюдать чистоту! – с торжественной злобой в голосе прокричал хозяин, волоча Альфреда к двери. Вытряхнув молодого пса на улицу, хозяин с громким стуком захлопнул дверь.

Перепуганный, сбитый с толку, Альфред сидел у крыльца и дрожал всем телом, будто через него пропускали ток высокого напряжения. Поджав уши, он смотрел на закрытую дверь и едва слышно поскуливал, боясь быть услышанным. Время шло, но ничего не менялось, лишь крики за дверью становились то громче, то тише. Альфред слышал плач девочки, крики хозяйки и хозяина и звон посуды. Через несколько минут эти звуки затихли и лишь на самом краю слышимости раздавались приглушённые рыдания девочки. Ночь укутала Альфреда своей тишиной и холодом, и только перезвон сверчков нарушал тягостное молчание. Альфред подошёл к двери, осторожно уткнулся в неё носом, однако она не открылась. Он поскрёб её лапой, но безрезультатно. Альфред остался на улице, один на один со своими страхами.

 

Утро Альфред встретил лёжа у крыльца, свернувшись калачиком. В эту ночь он практически не спал, просыпаясь от каждого шороха ветра, скрипа деревьев и прочих звуков, которыми была переполнена, казалось бы, безмолвная ночь. Всю бесконечную ночь его уши чутко прислушивались, не идёт ли кто, чтобы впустить его в дом. Но за ним так и не пришли.

Альфред наблюдал за тем, как тёмное, полное звёзд небо становилось светлее, прозрачнее; ночные запахи тоже сменились на новые, более яркие; звуки зазвучали громче, сбившись со спокойного ночного ритма, и перешли в какофонию суетливого утра. Мир пробуждался. И вместе со всеми проснулся дом. Альфред услышал шаги, шорохи, тихие голоса и встал возле двери, с надеждой и страхом глядя на неё. Шаги раздались ближе, и дверь открылась. На пороге стоял хозяин, одетый в свой синий халат. Альфред прижал уши к голове, поджал хвост и вообще весь приник к земле и медленно подполз к хозяину на пару шагов.

– Костюм ты мне вчера загадил, – в голосе не было больше злобы, и звучал он как-то обречённо, – И вообще, пора тебе своё место знать. Сегодня сколочу тебе будку.

Хозяин сел на крыльцо, как был, в халате и тапочках, и потрепал Альфреда по загривку, что было подобно божественному прикосновению для пса.

– Теперь времени у меня на это хватит, – тем же безжизненным голосом сказал хозяин, – Теперь времени завались.

В тот же день хозяин уехал за материалами, и уже в полдень между гаражом и домом стояла будка, к которой цепью был прикован Альфред. Цепь была полутораметровая, достаточная, чтобы Альфред не мог мешать проходить в дом. Сделанная из стали, цепь крепилась к ошейнику при помощи толстого шнура, сделанного из очень прочной ткани. Альфред нервно вышагивал между гаражом и домом – это было всё доступное для него пространство, позвякивая цепью, и встревожено смотрел на хозяина.

– Вот так, теперь будешь жить здесь, и охранять нас от разных Липцких, – сказал хозяин, удовлетворённо глядя на проделанную работу. А потом забрал инструменты и отнёс их в гараж, после чего ушёл в дом.

Альфред стоял на холодном бетоне и растерянно смотрел на дверь. Он попытался подойти, однако цепь звякнула и натянулась, не давая сделать больше ни шагу. Альфред напрягся сильнее, однако не смог сдвинуться дальше. Ошейник горячим обручем вдавился в горло, не давая дышать, заглушая вой, рождённый глубоко в сердце. Альфред заметался по небольшому участку земли между домом, гаражом и будкой, однако вновь и вновь ошейник мёртвой хваткой сдавливал его горло. Альфред оказался в заточении под открытым небом.

А чуть позже к хозяйке пришла подруга, и Альфред приветственно завилял ей хвостом, однако женщины не обратили на него внимания. Они взволнованно что-то обсуждали, склонившись друг к дружке.

– Липцкий выкупил компанию, и Генри остался без работы. Он в отчаянии, никогда раньше не видела его таким! Ох, я теперь даже не знаю, что с нами будет!

Женщины ещё какое-то время стояли напротив Альфреда, однако вскоре ушли, потому что он лаял, мешая им говорить.

Альфред вновь остался один. Но вскоре пришла девочка и принесла еду. Как же Альфред был счастлив её видеть! Однако она провела с ним совсем мало времени, и вновь пропала. Альфред сидел возле своей конуры и ждал. Он не знал чего, но был уверен, что вскоре должно что-то случиться. Не может же быть так, что его оставили тут навсегда! А пока он ждал, он осмотрелся.

Слева белая кирпичная стена гаража, позади забор и будка, справа дом и окно в большую комнату, вечно завешанное шторами. Впереди – тропинка из гравия, ведущая от калитки, мимо гаража и прямо к двери дома. За тропинкой небольшой лоскуток вскопанной земли, а за ней кирпичный забор. Присмотревшись, Альфред увидел в центре забора маленькую, едва заметную трещинку. Под лапами был бетон, общий фундамент дома и гаража. А сверху небо, нелепое, безразличное небо. Вот всё что видел Альфред. Всё что он вообще мог теперь видеть.

Он всё ждал, что что-то произойдёт, что-то изменится, кто-то, наконец, обратит внимание на него. Однако ничего не менялось. Прошёл день, а затем ещё один, и ещё. Утром девочка приносила еду, люди приходили в дом и уходили из него, мелькая по полосе гравия, наступал вечер, и девочка опять приносила еду. И ничего не менялось. Он всё так же был скован цепью, он лаял, кричал, молил, чтобы его освободили, но его будто никто не слышал.

Альфред слышал, как где-то ещё, так же, как и он лаяли другие собаки, он чувствовал в воздухе едва уловимый запах грязной шерсти, злобы, тоски и отчаяния. Он был не единственным пленником этой тюрьмы. Где-то там, за слоями бетона и кирпича были такие же, как он, сильные, преданные, свободные псы, навек скованные цепями, прижатые безразличием, раздавленные весом стальных звеньев, которые своим перезвоном разбивали хрупкую надежду каждый день, каждый час, каждый миг.

Альфред совсем перестал прислушиваться к тому, о чём ему говорили глаза, потому что видя изо дня в день одну и ту же картину, он сходил с ума от отчаяния и беспомощности. Он жил в мире звуков и запахов, которые позволяли ему хотя бы в грёзах вырваться за пределы видимости, сбросить невыносимое бремя цепи и погрузится в удивительный, новый мир. Где-то пробежала горячо ненавистная кошка, исполненная высокомерия и бесценной возможности ходить везде, где заблагорассудится; вот открылось окно в доме на краю улицы; прошуршала шинами тяжёлая машина, пахнущая сыром и бензином; зазвенела цепь у Рекса, пса живущего в двух домах севернее.

Альфред бродил по этим звукам, мчался сквозь запахи, видя и участвуя во всём происходящем, продолжая оставаться на месте. Он был подобен слепцу при здоровых глазах, словно инвалид при здоровом, крепком теле. Из маленького беззащитного щенка, Альфред уже давно превратился в сильного, крепкого пса, который наматывал за день километры, шагая по квадратному метру пространства. Его сильное, молодое тело требовало свободы, возможности применить всю энергию, которая тугим клубком бурлила в его мышцах, не находя применения. Лишь во снах он мог позволить себе вырваться на волю, превратиться в ветер и мчать, мчать без устали и тревоги, быстрый, сильный…

А просыпался в будке, скованный цепью. И так день за днём, день за днём. Мир изменялся, небо тускнело, ветер становился пронзительнее, деревья сбросили свой наряд, с неба стала постоянно литься вода, жаля холодными каплями, люди стали носить другую одежду. А для него всё оставалось по-прежнему, будто Альфред навсегда застрял в самом ужасном моменте своей жизни. Отчаяние и безнадёжность нарастали в его душе с каждым днём всё сильнее, подобно трещине в стене напротив, которая стала удлиняться, обрастать ломаными линиями.

Каждый день он видел свою семью, своих любимых людей, а они отвлекались на него лишь на несколько секунд, чтобы грозно прикрикнуть на него, за его лай, или принести ему еду, и иногда убрать кучку экскрементов. Вот и всё. Всё что осталось от тех воспоминаний, в которых он бегал и резвился, играл, и просто был любим. Теперь казалось, что они принадлежат кому-то другому, а Альфреду достались только для того, чтобы усилить боль.

Хозяин работал на новой работе, которая была хуже, но выбирать особо не приходилось. Девочка подрастала очень быстро, целыми днями пропадая в школе, и Альфред видел её только утром и вечером. Она проводила с ним больше всех времени, иногда играла, но всё же уже не так рада была его видеть. Альфред вырос, перестал быть похожим на игрушку, и шерсть уже была грязной и вонючей и девочка с брезгливостью касалась её. Жизнь на цепи не сделал щенка симпатичнее.

Длинными вечерами, которые, казалось, тянутся целую вечность он грыз шнур, прикрепляющий цепь к ошейнику, для того, чтобы хоть чем-то заняться. Ткань была очень прочная, но у Альфреда было достаточно времени, хватившего на то, чтобы перетёрлось первое волокно, а затем и второе…

Так шло время, трещина на стене становилась всё больше, как и рана на душе Альфреда, а шнур становился всё тоньше, оставаясь при этом достаточно крепким, чтобы удерживать молодого пса. Но проходил ещё день и ещё, и с каждым закатом крепких волокон становилось меньше…

 

А однажды семья уехала. Все вместе они собрались рано утром, и вскоре в гараже раздалось громогласное рычание, которое через время затихло. Весь день Альфред ждал, прислушивался, ожидая знакомых шагов, запахов, однако их не было. А потому Альфреду ничего не оставалось, кроме как жевать шнур.

Был поздний вечер, и он дремал, когда услышал первый звук. Настороженный он проснулся и принюхался. Так и есть, кто-то чужой был рядом, а знакомых запахов всё не было. Чужой. Чужой! Альфред вскочил на лапы и зарычал, после чего громко залаял. Гараж закрывал вид, однако Альфред чувствовал, что незнакомец был один, и что от него пахло страхом и спиртным. Альфред принюхался снова и вспомнил, что уже слышал однажды этот запах. Этот человек был тут когда-то давно. Альфред продолжал лаять, цепь натянулась, и вскоре он уже увидел человека, появившегося из-за гаража. Он шёл по тропинке к дому, настороженно и со злобой глядя на Альфреда.

– А ну заткнись псина, иначе череп проломлю, – сквозь зубы прошипел человек. В руке он держал длинный металлический лом. Альфред не замолкал, и тогда человек покачал в руке ломом, будто примеряясь для удара. Однако так и не решился на него.

– Заткнись, – вновь прошипел человек и направился к двери в дом. Альфред метался из стороны в сторону, не переставая лаял, и уже все псы в округе поддержали его клич. "Чужой! Чужой!" - разносилось над тёмными улицами.

Человек дошёл до двери и приставил к ней лом, готовясь надавить. И тогда Альфред изо всех сил прыгнул на него… и шнур порвался!

Освобождённый, Альфред накинулся на чужака и схватил его за руку и стал рвать зубами одежду, плоть. Человек выронил лом и взвыл от боли и страха, пытаясь сорвать с себя обезумевшего от злобы и воли пса. Альфред лишь зарычал ещё громче, вдавливая зубы в податливую плоть. Вся злоба, ненависть, отчаяние и безысходность, накопившаяся за многие месяцы, наконец-то вырвалась на волю, наполняя Альфреда безумной силой. Однако страх придал сил и человеку, и он умудрился свободной рукой откинуть от себя пса, после чего без промедления помчался к забору, который перемахнул единым прыжком.

Альфред кинулся следом, однако не смог перепрыгнуть забор. Он стоял на задних лапах, упираясь передними о забор, и лаял в ночь, вдогонку чужаку, торжествуя и насмехаясь над ним. Альфред метался из стороны в сторону, не умолкая ни на минуту очень долго, пока, наконец, адреналин не перестал бурлить в его крови. А затем, слегка успокоившись, он стал бегать по дворику, безумно радуясь полученной свободе, которая хоть и была ограничена, всё же безумно пьянила. Он бегал по тропинке, подбегал ко входу в гараж, а потом к двери в дом, обнюхивая их, обнюхивая всё, что мог, в том числе и лом и клок вырванной одежды чужака. Он был счастлив. И впервые за долгие месяцы спал не в будке, а на крыльце, под дверью.

 

А утром вернулась его семья, и все трое удивлённо закричали, когда Альфред накинулся на них, прыгая, облизывая, лая и виляя хвостом, как сумасшедший. А затем они увидели лом, надломленную дверь, клочья одежды в крови и кровь на морде Альфреда. Они забегали, запричитали, не обращая внимания на свободно бегающего между ними Альфреда, и даже дали ему возможность проникнуть в дом. Как же он был счастлив!

Потом приехали какие-то люди в одинаковых смешных одеждах, и хозяин стал им всё показывать. Альфред лаял на них, но хозяин держал его за ошейник и время от времени прикрикивал на него, чтобы он перестал. А потом они уехали, и вместе с ними уехал хозяин. 

Девочка всё это время не отходила от Альфреда, гладила его, играла, приносила угощения. Как же он был счастлив! Казалось, что все его мечты сбылись в один миг! И хозяйка была с ним ласкова и тепло улыбалась ему. Это было блаженство!

Приехал хозяин и привёз ему просто гигантскую кость, которую бросил возле будки. Альфред набросился на лакомство, а хозяин присел рядом с инструментами и стал сбивать старую цепь с будки. Вскоре она звякнула и безвольно упала к лапам Альфреда. Забыв про кость, Альфред с утробным рычанием схватил цепь зубами, и резко дёрнув головой, забросил её подальше во двор, после чего с блаженным видом вновь принялся за кость.

– Вот молодец, правильно! – сказал хозяин, – Ты заслужил награду! И эта старая цепь тебе совсем не годится. Полицейские сказали, что ты укусил ворюгу и его вскоре поймают. Вот молодчина. Не зря малышка принесла тебя тогда. Но это ещё не всё! – воскликнул хозяин, доставая что-то из-за спины, – Тебя ждёт ещё один подарок. Вот!

В руках он держал новую, блестящую цепь.