Кырыч считался самым красивым конем в табуне. Высокий, статный жеребец был прирожденным вожаком. Пастухи не сомневались, что в будущем Кырыч будет нести на себе офицера или даже полкового знаменосца.

Конь вошел в поле травы ирыз, первым попробовал спелые красные стебли. Один из пастухов с восхищением смотрел на лоснящуюся шерсть Кырыча, думая, что за возможность иметь такого жеребца сам с радостью стал бы уланом или гусаром. Если бы большой сосед брал киирцев в свою армию.

После первого сжеванного стебля травы ирыз жеребец нервно заржал, встал на дыбы. Пастухи увидели, как шерсть у его пасти начала темнеть, масть сменилась на черную. Старший пастух, мудрый человек, видевший бессчетное число зим, первым понял, что произошло.

И начал молиться Небесному коню. Это было единственно, что он мог сделать в тот момент.

 

Кастер Йонесу осторожно спускался по трем крутым ступеням вагона. Одной рукой он ухватился за поручень, второй пытался удержать кожаный чемодан и саквояж. Сзади нетерпеливо переговаривались попутчики, и Кастер уже жалел, что рванул на выход первым.

Чудом не упустив багаж, он оказался на перроне, сделал несколько неуверенных шагов. Поначалу смущало отсутствие тряски, за пять дней пути ставшей уже привычной.

– Кастер, ради всего святого, не загораживайте дорогу!

Пришлось торопливо отойти, чтобы пропустить Валентина Гисписа, картографа, с которым они делили купе последние двое суток. Картограф, человек опытный и немало попутешествовавший, имел при себе вдвое больше багажа, но на удивление ловко с ним управлялся.

Следом из вагона показались остальные путешественники. Станция Маиз Нуур была не самым популярным местом: к паровозу был прицеплен только один пассажирский вагон на полтора десятка товарных. Как правило, люди приезжали сюда по торговым или государственным делам.

Паровоз со свистом выпустил пар. Станционные служители уже заливали воду в паровой котел и заполняли тендер углем. Кастер с интересом смотрел за этой суетой, хотя не понимал, чем была вызвана спешка.

Картограф правильно понял его интерес и пояснил:

– Поезда редко здесь задерживаются. Как только прибывает, из них выгружают весь товар и сразу же загоняют лошадок. Пару раз доводилось видеть, как это происходит. Душераздирающее зрелище, скажу я вам. Степняки очень тяжело расстаются со своими конями.

– Даже тяжелее, чем вы думаете, – задумчиво ответил Кастер.

– Да? – с интересом спросил Валентин. За два дня знакомства он не смог узнать, зачем молодой переводчик отправился в Киирскую степь. – Не просветите, почему?

– Э, пожалуй, что нет. Простите, сболтнул лишнего. Я сам не до конца понимаю, что здесь произошло. Мое дело маленькое, переводить.

Картограф понимающе кивнул, хотя было заметно, что он обиделся.

– Господин Йонесу, вы не хотите к нам присоединиться? – окликнул Кастера один из его спутников.

– Простите, Валентин, служба зовет. Даст Бог, еще свидимся.

Кастер прибыл в Маир Нуур, конечную станцию юго-восточной железнодорожной магистрали, вместе с надворным советником Марианом Годяной и коллежским секретарем Дорином Намоле. Его спутники, хоть и носили гражданские чины, относились к армейскому министерству. Их ведомство отвечало за снабжение пехотных и кавалерийских частей снаряжением и провизией.

– Извиняюсь, господин Годяна. Прощался с попутчиком.

В свои тридцать с небольшим Мариан дослужился до чина надворного советника, что соответствовало подполковнику в инфантерии или капитану второго ранга во флоте. Высокий, болезненно худой чиновник сразу производил впечатление человека въедливого и язвительного.

Кастеру довелось слышать, что Годяну отправили в степь по настоянию недоброжелателей, недовольных быстрым карьерным ростом чиновника. Поэтому сейчас Мариан был заинтересован в быстром разрешении проблемы. Конечно, неудача не разрушила бы его карьеру, но могла заметно ее затормозить.

Третий спутник, Дорин Намоле, уже перешагнул порог пятидесятилетия и ему оставалось совсем недолго до долгожданной отставки с полным пенсионом. К этому времени он имел не самый высокий чин коллежского секретаря, что выдавало в нем человека либо неудачливого, либо не усердного. Кастер склонялся ко второму. Дорин был флегматичным, сонный типом, который словно бы воплощал в себе всю неповоротливость бюрократического аппарата родины.

– Господа, нам нужно заселиться, затем отправимся на первую встречу. Не хочу терять время.

Станция Маир Нуун представляла собой поистине фантасмагорическое зрелище: в безлюдной степи шли железнодорожные пути, кольцом охватывающие старые, местами покосившееся здания. Сама станция состояла из перрона, двух складов, бараков для служащих, домов станционного руководства, магазина и гостиницы. В последнюю и отправилась большая часть прибывших.

Там Кастер впервые увидел киирцев, коренных жителей степи. Узкоглазые кочевники сносно понимали их язык и были весьма вежливы. Без ошибок записали имена въехавших в гостевую книгу. Нашелся даже портье в цветастом национальном халате, безошибочно угадавший в Мариане главного и донесший его багаж до комнаты.

Каждый из них получил по тесному, пыльному номеру. Кастер только-только начал разбирать багаж, как к нему заглянул надворный советник.

– Господин Йонесу, нужно поговорить. Хочу кое-что прояснить касательно вашей роли в нашем предприятии.

– Роли переводчика, как я полагаю? – пожал плечами Кастер. – Я, признаться, мало на что способен в других областях.

– Язвите? Хорошо. Как вы понимаете, здесь найдется немало людей, владеющих нашим языком, которые при желании смогут перевести. Но тут вопрос в том, кто замешан и заинтересован в произошедшем. Вы должны контролировать точность перевода. И в случае расхождений указать мне на них.

Такое объяснение устроило Кастера. Подобного стоило ожидать от человека вроде Мариана. Он не собирался приезжать в протекторат без знания языка и целиком доверяться местным. Кастер решил ответить откровенностью на откровенность.

– Господин Годяна, мне тоже есть, что вам сказать. Возможно, ваш расчет не до конца точен. Я знаком со всей языковой группой, к которой относится киирский. Без углубления в этот диалект. Хотя не думаю, что вы смогли бы найти узких специалистов в киирском. Если в речи будут встречаться местные идиомы и обороты, то я не ручаюсь за полную точность перевода.

Надворный советник кивнул, внимательно смотря на переводчика.

 

Кастер полюбил конные прогулки еще в студенчестве. Правда, в последующие годы он редко оказывался верхом, но сейчас старые навыки вспомнились быстро. Надворный советник нанял в гостинице трех лошадей для себя и спутников. Так же на станции нашелся проводник, готовый довести их до стоянки семьи Гходо-мэд.

Переводчик ерзал в непривычном плоском седле. Будь кобыла под ним чуть норовистей, то Кастер вряд ли удержался в седле. Животное под ним было заметно крупнее и быстрее, чем стоило ожидать от степной лошадки.

Из-за этих лошадей чиновники прибыли сюда. Киирские кони отличались высокой скоростью, выносливостью и неприхотливостью. Степняки уже несколько веков поставляли лошадей большому соседу. Они плохо ориентировались в ценах и просили за каждого коня столько же, сколько просили отцы и деды.

Пожалуй, во всем мире не было лучших лошадей по соотношению "цена-качество". Но две недели назад со станции Маир Нуун пришел пустой поезд. В составе просто не было лошадей, по бумагам выходило, что их даже не заводили в вагоны.

С Маир Нууном не было телеграфной связи. Точного ответа, что именно произошло, не было. Но вскоре стало ясно, что на расстоянии эту проблему не решить. Тем более быстро.

Именно поэтому они сейчас ехали следом за семьей Гходо-мэд. Кастер знал, что у степняков слово "семья" значило несколько иное. Семьей в Киире называли крупные родовые общины, чаще всего занимающиеся коневодством.

– Скоро доедем, господины! – обернувшись, крикнул им довольно улыбавшийся киирец-проводник. – Чуть-чуть осталось!

Понятие "скоро" у степняка растянулось на добрых сорок минут. Точнее Кастер сказать не мог, доставать часы на ходу было не с руки. Все это время он с интересом смотрел по сторонам, наслаждаясь видами степи.

Степь была бесконечной. В какую сторону не повернешься, увидишь, как на горизонте небо сливается с землей. Высокая, по пояс взрослому человеку, трава оставалась нетронутой. Кастер отстраненно думал, что если бы они потеряли проводника, то вряд ли смогли найти путь назад. Ориентироваться в степи было не легче, чем в открытом море. Пожалуй, единственный шанс спастись – это выйти на железную дорогу.

 

– Стойбище! – первым заметил Дорин Намоле, указывая направо. – Мы же мимо проезжаем!

– Эй, уважаемый! – крикнул Годяна. – Тебе не кажется, что нам стоит свернуть?

Киирец резко развернул коня, подъехал к чиновникам. Он несколько раз начинал говорить, но сбивался, не находя нужных слов. Тогда Кастер выехал вперед и предложил проводнику изъясниться на родном языке. Выслушав ответ, переводчик кивнул, повернулся к спутникам.

– Он говорит, что так невежливо. Нужно сделать пару кругов вокруг, чтобы нас заметили и приготовились к встрече. Если подъедем сразу, то это будет воспринято как угроза или неуважение.

– Значит, будем нарезать круги, – недовольно скривился надворный советник. – Пока нет повода проявлять невежливость.

Когда они по широкой дуге объезжали стоянку кочевников, Кастер с интересом рассматривал их быт. Киирцы жили в высоких шатрах, обтянутых шкурами. Присмотревшись, переводчик понял, что шкуры были лошадиными. А вот самих лошадей было немного, не больше двух дюжин.

Наконец, проводник повел их напрямую к семье. Степняки с интересом поглядывали на них, но своих занятий не бросали. Двое мужчин продолжили скрести растянутую на раме шкуру, у костра все так же кашеварили женщины, а дети, как и положено детям в любой культуре, продолжали носиться по стойбищу.

Надворный советник спешился первым. Кастер подтолкнул кобылу, приблизился к нему и вполголоса произнес:

– Господин Годяна, лучше вернитесь в седло. Это же кочевники, вся их жизнь строится вокруг лошадей. Они уважают только всадников. Вы должны были спешиться, когда выйдут встречающие.

– Если сейчас я залезу в седло, то буду выглядеть еще смешнее, – сквозь зубы ответил Годяна. – И, господин Йонесу, в следующий раз озаботьтесь предупреждать меня о подобных вещах.

Из центрального шатра вышло двое мужчин. Первый – сморщенный старик, возраст которого Кастер не смог определить. Второй – высокий широкоплечий мужчина лет сорока, чем-то напоминающий старика. Или нет – Кастер не был уверен, что уже научился отличать одного киирца от другого.

Их проводник спешился, Кастер и коллежский секретарь последовали его примеру. Проводник поклонился хозяевам и указал на спутников, предлагая им говорить самим. Мариан вышел вперед, помолчал, откашлялся, спросил:

– Вы меня понимаете?

– Вполне, – с сильным акцентом ответил старик. Второй мужчина молча кивнул.

– Позвольте представиться – надворный советник Годяна, департамент войскового снабжения. Мы здесь для того, чтобы расследовать нарушение поставок лошадей киирской породы. Насколько мне известно, семья Гходо-мэд также не выполнила своих обязательств, хотя получила оплату в полной мере.

– Не при всех. Приглашаю в шатер. Тебя, надворный советник, и твоих друзей. За мной.

Пол шатра был выстлан потрепанным, но все еще пушистым ковром. Насколько Кастер мог судить, ковер соткали не степные мастерицы. Выходило, что степняки жили не так замкнуто, как представлял себе переводчик.

Стенки шатра изнутри выглядели необычно. Полотнище было вышито повторяющимся рисунком: конь, топчущий змею на красном травяном поле. Если вышивальщик верно передал пропорции, то выходило, что змея была толщиной с бедро взрослого человека. Совсем как питон, которого Кастер когда-то видел в столичном зоологическом саду.

– В ближайшие годы я не смогу посылать своих коней по железному пути. И другие семьи тоже.

– Почему? – сдержанно спросил Годяна.

– Увидите, – ответил старик.

– Вы не можете сказать?

– Должны увидеть своими глазами.

Второй киирец вполголоса проговорил что-то на своем языке, старик ответил. Мариан покосился на переводчика, Кастер чуть заметно кивнул. Он уловил смысл сказанного.

– Вы хотели слишком много, надворный советник. Больше, чем степь и Гэзе Аргы могли дать. Поэтому все случилось

– Не уверен, что понимаю вас, – покачал головой Годяна.

– Понимать не надо. Надо видеть. Мой сын покажет вам, где смотреть. Вы должны ехать сейчас же. Ийлан, проводи гостей.

Надворный советник выглядел растерянно. Похоже, он ожидал от степняков оправданий и обещаний исправить ситуацию в ближайшее время. Вместо этого совершенно спокойный глава семьи отправил их куда-то в степь.

После долгой паузы Мариан согласился.

– Хорошо. Мы рады, что вы оказываете содействие расследованию. Ведите.

 

– Чертовы лошади, – в очередной раз пробормотал Долин Намоле. Конные прогулки давались ему тяжелее, чем спутникам. Возраст и сидячий образ жизни давали о себе знать.

Они отпустили станционного сопровождающего, теперь их вел спутник старика, и вправду оказавшийся его сыном. Киирец сразу вырвался вперед, давая приезжим возможность переговорить.

Надворный советник поравнялся с переводчиком, выжидающе посмотрел на него.

– Да, господин Годяна. В шатре наш новый проводник спросил, стоит ли вести чужаков в поле травы… Дальше я не понял одно слово, но похоже, это название. Прозвучало как "ирыз". Глава семьи ответил, что будет лучше, если чужаки, то есть мы, сами оценят произошедшее. Примерно так.

– Хорошо, – Мариан уже собирался отъехать, но вспомнил о чем-то. – Еще одно. Там прозвучало слово на их языке. Что-то вроде "гезагы".

– Я тоже услышал. Если точно, то "гэзе аргы". Если переводить дословно, то аргы – конь, гэзе – небо. Обратили внимание? Старейшина говорил вполне грамотно, но не стал переводить два простых слова. Вполне возможно, что это имя собственное.

Кастер подумал, что по возвращению на станцию стоило наведаться к картографу Гиспису. Он уже в четвертый раз посещал степь и наверняка мог рассказать о местных обычаях и поверьях. Главное – застать Валентина в Маиз Нуур.

 

…Кастер зажимал рот и нос рукавом сорочки и старался смотреть на небо, на солнце и причудливые облака. Лишь бы не по сторонам. Их проводник стоял неподалеку с каменным лицом. Побледневший господин Годяна сцепил руки на груди. Намоле выворачивало наизнанку.

В очередной раз вдохнув через рукав, Кастер решил, что реакция коллежского секретаря была самой искренней и верной.

Они ехали почти четыре часа. В какой-то момент сочная зеленая трава сменилась высокими, колючими на вид побегами кирпично-красного цвета. На переходе нормальной и красной трав их проводник остановился, обернулся к ним и прокричал, широко раскинув руки: "Ирыз!".

Тогда Кастер понял, что такое трава ирыз. Как она выглядит и как пахнет. Походило, что сейчас был период цветения. Тяжелый, пряный аромат забивал нос, затруднял дыхание и учащал сердцебиение. Впрочем, они забыли о запахе, когда доехали до места, где пасся табун.

Точнее, где раньше пасся табун.

– Они отравились? – сдержанно спросил Годяна.

Участок степи был усеян лошадиными телами. Они лежали на земле, скрюченные и изломанные предсмертными судорогами, с почерневшей на мордах шерстью. По подсчетам Кастера, табун погиб дней пятнадцать назад.

– Сколько их здесь? – тихо спросил Кастер.

– По меньшей мере, сто двадцать, – вытирая рот рукавом, ответил Дорин Намоле. – Все жеребцы-двухлетки. Похоже, именно их должны были отправить к нам. Целый эскадрон.

– Ийлан, что с ними произошло? Это яд? Кони наелись этого растения?

– Нет. – Степняк знал их язык хуже отца и говорил медленно, подбирая простые слова. – Это трава ирыз, она делает коней сильнее. Она делает сильнее людей. От нее не может быть плохо.

– Что тогда случилось?

Ийлан задумался, потом развел руками и произнес по-своему:

– Аргозлум.

– Господин Йонесу? – вполголоса спросил надворный советник.

– Не могу сказать. Могу предположить, что это производное от аргы, конь. Но что значит все слово целиком, я не знаю.

– Почему их не сжигают? Это позволит остановить болезнь, – снова обратился Годяна к проводнику.

– Не болезнь. Аргозлум. Кони упали, люди ушли. Сделать новых коней.

– Я тебя не понимаю, – признал Мариан.

Киирец только пожал плечами. Похоже, он не ставил перед собой цель объяснить чужакам произошедшее, только показать. Ийлан обвел степь рукой, предлагая самостоятельно разбираться дальше.

– Возвращаемся, – принял решение надворный советник. – Думаю, мы здесь уже ничего не сможем сделать.

 

Кастер костяшкой указательного пальца постучал в дверь номера на втором этаже гостиницы Маиз Нуур. Выждав пару секунд, переводчик осторожно потянул дверь на себя, заглянул внутрь. Валентин Гиспис ободряюще махнул рукой, призывая войти.

– Валентин, простите, что с пустыми руками. Я еще раз извиняюсь за утренние события. Не хотелось быть невежливым.

– Не страшно, Кастер. Понимаю, вы человек подневольный. Сам поначалу с начальством ездил, помню каково это. Теперь сам себе начальство, – улыбнулся картограф.

– Я с просьбой. Понимаете, сегодня мы столкнулись с необъяснимым явлением и… Наверное, надо начать с самого начала. Скажите, вы владеете современно политической географией?

– Газеты читаю, – пожал плечами Гиспис. – Изредка. При моей работе получение корреспонденции может быть весьма проблематичным. Что нового на политическом фронте?

– Война. Весьма скорая и весьма вероятная. С одной стороны мы с альбионцами, с другой – тевтоны и картавые. Пока все ограничивается дипломатическими нотами, но державы готовятся к войне. Помимо прочего, у нас создается новый корпус легкой кавалерии. Семь полков, в каждом по восемь эскадронов, в каждом эскадроне по сто двадцать кавалеристов.

– Сто двадцать восемь, – поправил картограф. – Но продолжайте, интересно.

– Пусть сто двадцать восемь. Всего получается чуть больше семи тысяч. Корпус должен быть сформирован к середине следующего года. К этому моменту из степи должно быть доставлено и обучено семь тысяч коней.

– И киирцы способны увеличить ежегодную поставку своих лошадок сразу на семь тысяч?

– Не знаю, честно говоря. У меня, как переводчика, интересы лежали в несколько другой области. Но если в департаменте снабжения уверены, что могут получить коней, то у меня нет оснований им не верить. Но, как можно понять по нашему здесь присутствию, кое-что пошло не так. Сегодня нам показали… не знаю, как это описать. Больше сотни погибших коней. Жуткое зрелище.

Валентин сидел, откинувшись на кровати, и внимательно слушал Кастера.

– Вы же должны быть знакомы с нравом и языком местных жителей? Их отношение к произошедшему вгоняет в ступор.

– Право, я сомневаюсь в своей экспертности, но постараюсь помочь. Спрашивайте.

– Сегодня мы побывали на участке степи, заросшей высокой травой красного цвета. Лошади лежали там же. Есть предположение, что растение ядовито и именно оно стало причиной смерти животных.

Валентин рассмеялся.

– Извините, смех здесь совершенно неуместен. Но это хорошо, что вы обратились ко мне. Это заведомо неверный путь. Красная трава, ирыз, это главная особенность киирских степей. Трава отличается специфическим запахом, быстрым ростом и крайне сильными лечебными свойствами. Лошади, регулярно питающиеся на полях ирыза, вырастают крупнее и сильнее. Понимаете, что послужило основой появления породы киирских лошадей?

– Тогда почему в поле этой целебной травы умирает больше сотни лошадей? Причем без видимых телесных повреждений?

– А вот это я вам при всем желании не скажу.

– Мне интересно другое. Сами степняки не могли все подстроить? Из каких-нибудь своих побуждений. Пожертвовать конями, показать нам место, чтобы… я не знаю. Чтобы было основание не выполнять поставку.

– Бога ради, Кастер, вы сегодня склонны к необоснованным предположениям. У киирцев интересные верования. Их верховное божество – Небесный конь. Вот только в отличие от развитых монотеистических религий бог степняков материален. Он распадается на две части – плоть степи и душа степи. Плоть степи – это кони. Душа – трава ирыз. Когда животные пасутся на красных полях – это само по себе религиозное таинство. Ни один киирец не обидит коня и не повредит ирыз. Ударил коня – помог змее, как говорят степняки.

– Змее? – переспросил Кастер, вспоминая увиденную в шатре вышивку.

– Символ зла для киирцев. Конь – добро, змея – зло. Змея как воплощение ночи и зла это достаточно распространенное явление в разных культурах. Вспомните хотя бы историю с раем, змеем и яблоком. Но у степняков все проще. Змеи вползают в шатры и кусают спящих, а кони предупреждают об опасности. Или даже топчут змей.

– Тогда я признаю, что вообще не понимаю происходящее. Единственно, сегодня наш проводник упомянул… наверное, термин. Прозвучало примерно как "аргозлум". Я понимаю, что вопросы по языку с моей стороны выглядят странно, но все-таки.

Валентин покачал головой.

– Единственное, что могу сказать, на киирском "убийца" звучит как "озлумтен". Но я не силен в языках, простите.

 

Следующие дни обернулись сплошным кошмаром. Они перебирались от семьи к семье, но все заканчивалось одинаково: полем травы ирыз и лошадиными телами. Менялась лишь дата гибели и число павших коней. Коллежский секретарь Намоле вел подсчет, отстраненно, как арифметический механизм.

Получалось, что за прошедшие семнадцать дней в степи погибло, по меньшей мере, пятьсот двадцать семь коней, пригодных для службы в кавалерийских частях. Мариан Годяна уже смирился с тем, что прибыл слишком поздно для исправления ситуации. Сейчас он старался максимально точно оценить ущерб.

На пятый день пришло известие о семье Каране-мэд, у которой еще оставался живой табун. Тогда надворный советник собрал спутников.

– Господа, не скажу, что это наш последний шанс. В степи осталось еще много семей, а связь между ними почти отсутствует. Но нам нужно показать результат уже сейчас. Послезавтра прибудет поезд. К этому моменту мы должны быть уверены, что сможем отправить первую партию коней. Хотя бы сотню. Выдвигаемся сейчас же.

Кастер украдкой сморщился. После ежедневных конных поездок каждый шаг отдавался болью, а возвращение в седло воспринималось как продолжение затянувшейся пытки.

Их снова вел проводник со станции Маир Нуур. Он указывал путь, ориентируясь по видимым только ему следам прошедших коней. К полудню они встретились с двумя представителями семьи Каране-мэд, хозяев табуна.

Сам табун они нагнали поздним вечером.

 

– Это Аргозлум, – сказал Туур Каране, старший член семьи Каране-мэд четверым пастухам, охранявшим табун

– Это Аргозлум, – кивнул старший пастух, державший в руках глиняную миску.

Пастух вылил в нее густой отвар из травы ирыз. Пряный аромат, вившийся над котелком с варящимися стеблями, раздавался на добрую дюжину шагов. Переводчик кривился, но терпел. А вот второй ингредиент понравился ему куда меньше. Чтобы наполнить миску, пастух вывел из табуна крупного жеребца, подошел к нему с коротким кривым ножом.

Конь заржал, когда клинок оставил глубокий порез на крупе. Двое пастухов ухватили животное, не давая сбежать, пока старший прижимал под порезом миску. Вскоре смесь крови и отвара травы ирыз наполнили ее до краев.

– И что они собираются с этим делать? – шепотом спросил Дорин Намоле. – Надеюсь, не пить?

– Не знаю, – так же тихо ответил Годяна. – Молча смотрим, ни во что не вмешиваемся.

Тщательно перемешав кровь и отвар, старший подозвал к себе одного из пастухов, невысокого раскосого парня. После чего обмакнул палец в смесь и провел косую линию через его лоб. Потом две вертикальных линии под глазами. Россыпь точек на левой щеке и волнообразная линия над правой бровью.

Подобной процедуре подверглись все степняки. Туур Каране самолично разрисовал старшего пастуха и замер с поднятым вверх пальцем, перепачканным красным. Он повернулся к чиновникам и спросил:

– Вы хотите нам помочь? – пожалуй, его речь была самой чистой среди всех виденных Кастером киирцев.

– Помочь в чем? – осторожно поинтересовался Годяна.

– Прогнать Аргозлум. Защитить наш последний табун от него. В этот раз он захотел отнять у нас все. Нельзя. Если уйдет вся плоть степи, то дух степи разрастется и покроет весь мир. Тоже нельзя. Мы должны сохранить табун, чтобы остальные семьи смогли восстановить поголовье.

– Плоть степи – это кони, дух – красная трава, – вполголоса пояснил Кастор чиновникам. – Согласно местным поверьям. Но я все еще не знаю, что такое Аргозлум.

– Это… – Туур надолго задумался, прежде чем продолжить. – Этого слова нет в вашем языке. Посланник Небесного коня. Это конь-смерть. Лошадиная смерть. Та, которая забирает плоть. Воплощенный дух степи, в чьих жилах течет сок ирыз.

– И что вы собираетесь делать? – отстраненно спросил Мариан.

– Помешать забрать последний табун. Здесь, – Туур указал на чашку, – плоть соединена с духом в равной мере. Приняв их на себя, вы сможете увидеть и привлечь Аргозлум. Мы не просим от вас много. Просто еще три пары глаз. А дальше мы справимся сами.

– Что скажете, господа? – повернулся к спутникам надворный советник. По другим вопросам он предпочитал решать все единолично, но сейчас решил услышать мнение подчиненных, слишком необычным было все происходящее.

Всегда вялый и флегматичный коллежский секретарь Намоле смог удивить переводчика. Он пожал плечами и спокойно сказал:

– В любом случае, хуже от этого не будет. Я насмотрелся на мертвых жеребчиков, больше не хочется.

– Согласен, – кивнул Кастер.

– Значит, единогласно, – подытожил Годяна. – Приступайте, господин Каране.

Кастер сморщился, когда степняк водил ему по лицу мокрым, липким пальцем. Он понял, что после этого вечера запах травы ирыз будет вызывать у него стойкое отвращение вплоть до смертного одра.

– Он придет в образе коня, черного, как самые злые помыслы. Глаза его красны, а зубы – кривые и ядовитые, как у змеи. И язык тоже такой, – старший пастух двумя пальцами изобразил раздвоенный змеиный язык. – Как увидите – кричите.

 

Кастер протяжно зевнул, прохаживаясь между стоящими конями. Те вскидывали головы, нервно прядали ушами и тихо ржали. Переводчик старался не пугать животных. Сказать по правде, он тоже радовался, что видит столько живых коней.

Этот табун был меньше предыдущих, от силы семь десятков голов. Этого было мало даже для одного эскадрона. Хотя, с другой стороны, так было легче заметить появление черного коня. Если Аргозлум вообще существовал.

Они патрулировали уже больше часа. Без видимой угрозы потусторонних сил. Кастер уже начал скучать. Тихо шелестела на ветру сухие стебли травы ирыз. Переводчик в очередной раз обходил табун кругом, когда послышался крик коллежского секретаря.

Кастер без раздумий бросился на выручку к Дорину. Он успел заметить, как в ту же сторону бросилось несколько пастухов. Кони заволновались. Пегий жеребец, испуганный пробежавшим мимо пастухом, толкнул переводчика грудью, повалив на землю. Чудом разминувшись с его копытами, Кастер откатился в сторону, торопливо вскочил на ноги.

Пробежав вперед, переводчик замер. Он увидел то, что степняки называли Аргозлум. И поверил в правдивость их слов.

Крупный жеребец с черной лоснящейся шкурой замер над упавшим коллежским секретарем. Аргозлум опустил голову, Кастеру показалось, что он укусил Дорина. Тот коротко вскрикнул и затих. Черный конь поскакал вглубь табуна.

От ударов копыт на земле оставались влажные следы, источавшие сильный запах травы ирыз. Кони, мимо которых пробегал Аргозлум, замертво падали на землю. Раздался первый ружейный выстрел. Следом – еще два. Но особого результата не было, по убывающему табуну продолжал метаться черный конь.

Кастер бросился к Аргозлуму, еще не зная, что собирается делать. Но на полпути его ухватили за рубаху. Обернувшись, он увидел Мариана Годяну.

– Назад, дурак! Ты ничего ему не сделаешь. Это их демон, пусть сами с ним разбираются.

Надворный советник заставил его сесть на траву и терпеливо ждать. Переводчик слышал крики коней и пастухов. Еще несколько ружейных выстрелов. Потом все прекратилось. Одним табуном в Киирской степи стало меньше.

Только когда вокруг не осталось ни одного скачущего коня, обычного или инфернального, Годяна рискнул подняться. Первым делом они бросились к Дорину Намоле, все еще остающемуся на земле.

Коллежский секретарь лежал на боку. Годяна присел на корточки рядом с ним, осторожно коснулся рваной раны на шее, оставленную явно не лошадиными зубами. Надворный советник поднял глаза к переводчику.

– Не дышит. Черт, он не дышит! Сюда! Нужна помощь!

Когда подошли киирцы, стало ясно, что нужды в помощи больше не было. Одного укуса Аргозлума хватило, чтобы отправить Дорина к Богу.

Они остались в степи на своих двоих. Лошадиная смерть забрала всех, и коней из табуна, и тех, на которых они прибыли. Пришлось заночевать на месте, в ожидании прихода помощи от семьи Каране-мэд.

 

Чиновники вернулись на станцию Маир Нуур только через сутки. Тело коллежского секретаря приготовили к возвращению домой. Его собирались отправить на поезде, прибывающем следующим утром.

На этот раз Валентин сам пришел к переводчику. Он со стуком поставил на прикроватный стол бутылку контрабандного виски. Присел на единственный стул и обратился к лежавшему на кровати Кастеру.

– Мне кажется, ты хочешь поговорить.

– Вчера мы столкнулись с мистическим явлением. С лошадиной смертью. А ведь я, если честно, и в Бога-то не до конца верил. А тут такое. Эта сущность убила больше полутысячи коней и нашего товарища. Степняки не пытались убить Аргозлума. Стреляли в воздух, просто чтобы отогнать. Но я до сих пор не понимаю.

– Чего?

– У степняков достаточно стройная и логичная мифология. Есть кони, есть красная трава. Они неотделимы друг от друга. Но тут появляется Аргозлум, которого называют воплощением духа, травы. И он убивает коней, воплощение плоти. Мне одному это кажется нелогичным, что две половины единого целого борются между собой?

– Просто ты еще не женат, – улыбнулся было картограф, но вспомнил тему и быстро посерьезнел. – Я вижу вариант, при котором возможно описанное тобой. Если одной части станет больше. Ты сам сказал, что понадобилось много коней для военных нужд. Больше коней едят ирыз, поля сокращаются. Равновесие нарушается. Возможно, появление черного коня – это ответ степи?

– Не скажу. Возможно. Но эти кони все равно должны были уехать. Все, они потеряны, больше никогда не вернутся. Тогда зачем их убивать? Я не вижу смысла в происходящем.

– А ты не думал, что его просто нет? Все произошло просто потому, что произошло?

– Если честно, нет. Столько смертей не могло случиться просто так. Не верю, что никаких причин не было.

Валентин помолчал. Потом решил сменить тему.

– Что собираешься делать дальше?

– Не знаю. Пусть Годяна решает. Надеюсь, у него хватит ума завтра же уехать. А пока предлагаю напиться. Не зря же ты принес бутылку? Мы еще не помянули Дорина.

 

Следующим утром Кастер проснулся от пронзительного визга. Сначала подумал, что это был свисток прибывшего поезда. Но вскоре стало понятно, что кричит женщина, причем здесь же, в коридоре гостиницы.

На ходу натягивая штаны, переводчик выбежал из номера. Через одну дверь стояла степнячка, работница гостиницы и истошно кричала. Обернувшись, Кастер увидел идущего к выходу из гостиницы Дорина Намоле.

Он шел дерганной, механической походкой заводной игрушки. Его голова была наклонена вбок, сказывалась рана на шее. Переводчик неуверенно окликнул коллежского секретаря. Тот не ответил, даже не обернулся.

В коридор выбежал Мариан Годяна. В это время Дорин вышел из гостиницы.

– Мариан, что делать?

– Наблюдаем, – сквозь зубы ответил надворный советник. – Не трогай его.

Они выбежали из здания следом вместе с хозяином гостиницы и Валентином Гисписом, нагоняя Дорина. Коллежский секретарь пробрел через двор, вышел на железнодорожное полотно и медленно пошел по шпалам в ту сторону, откуда должен был прийти поезд.

– Слышите? – подняв палец вверх, спросил Мариан.

– Что? Поезд?

– Нет, – покачал голвой Годяна. – Копыта.

 

Жеребец, которого когда-то звали Кырыч, громко заржал, призывая за собой рассеянный по степи табун. Лоснящаяся черная шкура переливалась на солнце и конь, ставший Аргозлумом, ржал, поднимая на ноги своих спавших детей.

Прежде они спали под солнцем, питавшись лишь ветром и запахом травы ирыз. Теперь же с каждым шагом оживали задеревеневшие мышцы, жеребцы бежали все быстрее. Налитые духом степи, они мчались галопом, на который не были способны в прошлой жизни.

Каждый из них знал, зачем проснулся. И что должен был сделать.

Аргозлум возглавил табун, состоящий из шестисот с лишним голов. Они мчались навстречу злу, навстречу железной змее. Вскоре копыта застучали по пути змея, полосы их дерева и металла, по которой змей вторгался в тело степи.

Арголзум мчался, чувствуя, как под его копытами трескаются деревяшки и покрывается ржавчиной металл. Его сыновья завершали дело, в труху разнося дерево и изгибая полосы металла ударами сотен копыт.

Но это была лишь подготовка. Они должны были остановить железного змея.

 

Те самые жеребцы, истощавшие, с почерневшими мордами, на чьи тела Кастер смотрел последние дни, мчались по железнодорожным путям мимо станции. Мариан, забыв про манеры, показывал пальцем на бегущего первым черного жеребца.

– Это Аргозлум? – пытаясь перекричать грохот копыт, спросил картограф.

– Да! И мертвые кони! Точнее, не мертвые! – крикнул в ответ Кастер.

Самое удивительно было то, что поток мчавшихся жеребцов не стоптал медленно бредшего коллежского советника, а обтек его, включил в себя. Словно тот был одним из них.

– Дорина тоже убил Аргозлум! Он идет туда же!

– Похоже, они бегут навстречу поезду. Похоже…

 

Машинист слишком поздно понял, что происходит. Черный конь вбежал по решетке скотосбрасывателя и ударил грудью в паровой короб. Следовавших за вожаком жеребцов откидывало с путей, подминало под колеса, давило массой мчащегося поезда. Но их было слишком много. Паровоз завяз, опасно накренился. Черный конь, бешено молотя копытами, насквозь прошел короб, добираясь до паровой машины.

Паровоз завалился на бок, увлекая за собой вагоны. Аргозлум пробил копытами паровой котел. Кони из его табуна карабкались на упавшего стального змея, топтали ненавистного врага, каждый год собиравшего оброк плотью степи.

На этот раз железный змей захотел слишком много. Сама степь не могла потерять столько плоти. Небесный конь призвал воплощенный дух степи, Аргозлум, чтобы тот собрал вокруг себя кулак, способный размозжить ненавистного змея. И остановил врага, раз и навсегда.

 

– Все закончилось? – спросил Кастер, смотря на опрокинувшийся поезд.

Мимо пробежал Валентин. Он верил, что машинист мог остаться в живых.

Паровоз и вагоны были усеяны лошадиными телами. Там, где промчался табун, от путей осталась деревянная труха шпал и две искрученных полосы рельс. Переводчик видел, как удары копыт выбивали хлопья ржавчины из блестевших до этого рельс.

– Видимо, да, – кивнул Мариан Годяна. – Но видит Бог, я не понимаю, что произошло.

– И когда мы сможем восстановить поставки? – вполголоса поинтересовался Кастер.

– Не знаю, господин Йонесу. Нескоро. Разрушены рельсы. А вы представляете, сколько будет стоить восстановление? Учитывая, откуда придется везти материалы? Не сомневайтесь, мы вернемся. Киирские кони это слишком ценный ресурс, чтобы просто отказаться от них после одного прецедента. Но когда это случится? Не скажу. Не моя компетенция.