Погода для засады была та еще - дождь шестые сутки лил не переставая. Порой он исходил мелкой, как пыль, изморосью, иной раз неистовствовал струями ливня, но чаще капли просто неспешно падали из низких туч, насыщая промозглый ветреный воздух пронизывающей, заставляющей ныть суставы, влагой. Дороги раскисли и превратились в болота, реки полнились бурными грязными потоками, а еще неделю назад царившая изнурительная жара ныне вспоминалась упущенным благословением.
Стражмистр Зуев поежился, пытаясь унять дрожь в теле и с тоской подумал о бане. С добрым пахучим паром, раскаленной до красна печуркой, шайками и вениками. Соблазнительная мысль однако не грела, поэтому пришлось вновь прибегнуть к проверенному средству - задышать глубже и чаще, исходя из ноздрей собственным паром. Хотя, конечно, спиртус внутриглоточно надежнее. Быть может чуть позже, после дела, можно хлебнуть для сугрева из заветной фляжечки.
Ах, если бы душенька Сонечка знала, чем приходилось заниматься ее суженному на выездах! В каких палестинах быть, с какой небытью знаться! Мокнуть, мерзнуть, грязь месить... Старший дознаватель пятого отдела седьмого департамента жандармерии - это, хоть и не великий пост, но все ж начальственный. А чем в умах обывателей должен начальник заниматься? Проверками, бумажками, да важными совещаниями с высшими и низшими чинами. Сам же Артемий уж позабыл, когда надевал темно-синий мундир...
Хотя нет, постойте, третьего месяца...
Ну, да не важно. Под его началом спецгруппа "Берендеи", а те - не барышни кисейные, не постовые на перекрестках и не писарки чернильные. Волкодавы. На службе его императорского высочества, Империи и Магистериума. Седьмой департамент, как раз, и занимался расследованием связанных с Академией Вед случаев, лежащих по ту сторону Запретного кодекса. Пятый же отдел ведал похищением душ.
"Ибо всяко дарованное Создателем надлежит хранить и приумножать..."
Хранить и приумножать... Как же там дальше? Холод, собака, сковывает мысли... Знал же наставление наизусть!
"Хранить и приумножать... Хранить и приумножать..."
Зуев внезапно понял, что начинает засыпать и зло укусил себя за губу. Во рту стало солено от крови, но боль отогнала дрему.
"Хранить и приумножать, дабы не иссякла благодать Духа. А Дух - единственное дарующее жизнь естество, переводящее материи с энергиями в области Разума и Души".
Вспомнил!
Затаившийся за деревом стражмистр чуть сдвинул вверх капюшон плаща, осмотрел еще раз внимательно покинутые старые корпуса завода и плотину с водобойными колесами. Те не работали, поэтому воды реки свободно проходили через открытые створы. На плотине должна была находиться инженерная бригада с магикусом Рихардом Цвитке во главе - ставить агрегат для выработки электричества. Если бы не непогода. Изливаемая с небес влага подняла уровень воды в реке, подтопила служебные помещения и заперла рабочих в кабаках лежащего неподалеку от плотины городка.
Кроме магикуса.
Звали того, на самом деле, вовсе не Цвитке, да и австрийцем он был лишь по грамотно скроенному фальшивому пачпорту. Драбош Руневич, румын, сорока девяти лет отроду, некогда изгнанный из Венской Духовной академии за непозволительное занятие танаитизмом. Еще тогда юноша привлек внимание надзирательных служб и со временем его досье только пухло. Сказать по чести - талантливый человек. Самородок. Но или внутренняя сущность в силу неведомых причин склонилась к злобе, или судьбина хитрым манером обернулась - всякий раз Руневич пытался противостоять букве закона.
В семидесятых годах, когда румын перебрался в Российскую империю, основным полем его деятельности служило производство незаконных големов. Сколотил преступную разветвленную мануфактуру, сбыт имел по всей Европе, а сырье брал именно в России. Великие территории, слабость надзорной власти в отдаленных губерниях... Вымрет деревня - не всякий чиновник начнет разбор, от лихорадки ли мор пошел или по иным причинам. С другой стороны - промышленная сила державы достаточна для маскировки предприятий, иноземных ученых в стране жаловали и воздушные сообщения доставали аж до других континентов. Хорошее место базирования.
Впрочем, жандармерия с Седьмым департаментом тоже не дремали. Петровка накрыла "лавочку" Руневича, арестовав или уничтожив при задержании более ста двадцати подельников лихоимца. Прибыльная надзаконная артель исчезла, однако самого главаря не удалось призвать к суду. Затаился враг, замаскировался, благо в той же России-матушке медвежьих углов не счесть. Но Седьмой департамент, если уж начинал действовать, добычу на своей территории из бульдожьих челюстей редко отпускал. Так и свел рок Артемия Зуева и Драбоша Руневича в игре "кошки-мышки".
Два года "Берендеи" с переменным успехом гонялись за меняющим личины румыном, пока не нагнали того в предгорьях Урала. Стражмистр грешным делом уж думал, что ускользнет предприимчивый магикус - всего и нужно было, что вести законопослушный образ жизни и не высовываться. Но - горбатого могила исправит: вновь душегубец брался за темное ремесло.
Сам Артемий в ведовские тонкости не вдавался, разве если для дела надобность возникала. Сие епархия Думского Созыва, эмиссаров-толкователей при группе, а его задача - найти, нейтрализовать, доставить зачинщиков и артефакты в надлежащее место. Если служишь, то готовься быть псом. Каждому чину - свое место.
Зуев вновь поежился и стряхнул с капюшона налившиеся тяжестью капли. Что-то долго группа на позиции разворачивается... Но терпение - одна из составляющих служебной необходимости, к терпеливому и господь благосклонен.
Чтобы согреть озябшие руки, разогнать застоявшуюся кровь, стражмистр осторожно, дабы не загнать под него влагу, отвел полы брезентового плаща и стал проверять оружие. Револьверов у него было два. Один - тяжелый и неудобный "Гассер", восьми вершков в длину, или, как сейчас модно изъяснятся на французский манер - сорока сантиметров. Шестизарядная вороненая дура полдюймового калибра иначе как к бедру и не пристегивалась, а патроны использовала от карабина Верди. Хорошая убойная сила, что так необходима для охоты на големов, а в остальном лучше полагаться на бельгийского производства "Смит и Вессон". Универсальная, безотказная, быстро перезаряжаемая машинка с тремя типами патронов под использование. Но именно к патронам Артемий в такую погоду и имел озабоченность. Проверил все, хотя еще перед выходом смазал густо их маслом. Не обошел вниманием и спусковые механизмы ручной артиллерии, а так же полуаршинный тяжелый тесак. Одним глазом, разумеется, не выпускал из виду поднадзорные корпуса.
Время шло, условного сигнала все не раздавалось, но, хоть, кисти рук размял. Стражмистр достал из кармана часы, щелкнул крышкой. И, с размещенной на внутренней стороне литографии, на него глянула Сонечка!
Господи, творец всего сущего, как же не уважать тебя, если в мире появляются подобные чудесные создания! Зуев, помнится, потерял дар речи, когда увидел ее полтора года назад, в канун Рождества, на катке в Нескучном саду. Высокий лоб с ниспадающей челкой, тугая коса пшеничного цвета с вплетенными лентами, аккуратненький носик, ослепительная, с ямочками на разрумянившихся щеках, улыбка... И глаза. Синь небес, озорные лучики, омуты, в которых сгинуть за счастье. Кавалеры так и вились подле Софьи, не замечая рядом подружек. А та все смеялась: "Танцуем кадриль, господа! Все в круг, все в круг!". Артемий, усилием воли очнувшись от чар, бодро подошел к шалунье, лихо щелкнул каблуками и тоном не терпящим возражений сказал ей: "Только вальс!"
Время - загадочная субстанция: то тянется медовой струйкой, как сейчас, то испаряется неуловимо, рядом с любимым человеком. Казалось, что совсем недавно, дюжину дней назад, беззаботно гуляли вместе по Тверской, смотрели, как устанавливают памятник Пушкину и смеялись над предсказаниями гадалки. "Високосный год, к худу венчание. Вот, посмотрите, на линии любви узелок... Перетерпите, судьбой дано вашим душам быть вместе. Но время..."
От плотины раздался крик сойки - условный сигнал. Группа на позициях, оцепление выставлено. Время! Время захвата!
Стоит увидеть Сонечку - и вновь разлука.
Стражмистр захлопнул крышку часов, бережно спрятал их глубоко во внутренний карман френча, повторил отзыв. Затем вновь часто и глубоко задышал, наполняя кровь кислородом, заставляя ее бежать быстрей. Надел перчатки, скинул мокрый плащ, ниже натянул картуз, чтобы козырек чуть ли не упирался в переносицу. Вытащил револьверы, взвел курки.
Справа, от подлеска, и слева, от плотины, низко пригибаясь к траве и чахлым кустикам, к зданию стали приближаться пять серых фигур. Кольцо "берендеев" сжималось. Навстречу непрошенным гостям от заводского корпуса рванулись две черные тени.
Големы!
Раздались крики, выстрелы - чехарда встречного боя. Но стражмистр находился вне его - стремительным рывком Зуев шел на прорыв. Несколько ударов сердца, зайцем скачущим в груди, быстрый спурт по предательски скользкой траве - и прижаться спиной к шершавой кирпичной кладке, отдышаться недолго. Раз-два, вдох-выдох, три-четыре - не дышать. Слушать. Тук-тук, тук-тук - бьется жилка на виске. Ханг-ханг, ханг-ханг - кто-то палит справа размеренными "двойками". Слева щелкает винчестер, отвечает ему рык и вой. А из-за угла высовывается чумазая физиономия Никифора - разведчика-пластуна. Обменялись кивками: все в порядке, работаем.
Входить в корпус через дверку - дурная затея, сюрпризов не оберешься. В окошко ныркнуть - оно надежнее. Только грамотно нужно это проделать. Штапики с рамы ножом ковырнуть, стеклышко на себя принять. Да не маячить контуром в проеме! А затем накрыть все окно плащ-палаткой, занавесить и подождать пару секунд. Нет реакции - влазь осторожно. Одному подельнику внутрь, другому снаружи тылы сторожить - тать может шастнуть из обложенной норы с нежданной стороны. В бой-то не сунется, а по тихой сторонке - завсегда.
Стражмистр попав, хоть под худой, но кров, не спешил себя обнаруживать. Выждал немного, востря слух, впитывая запахи, привыкая к густым теням. Мир снаружи и мир внутри - разные миры, и кто берет переход нахрапом - теряет осторожность, иной раз вместе с жизнью.
Сквозило. Пахло плесенью, саднило пылью. Капелью из дыр в кровле эхо полнилось. Железяка какая-то от ветра ржаво скрипела. Почти тишина в ауре покинутости. Но, все же, где-то в глубине строения чуть слышна монотонная немецкая речь.
"Их бешвур - лебе ауф, эрстехе ауф!"
Нет, конечно Зуев не слышит слов - слишком далеко и не внятно. Фантазия подсовывает. Что магикус бормочет, кроме как "заклинаю", "оживи", "восстань" - пес его знает. Какая сила у слов? Как душа русского может понять приказ на чуждом языке? Самоубеждение, настройка на соответствующий лад? Стражмистр, вон, тоже про себя считалочку проговаривает:
"Раз-два, тихой мышкой, стопа параллельна полу, камешки сдвинуть мысом чуть прочь... Скользим, скользим, не хрустим, не бренчим... Тяжелый "Гассер" в левой руке, локтем к бедру, правая с "бульдогом" у груди... Плечи чуть опущены, ноги в коленях полностью не выпрямлять... Скользим, скользим, раз-два..."
Танцуем вальс!
Ах, Сонечка, знала бы ты, что Артемий только вальс и может танцевать! Уверенно, привычно, пружинисто.
Голос затих, стражмистр замер. Звуки наружного боя тоже прекратили прокрадываться сквозь стены. Передышка перед закрытой дверью, а именно за ней...
За дверью раздался протяжный, с булькающей хрипотцой, девичий крик. "А-а-а-а!" - на одной ноте, острой шпилькой в уши. И смех, уже мужской. Вопль замирал, смех возрастал. "А-а-ха-ха-ха, а-а-ха-ха!" Зуев, вышибая ногой дверь, поставил на чужих воплях громкую точку.
- Руки вверх! Всем стоять! На колени! Лицом вниз!
Да, зачастую точка требует стимулирующего обрамления - добавляет неожиданности. А с хорошего рыка и усер случается - курсанты по себе знают. Но внутри большой комнаты - зверь матерый, почти не рыпнулся. Что-то, правда, кинулось в темный угол, загрохотало, зазвенело упавшей склянкой и затихло. "Гассер" рыскнул на звук вороненым хоботом ствола, палец на спусковой скобе напрягся. Сколько времени и сил потребовалось Артемию, чтобы вот так контролировать рефлексы, не палить куда попало, только наставник знал да бог!
- Годи! - находясь к вторженцу спиной, магикус вскинул руки и медленно обернулся. - Я не окажу сопротивления, клянусь честью, только не нужно стрельбы!
- На колени, пес! На колени! Без резких движений! - "Бульдог" следил за преступником внимательно, Артемий же шарил взглядом по окружению.
Столы в комнате. Накрытые холстинами. Кули, в которых угадываются человеческие очертания. Шевелятся. Света мало, окно заколочено, а несколько зажженных огарков свечи не дают полноту зрения. Одно ясно - только что здесь проводился ритуал переселения в куклу душ. Успел ли стражмистр вовремя или срок развертывания группы оказался слишком велик?