"Знающий людей разумен. Познавший себя просвещен".

Лао Цзы.

Юн Лу с беспокойством поглядывала на осеннее небо, наглухо затянутое тяжелыми кучевыми облаками. Первые капли дождя, упавшие на крышу хижины, застали её на пороге жилища. Юн стояла босиком на мягкой траве и ловила в ладони благословенную небесную слезу. Так она называла долгожданный дождь. И только одна мысль не давала ей покоя. Её муж Ли Чуе ушел из дому ещё на заре, когда природа не подавала и намека на предстоящую непогоду. Он так торопился в горы, что наспех позавтракал лишь горсткой вареного риса и овощами. Юн озабоченно вздохнула. Ветер усиливался даже здесь, в долине. А на вершине Белой горы, у подножия которой они жили, возможно, уже бушевал настоящий ураган.

Юн Лу зашла в хижину под аккомпанемент хлынувшего ливня и присела на циновку, обхватив руками стройные ноги. Ей оставалось только ждать и молить духов о милосердии к Ли Чуе. Чтобы скоротать время Юн стала вспоминать их прошлую жизнь. Они познакомились более пяти лет назад в городском отряде коммунистической молодежи и поняли без слов, что созданы друг для друга. Власти не поощряли ранней женитьбы и уж тем более рождение детей. Тогда Юн и Ли решились на побег.

Они удалились от внешнего мира и поселились в высокогорной долине в скромной хижине. Казалось, ничто на свете не могло нарушить семейную идиллию.

Одно лишь обстоятельство омрачало их безмятежную жизнь, наполненную каждодневными хлопотами и взаимной любовью. Юн оказалась бесплодной, как растрескавшаяся земля каменистой пустыни. Ли страдал вместе с подругой жизни, глядя, как она пытается вымолить у духов плодородия долгожданного первенца. Но духи оставались глухи к мольбам влюбленных.

Однажды, покупая рис, свечи и спички в ближайшей деревне, Ли разговорился с местной знахаркой Тяо. Та, выслушав горькую исповедь Чуе, посоветовала ему найти в горах старца Чана, который изготавливал уникальные нефритовые амулеты, помогающие при бесплодии.

Он не стал медлить с поисками кудесника и уже через несколько месяцев, держал в руках великолепный нефритовый браслет, украшенный древними символами плодородия. Ли расплатился с Чаном, заготовленным для этой цели мешком риса. Ураган набирал силу, склоняя вековые деревья, словно прутья.

Обеспокоенный разыгравшейся непогодой старец с тревогой выглянул из лачуги:

- Небеса раскрыли нам свои объятия, Ли. Может, ты повременишь с обратной дорогой домой, пока не распогодится? Заночуй у меня.

- Что вы, мастер,- широкая улыбка озарила лицо Чуе, - мне так не терпится отнести этот чудесный браслет жене. К тому же, она совсем одна в такую непогоду. Юн будет обо мне беспокоиться…

Ли понял свою роковую ошибку, когда он сбиваемый порывами ветра достиг перевала ведущего в долину. Ураган подхватил его, как щепку и бросил вместе со стволами деревьев и каменными глыбами на дно ущелья...

Тяжелая дубовая дверь, инкрустированная металлической фурнитурой, слегка приоткрылась и резкий женский голос произнес:

-Ли Чуе, провинция Сычуань, заходите!

Чуе вздрогнул от неожиданности и недоуменно огляделся. Он стоял в каком-то длинном коридоре в самом хвосте очереди. Помещение было до отказа набито людьми. Мужчина явно европейской наружности пристально рассматривал его через толстые линзы очков.

-Вы что, любезный, оглохли? Вас, кажется, позвали. Приемная комиссия работает сегодня по сокращенному графику,- и он подтолкнул недоумевающего Ли к двери. Комната, залитая ярким светом, предстала перед его взором. Посередине просторного помещения стояли письменный стол и три резных стула. Стулья были заняты сидящими на них серьезного вида людьми. Неприятный голос принадлежал женщине неопределенного возраста с выцветшими неухоженными волосами.

-Значит так, - сказала непривлекательная особа, заглядывая в какой-то блокнотик,- Ли Чуе двадцати девяти лет от роду. Уроженец китайской провинции Сычуань. Состоит в гражданском браке. Угу. Супруга Юн Лу. Гм, гм…Лавина в горах. Детей не имеет. Заслуг особых тоже. Впрочем, как и грехов. Итак, что там у нас есть для господина Чуе, Порфирий? - нервно обернулась дама к сидящему справа от неё полноватому мужчине. Порфирий, очевидно секретарь, поминутно вытирая потный лоб салфеткой, направил на себя струю от вентилятора:

- Ну, что там может быть? Три вакансии, - устало ответил Порфирий. И посмотрел в сторону Чуе:

-Господин Ли, выбирайте из трех кандидатур и побыстрее! Сделайте милость. Этак мы сегодня и до обеденного перерыва не управимся! Чуе заворожено смотрел на секретаря, абсолютно не понимая, что с ним происходит. Толстяк терпеливо ожидал решения Ли. Наконец, будто очнувшись от ночного кошмара, Чуе произнес:

-А что я должен выбирать, товарищи? Нервная дама издала звук, похожий на шипение раздавленной гадюки:

-Афанасий, что это такое? Вы что опять не подготовили претендента? - и она повернула свою тонкую шею, увенчанную растрепанной головой в сторону второго заседателя. Чернокожий крепыш Афанасий обмахивался японским веером и пил свежевыжатый апельсиновый сок через соломинку:

- Глафира, ну я не успел, сегодня такое массированное поступление претендентов! В Таиланде опять затонул паром, в Бангладеш взбесившийся слон растоптал целую деревню, а в Дели сошел с рельсов поезд. Глафира что-то пробормотала себе под нос, углубившись в чтение огромного фолианта.

-Господин Чуе, очевидно, вы уже догадались о странностях происходящего?- и, не дожидаясь ответа, она продолжила,- Ваша прежняя телесная оболочка закончила свою миссию на земле и вам предлагается выбрать подходящее вместилище для будущего воплощения.

- Почему закончила?- в ужасе прокричал внезапно прозревший Ли Чуе,- почему сейчас? Мне же нет и тридцати лет! Что за произвол!

- Все вопросы к вышестоящему руководству, - отрезала Глафира, наливая себе в бокал красного сухого вина,- как рожденный в Китае человек, вы очевидно уже понимаете, о чем идет речь. Итак, суммируя вашу послужную карму пяти предыдущих реинкарнаций, для вас есть три варианта. Первый - многодетная мать в Ботсване, что в Африке. Вторая, - и Глафира несколько замешкалась, пытаясь перевернуть склеенную страницу книги. Чуе воспитанный в жестких коммунистических традициях совершенно не интересовался даосизмом, практикуемым на его малой родине. С детства он помнил лишь отдельные рассказы бабушки Ен Хан о бесконечности перерождений, но воспринимал их по большей части как сказки.

- Вторая вакансия, - продолжила Глафира после небольшой заминки, - Соединенные Штаты Америки, успешный фермер в штате Небраска. Время перевоплощения самое подходящее для вас. Очень рекомендуем!

-Нет, только не США, - неожиданно разволновался Ли, начавший понимать безвыходность ситуации, - там живут империалисты. Я не могу. В юности я был коммунистом. Трое заседателей с удивлением уставились на него, а Порфирий даже покрутил ему у виска. Глафира ехидно улыбнулась:

-Тогда, товарищ Чуе, остается лишь вариант номер три. Россия. Актер периферийного театра в городе Мшанск. Ожидаемое время реинкарнации - семьдесят лет. И Глафира утомленно посмотрела на растерянного Чуе:

-Вы, как я вижу, предпочитаете третий номер? Чудно. У вас есть ко мне вопросы или просьбы? Жалобы прошу подавать только в письменном виде.

- Да, если это возможно, - прошептал Ли, - у меня есть особая просьба. Я хочу ещё раз увидеть Юн Лу.

-Это можно устроить. Порфирий, запишите в протокол просьбу претендента. Вообще, мы вас поздравляем с прекрасным выбором, - и Глафира протянула Чуе какой-то иллюстрированный журнал. - Вот, скоротаете время в зале ожидания реинкарнированных номинантов.

- Джек Алисон Паркер, Алабама! Проходите, - раздался возглас вслед уходящему Ли, направленного Глафирой в просторный холл ожиданий новой телесной оболочки…

Кондратий Еланский уже через два года после окончания Мшанского Театрального института актерствовал в местном драматическом театре. Роли ему попадались неинтересные и по большей части эпизодические. В репертуарном листке коллектива значилось не так уж много достойных пьес, в которых он мог бы, по его мнению, раскрыть свои таланты. Поэтому Кондратий был потрясен новостью о предстоящей поездке труппы на гастроли в Китайскую Коммунистическую Империю. По какой-то неведомой причине Еланский всегда был неравнодушен к Китаю. По мнению худрука театра Афиногенова, лучшим материалом для такого ответственного задания могла стать постановка по одноименной пьесе Ляна Тараканова "Колесо судьбы".

В ней ненавязчиво восхвалялась роль совместного созидательного труда новейших коммун. Пьеса была основана на реальных событиях августа две тысячи сорок седьмого года в нейтральной монголо-китайской зоне, где впервые в мире были успешно применено массовое клонирование в животноводстве.

К счастью, именно в этом спектакле Еланский был занят в двух эпизодах, что автоматически обеспечивало ему поездку в Китайскую Империю. От предвкушения удовольствий от поездки он весь день не находил себе места. Ещё бы, ему не терпелось поскорее увидеть только что отреставрированную Великую китайскую стену и послушать народную оперу, где уже пятый год солировал его знакомый тенор Рикошетов. Этот счастливчик получил официальный статус жителя Империи. А ведь начинал он свою карьеру зазывалой в придорожном ресторане на международной трассе.

К две тысячи пятидесятому году китайцев насчитывалось более двух миллиардов и остальное население планеты с уважением относилось к императору Лиин Су Оку. А его вклад в мировое экономическое развитие вообще нельзя было оценить. Всемилостивейший Император дозволял европейцам и американцам подрабатывать в Империи на конкурентных началах. В-основном на неквалифицированных работах. Китайская Империя достигла величайшей мощи, в отличие от стремительно теряющих свои позиции и человеческие ресурсы стран Европы, Азии и Америки. Каждый, кто приезжал в Империю по делам, стремился остаться там под любым благовидным предлогом…

Поездка выдалась на редкость удачной, к тому же она была приурочена к новому году по восточному календарю. Две тысячи шестьдесят четвертый приходился на год Обезьяны. Коллектив театра разделили на две группы. Еланский не любил перелеты и отказался от услуг экспресс - флаера. Он добирался в Пекин на спидтрэйне из буферного дальневосточного узла, всю дорогу фотографируя красоты поднебесной на портативный голографический мув.

Первый спектакль в Пекине прошел при полном аншлаге. Еланский сидел в гримерной и тщательно готовился к выходу на сцену. Он безуспешно пытался придать лицу, максимальное сходство со своим монгольским персонажем. В дверь настойчиво постучали.

-Кондратий Павлович, тут к вам одна дама просится на аудиенцию. Видать, вы знаменитый актер, раз вас даже в Империи все знают. Пускать?- ехидно поинтересовался костюмер Караваев. От изумления Еланский открыл рот:

-Ко мне дама? Конечно же, просите! В гримерку чинно вошла небольшая делегация китайских товарищей: молодой мужчина в дорогом деловом костюме, женщина лет тридцати на высоченных каблуках и очень древняя старушка. Судя по выражению её лица, она и была той самой дамой, страстно желающей увидеть актера второго плана Кондратия Еланского.

-Ли Чуе! - произнесла она, крепко сжимая в дряблой руке аудио - транслейтор, - дорогой, наконец, я нашла тебя! А ведь мне сегодня исполняется уже сто двадцать семь лет! Недоуменный Еланский вежливо произнес:

-Поздравляю вас со столь почтенной датой, уважаемая…

-Юн Лу,- кокетливым шепотом подсказала старушка, - неужели ты всё забыл? - и она достала из ридикюля какое-то украшение, по-видимому, браслет ручной работы. Старушка протянула браслет Еланскому и попросила, правой ладонью прикрывая Кондратию глаза, - Ли, сосчитай до трех. Еланский не стал перечить чудаковатой долгожительнице и сделал всё в точности так, как она и пожелала. Между тем Юн Лу высыпала в ладонь желтый порошок из шелкового мешочка и дунула зелье прямо в изумленные глаза актера из Мшанска…

Воспоминания нахлынули на Кондратия, как волны цунами на пустынный берег. Он вспомнил всё и сразу. Тогда, в далеком тысяча девятьсот шестидесятом году Ли Чуе так и не вернулся в хижину к Юн Лу. Он навечно остался лежать под слоем глины и камней в долине Белой горы. От захлестнувших его эмоций он неожиданно разрыдался и неловко присел на кушетку. Юн Лу обняла Кондратия за плечи и стала рассказывать:

-Помнишь ли ты, Ли, что я всегда занималась магией? Когда тело моего возлюбленного Чуе было найдено, при нем оказался нефритовый браслет. Возможно, духи плодородия ответили на мольбы несчастной и безутешной вдовы и через положенный срок, я родила сына.

-Я не могла смириться с утратой, и всю жизнь искала твоё новое воплощение, - нежно сказала Юн Лу,- но ты так долго ждал эту оболочку, что я почти отчаялась встретить тебя при жизни. Еланский не проронил ни слова, ошарашенный таким поворотом дела. Юн Лу помолчала немного, ласково поглаживая Кондратия по руке:

-Духи милостивы, Чуе. Мы встретились, чтобы вновь расстаться. А это вот твои правнуки Сон Мин и Тань Шень, - старушка указала на молчаливых спутников, вежливо поклонившихся Еланскому. - У тебя есть жена?

-Да, Вероника. Она осталась дома. Только детей у нас пока нет, - прошептал Кондратий.

-Тогда возьми нефритовый браслет и подари жене, - лукаво улыбнулась Юн Лу. - Ты выбрал правильную профессию. Хороший актер должен уметь перевоплощаться. Каждая новая роль, как новая физическая оболочка. Она важна здесь и сейчас, как временное убежище нашей души. В этом и есть главный секрет бесконечности перерождений…

-Но как же ты нашла меня?- вопросом остановил Еланский, уходящую из комнаты Юн Лу.

-Так ведь я шаманка, а ты всё время звал меня во снах. К тому же, у нас с тобой хорошие связи в руководстве. Император Китая Лиин Су Ок - наш внук, - звонко рассмеялась в ответ Юн, - Сейчас мы покинем тебя, и вскоре ты забудешь о нашей встрече. Человек не должен помнить своих прежних воплощений. Это помешает ему на безмятежном пути в будущее…

Кондратий Еланский уезжал из Пекина со смешанным чувством горечи и радости. Что-то неопределенное тревожило его душу. Экскурсовод Тунг Хы, проводящий обзорную поездку по Империи для актерского коллектива, обратил внимание на редкий нефритовый браслет, красующийся на правой руке Кондратия:

-Откуда он у вас, товарищ актер? Это же большая ценность даже для китайцев. К тому же это старинная работа!

-Не помню,- неуверенно произнес Еланский, - кажется, мне его подарила какая-то престарелая китайская поклонница, - и он с интересом стал рассматривать сказочный пейзаж за окном экскурсионного турболета, медленно пролетавшего над долиной Белой горы…