Это были стандартные прямоугольные листы советской школьной тетради в клеточку. По вырванным "с мясом" страницам стремительным тайфуном пронесся простой карандаш, оставив за собой невразумительные корявые строчки:

 

"…не могу сейчас точно указать на тот момент, когда моя нормальная жизнь пошла в разнос. Счет дням и годам давно утерян, да и понятие "норма" стало слишком расплывчатым…

 

 

Вспоминается мне ранняя осень и ребята из нашего класса, натужно галдящие в зелёном вагоне пригородной электрички. Мы едем в Москву. Кажется в Третьяковскую галерею. Нас тащит туда Вика – бессменный староста и заводила еще с октябрятской "звёздочки".

 

Мне тринадцать лет, скоро будет четырнадцать, и мне нравятся танки. Поэтому я не хочу в галерею. Я хочу самостоятельно пошляться по разным военным музеям, посмотреть фотографии танков БТ-ИС, БТ-СВ, А-20 и А-32, прообраза легендарной "тридцатьчетвёрки". А если повезет, то попытаться добраться до Кубинки, где можно увидеть вживую множество редких и старых машин.

 

Но с Викой спорить бесполезно. Тем более, для меня. Я не вправе именовать эти странные ощущения любовью, но уже почти год Викушка вызывает во мне какие-то удивительные эмоции. При одном только взгляде на её вроде ничем не примечательное лицо меня охватывает малопонятный тихий восторг, а при виде того, как во время резких движений тонкая кофта туго обтягивает её гибкое тело, всю мою душу наполняет неизъяснимый сладостный трепет.

 

Сейчас я пишу эти строки почти с улыбкой, но в то время это чувство было для меня одной из самых величайших загадок во Вселенной. Причем, она, зараза, всё это прекрасно понимала, и в отношении меня ее моральный и физический прессинг удваивался, а то и утраивался. А я ей всегда всё прощал. Но не в тот раз.

 

Выйдя в тамбур как бы "покурить" (поднял чинарик, попыхал дымом, провонялся – можно идти гнуть пальцы), я вдруг заметил, что после недавней остановки одна половинка двери закрылась не полностью. Не знаю почему, но так иногда бывает. И, пока еще поезд не набрал полный ход, отходя от полустанка, я без разбега сиганул в эту щель с одной простой мыслью: "А вот так ей! Пусть знает!".

 

Дальнейший ход событий виделся мне следующим: скатиться вниз по насыпи, отряхнуться, вернуться на платформу, дождаться следующей электрички и добраться до Москвы самостоятельно. Назло всем, а особенно – Вике.

 

Но не тут-то было… Приземлился (точнее – приводнился) я в соленые теплые волны неизвестного моря. По счастью, приблизительно в метре от приличных размеров рифа. Иначе, хорошенько глотнув воды, я бы прямиком отправился на покрытое ракушками дно кормить крабов.

 

Хотя нет, вру. Счастье было не в этом – там была Тася. Плюясь и чертыхаясь, я вылез на сушу и увидел её… Абсолютно обнаженная девушка загорала на берегу, постелив под себя какую-то несерьёзную одежонку вроде короткой туники. По крайней мере, именно так я для себя объяснил бронзовый оттенок её кожи и позу, в которой она лежала.

 

Меня она не испугалась и не застеснялась, а наоборот – минут пять потешалась над моим ошарашенным видом, над непонятными ей курткой и джемпером, разложенными сушиться на бережку, над разбухшими от воды вьетнамскими джинсами…

 

По моим теперешним подсчетам ей было лет 16, не больше – обладая полностью сформировавшимся телом взрослой женщины, вела она себя совсем как девчонка. Интересно, почему она назвалась Тасей? Не могло же ей быть известно наше старинное имя Таисия. Неясно также, на каком языке мы с ней разговаривали, ведь не на русском же? Да и подобных миров я с тех пор не встречал.

 

Признаться, я думал, что это был рай. Да и сейчас иногда так думаю…

 

Тогда я ничему особо не удивлялся. Множество фантастических книг и фильмов вполне сносно подготовили меня к такому Приключению. Мы очень весело болтали с Тасей обо всем на свете, ведь нам много нужно было спросить друг у друга. Она, например, хотела узнать, почему я упорно не снимаю свои синие брюки, гордо именуемые джинсами, ведь без них гораздо удобнее. Что я мог ей сказать? Что внутри меня всё исступленно бурлит и клокочет, и я боюсь её испугать раньше времени?

 

Где-то через полчаса-час она устала трепаться и пошла окунуться, грациозно покачивая своими восхитительными бедрами. Я – за ней. Естественно, по дороге яростно сдирая с себя джинсы и "взрослые" семейные трусы в неистовой надежде, что с минуты на минуту между нами произойдет ЭТО. То, о чём я был столько наслышан, но ни разу не видел, не говоря уже о том, чтоб поучаствовать.

 

Тут мне под ногу попался скользкий круглый валун, очень некстати накатила волна, я потерял равновесие и упал…

 

…упал на холодный каменный пол в полутемном коридоре с высоким сводчатым потолком.

 

И опять я был не лишком удивлен, скорее – раздосадован. Однако очень быстро стыл, потом замерз, из-за чего не стал колебаться, увидев слабый отсвет огня в одном из ответвлений, и со всех ног кинулся туда.

 

Там оказалась небольшая, но вполне современная комната с низкой тахтой, застеленной байковым пледом, книжной полкой, торшером и креслом. Такой вот "уголок старого холостяка". Плед сразу же откочевал ко мне на плечи, потом я заметил на полке книгу про танки и забыл обо всём на свете...

 

Нет, о Тасе я, конечно, не забыл. Просто подумал, что раз Приключение продолжается, значит, так надо, а мы с ней обязательно встретимся, но позже. Возможно, ближе к концу истории или наоборот – в самый ответственный момент.

 

Да и книжка была интересная. Таких необычных машин я еще не видел, хотя успел к тому времени полистать заграничный журнал с японскими танками (прошу не путать с танка, которые стихи).

 

– Это мир Техномастеров, малыш. – Неожиданно, но не страшно, подошел ко мне пожилой мужчина в мягких даже на взгляд просторных одеждах и ласковым голосом безработного сказочника. – Мир увлекательный, но бессердечный.

 

– А почему?

 

– Потому что целью их жизни являются совершенные машины, а единственным способом достичь совершенства они считают обкатку боем. Поэтому там постоянно идет война всех против всех. Туда частенько просятся те, кто считает, что они опоздали на Курский выступ или в Энереджабский прорыв. Но тебе, маленький друг, я Перехода туда не открою...

 

– А что за переход?

 

– Разве ты не знаешь?

 

– Нет…

 

Он негромко и вежливо засмеялся:

 

– А я вот думаю, что ты с ним уже познакомился. Иначе как бы ты сюда попал, мальчик мой?

 

Я ему вкратце пересказал, как я здесь очутился, умолчав при этом о Тасе и своих грандиозных планах на её счёт (а вдруг она принцесса?.. еще полцарством придется делиться).

 

– Мы знаем четыре базовых вида Перехода. Первый – это сонный. Им владеет большинство разумных существ во всех обитаемых мирах. Беда только в том, что он, как правило, слишком хаотичен и неуправляем. Ни систематизировать, ни прогнозировать такие переходы не могут даже Хранители. Поэтому ты иногда просыпаешься рано утром с умиротворенной улыбкой на лице, попав в истинный мир своих грёз, а иногда, задыхаясь, вскакиваешь посреди ночи с бешено бьющимся сердцем, когда тебя заносит куда-то не туда. Зато Сонный переход всеобъемлющ, как никакой другой. Были, правда, попытки сделать его контролируемым при помощи определенных веществ, но об этом я тебе, пожалуй, рассказывать не стану…

 

– А…

 

– Вопросы позже, ладно? Второй вид называется Прыжковый. Как раз он и привел тебя сюда. Им владеют начинающие Хранители, но он не слишком надёжен, поскольку срабатывает не всегда.

 

В этот момент меня затягивает одно полузабытое воспоминание.

 

Мне девять лет. Заканчивается зима. Мы с друзьями играем в снежки в так называемом Ближнем Лесу. Набив карманы куртки снегом, я лезу на раскидистую ель, чтобы получить наилучший угол обстрела. Сухая ветка с треском ломается под моим неуклюжим валенком, и я падаю…  

  

…падаю с неба, с весьма приличной высоты в стоящий на широкой площади глубокий фонтан. В полете за меня цепляется пара прожекторных лучей, и к месту моего падения бегут какие-то люди.  

  

Крепкие ребята в униформе вылавливают меня из фонтана, пока я еще не начал толком тонуть, и на руках несут в огромный белокаменный дом по соседству. Кажется, вокруг меня собирается внушительных размеров толпа.  

  

В здании меня раздевают, заворачивают в одеяло, поят горячим чаем с незнакомым, но вкусным вареньем, после чего выдают связку цветных карандашей, пачку писчей бумаги и оставляют в компании нескольких самых умных дяденек (умных, потому что в очках, с лысинами и в белых хламидах). Они в самых общих чертах рассказывают мне о Теории Перехода и трёх её основных переменных: кто, куда и когда.  

  

Их заведение, именуемое Академией, способно решить задачу "куда", теперь они просят меня (меня!) помочь им разобраться с вопросом "когда". Они знают (откуда???), что я на данном этапе увлекаюсь нестандартными задачами на сообразительность, и почти уверены, что я смогу быть и полезен.  

  

Ну какой же ребенок не мечтает попасть в сказку, чтобы всех там спасти? Мы же все буквально выросли на "Королевстве кривых зеркал", "Трёх толстяках" и "Красных дьяволятах". Я немедленно соглашаюсь, даже не потребовав в виде задатка бочку варенья и ящик печенья (не поймут ведь, в чем юмор, как пить дать всё притащат).  

  

Тем более, совсем недавно мы с родителями ходили "на видик" к одному папиному знакомому. Сначала все вместе смотрели кино "Назад в будущее", потом отправили меня на кухню к бабушке и баранкам, а сами закрылись, чтобы посмотреть фильм про какое-то греческое дерево.  

  

В общем, я утверждаю, что решение должно быть графическим (да, я уже знаю это слово, поскольку мои родители – инженеры и работают в "ящике", который лично для меня ничем не отличается от любого другого подмосковного города).  

  

Главный научник в принципе согласен. Битых два часа мы с ним портим бумагу, причем, я всё время пытаюсь подсунуть ему различные вариации той загогулины, которую Док демонстрировал Марти, а он каждый раз с умным видом объясняет, почему это не подходит. Наконец, когда практически исчерпана стопка бумаги и переломана половина карандашей, он выхватывает у меня из рук последний чертёж и с криком, похожим по интонации на знаменитое архимедово "Эврика!" уносится прочь.  

  

Оставшиеся научники говорят мне, какой я молодец (как будто я сам не знаю!) и приглашают остаться на народные гуляния по случаю Встречи Вундеркинда. Я же отвечаю, что мне срочно нужно домой, так как мы днем сбежали из продлёнки, а сейчас уже вечер и мама, наверное, волнуется. Или им еще чего надо решить?  

  

Научники печально качают головами, говорят, что я хоть и Вундеркинд, но Полноразмерная Задача под силу только Пророку и, если я соглашусь его подождать, то меня с ним обязательно познакомят. Я ждать не соглашаюсь, спрыгиваю с высокого табурета и…  

  

…и оказываюсь лежащим под елью. Вокруг – наши пацаны. По их словам, я не меньше минуты валялся без движения. Думали уже – убился напрочь.  

  

Пытаюсь поведать ребятам, что со мной произошло, однако похвастаться не получается. Все, даже лучший друг Стёпка, единогласно признают мой рассказ глюком от удара головой. Чтобы не прослыть шизиком, я никому про этот случай больше не открываюсь.  

  

Потом развалился Советский Союз, окружающий мир рухнул в одночасье, а на его руинах закрутился новый калейдоскоп стремительно меняющихся событий.  

 

Погрузившись в себя, я не заметил, что пауза слишком затянулась, а мой собеседник начал на меня как-то странно посматривать. Чтобы избавиться от несвойственного мне чувства неловкости, я задал первый пришедший на ум вопрос:

 

– А кто такие Хранители? – И тут же убедился, что ничего в мире не бывает случайно.

 

– Это мы, мальчик… – Положил мне руку на плечо кто-то материализовавшийся у меня за спиной. И, как по команде, позади моего визави выросли две серые фигуры и так же крепко пригвоздили его к лавке.

 

– Ты не услышал про два других Перехода. – Продолжил тот же голос. – А ведь они отличаются тем, что позволяют при непосредственном физическом контакте перемещать из мира в мир как предметы материальной культуры, так и живых существ. Дверной Переход подразумевает преодоление любого замкнутого контура, как правило – дверного проёма. Им в совершенстве владеет Лорд-Хранитель, ему не надо ни медитаций, ни расчётов – шагнул и пропал.

 

А Мгновенный Переход вообще не содержит какой-либо внешней атрибутики. Но без предварительной подготовки им не могут воспользоваться даже самые опытные Психологи, лишь их неуловимый полумифический пророк скользит между мирами с необыкновенной лёгкостью, и нашему Лорду никак не дается встретиться с ним и поговорить по душам.

 

– И не надейтесь! – Злобно зыркнул на молодых крепышей пожилой добряк, оказавшийся почему-то Психологом. – Ибо благо никогда не причинить силой…

 

– Не надо так горячиться! – Примиряюще поднял вверх руку самый болтливый Хранитель, освободив тем самым моё плечо. – Конструктивный диалог между нашими службами необходим. Вот ты вступаешь в вербальный контакт с пареньком, находишь для него Идеальный Мир и посылаешь его туда. А почему же ты, такой добрый и умный, не рассказал ему о Постулате Неразличимости?

 

Ведь он даже не догадывается, что, если кто-нибудь окажется в одном пространстве-времени со своим астральным двойником или прямым кровным родственником, то их личности автоматически сольются, чтобы избежать образования временной петли, именуемой Парадоксом Макфлая. Что будет чувствовать пятнадцатилетний искатель приключений, оказавшись в теле пятидесятилетнего мужика, обязанного содержать семью и нести общественную нагрузку? И почему именно мы, злые и глупые Хранители, уже постфактум вычислив критическую вероятность такого события, должны сломя голову бросаться вслед за этим незадачливым путешественником, чтобы вернуть его обратно в родительский дом?

 

– Свободу нельзя рассчитать! – Запальчиво выкрикнул уязвленный Психолог, ловким финтом сбросил с себя цепкие ладони юных Хранителей и мгновенно растворился в воздухе…

 

Меня же подняли и повели куда-то тем самым мрачным коридором. Повели в плотной "коробочке" из раздосадованных внезапным исчезновением Психолога бойцов. Настолько тесной, что я без всякого на то желания ощутил, что на них надеты твёрдые кожаные доспехи, а их мускулистые туловища густо увешаны различным колюще-режущим оружием.

 

Старший из воинов, отмеченный неровным шрамом от брови до ключицы, по дороге продолжал меня убеждать:

 

– Ты нас не бойся. Домой тебя отправить мы всегда успеем. Сейчас отведём тебя в Академию Перехода, посмотрим, где тебе можно будет без последствий погулять пару деньков, ну а потом, конечно, заберем обратно, чтобы ты лишним взаимопроникновением культур не слишком портил уникальную картину мироздания.

 

А если вдруг трудности какие-то возникнут, то наш Лорд завсегда тебе поможет. Чутьё на проблемы у него просто звериное. Когда у всех уже руки опускаются, он тут же появляется и наводит порядок. Говорят, он сумел вернуть в отчий дом парнишку, родной мир которого являлся узлом четвертого порядка относительно Серединного, ну, то есть, нашего Перекрестка. Хотя, может быть, это и враки…

 

Зато я своими глазами видел, как он спас прожекториста из ночного расчета Службы Фонарей, над которым почти неделю безуспешно бились все эти Психологи в отсутствие своего главаря, которого они называют Пророком.

 

Понимаешь, здоровый мужчина ни с того ни с сего начал ходить под себя, утратил дар речи и вообще соображение как таковое. И тут появляется Лорд, вызывает дежурного по городу, то есть меня, берем мы с ним усиленный наряд рекрутов и идем на хату к Психологам. В смысле, в их филиал Академии. Там их вежливо выстраиваем лицом к стене (класть на пол Лорд не разрешает, требует уважения к этим мозглякам), потом мы с ним берём болящего под белы рученьки и тащим к двери. И там, откуда мы вышли, остается полноценный член общества, а мы появляемся сорок лет спустя с полугодовалым младенцем на руках – правнуком этого самого фонарщика. Представляешь?..

 

Я ему не верю. Он – плохой, притворяющийся хорошим. Весьма избитый штамп в мировой литературе. Надо бы как-то от них улизнуть. Я знаю, что у меня всё получится. Ведь я положительный герой, а они – отрицательные (в то время я еще не сталкивался со случаями, когда путешественник во времени нёс негативную энергию).

 

Решение снова приходит спонтанно. В стене зачем-то проделана узкая щель, наверное, бойница или что-то в этом роде. Куда она ведёт, я не знаю. Знаю только, что я в неё пролезу, а они – нет. И этого достаточно.

 

Ловким движением я набрасываю плед на головы идущим сзади рекрутам Хранителей, и, пока идущие впереди поворачиваются, ужом проскальзываю в щель.

 

Очутившись в полной темноте, я рефлекторно начал шарить рукой по стенам. Нащупал выключатель, нажал и увидел себя в зеркале. Я стоял в собственной прихожей, а на мне была моя куртка, оставшаяся на берегу с Тасей… но был ли тот берег? И была ли она?

 

***

Следующие годы текли своим чередом. Я уже начал подозревать, что всё происшедшее было не более чем плодом не вовремя разгулявшейся фантазии.

 

Я вырос, закончил школу и, следуя своей давней мечте о танках, поступил в МГТУ имени Баума, на факультет "Специальное машиностроение", направляясь на кафедру по гусеничным машинам. Как ни странно, Вика училась там же.

 

После встречи с Тасей я заметно охладел к своей официальной "первой любви". Никому о случившемся со мной в тот день я, конечно же, не рассказывал, опасаясь того, что всё это может оказаться лишь следствием удара головой при неудачном прыжке с электрички.

 

Однако на Вику смотреть телячьим взглядом перестал. Казалось бы, какая ей с того печаль? Но мы с тех незаметно поменялись ролями – теперь она ходила за мной хвостиком. Я ее не изводил, относился ровно, по-дружески. Она же не виновата в том, что она наша, родная, обычная. В отличие от.

 

А случилось это снова осенью. Тогда, в начале второго курса, наша группа отправилась в поход в подмосковные леса, чтобы отметить начало нового учебного года. Выпили немного. Не без этого. Дешевый портвейн. Чай в котелке. Мятные пряники.

 

Потом затеяли какие-то игрища. Хоровод или что-то вроде этого. Викушка, всё такая же непоседа и заводила, ухватила за руку меня, я еще кого-то, тот другого, и начали мы "шить стёжку" промеж деревьев. Задача Вики, как иголки, порвать нитку, а наша – продержаться. Петляла она, запутывала нас, да только без толку – вцепились мы крепко.

 

И на каком-то особо хитром выверте, запнулся я о берёзовый корень и полетел в проём между двумя деревьями, утянув за собой Вику и еще двоих ребят. Они еще не успели понять, что игра закончилась, и не расцепляли рук до конца.

 

Я-то подсознательно ожидал чего-то подобного. Поэтому, очутившись в просторном полутёмном помещении, спокойно встал, отряхнулся и начал осматриваться – то или не то? А ребята робели, прижимались друг к дружке, спрашивали – ты видишь то же, что и я? А ущипни-ка ты меня. А теперь давай я тебя…

 

Дальнейшие события в памяти идут пунктиром. Синие робы Фонарщиков. Бесформенные хламиды Психологов. Рассказ о Теории Перехода. Тут опять включается Вика – зачем вам ждать какого-то там Вундеркинда, если здесь и сейчас перед вами – будущие инженеры, краса и гордость советской, то есть, теперь уже российской образовательной системы? Мы же уже проходим интегральные и дифференциальные уравнения, так что давайте сюда вашу задачу, сейчас мы ее аналитически разберём.

 

Специфика технического ВУЗа это соотношение полов меньше одной девчонки на десяток парней. Плюс Викушка у нас спортсменка, отличница и просто красавица. Понятное дело, что для ребят она непререкаемый авторитет и неформальный лидер. Вот у нее, оказывается, и сумка наготове, а в ней тетрадки, ручки. Мне, правда, достается огрызок карандаша…

 

Минут 10-15 я добросовестно кручу туда-сюда какие-то формулы, делаю разные подстановки, замены переменных, ввожу комплексные числа, потом убираю обратно. Через полчаса мне уже скучно. Я привык щёлкать задачки как семечки, а если вдруг что-то упорно не хочет решаться – начинаю грустить и халтурить. А парни стараются. Ещё бы – такой шанс получить благосклонность самой Вики!

 

Не выдержав, сворачиваю тетрадку в трубочку и выхожу с ней на балкон. Нет, не "покурить". Просто подышать. Курить я так и не научился, да и денег нет, чтобы на пустые забавы их переводить. На балконе стоит большой ручной прожектор, очень похожий на те, которые показывают в фильмах про войну. Только работает не от электричества, а от свечки.

 

Погружаюсь в разговор с немолодым уже Фонарщиком. У него жена, дети, маленькая зарплата – всё это понятно и знакомо до боли. И ночь напролёт стой на посту, освещай фонтан и жди, пока свалится с неба этот Вундеркинд решать какую-то задачу. А если нет его, вдруг он никогда не прилетит и вся жизнь пойдёт под хвост кривой козе?

 

– Прилетит. – Заверяю его я и оборачиваюсь, чтобы вернуться обратно.

 

Шаг в балконный проём выводит меня в совсем другое помещение. Что-то вроде зала в старинном рыцарском замке. Передо мной дубовый стол, пергамент, чернильница, гусиные перья, и я пишу ими какие-то странные знаки. Но при этом понимаю, ЧТО пишу.

 

…урочище, где разбился небесный корабль, считать для всех запретным. Обломки корабля предписываю собирать и сдавать в замок, получая за каждый золота по его весу. Утаившего такой обломок ждет ссылка со всем семейством, бо таят они в себе многие опасности человеческим глазом незримые.  

  

…всем жителям быть готовыми к появлению людей и существ вида странного, нездешего. Речь их будет нам непривычна, но смысл её понятен. Чужакам без повода повелеваю обид не чинить, ибо наш мир отныне станет Срединным, открывая чрез себя Переходы в места доселе невообразимые.  

  

…учредить Академию Перехода для изучения всех отдаленных последствий пробития упавшим кораблём нашей Небесной Сферы и образования сквозного Перекрёстка миров.  

  

…учредить службу Хранителей Перехода из вельми расторопных и толковых лейб-гвардейцев, обучать их наипаче всего рукопашному и сабельному бою, а огненный наряд им не пользовать, дабы не смущать тех, кому он в диковинку. Гербом их сделать чёрный полукруг с белым глазом, нашивая его поверх доспеха.  

  

…учредить службу Помощи Путникам из мужей достойных и обхождением приятных, учить их принимать гостей незваных и намерения их скрытые за разговором выявлять. Гербом их сделать белый полукруг с чёрным глазом.  

  

…учредить службу Встречи Вундеркинда, образовав ночное дежурство с подсветкой у фонтана на дворцовой площади. Гербом их сделать круг, рассеченный надвое, одною половиной бел, как день, другою же чёрен яко ночь.  

 

Дописав документ, я ставлю под ним печать и выхожу из зала, приоткрыв одну створку массивной, обитой железными полосами двери.

 

Не знаю, куда вела та дверь, потому что вхожу обратно в ту комнату, где мы перед этим решали уравнения. Но, похоже, что здесь прошло гораздо больше пяти минут, на которые я выходил – никто уже не склоняется над тетрадками, парни гоняют чаи, а Вика тихо плачет в уголке. Ее ласково гладит по голове один из добросердечных дядечек службы Помощи Путникам, именующих себя Психологами.

 

Но мой приход ее почему-то не радует. Она вскакивает как ошпаренная, вытаращив на меня свои пронзительные глаза:

 

– Ты?! Да как ты мог!!! Мы тут с ног сбились, тебя искали, а ты продался этим… этим карателям… да чтоб ты провалился, чтоб я никогда тебя больше не видела!

 

Подскочив ко мне, она пытается стукнуть меня кулаком по груди, но неожиданно вскрикивает, словно от боли. Да, точно, от боли. Потому что на мне сейчас надет знакомый с детства серый костюм Хранителя, а его так просто не пробьёшь.

 

– Как наказать неразумную девку, мой Лорд? – Спрашивает меня не менее знакомый голос. Из-за моего правого плеча выдвигается немолодой уже воин с некрасивым шрамом, тянущимся вдоль лица. За левым я чувствую дыхание еще одного бойца.

 

– Никак. – Останавливаю я его властным движением руки. – Отроковица сия не ведает, что творит. Накормите путников и верните обратно. Здесь им пребывать дальше негоже.

 

Выхожу в дверь, уже не надеясь просто пройти сквозь неё, как все нормальные люди. И правильно делаю, что не надеюсь. Потому что попадаю в самую гущу непонятной драки.

Несколько серых ребят (совсем не те, которые только что были со мной) насмерть бьются с какими-то двуногими птицами. Присмотревшись, понимаю – это не птицы, а низкорослые люди (хотя… люди ли?) в костюмах из птичьих перьев.

 

Не раздумывая, бросаюсь на подмогу. И очень сильно поражаюсь на себя. Я драться не умею, хотя и отходил несколько лет на секцию вольной борьбы. Не пошла мне впрок та наука. Но этот я чувствует себя в потасовке, словно рыба в воде. Движения быстрые, но экономные. Удары точные, но сильные. Как же мне нравится чувствовать себя таким…

 

– Благодарим вас, Лорд-Хранитель. – Кланяются мне солдаты, когда все "птицелюди" уже повержены. – Вы всегда приходите на помощь своим верным слугам…

 

Всегда??? Ребята, а ничего, что я вас первый раз в жизни вижу?

 

Потом будет много всего. Миры пойдут чередой за мирами. Я даже научусь их как-то различать. Этот – узловой. Этот – второго порядка. Этот – тупиковый. И так далее…

 

Но нигде я не найду ничего, похожего на нашу Землю.

 

И нигде я не увижу никого, похожего на Тасю.

 

И как давно я разучился удивляться?

 

Сегодня я вновь очутился в том зале, где когда-то издал указ о создании Служб. На этот раз на столе лежал не пергамент, а забытая мной тетрадка и кусок карандаша. Наверное, это самый подходящий момент для того, чтобы записать всё происшедшее со мной.

 

История моя подходит к концу. Сейчас я поставлю последнюю точку, уберу тетрадь и войду в дверь. А вот где я выйду – не знаю. Знаю только то, что меня там ждут. Точнее, не столько меня, сколько моей помощи, потому что, если я там появился, значит, без меня уже никак. Говорят, такой же способностью возникать там, где он больше всего нужен, отличается и восхваляемый Психологами пророк. Правда, я его никогда не видел в деле.

 

И эта вера в меня на самом деле очень утомляет. Они совершенно точно убеждены, что раз здесь появился Лорд, то он всех спасёт. Но я-то в этом сомневаюсь! И больше всего опасаюсь подвести, не выдержать, сломаться, не суметь…

 

Мне очень повезло с этим телом, которое таскает меня из мира в мир. Я прекрасно помню, каких трудов стоило вымучить второй юношеский разряд. А возможности Лорда поражают воображение – то ли он с самого детства изнурял себя тренировками, то ли действительно не совсем человек.

 

Но даже в лордовой шкуре порой приходится выжимать себя без остатка, ведь когда все надеются на меня, а мне уповать уже не на кого, то что остается? Только стиснуть зубы и молча бросаться в очередную заварушку. Могу – значит должен. Должен – значит могу.

Спасает только то, что неведомые пути Переходов каждый раз после того, как мне пришлось выложиться по максимуму, приводят меня в уютную каморку с книжной полкой и тахтой.

 

Причем, я там появляюсь не Лордом, а собой. Отличий немного. У "настоящего" меня короткие волосы, менее атлетичная фигура и гражданская одежда.

 

И этот я тоже приползает туда разбитым, как будто черти на нём воду возили для всех адовых котлов. Там можно отоспаться, отдохнуть, за стеллажом есть проход в санузел и кухню, где каждый раз кто-то невидимый пополняет запасы провизии. Но стоит только выйти за пределы этой территории покоя, как на мне снова оказывается серое облачение, целый арсенал холодного оружия и рядом – верные Хранители.

 

Сегодня я туда не попал. Получается, не устал. Так тому и быть. Дописываю и ухожу".

 

***

Матриарх племени Тас’Сья отложила в сторону последний листок и еле слышно вздохнула. Эта женщина была уже очень немолода, но до сих пор красива, спокойной ровной красотой, которая не вызывает уже жгучей жажды обладания, позволяя полностью удовлетвориться созерцанием.

 

– Вы понимаете эти знаки? – Напротив неё в шатре сидел пожилой воитель. Набедренная повязка не скрывала ни белизны его нетронутого солнцем тела, ни множества глубоких шрамов, самый страшный из которых пролегал от виска до плеча. – Мы можем говорить со всеми живыми существами, потому что Переход открывает возможность слышать смыслы. Но в этих линиях я не ничего не вижу. А вы видите?

 

– Да. Он называл это "письма". Учил меня и детей, оставляя короткие послания. Говорил: "вы ещё оцените всю важность письменности".

 

– Как он попал сюда? Этот мир отстоит очень далеко от Перекрёстка…

 

– История эта началась давно. В тот год мой отец, отсчитав, сколько я увидела вёсен, три полных раза загнул пальцы на руке. Тогда он послал меня на пальму за орехами, выбрал из них самый большой и велел готовить ачо-клохчо.

 

– Что, простите?

 

– Напиток. Мужчины его пьют. Становятся весёлыми, потом буйными, потом сонными, потом больными. У вас этого нет?

 

– Есть. Куда же без этого. Продолжайте, пожалуйста, я вас внимательно слушаю.

 

– Девушки его тоже пьют, но один раз в жизни. Он, когда узнал про этот обычай, назвал его "гадание на суженого". Я должна была уйти от всех, раздеться, выпить содержимое целого ореха и приготовиться увидеть подсказку – кто именно станет моим мужем. Я отпила немного, задремала, а потом с неба свалился белокожий взъерошенный мальчишка. Никто не говорил мне, каким должно быть видение, поэтому я приняла всё как данность. Мы разговаривали, потом он исчез, а я вернулась в дом моего отца.

 

"Видела?" – спросил он. Я кивнула. Поскольку обряд свершился, многие славные женихи и с нашего острова и с соседних приносили отцу свадебные дары. Но я не подошла ни к одному из них – они ни в чём не напоминали мне гостя из моего видения. Так прошло ещё три весны, отец сердился, говорил, что я слишком серьёзно отношусь к глупому старому обычаю, но я была непреклонна. И вот настал день, когда он выгнал меня, и я поставила свой шатёр. Многие из отвергнутых женихов пришли снова. Но вновь получили отказ.

 

Тот год надолго запомнился всем. Но не дерзкой выходкой своевольной девчонки. Сезон дождей начался раньше обычного, и крабораки вышли на сушу раньше, чем мы успели обновить хранилища на шестах и перетаскать туда достаточные запасы пищи. Женщины и дети схватили, что можно было унести, и полезли наверх, а мужчины и юноши взяли копья и встретили опасность у окраины деревни.

 

Ловкий охотник может добыть и краборака, но одно дело бить его из лодки сверху вниз и совсем другое, когда он стоит перед тобой и тянется клешнями к горлу. Всё, что они могли сделать, это дать нам чуть больше времени на то, чтобы спастись.

 

И тут появился воин. У него была такая же одежда, как та, в которой ты сюда пришёл. Он появился из ниоткуда в самой гуще схватки. Благодаря ему мы выжили в тот день. Он остался лежать на месте боя, как и многие из наших охотников. Его отнесли вместе с ними к знахарю, и там я смогла его как следует рассмотреть. Это был тот самый мальчик из моего видения. Он вырос, окреп, возмужал, как будто для него прошло не меньше десятка вёсен с тех пор, как мы расстались. Он тоже меня узнал, когда очнулся. И я стала его женой в ту же ночь.

 

Племя приняло его благосклонно, потому что у нас не хватало охотников. А его острога не ведала промаха, и его руки не знали усталости. И он всегда успевал сделать больше, чем другие, потому что почти не прикасался к ачо-клохчо. Он говорил: "Надо быть безумцем, чтобы впустую тратить величайшую драгоценность – время".

 

У нас есть традиция – брать в свой дом жён погибших друзей. Но он ей не следовал. Когда море забирало очередную жертву, он говорил "Я буду ловить ещё больше рыбы" и приносил в семью покойного достаточно, чтобы его дети выросли и сами стали добытчиками. Некоторых это обижало. А когда одна вдова спросила его: "И как мне теперь жить?", он лишь улыбнулся и сказал: "Живи, как хочешь". Многие тогда изумлялись, ведь у нас не принято спрашивать более слабого, чего ему хочется.

 

Он еще раз показал себя как большой мудрец и великий воин, когда на соседнем острове загорелись костры стойбища брачного отряда холаллули. В их племени так принято, что первую жену ты должен привезти извне – только тогда тебя сочтут мужчиной. Поэтому молодые охотники собираются вместе и отправляются в поход – уговорить, отбить или купить по женщине для каждого.

 

Наше племя тогда еще не оправилось от битвы с крабораками, поэтому с нами ни разговаривать, ни торговать никто не собирался. Они назначили нам срок и количество невест и пригрозили войной. Тогда он собрал одиноких женщин и спросил: "Хотите ли вы уплыть с этими людьми?", а они упали ему в ноги и завыли: "Делай с нами всё, что угодно, но не отдавай нас холаллули".

 

– Почему?

 

– Я вижу борозды на твоем теле и чувствую, что их оставила чужая злая воля. Такие же наносят своим жёнам мужья в этом племени, а на свежий надрез льют чёрный сок пау-пай, чтобы он остался виден навсегда. А если муж продаст, проиграет, обменяет или подарит жену, следующий поставит на ней свой узор и постарается сделать так, чтобы он полностью скрыл предыдущий. Иначе тот муж сможет сказать: "Вот моя метка, я тоже имею право лечь с этой женщиной", и новый не станет ему возражать, потому что такова будет плата за его нерадивость.

 

Холаллули, не получив своих женщин в установленный срок, стали готовиться к войне. Они нацепили разноцветные юбки и бусы, выпили ачо-клохчо и начали танец с копьями, распаляя сердца для хорошей драки. А он достал и наточил свои оружия, вытащил свою одежду, которую не надевал с того самого дня, сел в лодку и поплыл к ним. Один.

 

Он вернулся на удивление быстро и велел нашим мужчинам плыть на остров и закопать всё, что они там найдут, хотя знал, что мы своих мертвецов приносим в дар морю. И никто не посмел его ослушаться. Когда они ушли, он сел у очага и, жадно глотая, выпил половину маленького ореха с ачо-клохчо. Я никогда не видела его таким и спросила, что с ним? Тогда он поднял на меня свои большие глаза и ответил: "Я убивал детей, Тася, а они даже не понимали, что происходит". Я знаю, что мужчины не плачут, но в его глазах в тот миг было слишком много влаги, поэтому я быстро потушила огонь, чтобы никто не увидел слабости лучшего из людей.

 

Многие женщины желали возлечь с ним. Кто-то говорил об этом вслух, кто-то шёпотом, но никто из них не мог похвастаться, что он разделил с ней ложе. Он был мой. Только мой. И благодарность переполняла меня, и моё чрево исправно дарило ему сыновей. Он играл с ними, разговаривал, учил их. И, несмотря на странную белизну кожи, они были самыми завидными женихами на много переходов вокруг. А потом он исчез.

 

– Как???

 

– Когда наш старший внук научился ходить, голова моего мужа стала совсем седой, а борода прикрыла середину груди. Но рука его была тверда, взгляд остёр, мысль глубока и всё племя признавало его своим вождём.

 

Однажды ночью он вдруг вскочил, начал метаться по шатру и бормотать что-то, не укладывающееся в моё разумение: "Идиоты! И они глупцы и я – слепец! Главная координата должна быть КТО. Кто подойдет какому миру. Кого какой мир примет, а какой отвергнет. Если это понять, угадать, интуитивно почувствовать, то переменную можно напрямую подставить в уравнение и задача решится элементарно".

 

Я молчала, старалась ему не мешать, а он вцепился обеими руками в волосы и начал спорить сам с собой: "Но как это осуществить?.. Да здесь справится любой посредственный психолог! Можно сразу задействовать болтунов из службы Поддержки Путников. А кто их будет обучать?.. Да чему их учить!?! Здесь же не нужен диплом психиатра, достаточно привить базовые навыки. Хотя нет, не получится – они же мне не поверят… А вот уж нет уж! Поверят как миленькие! Скажу, что я Пророк и пусть попробуют усомниться. Только придется походить за ними, подправлять немножко, ошибки же неизбежны…"

 

Он спал обнажённым. Только стелил на циновку белотканое покрывало, называя его "простыня". Приняв решение, он схватил эту ткань, обмотался ей и исчез, не оставив следа. Но наш народ ждёт, что он вернётся. И я его жду. А они помнят, что он мог со мной говорить издалека и частенько приходят за советом. И, если мне есть, что сказать, я показываю им его "письма" и говорю, что здесь его слова. Они верят.

 

Воин встал. Поклонился.

 

– Благодарю, Матриарх Тас’Сья. Я узнал всё, что хотел.

 

– Вы можете остаться. Мы устроим пир в вашу честь. Найдём вам работящих покладистых жён. Племя полюбит вас, как его брата.

 

Старый вояка на секунду прикрыл глаза, улыбнулся чему-то и тут же погасил улыбку.

 

– Спасибо, не надо. Я понял, что есть пространство и время, где мой командир счастлив. Этого достаточно.