* * *

Хлопки умолкли.

На форуме межпланетного стрельбища "Ган-Хантер-2113" воцарилась тишина. Невысокий брюнет с покатым и узким лбом, как у моей собаки Жердянки, дожидавшейся меня в гардеробе, вернул на стол пачку чёрно-алых наградных листов, выписанных посмертно. Выдержав эффектную паузу, председатель собрания – действующий ОБСОС (Ореол Боевого Синклита Охотничьего Союза), легендарный "Стрелок с Холмов" Элиас Тервиндер – ткнул в мою сторону длинным пальцем:

– Теперь о главном! Гран-При и поощрительная поездка в Глухомань, она же Гамма Стрельца (оратор подмигнул мне и плотоядно оскалился), уходит к альфа-стрелку фестиваля – Виктору-Алоизиусу Мему, Республика Северо-Запад! Победителю присваивается титул "Фавна Двух Полушарий". Мы ждём от Виктора Мема новых трофеев – из самой Глухомани!

 

Зал взорвался воплями неудачников, хриплым рёвом охотничьих рожков и рвущими сердце аплодисментами. Поднявшись, я одёрнул безукоризненно сидящий смокинг и, не чувствуя ног от волнения, поплёлся к лесенке, ведущей на подиум. Ожерелье с продолговатыми, в алмазных высверках зубками, принадлежавшими ещё недавно редкой разновидности гигантского птерозавра, оттягивало мне воротничок и раздражающе побрякивало.

 

Странная традиция, надевать подобные украшения – но таковы уж нравы здешнего бестиария! Элиас, продолжая скалиться и подмигивать, стальной хваткой стиснул моё запястье – настоящий охотник не доверяет рукопожатиям. Вторая его клешня, крошечный робот-биопротез, протянула мне огромный, увешанный кистями диплом Гран-При, а также портмоне "бога Фавна", розовыми полушариями напоминающее лакированный скальп детской попки, и красно-белый пластиковый жетон – билет на посудину, перевозящую всех желающих к Гамме Стрельца.

По дороге в Глухомань мне не давали покоя две вещи: внезапный понос Жердянки, перекормленной стюардессами (подозреваю, что отборными трюфелями), и смутное беспокойство, навеянное Элиасом. У него имелась привычка подмигивать после каждого удачного выстрела… куда на сей раз стрелял неудачник-Элиас, что кроется за фразой о новых трофеях? Пустыми с охоты мы не уходим – но отчего вдруг запретная Глухомань, так и кишащая, по слухам, нетронутой живностью?

 

По прибытии, однако, всё выяснилось, и даже быстрее, чем я думал.

Интриги Боевого Синклита – вот что стояло за ужимками лицемера-Тервиндера! Обитатели Глухомани поголовно были телепатами, носителями КоВРа (Коллективного Всепланетного Разума).

– Вот, изволите ли видеть! Свежая партия устриц, – горевал у меня за столиком метрдотель Жанно, доставленный с Земли в местный ресторан "Ле Пти-Паризьен" и моментально спаливший мне всю интригу. – Их едят, а они глядят…то есть, тьфу! Поют в моём мозгу очередную банальщину.

От розового костюмчика метрдотеля за версту разило дешёвым виски.

Устрицы, попискивая на зубах, без устали телепатировали мне в левую височную пазуху: "Без труда не вытащишь и рыбку из пруда!". Дали мы маху с этой поездкой, размышлял я, меланхолично ковыряя устриц вместе с их банальными истинами и почёсывая за ухом Жердянку, догадливую помесь овчарки и добермана. Внезапно в мои размышления ворвался новый голос:

"Маху? Чтобы я дала Маху, этому ущербному пуделю из Заворуевской таможни?! Да ты, хозяин, поющими устрицами объелся! – внутренний вопль Жердянки отдалённо напоминал рычание. – Если пришла охота отдаться кому-нибудь – дождись меня, красавчик Просперо!"

Остолбенев, я вглядывался в Жердянку: в её зауженных рыжих глазках металась чертовщинка КоВРа! Проклятие, это становится небезопасным для моих мозгов… пора на охоту! На Глухомани стояла любимая мной зима. Отправимся в заснеженные просторы!

 

Тайга Глухомани, хоть и казалась безбрежной, была поделена на ареалы.

Границами служили плотно утоптанные тропы, на перекрестках которых торчали указатели-вешки с косо прибитыми дощечками. На одной стороне подобной дощечки я различил след медвежьей лапы, на другой – куцый силуэт кабаньего копытца. Ну и ну, размышлял я, устремившись по кабаньим следам и скидывая с плеча проверенный карабин "Батц-Ремингтон-Уэст".

Сам "ну и ну", вдруг прозвучало в ответ.

 

Я обогнул огромную ель, увешанную застывшими снеговыми лапами, и обомлел. Они стояли молча в ряд, их было восемь, пронеслась в мозгу древняя боевая песня! Слава Богу, никем пока не телепатированная… Сверкая глазками, хрюкая и рыча, на меня любовалась целая стая: лось, медведь, снова лось, в миролюбивой стае волков, за ними едва виднелся рысёнок, за рысёнком чем-то чавкала олениха с красивым бархатным ртом… и наконец, на тропе рыл копытцем хозяин ареала, кабан-секач, вперивший в меня крошечные глазки цвета горелой меди. Дай ему волю, поёжился я, тут бы взглядом не обошлось… вон какие клыки! "Дай мне волю, я бы тебя копытами растерзала", – примчался ответ оленихи.

 

Я не искал ответа водопадам проклятий: к чему?

Только кабан помалкивал, и неспроста. Дождавшись, пока я с ним поравняюсь, чёртов свинтус сбил в пасти слюну и смачно харкнул, целясь в кожаный гульфик моего охотничьего костюма… что ж, через это тоже надо пройти, меланхолично твердил я, оттирая горстью снега приветствие кабана.

Целиться в мыслящее животное было совершенно немыслимо.

Ну, а как у нас с охотой на птиц?

"Не советую", – телепатировала Жердянка.

К этому моменту я уже не вздрагивал от её неожиданных реплик.

 

Мы углубились в чащу, но лес вдруг разъехался в стороны.

Перед нами раскинулось не застывающее, вероятно, из-за бьющих со дна ключей, дивное лесное озеро, усеянное повсюду мельтешащими утками. Завидев нас с Жердянкой, утки насторожились и собрались в огромное пятно размерами с пару цистерн золы, усеянной золотистыми искорками. Через минуту из глубины стаи выпорхнул жирный, переливчатый селезень. Сделав по воде разгонный круг, он сильнее забил лапами и набрал высоту. Проводив его взглядом, я продолжал разглядывать озеро, ожидая свеженьких новостей.

Однако новости порой приходят, откуда не ждёшь.

"Берегись, хозяин! Команда: воздух!" – рявкнула телепатема Жердянки, с разбегу втиснувшейся головой в громадный сугроб. Зачарованно наблюдая за селезнем, изрядно исполнившим петлю Нестерова, я уловил, что он пикирует в мою сторону, и машинально пригнулся.

 

Шлёп-шлёп-шлёп!

Очередью пали разрывы утиного помёта, и пара отметин украсила мою лучшую шляпу с тетеревиным пером… ну, погоди же, негодник! Сорвав с плеча ружьё, я приготовился срезать селезня – и замер. Небо вдруг потемнело: тучи воронья, сорок, синичек и прочей пернатой мелочи, словно мошкара, сгустились надо моей головой. Из громового карканья-писка-чириканья я смог различить два слова: "Только попробуй!" В качестве иллюстрации – водопад таких же разрывов. Да рядом с вами, дряни вы этакие, сам Хичкок отдыхает, сорвалось у меня, и я впервые в жизни увидел хохочущую птичью стаю.

 

За ужином я попросил Жанно добыть мне порцию виски.

В Глухомани – сухой закон... а там, где лютует сухой закон, непременно водятся контрабандисты! Оглядевшись по сторонам, метрдотель вынул из кармана плоскую стеклянную флягу с плохо нарисованной этикеткой "White Horse" и плеснул грамм двести в чайный стакан.

Ничего не скажешь, сервис на высоте! Во всяком случае, на орбите.

"Добавь и мне пару капель, хозяин. Нервная система совсем расшаталась… да и сенбернар из уличной будки измучил нездоровыми побуждениями!" – смущённо поделилась Жердянка, потягиваясь жилистым, длинным телом, коему и была обязана своим прозвищем.

Я машинально выслушал Жердянку и помахал рукой Жанно.

– Развлекайся, чего там, – сказал я устало.

 

Плеснув лекарства в собачью миску, я призадумался.

Отпуск, понятное дело, накрылся, но где раздобыть трофеи? Покачивая носком ботинка с длинными берцами, я рассеянно поглядывал на гостей ресторана. Тем временем Жердянка, отвлекшись на что-то, отбежала от миски – и на полу появился шустрый мышонок.

От нечего делать я заинтересовался нежданным гостем.

"Простите, мистер, – долетел телепатический писк. – Такая жажда, такая жажда! Уборщица Люсинда, чтоб ей до самой пенсии поперхнуться волоском из собственной швабры, сделала только сухую уборку, в то время как о влажной даже не помышляет. Вы бы знали, что за пыльная буря у нас под плинтусом…"

Я молча кивнул, не ввязываться же в полемику с бытовым грызуном…

Мышонок сделал из Жердянкиной миски пару глотков. Поперхнулся… его телепатический сигнал вдруг ослабел и смолк. Зато я услыхал старинную песню, популярную на всех звёздных широтах: ум-мня, мы мого-мого… на мня мого, мого-ца! Слов было практически не разобрать. Однако! И тут решение проблемы с трофеями блеснуло во мне, как короткое замыкание.

 

Четыре крупных порции виски, изрядно подслащённые клюквенным сиропом, мы с Жердянкой, чуть свет, отнесли на берег спящего озера и аккуратно расставили в плошках. Ждать пришлось недолго: утки, любопытные, как сороки, моментально разлетелись по всему берегу и через пару минут оказались полностью невменяемыми. Наступила наша очередь торжествовать. Мы с Жердянкой покатывались со смеху, слушая перебранки с отголосками неведомых распрей, спор из-за какой-то свежей надводной кочки, и почему это у нас двух детёнышей съела норка, а у вас всё до полуночи – кря-кря да кря-кря…

 

Наконец, побережье стихло.

Жердянка принялась подтаскивать ослабевших уток, а я связывал им ножки попарно и кидал в ягдташ, стараясь, чтобы добыча не задохнулась. Всего набралось с десяток селезней и два десятка самочек. Надводная дичь Глухомани была не крупной, размером с рябчика. Вернувшись в гостиницу, я перенёс пернатых в клетку со светонепроницаемыми стенками, снабжённую отверстиями для притока свежего воздуха, и мы с Жердянкой стартовали обратно на Землю. Стоило космолёту оторваться от Глухомани, как единственным мыслителем на борту, не считая меня, оказался пилот Рябович, истинный царь природы. Стюардессу Жанетт в перечне разумных существ можно было бы пропустить…

 

Внеочередной Пленум был созван Тервиндером по требованию Региональной Сельскохозяйственной Ассоциации (РСХА). Запрос в Ассоциацию был мой – и сделан, признаюсь, прямо из аэропорта. Внеся в переполненный зал клетку с тревожно крякавшими утками, я поставил её на постамент для демонстрации охотничьих экспонатов и подошел к микрофону. Оттеснив плечом Тервиндера, озадаченного и вспотевшего от волнения, я рявкнул в микрофон: внимание на экран! – и щёлкнул тумблером внутренней телекамеры, заблаговременно установленной в птичьей клетке. Вспыхнули в воздухе огромные стереоэкраны, в деталях воспроизводя кромешный утиный переполох. Переждав общий вздох изумления, я вполголоса сказал в микрофон, надеясь снизить сенсационность события мягкостью интонации:

– Коллеги! Я вернул Земле птицеводство. Вот они, предки новых домашних уток!

И указал на клетку.

 

Гробовая тишина была мне ответом.

Последнюю птицу мы доели в прошлом десятилетии… а что, скажите, за Новый Год без утки с яблоками! Орден Золотого Орла – самое малое, на что теперь стоило бы мне рассчитывать. Должность Тервиндера? Нет уж.пусть интриганы им и подавятся! М-м.. орден Золотого Орла, знак избранника наций – это бесплатные перелёты по всей Системе! В такие джунгли можно отправиться… отхватить бы ещё государственную стипендию, да прибавить бесплатное обслуживание во всех семи миллионах ресторанчиков Сельхоз-Ассоциации… итак, прощайте, ОБСОС Тервиндер!

Охотник Мем идёт на собственную тропу.