Пора спать. У кровати привычная суета – мама. То всплакнет, то одеяло поправит. У нее бледное лицо и ввалившиеся щеки. Волосы как у меня. Зеленые, словно пламя в камине.

 

– Ты зарядила мобильный телефон? – мамин голос спокоен.

 

– Ага, – говорю. – Он в рюкзаке.

 

Джинсовый рюкзак – неотъемлемая часть пижамы.

 

– Может положить тебе сок?

 

 

– Мам, я же не в поход собираюсь!

 

Она улыбнулась сквозь слезы.

 

– Если будет жарко, ты сандалии не снимай, ладно?

 

– Ладно, – я отворачиваюсь к стенке.

 

– Позвони, когда проснешься, – говорит мама и целует меня на прощанье.

 

Стукнула дверь, и пламя в камине погасло, вспугнув зловещие тени.

 

Темно, хотя и не страшно. Утром, когда рассветет, станет гораздо страшнее.

 

Дело в том, что я никогда не знаю, где проснусь. Обязательно где-то в городе, а вот где именно – секрет. Иногда это были чердаки заброшенных домов, однажды – квартира чокнутой старухи, которая держала кошек больше, чем могла съесть.

 

Сюрпризы с пробуждением начались после того, как родители развелись. Сначала мама ночами не спала, пытаясь угадать момент исчезновения, но куда ей тягаться с отцом – он колдун и живет под землей, питаясь теми, кому не хватило монет на жетон.

 

Папа ищет. Мама прячет.

 

А я сплю.

 

 

Солнечные лучи облепили лицо, вода впилась в горло, точно ошейник, и я замолотила руками по поверхности реки, пытаясь нащупать носками дно.

 

Рядом проплыла крыса. Мокрая, серая и хотелось верить, что не мертвая. Подошвы и уткнулись в ил. Шажок за шажочком, еле переставляя ноги, я двинулась за тварью.

 

До берега не добралась. Повалилась на мелководье в камышовом буреломе. Сегодня я проснулась в реке. Неужели завтра я могу очнуться под колесами или в топке?..

 

Озябшими пальцами вытащила мобильный телефон. Чехол набух от воды.

 

Как же теперь я позвоню домой?..

 

Сенсорный экран запотел от моего дыхания. Сигнала нет. Мамы тоже.

 

В полукилометре от реки высилась железнодорожная насыпь. За ней – серые громады новостроек. Пока считала выгоны, пропуская товарный состав, вспоминала карту города. Я знала адрес нашего дома и то, что нужно держаться подальше от метрополитена.

 

До жилых кварталов добралась к открытию магазинов. На перекрестке – торговый центр, некрасивый, точно переваренный пряничный домик. Из единственной урны валил дым. У стеклянных дверей высматривали добычу две лисицы в синих комбинезонах.

 

– Какая сладенькая, – сказала одна из них, завидев меня. – Любишь конфеты?

 

– У вас нет мобильного телефона? – спросила я.

 

– Конечно, есть! – закивали обе.

 

Сграбастали меня и потащили.

 

– Куда мы?..

 

– Кофе пить, – оскалилась лисица.

 

– И телефонить по мобиле, – вставила вторая.

 

В торговом центре – ни покупателей, не продавцов. Лавки закрыты. На линолеум сыпались искры из барахлившей проводки. Около лифта стоял кофейный аппарат.

 

– Девчонка и вправду сладкая? – спросила лисица.

 

– Да, – закивала ее коллега.

 

Одна вцепилась мне в плечи. Вторая зашуровала ключом в замке аппарата. Светящаяся крышка распахнулась, и я увидела жуткое содержимое ящика – детей. У одного волосы были цвета кофе, у другого – молочно-белые. Третий лежал мертвым. Им было очень тесно там стоять.

 

– Тёти-тёти, выпустите нас, – стали клянчить дети, махая ручонками, из которых шли прозрачные трубки. – Мы хотим домой!

 

Лисицы прикрикнули на них. Первая сказала:

 

– Скоро нужно поменять сливки.

 

– Сначала сахар заменим.

 

Они попытались засунуть меня в автомат, но тот, мертвый, вдруг дернулся, и только пятки засверкали, так побежал. Лисицы, тяфкая, рванули за ним, а я ушла, не прощаясь.

 

Увидела подземный переход. Поняла – выбора нет.

 

В метро пахло жареной курицей, магией и подземкой.

 

Очень быстро поток курток и шапок подхватил меня и вынес в огромный зал с турникетами. В вышине горели лампы. От страха мир кружился волчком. Уже у самой рамки прохода тяжелая лапища сгребла меня за волосы, страшная тетка в фуражке нависла надо мной. Спросила:

 

– Жетон, девочка. Или ты заяц?

 

– Прочь, ведьма! – гаркнула я и, поднырнув под турникет, рванула по эскалатору; кого-то сбила, кто-то попытался подхватить меня. Прыгнула на балюстраду и поехала на животе, стараясь не сбивать плафоны с ламп.

 

За мной увязалась собака. Страшная тварь с зубами. На всякий случая я побежала быстрее, и двери захлопнулись перед оскаленной пастью. В вагонах была жуткая давка, но только там я смогла отдышаться. Несколько пассажиров посмотрело на меня с интересом.

 

На последней станции я вышла. Уже на эскалаторе снова увидела пса – нас разделяли два десятка ступенек. Наверху меня ждала мама. Сегодня она приняла облик мотоцикла: зелень и серебро, зеркала заднего вида, точно оленьи рога.

 

– Беги! – прорычала мама. – Беги, он хочет тебя съесть!

 

И тут клыки впились в куртку. Потащили назад.

 

– Не верь ей, – шептал пес, сквозь зубы.

 

– Нет! Нет! – пищала я.

 

– Да, – расхохотался пес и в этот момент мотоцикл впечатал его тело в ступени.

 

– Твой отец – лжец! – рыкнула мама, сминая колесами его грудную клетку.

 

Началась бойня. Мясо отрывалось и отрастало вновь, пес скреб шины когтями. Умоляя их прекратить, я рванулась наверх – туда, откуда бил свет. Там гудели машины, солнце грело асфальт, по своим делам спешили люди, и твари не охотились на маленьких девочек.

 

Мне не хватило шага.

 

Один из них схватил меня за отросшие заячьи уши и потащил назад.

 

Рыдая от боли и отчаянья, я мечтала больше не просыпаться.

 

 

На полу валялись игральные карты, книжки в переплете из человеческой кожи и прочая необходимая оборотню мишура. В прозрачных сосудах пульсировали вырезанные сердца, вокруг нарисованной в центре комнаты пентаграммы горели свечи.

 

Папа расстелил мне на диване.

 

– Спи спокойно, доча. Я нанес на твое тело руны. Сразу унюхаю твой след, не боись!

 

– Ага, – говорю.

 

– Твоя мать никогда не доберется до тебя!

 

– Ладно, – я прячу лицо в подушку.

 

Завтра проснусь где-то в городе, и вечность начнется сначала.