Полёт, удар, боль… Жизнь замирала в мгновениях, захватывала дыхание, вызывая ликование и восторг. Очередной предел покорён. Через травмы, визг тормозов и грохот металла, Антон продвигался к мечте.  Скорость – вот смысл жизни. Она завораживает и манит, заставляя рисковать и совершать невозможное. Такие заезды всегда заканчивались распеканцией от тренера, некогда знаменитого чемпиона,  Никифора  Акимовича, на котором героическое прошлое оставило  отпечаток в виде широкого шрама на лбу и заметной хромоты, а  года украсили  частой проседью.

- Орехов! – кричал он, в очередной раз  вытаскивая  Антона  из искорёженного жигулёнка. – Шумахер недоделанный. Какого хрена  опять на вираж попёрся? Скорость  тут надо  снижать!

- Да жив я, Акимыч. – довольно улыбался Антон, стаскивая с головы шлем. – Вот увидишь, я рекорд поставлю.

- Знаешь, где мне твои рекорды?  - недовольно ворчал он, хлопая себя ладошкой по шее. - С меня начальство башку снимет за твою самодеятельность.

- Да брось ты. Я ведь сам машину собрал, и эту починю.

Акимыч переживал больше чем сам гонщик.

- Понимаешь, - устало говорил он, вытирая носовым платочком со лба пот так, словно это он отмахал без малого шестьдесят кругов. - Гонки - это искусство, не познав которое нельзя выиграть: вовремя войти в вираж, вовремя выйти, нырнуть под соперника в тот момент  когда он только собирается снижать скорость, и не позволить себя обойти. Это надо чувствовать, пронести  сквозь нервы и слышать дыхание преследователя... Годы нужны.

И Антон повторял  попытки снова и снова. Словно хотел оторваться от земли.  Ему не хватало скорости и адреналина.  В мыслях  он давно управлял болидом.

- Мне бы туда, за штурвал! – Задыхаясь от восторга, говорил он  наставнику. – Я б такое показал! – и  умоляюще просил: - Посодействуй, Акимыч. Знаю, ты можешь. А я не подведу.

- Куда уж, - ворчал  тот. – Знает он. Научись сначала баранку держать как следует. Задатки, конечно, у тебя есть. Стал бы я с тобой церемониться. Работай, выиграй гонки, там поглядим.

И Антон работал. Не зная усталости и не жалея времени. Каждый день, выжимая из себя и техники всё, без остатка. За полгода до службы – первая победа. На областных соревнованиях  его железный конь  первым пересёк финишную черту.

Рёвом оваций, трибуны  встретили нового чемпиона. Это был финал возвещающий об окончании представления и зная это, зрители не жалели эмоций. Их действия были синхронны и предсказуемы, словно  исходили от единого многоликого организма, этакого вепря  пожирающего пространство, свирепого и ненасытного. Энергия его настолько сильна, что способна любого как поднять на вершину олимпа, так и бросить на дно сточной канавы. Вепрь жаден до зрелищ и беспощаден к проигравшим.  Дикий зверь существовал  с самого возникновения разумной жизни. Ещё в Колизее, он мог на руках носить своего кумира, и с той же лёгкостью опустить большой палец, стоило тому оступиться на камне. Неудачники его не интересовали. Но, как и вепрю нужны были зрелища, так и жертва нуждалась в выделяемой им энергии, она  придавала стимул и вдохновляла на новые свершения, новые представления…

        *                                    *                             *

   Так было раньше. Сейчас всё иначе: боль, полёт, жжение в груди,  тишина. Его несут. Гришка рядом. Кричит что-то. Ничего не слышно. Тело онемело, не слушается совсем. Глаза застилает туман, звон в голове, темнота…

- Бегом, быстрее, ещё быстрее! – подгонял роту старшина, пинками придавая ускорения отстающим. – Я вас, щенков, не на курорт - на войну готовлю. Чтоб не сдохли  в первом бою  и домой вернулись живыми!

Некоторые не выдерживали  и падали, выбившись из сил. Старшина подбегал к ним и, наклонившись, громко орал в лицо:

- Вста-а-а-ть! Маменькины сынки! Что, от сиськи вас оторвали? Вы у меня землю жрать будете, но солдат я из вас сделаю!

Антону удалось отличиться ещё тогда, на сборах. Генерал из штаба приехал лично посмотреть на подготовку. Зачем-то решил метнуть гранату. Выдернул чеку, размашисто замахнулся и внезапно оступился, свалившись на спину. Граната выпала и завертелась рядом, готовая рвануть в любой момент. Антон находился в нескольких шагах и отреагировал мгновенно: в прыжке схватил гранату и швырнул её за импровизированную стену, которую рота собиралась штурмовать. Она выдержала взрыв. Никто не пострадал. Побледневший генерал  лично пожал  Антону руку и пообещал представить к награде.

Потом  Афган.  Полтора года  боёв, походов, операций… И ни царапины. Может, удача сопутствовала, а может, и вправду, оберег спасал. В последнем задании  Гришке нужно было взять американца с пакетом для «духов», и Антон отдал медальон ему.

- Мне он всегда помогал, - сказал он. – Пусть и тебя сохранит.

Гришка вышел невредимым, а  Антона  ранили при отходе. Вот и не верь после этого в силу  оберегов. Уже в госпитале  Антон обнаружил его у себя на подушке.  Гришка вернул.  Антон  ещё с трудом поднимался на кровати, когда пришёл  ротный  и, насколько позволяла ситуация, торжественно вручил орден красной звезды.  Второй уже.  Радости не было. Надоела война. Бессмысленная и бесполезная.  Одна мысль согревала: скоро дембель, дом, Алёнка, и тот июньский день, который  наполнил новым смыслом его жизнь и добавил в неё  яркие краски. Он помнил его до мелочей.

В тот июньский день, как обычно, Антон возвращался  с тренировки.  Путь к дому пролегал через  берёзовую аллею. Тут всегда  свежо и тихо. По вечерам мирно прогуливались парочки. На одной из скамеек одиноко сидела девушка в лёгком сиреневом платье.

«Напрасно, - отметил про себя Антон. – Вечера  нынче прохладные».

Поравнявшись, он  мельком взглянул на неё. Она на секунду  подняла голову.  Вид заплаканный, тушь размазана, пряди светлых волос прилипли ко лбу. Несмотря на это, внешность выглядела  довольно  привлекательной.

« Красивая, – заметил Антон. – Может, подойти, успокоить?»

Он не остановился. Прошёл мимо. В конце аллеи стоял седой старик  с белой густой бородой  и выделяющимся носом – картошкой.  В серой  шапке – колпаке,  старинной белой  рубахе  навыпуск   и  широких серых штанах. Рядом с ним  металлическое ведёрко с одним цветком. Юноша остановился. Каждый  день на этом месте  он видел маленькую старушку, продающую цветы.  Во всей округе, да что там, во всей Москве  не найти  более роскошных и красивых букетов.

- Доброго вам солнца, - поприветствовал старик  и сразу предложил: - Купи цветок на счастье, один остался.

- Здравствуйте. А где  баб Федосеевна?

- Захворала Марья, я вместо неё.

Антон посмотрел на небо.

- Почему вы про солнце сказали? Вечер скоро.

- Без солнца не наступит вечер, - многозначительно ответил дед, прищурив глаза. – Цветок возьмёшь?  Ты, мил человек, не смотри, что он один. Эта прекрасная белая лилия приносит удачу.

- Возьму, - решился Антон, протягивая ему купюру.

- Ты добрый человек, - тихо сказал старик, вручая ему лилию.

- А почему так печально, отец?

- Я - путник. Изучаю, наблюдаю, помогаю. Хочу помочь советом: поступай так, как подсказывает первая мысль.

Забрав нехитрый скарб, старик медленно удалился. Антон замер в растерянности. Что делать с лилией? Не выбрасывать же. Решение пришло само собой. Первая мысль…

Девушка по-прежнему сидела на скамейке, но уже не плакала, даже привела себя в порядок: причесала волосы, поправила макияж.  Антон сел рядом и молча протянул ей цветок.

- Со мной всё в порядке, - сказала она, отстранив его руку. – Я видела ваш взгляд. Незачем было возвращаться.

Несколько минут они молчали.

- Жаль, - сказал он.

- Не надо. Я же сказала…

- Да я не о вас. Лилию жалко, завянет ведь.

- И так завянет.

- Ну, если в воду поставить, ещё дня три прожить может.

- Так поставьте.

- Да у меня и ёмкости подходящей нет. Кубок разве что.

- Чего? – улыбнулась она, повернувшись к нему.

Антона словно обожгло. И впрямь красивая: аккуратный носик, пухлые губки, большие глаза. Но не только это. Он не понимал что, но его вдруг к ней потянуло.

- У меня только чайник и стаканы, - неуверенно промямлил он. - А для неё ваза нужна соответствующая.

- Вы серьёзно?

- Нет, конечно. Вы мне понравились. Как могу, выхожу из положения. Вдруг сработает.

- А если нет? – её взгляд задержался на нём.

- Не вписался в поворот, уснул на вираже…

- Ладно, можете не перечислять, - сжалилась она. – Считайте, сработало.

Его вновь обожгло, когда он почувствовал тепло её руки.

- Антон, – коротко представился он.

- Алёна.

- У нас есть что-то общее, не находите?

- Наши имена начинаются с одной  буквы, - догадалась она, лукаво улыбнувшись. – Вы умеете добиваться  своего.

- Мне бы вашу уверенность.

- Вы извините, но мне нужно к экзаменам готовиться, - заторопилась девушка, поднимаясь. – Спасибо за лилию. Надеюсь, я успею спасти её.

- Позвольте проводить вас?

- Конечно, - согласилась она. – Я же приняла цветок.

В том же году, в декабре, его призвали в армию. Они оказались в одной команде с Гришкой Григорьевым - другом детства. Вот тогда, на проводах, Алёнка вручила ему медальон. Сама надела на шею.

- Носи не снимая, - серьёзно сказала она. – Представляешь, случайно увидела его на барахолке. Старичок один продавал.

Антон осмотрел подарок. Тонкий металл размером с пятак. Он был похож на небесное светило,  каким  оно бывает в минуты заката,  красным и завораживающим, с короткими завитушками - лучами, украшенное белой лилией.

- Цепочку с кулона сняла?

- Он сказал, что лилия согреваемая солнцем согревает и душу.

- Ты не ответила.

- Другой не было. Считай, ещё один повод вернуться.

Он крепко обнял её.

  *                                           *                                                                  *

Удар, полёт, огонь в груди… Затем тишина, невероятная лёгкость и тепло. Похоже, навсегда. Облегчение. Наконец-то  всё кончено. Последнее движение, которое он помнил, совершил на автомате: рука скользнула по груди и пальцы крепко сжали медальон. Он был с Алёнкой. Частичка её тепла хранилась на залитом кровью металле.

Они просто бежали, нет, парили по воздуху, держась за руки. Ветер развевал её волосы, на лице улыбка и излучающие  радость глаза. И он тоже счастлив, несясь рядом с ней, быстрее и быстрее. Скорость и она – предел счастья. Так будет всегда, вечно…

 Но нет… Снова боль… чувство земли…  Кто-то тащит… Зачем? Ведь было так хорошо. Кто посмел прервать полёт?!  Кто? Невозможно увидеть, тяжело открыть глаза.

Блок – удар, блок – удар… С Гришкой в спарринге.  Тренер недоволен.

- Григорьев, снова серию не дотягиваешь?

- Я стараюсь.

- Плохо стараешься. Поменяйтесь. Орехов, нападай.

Блок – удар, прыжок, подсечка, удар… Выпады  акцентированные, натренированные до автоматизма. Не знай  Гришка защиты - нокаут был бы неизбежен.

- Понял, Григорьев? Ты заваливаешься на заключительном ударе.

- Понял.

- Продолжайте работать.

В бою Антон чувствовал себя как на гонках: уйти от атаки, нырнуть под соперника, выставить блок ещё до того, как он только подумает  о нападении, крутой  вираж и точечный, нокаутирующий удар. Тот же адреналин и та же скорость…  Ничего лишнего.

Уже в раздевалке Антон спросил:

- Чего это Семён так зол на тебя?

- А, - отмахнулся тот. – Батя мой отчитал его на построении.

- Ясно. Удивляюсь, как меня за три года не попросили из секции?

- Что так?

- Я ведь к милиции никакого отношения  не имею.

- Успокойся. У меня с батей уговор: уйдёшь ты – уйду я.

- Да я и сам уже подумываю, - признался Антон. – Тяжеловато с гонками совмещать.

- Понимаю. Давай так: сдадим на инструкторов, а там видно будет. Лады?

- По рукам.

- Ну  что, в парк? Там новый игровой автомат поставили.

- Не, я Алёнке обещал.

- У тебя с ней серьёзно?

Антон кивнул.

- Тогда бывай, -  вздохнул друг, хлопнув его по плечу. – На свадьбу не забудь пригласить.

*                                                       *                                               *

Задание выполнено. Группа возвращалась из похода. Вертушки должны  забрать их в низине, осталось немного. Они расслабились и поздно заметили засаду. Бой длился около получаса. Патронов  мало. Их осталось четверо, из восьми.

- Шурави, сдавайтесь! – громко звучали голоса из-за камней.

В ответ  гремели  последние одиночные  выстрелы.

«Духи» понимали и сжимали кольцо.

- Живыми хотят взять, - пробасил Серёга, вытирая беретом лицо.

- Сюда бы парочку гранат, - с сожалением вздохнул Гришка.

- В нашей ситуации одной бы хватило, – сказал командир группы, гвардии майор Алексей Белухин.

- Что делать будем? – спросил Антон, заранее зная ответ.

Решение должен принять командир.

- Наверх, вы, товарищи, все по местам, - тихо запел Белухин.

Его подхватили остальные:

- Последний парад наступает.

Они встали, оставив пустые калаши, вооружились  штык-ножами.

- Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг».

Несколько секунд они стояли, обнявшись, продолжая  всё громче чеканить слова:

- Пощады никто не желает!

Все знали, рукопашная схватка будет недолгой, если их всё же  захотят взять живыми. Силы слишком неравны. Надежды на спасение нет.

Они бились  отчаянно и остервенело, дико крича от боли и злости. Их крики смешивались с воплями и стонами душманов, слегка ошарашенных и явно не готовых к столь яростному сопротивлению. Ещё никогда  Антон не был так беспощаден. Последний бой – последняя схватка. Мгновения замирали как в замедленной съёмке. Он  словно на трассе: уйти с линии атаки, нырнуть под противника, стремительно атаковать  и не позволить ему подняться. Антон  входил в виражи, совершал  немыслимые манёвры  управляя телом как  болидом, обходя одного, второго, третьего… Сдавленные стоны «духов» – что глохнут двигатели  сходя с дистанции, лежащие корчившиеся тела – что груды искорёженного металла. Не справились с управлением, проспали вираж… Многим из них больше никогда не выйти на старт.  Внезапная тишина и протяжный звон в голове, ровный - как звук камертона. Скорость, скорость.

  *                                              *                                                          *

Пустота, тяжесть, холод, боль во всём теле.

Приглушённые голоса и смех создавали иллюзию детства, когда, просыпаясь утром, он слышал  негромкий разговор родителей.

Антон открыл глаза. Деревянные стены  со множеством узких щелей сквозь которые просачивался дневной свет, низкий потолок, земляной пол и клочки грязной соломы. Память мгновенно восстановила  последнюю  картину: кровь, пот, искажённые лица… Но что он здесь делает? Как попал сюда? Где Гришка и  остальные? Память молчала. Он  попытался подняться и едва не вскрикнул, застонал, стиснув зубы от боли. Похоже, сломаны рёбра. Сгустки крови спеклись на голове и вдоль правого виска, ноги ныли, словно по ним прошлись чем-то тяжёлым. Рука коснулась груди и, вздох облегчения: медальон на месте. Антон проделывал дыхательные упражнения и гнал от себя страшные мысли. Он уже хотел совершить вторую попытку подняться, как тяжёлая дверь со скрипом открылась  и на пороге появился бородач в национальном  афганском халате. Подойдя к  пленнику, он сверкнул глазами и обнажил металлические зубы.

- А, шайтан, очнулся? - прошипел он. – Я тебя лично рвать буду.

Голос у него был мерзкий, полный гнева и ненависти. Худшие подозрения  подтвердились. Антон был в плену.

Поставив на землю небольшой кувшин с водой и положив сверху кусок чёрствой лепёшки, бородач неторопливо вышел, фыркнув напоследок что-то на местном наречии.

Надо бежать, прорываться к своим – первая мысль, естественный порыв,  к сожалению, пока неосуществимый. Антон понимал: самое страшное  впереди.

В течении десяти дней, пока длилась неопределённость, он пытался сквозь щели в стене оценить обстановку. Но, кроме высокого глиняного  дувала и снующих людей в военной форме, ничего не было видно. Похоже, какая-то база. Эх, выяснить бы, где держат остальных.  Раз в сутки заходил бородач  и  всякий раз, глядя на  пустой кувшин и нетронутый хлеб, усмехался, что-то цыкал под нос и молча уходил, плотно заперев дверь.

Лишь на одиннадцатый день  зашёл  среднего роста  боец европейской внешности, но в одежде моджахедов. Усевшись на землю, напротив пленника, и прижав к себе автомат, он произнёс – со вздохом  и  на чистейшем русском:

- Зря от жратвы отказываешься. Нет ничего глупее голодной смерти.

Антон оживился. Кости, хоть и продолжали болеть, но уже позволяли немного двигаться. Он сел, прижавшись спиной к стене, и не моргая уставился  в холодные глаза моджахеда, освещаемые полосками света.

- Ты кто будешь?

- Теперь меня зовут Салих, а раньше я был  Михаилом.

- Где держат моих друзей, знаешь?

- Да вас осталось-то два человека: ты  да майор. Майора  Амир Абдулле отдал. Традиция у них, знаешь ли, трофеями делиться.

Антон не отрывал от  Салиха  глаз. Если этот перебежчик прав, то положение совсем удручающее.

- Говори, что хотел. Ты ведь не зря пришёл.

- Верно. Что же ты не спрашиваешь, что с тобой будет?

- Плевать.

- Нормалёк.

Он помолчал, а затем, выдержав паузу, продолжил:

- Все ждут хозяина. Будет со дня на день. А здесь я, чтобы рассказать тебе о ближайших перспективах.

- Чего так?

- Да мне, собственно, по барабану. Велели подготовить. Вон, глянь.-

Он бросил перед Антоном газету «красная звезда».- Наградили вас. Хи-хи, посмертно.

- Завидуешь?

- Не, кто же мёртвым завидует.  Драпануть хочешь?

Антон напрягся.

- Можешь бежать, - развёл руками Салих. – Только имей в виду: сейчас ты герой, а вернёшься – предатель.

Заметив, что пленник сжался, как для прыжка, моджахед щёлкнул затвором и направил на него дуло автомата.

- Только глупостей не делай. А как ты думал? – он вновь поставил  калаш перед собой. - Пойди, докажи, что бежал из плена, а товарищи мертвы. В Великую Отечественную  никто не разбирался, как попал в плен. Попал – значит, виновен. И, поверь, ничего  с тех пор не изменилось.

- Глупое оправдание.

- Да я так, предостеречь хочу. Самое малое, что ждёт тебя на Родине – это срок. Только вряд ли. Шлёпнут  сразу.

- Тебе-то что за беда? Сам разберусь. Ты свой выбор сделал.

- За живое взять хочешь? Не выйдет.

Он вновь выжидающе помолчал.

- Расскажу я тебе историю одну, чтобы легче было соображать. Представь, взяли как-то боевики офицера одного, особиста из гэбэшников. Причём сделали это тихо, без мордобоя. Мешок на голову и перед ясные очи Амира. Снимают мешок, и видит гэбэшник, что перед ним бригадный генерал, стоит и  улыбается. Похлопывает по плечу и приветливо так:

« Дружище, как поживаешь? Может, просьбы какие есть?»

Тот, естественно, в полной непонятке, растерялся. А Амир не даёт ему опомниться.

« Закуришь? Нет? Ну, кури свои. Смотри, что мои орлы  нарыли?»

 – И протягивает ему листочки бумаги.

Офицер берёт и ничего понять не может. Там по-арабски написано.

А Амир, будто вспомнив:

« Ах, ты ведь языка не знаешь, давай обратно».

- Особист  тут же соображает что к чему, а всё - дело сделано. Смекаешь, разведчик?

- Известный приём.

- Тут главное – неожиданность и быстрота. Камерки скрытые всё фиксируют. И вернуть надо гэбэшника быстро, чтобы не хватились. Вроде как отлучился ненадолго. Ну, а дальше совсем просто: в карман подбрасываются фотки, деньги и он на крючке.

- Сомневаюсь, - усмехнулся Антон.

- Зря. Жить-то все хотят. Тут тонкая психология. Ну, сообщит он, кому следует. Скажет мол, подставили. А кто поверит, что он не двойной агент? Побывать в плену и так быстро вернуться? Нет уж, проще  к стенке или на лесоповал. Кому, как не особисту знать это.

- Ты зачем мне всё рассказал?

- Не догадываешься. Напряги мозг: кто тебя на сверхсрочную уговорил?

Вспомнить  было не сложно. Накануне дембеля, сразу после  госпиталя, Антона вызвал к себе особист, полковник Дербенев – сухощавый, хмурый, из тех, кто себе на уме.

- Благодарю за службу, гвардии сержант Орехов! – торжественно произнёс он, пожимая  ему руку.

- Служу Советскому Союзу!

- Не желаешь Родине послужить?

- Последние два года я только этим и занимаюсь.

- Знаю, наслышан. Поэтому и прошу. Партия нуждается в тебе и предлагает остаться на сверхсрочную.  Нужно  молодым помочь, подсказать, направить…Необстрелянные ведь парни.

Антон молчал, стоя по стойке «смирно».

- Ты не торопись. Подумай, поговори с молодым пополнением и, кроме того, насколько мне известно, с финансами у тебя, не очень. А на свадьбу деньги нужны. Вот и заработаешь. Платят тут хорошо.

- Нужно подумать.

Он остался. И вместе с ним  осталась вся группа. Хитёр полковник. К каждому нашёл подход. Антона не покидала мысль: как всё сложилось бы, откажись он тогда?

- У Амира давно зуб на вас, - продолжал Салих, закурив сигарету. Протянув пачку Антону, предложил: « угощайся». Увидев отрицательный кивок, не стал настаивать и, выпустив сгусток дыма, продолжал: – Он на американце, которого вы взяли, четыре ляма потерял. Плюс оружие и нескольких агентов. Вот и надавил на кого надо. А задание ваше – фуфельное, - он ехидно захихикал. – Провели вас как малышей. Вы думали, что склад взорвали? Хрен с маслом, там только первый ряд с оружием стоял. Остальное – мусор, муляж. Я тоже там был. Мы вели огонь из-за укрытий, создавали видимость охраны. Ну и, позаботились, чтобы вы боекомплект расстреляли. Мысль у генерала была, продать вас за баксы. Не только своё вернуть, но и навариться. А тут вон как вышло.

Он смолк, затушил остатки сигареты и выжидающе посмотрел на Антона. – Ну, как тебе?

- Сейчас расплачусь.

- Другой реакции я и не ждал. Ты жив только потому – что хозяин желает на тебе бабло срубать. Нет, денег требовать  не будет. Есть другой интерес. Ты ведь  голыми руками шестнадцать «духов» в рукопашном бою завалил. Двенадцать уже перед Аллахом. Вот и будешь кем-то вроде бойцовской собаки. Ставки на тебя высоки.

- Да пошёл ты!

- Я- то пойду, а ты сиди и думай. Да  газетку почитай, пока не стемнело. Красиво написано.

        Амиром оказался  мужчина лет сорока, плотного телосложения, с аккуратной «эспаньолкой» и властным взглядом.

- Я знаю таких людей, - уверенно сказал он, оглядывая пленника. – Они никогда не покорятся. Но у всех есть ахиллесова пята.

Он подал знак, и стоящий слева знакомый бородач протянул Антону фотографию.

- Узнаёшь своего командира? Абдулле он уже не нужен и только от тебя зависит, будет он жить или нет.

- Какой же ты генерал, - задыхаясь от злости, произнёс Антон. – Если опускаешься до банального шантажа?

Бородач, видимо, давно мечтающий о таком шансе, взмахнул автоматом, целясь прикладом в живот, но Антон увернулся от удара  и нокаутировал нападавшего прямым  в челюсть.

- Спокойно! – громко закричал генерал, завидев, как охрана вскидывает оружие. – Он мне нужен живым и здоровым.

Неслись дни, недели, месяцы… Антон бился как гладиатор, чуть ли не ежедневно. Ни на миг он не терял надежды на побег. Одна боль – командир. Знать бы, где его держат.

- Слышь, Салих, - использовал он последний шанс. – Ты ведь советский, пусть даже бывший. Должно же в тебе что-то человеческое остаться? Узнай, где держат майора?

В ответ тот лишь ухмылялся.

- Там двести человек охраны, - говорил он. – И отсюда тебе не уйти. Фильмов про Шварца насмотрелся?

Однажды Салих не выдержал и расчувствовался.

- Мы с операции возвращались, - тихо заговорил он, привычно прижимая к себе автомат. – Решили заночевать в заброшенном доме. Я на посту был. Не спал. Меня сняли, как снимают часового: прыжок сверху, удар по голове…Короче, очнулся в кузове, связанный. Потом узнал, взвод  свалили без единого выстрела, шомпола в уши. – Последние слова он говорил сдавленным голосом, глотая слёзы. – Два года меня тут мурыжили: били, морили голодом. Затем предложили принять ислам. Теперь я Салих. А куда мне, с таким грузом.

Он поднялся, тряхнул головой, стряхивая слёзы. И вдруг отвернувшись, сказал:

- Нет больше твоего командира. Полгода уже. Он гранату у охранника сорвал и, когда к нему остальные подскочили,  вырвал чеку. Девять трупов на месте взрыва.

С того дня Антона более ничего не держало. И момент  наступил. После очередной победы на ринге  воины Амира ненадолго  выпустили  пленника из вида и он воспользовался. Расправившись с тремя охранниками, Антон лицом к лицу столкнулся с Салихом.

- Мих, я не хочу убивать тебя.

- Беги, - сказал тот, оценив благородство. – Стрелять не стану.

Антон ударил его сильно и точечно, чтобы тот потерял сознание и, забрав магазины, исчез в темноте.

Беглеца хватились быстро и снарядили погоню. Жизнь вновь вернула его на трассу: крики преследователей - что рёв моторов, яркие звёзды – что лики с трибун. Дорога, уходящая в неизвестность и скорость которую нельзя снижать, невзирая на резкие повороты  и крутые подъёмы. Финал ясен, но это неважно. Скоро черта, маячившая зловещей тенью, за которой финиш и свобода.  Никто не сможет его обойти. Антон будет там первым, он – победитель!

«Духи» отлично знали местность и загнали его на тропу, ведущую к ущелью. Поняв, что всё кончено, Антон повернулся лицом к преследователям и послал очередь из автомата…

    *                                               *                                          *

Снова свет. Значит, жив. Проклятье! Он помнил  полёт  и что его тащили, как заглохшую машину. Но кто? Снова плен? Это уж слишком. Он попробовал двинуть рукой. Получилось. Ноги слушаются, пальцы сжимаются в кулак. Конечности целы. Он приподнялся на локтях и огляделся: серые стены, низкий стол, освещаемый подвесной лампой, лежанка из веток. Выделялась стальная дверь с изображением солнца, каким оно бывает в минуты заката. Казалось, оно и вправду излучает тепло. Боли нет. Пальцы коснулись цепочки на шее и поспешили вниз. Медальон на месте. Антон ощупал себя. Ни бинтов, ни раны. Нет даже следов крови. Что происходит?

 Дверь отворилась, впустив  в затхлое помещение свежесть и прохладу. Вошедший внутрь человек выпрямился. Им оказался седовласый  старец с густой белой бородой. Антон опешил: Тот самый старик, который лилию ему продал?  Бред!

- Как?!- вскрикнул он, вскочив на ноги  и не узнав собственного голоса. Внезапно, Антон  почувствовал сильную слабость, голова закружилась и он повалился на лежанку.

- Доброго вам солнца, - сказал старец тихим спокойным голосом. Положив на стол тряпичную котомку, он достал  маленькую белоснежную скатерть, разложил на ней сыр, овощи и круг ароматного хлеба. Достав нож, он, как ни в чём не бывало, стал резать  хлеб, тихо приговаривая: - слаб ты ещё. А как же? Почитай как  четверо суток проспал. Вот сейчас поедим, сил наберёмся, и будем думать.

Старик молча протянул  Антону ломоть хлеба с сыром. Тот  устало протянул руку и с жадностью набросился на еду.

- Не торопись, время у нас есть.

- Где я? – спросил он, не переставая двигать челюстью.

- Домик в горах. Уцелел во время обвала, теперь скалы скрывают его.

Антон замер.

- Ничего не понимаю.

- Что тебя удивляет?

- Ты ещё спрашиваешь, отец? В меня стреляли – раны нет. В горах прохладно, а здесь тепло. И тебя тут быть не должно. Да что я говорю? Нет тебя тут! И ничего нет!

- От пули тебя медальон уберёг.

- Что? – опешил Антон и, взяв в руки подарок Алёнки, внимательно осмотрел его: на белой лилии зияла глубокая вмятина.

- Как такое возможно? – спросил он.

- Хороший металл, особый сплав.

- Кто ты?

- Я - путник. Изучаю, наблюдаю, помогаю.

Дед  достал откуда-то глиняный кувшин, железную кружку и, наполнив её молоком, протянул Антону. – У тебя ведь был выбор: война или мир.

- О чём ты? – спросил он, отхлебнув из кружки. – Когда речь идёт о долге и защите Родины, нельзя говорить о выборе.

- Ты хотел  именно этого?

- Неважно, чего я хотел. Я сделал - что должен. К чему такие вопросы? Лучше скажи, как ты тут оказался?

- Я - путник, - повторил старик. – Расстояние и время не имеют значения. Важна жизнь.

- Вот только зубы мне не надо заговаривать.  Я не вчера родился. В сказки давно не верю.

- Я помогаю только тем, кому есть для чего жить. Ты поступил правильно. Но  как знать, возможно, правильные поступки не всегда сопутствуют  верному выбору?

- Выбор сделан, ничего изменить нельзя, - задыхаясь от слабости, ответил Антон, опустив руку с остатками бутерброда. – Друзья мертвы, а я в бреду. Разговариваю то ли с призраком, то ли с самим собой.

- Нет в жизни ничего, что нельзя было бы изменить. Теперь ты знаешь свой путь и если ещё раз выберешь его, другого не будет. Ты упадёшь, но помни: поступай так, как подсказывает первая мысль. Прощай.

Он встал и направился к выходу.

- Постой, отец, куда ты!? – закричал Антон и, преодолевая слабость, поспешил следом.

Открыв дверь, он сделал шаг и повалился вниз.

*                                                     *                                      *

Полет, падение, боль. Что теперь? Он не решался открыть глаза.

- Антох, ты как?

Знакомый голос. «Гришка!» мелькнуло в сознании.

- Видать рановато его выписали, - раздался бас двухметрового великана Сергея.

- Спокойно, гвардия! – скомандовал Белухин. – А ну, поднимайте сержанта.

Сильные руки поставили его на ноги. Он открыл глаза. Лёгкое головокружение.

- Удивляешь ты нас, - улыбнулся весельчак Тимофей, сдвинув берет на затылок. – По горам скачешь, а с лестницы грохаешься.

Антон огляделся: Гришка, Тимоха, Сергей, Белухин, Трифон…- Все восемь, вся группа.

- Идти можешь? – Спросил Гришка.

- Вроде, - неуверенно ответил Антон и засмеялся. – Ребята, похоже, мне сон приснился, как мы с задания не вернулись.

- Ого! – хохотнул Сергей. – Видать тебя сильно о лестницу шендарахнуло!

- Ну  нет уж, - серьёзно произнёс Белухин. – Война для вас кончилась. Увидимся на гражданке. А сейчас в путь, самолёт ждать не станет.

*                                                *                                                 *

Полёт, перегрузки, ровный шёпот мотора. Скорость и трасса – ничего лишнего. Немец позади, на полкорпуса, пытается обойти. Выжимает всё из своего болида. Ас, у него всегда всё получалось. Только не в этот раз. Последний круг в последнем заезде. Антону казалось, что он чувствует беспомощное дыхание преследователя,  прямо в затылок. Сейчас всё решится. Вот он, поворот перед финишной прямой. Вперёд, к победе!

- Неужели, неужели, дорогие друзья! – возбуждённо кричал комментатор. – Мы станем свидетелями триумфа!  Наш  Орехов заходит на последний круг и обходит Шумахера! Он  совсем близок к тому, чтобы стать чемпионом формулы-1. Кто бы мог подумать, что  молодой парень, восемь лет назад вернувшийся с Афганистана, поднимется так высоко? Но  не будем забегать вперёд. Напомню, у Антона Орехова и Шумахера, равное количество очков перед последним заездом. Нет, не даст уже Антон себя обойти. Посмотрите, какой рывок! Кажется, сейчас взлетит. Оба пилота знают, что на кону титул чемпиона, и вот он  финиш!!!  – ещё громче вскричал  диктор. – Что творится, дорогие друзья! Впервые в истории  Российский пилот становится чемпионом! Вот это да-а-а, - громогласно тянул он. – Такого ещё не было! Это поистине праздник! Так давайте порадуемся, за нашего спортсмена, за Российский спорт, за Россию…

Антон  устало снял шлем  и посмотрел на ликующие трибуны. Она там, его победа – для неё. К нему уже бежала вся команда и последним, хромал Акимыч. Расстегнув  молнию, Антон достал медальон и поднёс его к губам. Действие, ставшее привычкой. Всякий раз, перед тем как покинуть кресло болида, он брал в руку белую лилию на красном солнце, с вмятиной от пули. Он не помнил откуда она взялась, но, похоже, лилия спасла ему жизнь.

Взглянув на табло, Антон победно вскинул руки.

 И снова овации, заслуженные болью, кровью и многочасовыми ежедневными тренировками. Но зрителям не было  никакого дела до его метаний и трудностей. Им нужно зрелище, они его  получили, и вновь щедро одаривали  своего героя исходящими волнами живительной энергии. Тот же рёв, тот же вепрь, разве что более могуществен и многолик.

Обязательные пресс – конференции (кто только их придумал), изматывали не меньше, чем сами гонки. Заполнившие зал журналисты, так же напоминали единый организм, напоминавший  скорее  прихвостня - шакалёнка из произведения Киплинга, хитрого, проворного и верно служащего вепрю, щекоча его ноздри магией любопытства.

- Скажите, вы часто убивали людей на войне?

- Сколько инфекционных заболеваний вам довелось перенести?

- Как вам удалось быстро восстановиться после травмы?

Антон многозначительно кивал и коротко отвечал на некоторые вопросы. Когда же, шакалёнок не унимался, в дело вмешивался пресс – секретарь:

- Господа, - деловито унимал  наиболее назойливых  он. – У нас мало времени. Пожалуйста, по – существу.

- Господин Орехов, как вы добились такого успеха?

- Я работал, тренировался, пытался…

Антон затих. Где то, в глубине подсознания, возникли слова: « Изучаю, помогаю, наблюдаю». Опять оно: « где то было», появлялось вдруг и обжигало всё тело. Он часто задавался вопросами:  Когда, возможно ли, каким образом? А может, всё  это рисовало его воображение? Он нигде не мог найти старика, никто не знал его и не видел, словно его и не существовало, но откуда  тогда след от пули на медальоне?

- Что собираетесь делать дальше? – прервал его состояние очередной журналист.

- Видно будет.

Антон улыбался. Как ещё он мог ответить на этот вопрос.

Семилетний Дмитрий  оторвал взгляд от бинокля и повернулся к матери.

- Мам, я там папу видел, - сказал он. – Он помахал нам.

- Я знаю, - коротко ответила Алёна.

- Мам, а папа победил?

- Да, сынок, победил.

- Тогда почему ты плачешь? – не понимал  малыш. – Если бы папа проиграл, я бы тоже, наверное, заплакал.

- Так бывает, - она вытерла слёзы и улыбнулась. – Пошли, встретим  нашего чемпиона.

Держа заветную награду, Антон шёл  к раздевалке. Поздравления, обливание шампанским, всё позади. Устал. Теперь к семье и отдыхать. Внезапно его окликнули.

- Погоди, Антон, - ковылял к нему тренер. – Тут тебе странная  открытка пришла, вроде поздравительная.

- Что странного, Акимыч?

- Её принесли за час до старта.

- Вот как?

Антон взглянул  на открытку и обомлел:  знакомая дверь хижины в горах, с изображением солнца, такого же как у него на цепочке. Так это был не сон?  Развернув открытку, он прочёл:  «Поздравляю с победой!» и чуть ниже:

« Доброго вам солнца!»

  *                                              *                                                     *

- Разрешите войти?

- Войдите.

- А, сержант Орехов! Поздравляю с наградой!

Полковник подошёл ближе.

- Благодарю за службу, гвардии сержант Орехов! – Торжественно произнёс он, пожимая  ему руку.

- Служу Советскому Союзу.

- Родине хочешь послужить?

- Так  последние два года, я только этим и занимаюсь.

Полковник постучал пальцем по столу, подбирая слова.

- Знаю, наслышан. Поэтому и прошу. Партия нуждается в тебе и предлагает остаться на сверхсрочную.  Нужно молодым помочь, подсказать, направить…Необстрелянные ведь парни

Антон стоял  по стойке «смирно». Он готов был отчеканить: «согласен», но первая  шальная мысль: « А ну их всех, с войной. Меня Алёнка ждёт», остановила его.

- Ты не торопись. Подумай, поговори с молодым пополнением и, кроме того, насколько мне известно, с финансами у тебя, не очень. А на свадьбу деньги нужны. Вот и заработаешь. Платят тут хорошо.

На секунду потемнело в глазах: « где-то было». Бой, плен, побег… Мелькнул образ старика и странная фраза: «Доброго вам солнца!»

Боль в затылке, трудно дышать, первая мысль…

- Нет, полковник, извини, - не по уставу ответил он. – Служба моя закончилась. Пора домой.