"Бэ-н-н!" – раскатисто прогудело и стихло вдали.

И тут же часы у дальней стены выдали на-гора: "Иг-р-клац, бум". Звук разлетелся по дому, забрался под полы плащей в прихожей и свернулся калачиком.

Лестрейд насчитал девять ударов. Он перевернул газетный лист, пахнуло свежей типографской краской. Обычно прочитанное навевало скуку: объявления о продаже мобилей и имений; результаты матчей; политическая обстановка…

В этот раз на первой странице значилось: "Редакция выражает соболезнование безутешным родным и близким почившей накануне на семьдесят втором году жизни баронессы Харконен. Являясь почетным членом Кенсингтонского общества садоводов, а также Вестхэмского попечительского и Черинг-Кросского благотворительного комитетов, она зарекомендовала себя… Светлая память навсегда…" "Наследники в трауре…"

Харконен…Харконен… старушка со слуховым аппаратом наперевес, в бессменной шляпке с пучком фазаньих перьев. Ни одно важное событие, будь то раут, ассамблея или фуршет, не обходилось без этой развалины. Сплетницы с удовольствием перемывали ей косточки. Но как только речь заходила о ее богатствах, умолкали: сумма была впечатляющая.

По сути, одной старушкой больше, одной меньше. Почему это должно было его волновать? Ладно бы, ей кто-то поспособствовал, вот тогда конечно…

Однако неприятное предчувствие шевельнулось вдруг на сердце и осело во рту оскоминой. А натренированный нюх никогда не подводил. И значит, сегодня должно было произойти нечто плохое.

На улице зазвенели бубенцы, и пропитый голос каркнул:

– Счастливого Рождества!!! – а потом добавил тише: – Вашу мать кобылам в стойло.

Наверное, какой-нибудь пьянчуга пытался выклянчить несколько монет. Но, судя по окончанию фразы, удача повернулась к нему завязкой фартука.

Да, вечер планировался праздничный, с легким снежком, радостными лицами, опустевшими бумажниками и свертками подарков. Ведь сочельник – время чудес. Но печенки подсказывали: быть беде. И, значит, праздник праздником, благая весть – благой вестью, а револьвер – в брюках.

Полицейский участок располагался на пустыре за Морбид-стрит. Казалось, остальные дома выпихнули задами нескладного коротышку, сдвинули ряды и, выпятив губы миниатюрных балкончиков, притихли. По сравнению с прошлым местом работы Лестрейда – глушь и захолустье. Однако инспектору полиции, еще месяц назад бывшему "старшим инспектором", особо выбирать не приходилось.

– Да заводись же ты, паскудина! – рявкнули из темноты.

Фонарь высветил внушительный силуэт футов восемь высотой. И двух человек, дергавших за рукоять, что торчала из груди гиганта. Гигант сочувственно глядел на них сверху вниз.

Древний паровой зомби, не иначе – у них с моторикой беда в холод. Лестрейд хмыкнул, но улыбка тут же исчезла. Возле участка витал странный запах – отнюдь не рождественский. Под тоскливый звон колокольчика инспектор захлопнул за собой дверь, втянул воздух носом… и поздравил себя. Чутье не подвело! В участке омерзительно пахло рыбой, проведшей сотню лет в холодильнике. Запах марсианского кальмара трудно с чем-то спутать. А на измерительной скамье кое-как устроился сам источник зловония и поскрипывал нежно-фиолетовым нутром. Довольно массивный источник, кстати.

"Вот бы его в окошко вместе с запахом", – подумал Лестрейд, но тут же укорил себя. Сначала оформить, дождаться кого-нибудь из марсианской диаспоры, а уже после – всех марсиашек в окно!

– Зажимай! – пропыхтела младший констебль Уэллер, и ее коллега Ленд закрутил маховик.

– Вытягивай!

– Вытянул!

Четыре щупальца были зажаты в тиски, остальные безвольно обвисли, Ленд пытался измерить одно из них. Погрешность нетерпеливо потирала лапы – длины рулетки явно не хватало. Да, система Бертильона-Бенчли идентификации личностей марсиан – занятие не для слабаков.

– Думаю, – с сомнением произнес Ленд, – три фута, шесть дюймов.

– Пометила, – кивнула девушка. – Теперь описание внешности и даггер.

– Ну… лицо кальмара… спокойное. Глаза выпучены… веки плотно сжаты.

– Дурак, – хохотнула Уэллер, – лицо у него не тут, а внизу.

– Там у него рот!

– А рот, по-твоему, не лицо?!

Для везунчиков, которым пришлось дежурить в сочельник, они неплохо справлялись. Лестрейд кашлянул.

– Ой! – вздрогнула Уэллер. – Инспектор! Мы вас не заметили!

– Ничего. Продолжайте.

– А мы уже закончили, сэр! – ответил Ленд, и они с Уэллер довольно переглянулись.

Что ж, инспектор любил Рождество – его всегда приятно испортить кому-то другому.

– Молодцы, – сказал он. – Но из управления пришел приказ: с нового года данные по Бертильону-Бенчли судом не принимаются. Теперь только спектрограмма кальмарьих чернил. Наш участок – передовой, поэтому приступайте.

Неловкая пауза доставила инспектору море удовольствия.

– А как я чернила добуду? – спросил Ленд с мольбой в голосе.

– По исследованиям Уэсса-Крейвена, – нашлась Уэллер, – они выделяют чернила, если им страшно!

Лестрейд поморщился: вся интрига полетела к чертям. Ох уж эта умница Уэллер. Родилась бы парнем – цены б ей не было: академия, блестящее будущее. Но полиция девушек на службе не одобряет.

– А, – посветлел лицом Ленд. – Значит, я его НАПУГАЮ!

И так врезал кулачищем по столу, что на месте кальмара кто угодно чернила бы выделил. Ленд – толковый полисмен. В меру глупый, в меру исполнительный, но вот проштрафился и оказался здесь.

По пути Лестрейд взял с тумбы отчеты о задержаниях: один клиент под опиумом, второй буйный и двое пьяниц… Кальмар что ли буйный? Нет, марсиашку вписали отдельно – арестован за бродяжничество. Так, одного из пьяниц и буйного забрали, значит, в подвале трое. Нет, двое, раз кальмар здесь. Могло быть и хуже.

Инспектор хмыкнул и двинулся к кабинету: там, в столе была припрятана бутылка шерри.

– А, инспектор, – окликнула его Уэллер. – Вас адвокат дожидается.

– Какой адвокат? – нахмурился Лестрейд.

– Обычный, с саквояжем.

Лестрейд скривился – похоже, шерри откладывалось. Давным-давно мама рассказывала, что в сочельник нечисть покидает ад и бесится до самой полуночи. Вот и подтверждение! Ну чего адвокату дома не сиделось?!

Зайдя в кабинет, инспектор бросил: теплый плащ на вешалку, холодный взгляд – на гостя. Тот бодро вскочил со стула и протянул руку. Они были чем-то похожи: у обоих маленькие внимательные глазки, темные волосы, хитрое выражение лица. Словно два хорька облачились в одежду и встали на задние лапы. Разве что гроза преступников – пошире в плечах и повыше.

– Инспектор Лестрейд? – уточнил гость. – Как здорово, что вы нашли для меня, так сказать, минутку!

"А у меня был выбор?" – зло подумал инспектор, вслух же произнес:

– Говорите, что нужно и выметайтесь, – однако, вспомнив о духе Рождества, добавил: – Пожалуйста.

– Моя фамилия Феррет, – засуетился адвокат. – Я представлял… представляю одну очень, так сказать, важную особу.

– Угу, – кивнул инспектор, борясь с раздражением. Руки сами собой взяли со стола захваченную из дому газету и скрутили на манер дубинки.

– Вы наверняка понимаете, о ком я, – продолжал адвокат, буквально нырнув в свой саквояж, – очень влиятельный человек.

– Та-ак, – протянул инспектор. Раздражение отвоевывало позиции.

– Где же…– бумаги покидали саквояж, а затем вновь возвращались туда. – Я вам сейчас все покажу…

– Говорите уже! – рявкнул Лестрейд, и адвокат сдался.

– Хорошо. Я узнал, что ваши люди сегодня кое-кого, так сказать, арестовали. Мой клиент очень заинтересован в этом субъекте. И я бы хотел его забрать. Разумеется, если он не совершил ничего ужасного…

– Счастливого Рождества-а! – вдруг прорезал деревянную дверь кабинета хриплый голос. – Хоу-хоу-хоу!

Судя по голосу, этот Санта однажды заглянул в рудники, да и задержался на пару лет.

– Эй! – возмутилась Уэллер. – Вы что себе позволяете, джентльмены?!

Интонация подразумевала, что джентльменами там и не пахло.

– В общем, – продолжил Феррет как ни в чем не бывало, – мне нужно…

– …вертать нашего товарища! – закончил за адвоката хриплый Санта. – Он ни в чем невиновный. Покажите где он, и в это Рождество вас всех дожидает щастице.

– Да ну, – пробасил с сомнением Ленд.

– Ну да! – ответил другой голос, не такой хриплый, но столь же наглый. – Мы егоу берем, и нам всем хорошоу!

В голосах мастеров изящной словесности с каждым звуком становилось все меньше дружелюбия. 

"Пора вмешаться", – решил инспектор и шагнул к двери.

– Позвольте, – забеспокоился адвокат, – но мое дело…

– Подождет.

Скрипнула дверь, и Лестрейду явилась диспозиция грядущих неприятностей: у окна на измерительной скамье, сидел бледный тощий тип с поникшей головой; кальмара нигде не было. Видимо, оформили и уволокли в камеру. Еще спины констеблей. А на их фоне три гостя: один – головорез типичный, другой моро – получеловек-полуволк в зеленом свитере, третий тоже головорез – конечно же! – в костюме Санты.

– А вот и старшой пожаловал, – прищурился Санта. – Щас все утрясем.

Худенький мешок из его рук перекочевал на пол.

– У вас тут наш, как бы так, брат зазря томится, – весело рыкнул моро, ни дать ни взять уродский эльф в пару к Санте. – Мы его заберем, а?

Третий промолчал, ему, видать, досталась роль оленя – благо нос был подходяще красный.

"Всех троих бы в камеру", – подумал инспектор.

– Зря к нам не попадают, – спокойно сказал он, подходя ближе. – Сейчас разберемся.

– Да чего разбираться?! – удивился Санта. – Сочельник, сэр! Проявите христианскую доброту.

Он подмигнул Лестрейду и распахнул мешок:

– У нас и подарочек найдется!

И Санта вытащил из мешка игрушечную обезьянку.

– Вот она, красавица, – прогудел он добродушно. – Примите от чистого сердца.

Но Лестрейд сразу усомнился в "чистоте" этого самого сердца. Мало того, ему захотелось, чтоб Санта засунул зверушку обратно. Пусть даже не туда, откуда извлек, а просто … куда ему будет угодно.

Сама обезьянка не отличалась от тысяч своих подружек. Тот же ярко-красный мундир с пестротой желтых полос. Пара блестящих тарелок в цепких лапках. Короткий куцый хвост. Идиотская улыбка – улыбнись зверюга шире, и верхняя часть головы отвалилась бы. Но глаза… что-то злое спряталось в этих нарисованных кругляшах. Словно изголодавшийся пес смотрел сквозь них на мир. И не просто глядел, а выбирал – в чью податливую мякоть запустить клыки. От этого взгляда обезьянья рожица смотрелась совсем не празднично.

Наркоман на измерительной скамье вдруг ожил и что-то промычал.

– Не нравится? – запричитал Санта. – Не нравится моя проказница?!

Он провел ладонью по глумливой обезьяньей морде и приказал:

– Джуди, служи.

И в то же мгновение нутро "проказницы" застучало и зазвенело. Будто кто завел старинные часы, и они, натужно скрипя, принялись толкать стрелки по кругу. Обезьянка покрутила головой, будто разминая затекшие мышцы. Потом шея ее неимоверно вывернулась несколько раз, и…

– Бр-р-язь, – кривые ручки ударили в тарелки.

У Лестрейда сразу свалился камень с души: механический примат сделал то, для чего предназначен. А все выдумки о зловещем обезьяньем оскале – обычные его, Лестрейда, подозрительность и дурное настроение.

– Что-то не нравитесь вы мне, – с подкупающей прямотой заявил Ленд.

– Дзинь-дзинь! – гремела тарелками обезьянка.

– О-у-ж-е! – сделал новую попытку доходяга на скамье.

– Инспектор, вы позволите? Мое дело не терпит отлагательств! – выглянул из кабинета мистер Феррет, да так и застыл.

А ведь мама говорила, что нечисть появляется в самую неподходящую минуту!

– С Рож-дес-твом! – гаркнул, чеканя слог, Санта. Вопль его совсем не походил на поздравление. Скорее, на угрозу.

Лестрейд и понять толком не успел, что произошло. Но обезьянка… и это заставило зашевелиться остатки волос на затылке … Мохнатая злыдня улыбнулась еще шире, чем могла до этого – и голова ее осталась целехонька! Причем, глаза дико сверкнули! Она сжалась в комок…

Обезьяны не летают, конечно же, они не летают…

Но тварь взвилась в воздух!

– Бере-итесь! – наконец совладал с голосом наркоман, и оцепенение инспектора сгинуло.

Лестрейд мгновенно пригнулся, и тварь приземлилась на груди у Феррета. Тот хотел стряхнуть с себя бестию, но тщетно. В следующий миг перед его лицом тускло блеснуло, и белоснежный воротник фееретовской рубашки быстро стал красным. Адвокат захрипел, взмахнул руками и грохнулся навзничь, а под ним, купаясь в крови, шевелилось все медленнее, словно насыщаясь и впадая в сытую негу, дьявольское отродье.

Идиот бы не сообразил – помочь адвокату теперь смог разве что святой Петр. Да и то лишь в одном – пустить беднягу Феррета во врата царствия небесного в обход канцелярии.

Лестрейд себя идиотом не считал. И первым делом озаботился хозяином обезьянки – прицелился в него из револьвера и гаркнул:

– А ну стоять всем!

Никто из злополучной троицы не послушался. Двое несостоявшихся "эльф" с "оленем", низко пригнувшись и закрыв головы руками, моментально ретировались. А "липовый" Санта…

Рождественская сказка закончилась. Вряд ли кто будет продолжать верить в чудеса, увидав, как Санта-Клаус выхватывает из-за белой курчавой бороды нож. Инспектору оставалось лишь расставить точки над "I" в этой невеселой истории. И он без промедления всадил в Санту пять пуль.

Не успел бородатый балагур затихнуть навсегда, а Лестрейд уже топтал выкарабкавшуюся из-под искромсанного тела обезьянку. Она не сопротивлялась – покорно уставившись в пол, превратилась в груду лоскутов и шестерен.

 

Краткая пауза между бешеным действием и осознанием обычно заполнена тишиной. Лестрейд первым нарушил ее, выругавшись. Почти весь барабан – в одного человека. Хватило бы и двух пуль! Остался всего один в револьвере…и еще один – в кармане жилетки. Но это уже на самый крайний случай.

Лестрейд раздраженно сунул револьвер в кобуру.

– Ого! – выдохнула Уэллер почти с восторгом.

– Здорово вы его, сэр, – буркнул ошарашенный Ленд.

Единственным, кто, казалось, не растерял самообладания, был тот самый опиумный наркоман. Он сидел на измерительной скамье, совершенно спокойно оглядываясь вокруг.

Инспектор подошел к нему.

– Спасибо, сэр. Вы меня спаcли. Откуда вы знали про эту обезьяну?

– Элементарно, дорогой Лестрейд, – отозвался тот, и инспектор застыл.

"Нет. Только не это!"

Лестрейд едва не зарычал от досады.

– Я уже видел подобное, – пустился в объяснения тип. – Опасная игрушка для тех, кто боится ограбления. Посадите ее в сейф, дайте команду атаковать любого, кроме хозяина, и ваше имущество будет в полной сохранности.

Тип стащил с головы парик и улыбнулся инспектору.

– Кстати, дорогой Лестрейд, – добавил он, – вам повезло. Если бы вы топтались по ней чуть усерднее, могли бы погибнуть. Там внутри капсула со сверхсжатым воздухом. Именно она служит источником питания этой машины.

Медленно багровея, Лестрейд повернулся к подчиненным:

– Уэллер, перевяжи Ленда.

Девушка кинулась исполнять приказ, а инспектор повернулся к вечному источнику своих проблем. На измерительной скамье сидел известный на всю Империю сыщик – мистер Шерлок Холмс.

Ну конечно же Холмс! Если он оказался рядом, жди беды.

– Вот так встреча, – Лестрейд сорвал с лица сыщика накладную бровь, та захватила с собой часть настоящей. Тут же запахло старым сыром – клей был не самого лучшего качества.

– Рад вас видеть, инспектор, – сказал Холмс, будто бы и не заметивший потери.

Сыщик выглядел не лучшим образом: бледность, очевидно, была натуральной, глаза ввалились, а вот мешки под ними, наоборот, набрякли.

– Славная маскировка, – съязвил Лестрейд.

Холмс пожал плечами:

– Предпочитаю предаваться порокам инкогнито.

– Мои подчиненные забрали вас из притона, – кивнул Лестрейд. – Почему сразу не представились?

– Боюсь, когда констебли тащили меня к повозке, – спокойно ответил Холмс, – я был не в состоянии говорить.

– Сомнительное развлечение.

Холмс ухмыльнулся:

– И это говорит человек, застреливший Санта-Клауса!

– Это не… – начал было Лестрейд, но одумался. – Какого черта я должен оправдываться?!

– Не должны, – согласился Холмс и, помедлив, добавил: – Мне кажется, вы сомневаетесь, стоит ли освобождать меня от наручников.

Мгновения для быстрого ответа, способного сгладить ситуацию, истекли, только после этого инспектор вздохнул:

– Может быть, сэр. Может быть, – и полез за ключом.

 

Последовала неловкая сцена: инспектор представлял подчиненным знаменитого сыщика, те выражали восторг и искреннее раскаяние. Холмс же извинялся за неудобства. Наконец стороны угомонились, и Лестрейд повернул разговор на деловые рельсы.

– Отправляйтесь домой, Холмс. Уэллер, проводи мистера Холмса, а ты, Ленд, отволоки труп в подвал.

Констебли покорно козырнули. Но Холмс запротестовал:

– Я бы предпочел остаться. И позвольте воспользоваться телефоном. Разумеется, после того, как вы доложите в Скотланд-Ярд о случившемся. Нападение на участок – дело неслыханное!

Не став препираться, инспектор вздохнул и направился к телефону. Тот тускло поблескивал латунными боками в свете газовой лампы.

Но прежде чем Лестрейд снял трубку, аппарат зазвонил.

Такое бывало и прежде: начальник полиции мистер Мьюир под Рождество обзванивал участки и поздравлял сотрудников, полагая, что это их утешит.

– …да заткнись, они ответили! – рыкнула снятая трубка.

Это был точно не Мьюир!

– Инспектор Лестрейд слушает.

– О! Инспектор? Доброгоу вам Рождества! Мы уже виделись сегодня… Жаль, что наш добрый Санта погиб. Ноу черт с ним. Мы забудем эту неприятность, он все равно был порядочной своулочью.

"Сколько моро не корми, все равно нормально говорить не выучится", – подумал Лестрейд.

– Ноу, – сказала трубка, – при одном условии. Выдайте нашего друга. А потом вы проу нас забываете, мы проу васзабываем. И всем хорошоу.

– Это все? – сухо поинтересовался Лестрейд.

– Нет, не всеу. Санта помер, но подарки при нас. Скажем, по стоу гиней на человечка, а?

Лестрейд задохнулся от такой наглости.

– А может, он и не у нас вовсе!

– У вас, – пролаял "эльф", – я чую! Ну, вы там подумайте, мы попозжа позвоним. Скажем, через часок, да?

Инспектор с силой сжал трубку, еще чуть-чуть и треснет – либо трубка, либо кость.

"Не время давать волю эмоциям", – сказал он себе.

Но успокоиться не получалось.

Холмс, заметив, как изменилось лицо Лестрейда, придвинулся ухом к трубке.

– Да, вот еще, инспектор, – сказал моро. – Вы из участка не выходите, лады?

– Или?

– У меня парни нервные, – хмыкнули на том конце. – Моугут не понять. Посидите в тепле, агау?

В трубке затрещало.

– В общем… инспектор, не скучайте.

И аппарат замолчал.

Едва преодолев желание шарахнуть трубкой об стену, Лестрейд взглянул на Холмса:

– Вы все слышали?

– В общих чертах, – серьезно ответил сыщик.

– И что думаете?

– У нас, похоже, проблема.

"Пуф-ф-ф" – донесся с улицы скороспелый одинокий хлопок будущего фейерверка.

 

– Итак, телефон умер, – принялся перечислять Холмс, расхаживая из угла в угол. – Сигнальный огонь накануне фейерверка никто не примет всерьез; бегство в окно – вариант плохой, во многом из-за кальмара и пьяницы; поджечь участок и дождаться пожарной команды – забавно, но заведомый суицид. Ничего не упустил?

– Нет, – сердито сказала Уэллер, автор идеи с поджогом.

– Сейчас наша задача, – подытожил Лестрейд. – понять, что вообще происходит.

Все промолчали, а значит, согласились.

– Тогда, – сказал сыщик, – предлагаю осмотреть трупы. С кого начнем?

– Может, с адвоката? – спросила Уэллер.

– Давайте, – разрешил Холмс, что вызвало у Лестрейда новый приступ негодования.

Какого черта этот любитель командует?!

– Начнем с адвоката, – сказал инспектор с нажимом, – а констебли постараются укрепить дверь.

Удрученные констебли поплелись исполнять приказ, а Холмс развил кипучую деятельность. Сперва он, не спросив разрешения, вломился в кабинет Лестрейда. Обошел труп несколько раз и сказал:

– Ну, дорогой Лестрейд, что вы можете сказать об этом человеке?

– Я не Ватсон, – отозвался инспектор. – Оставьте эти фокусы для него.

– Вы правы, извините. Костюм не из дешевых, саквояж из крокодильей кожи. Этот человек неплохо зарабатывал. Но его имя, – Холмс взглянул на удостоверение, выуженное из кармана пиджака покойного, – мне незнакомо, значит, скорее всего, он служил стряпчим при состоятельной семье.

Лестрейд с выводами согласился и осторожно вытряхнул содержимое саквояжа. Зазвенели, рассыпаясь по столу, дорогие перьевые ручки, грустно звякнула бутылочка с чернилами.

– Запасливый, – буркнул Лестрейд. – И ручки, и чернильница…

Холмс в ответ кивнул, продолжая извлекать из карманов усопшего различную дребедень: портсигар, зажигалку… Лестрейд же копался в бумагах Феррета. Протоколы переговоров, всевозможные акты, рекламации и прочий мусор. По существу – ничего.

– Нашли что-нибудь? – спросил Холмс.

Лестрейд покачал головой.

– Что ж, может, тогда спустимся в подвал? – предложил сыщик. – Осмотрим вашу жертву.

– Мы закончили, сэр! – отрапортовала Уэллер, зайдя в кабинет. – Дверь забаррикадирована!

И вытянулась в струнку. Девчонке явно хотелось принять участие в расследовании, и Лестрейд смилостивился:

– Констебль, проводите нас с мистером Холмсом в подвал.

– Есть, сэр! – заулыбалась Уэллер, но неожиданно вмешался Холмс.

– Инспектор, думаю, разумнее будет оставить обоих констеблей наверху.

Вот ведь никак этот дилетант не уймется!

– Почему?

– Судя по обезьянке, мы имеем дело с серьезной угрозой, – пояснил Холмс. – Штурм может начаться в любую минуту, как только бандиты сообразят, что мы не намерены им подчиняться. Поэтому, два человека – оптимальный вариант. Пока один будет держать оборону, второй сможет предупредить нас с инспектором.

Звучало разумно. Однако в душе Лестрейда помимо раздражения появилось еще и смутное подозрение. Что за игру затеял этот шарлатан с Бейкер-Стрит? Ладно, сыграем!

– Вы правы, Холмс. Ленд, держи револьвер. Уэллер, оставайся и помоги Ленду. Если что – бегом за мной.

Оба констебля были разочарованы: Ленд – количеством патронов в барабане, Уэллер – решением. Но что поделать?

 

Подвал, когда-то бывший винным погребом, встретил Лестрейда и Холмса храпом. Храпел пьянчуга, да так, что сотрясались стены. Кальмар из соседней камеры тянулся щупальцами сквозь решетку в попытке то ли придушить, то ли просто перевернуть храпуна. Увидев вошедших, марсианин отдернул щупальца и запищал, наверное, призывая к содействию. Пол вокруг был черен – выстрелы явно не оставили кальмара равнодушным.

– Ну-ка, убрался от него! – рявкнул инспектор, и кальмар, испуганно съежившись, отполз.

– Уродца досматривать будете? – кивком головы Лестрейд указал на забившегося в угол марсианина.

Лицо Холмса приняло рассеянное выражение. И в то же время полузакрытые мутные глаза и вздувшиеся вены на висках выдавали бурную мыслительную деятельность.

– Не знаю, ... вряд ли мы… – бессвязно пробормотал сыщик и добавил: – Давайте-ка лучше взглянем на этого несчастного.

И направился к камере с похрапывающим типом.

"Несчастный… ну конечно! – подумал инспектор с возмущением. – С каких это пор бандитов записывают в несчастные? Надо было передать мерзавца его дружкам, да и перестрелять всех скопом".

Но покорился и отпер камеру.

Холмс перевернул безвольное тело на бок. Карманы "несчастного" выпотрошили при приеме, сыщик явно понимал это – не стал перепроверять их за старательными констеблями. Вместо этого он зачем-то распахнул ворот грязной рубахи, провел пальцами от плеч к ладоням. А затем вышел из камеры и склонился над сгруженным тут же телом Санты.

– Ого! – присвистнул он восторженно. – Взгляните-ка.

Грудь хозяина обезьянки, за исключением пулевых отверстий, покрывали блеклые татуировки.

– Можете быть покойны, друг мой, – криво усмехнувшись, заключил Холмс. – Этот Санта послал на тот свет не одну дюжину. Ничего нет зазорного в том, что вы помогли им снова встретиться.

Лестрейд пренебрежительно фыркнул:

– Одним душегубом больше, одним меньше, – а потом холодно уточнил: – Мы закончили?

Холмс не удостоил его ответом, молча обернулся и взлетел вверх по лестнице.

 

Наверху было тихо, неестественно, до одури и паники тихо. Бандиты напали? Вряд ли, в подвале было бы слышно. Газовый фонарь над дверью не горел – вся прихожая погрузилась в полумрак.

Люди панически боятся темноты, ведь там их подкарауливает неизвестность. Мало ли, что копошится во мраке! А вдруг оно голодное и злое? Лестрейд никогда не ловил себя на подобных мыслях. Но в этот раз и он почувствовал, как по спине пробежал противный холодок.

На него смотрело дуло револьвера, а в глубине прятался осколок тьмы. Причем, инспектору было хорошо известно, что скрывается в ней. Но легче от этого не становилось.

– Х-х-хлоп!!!

Оружие дернулось и выплюнуло смертоносное наполнение. На миг Лестрейду показалось, что пристрелили время – бедное замерло, превратившись в густую вязкую жижу, принялось сочиться по капле. Но когда оно, опомнившись, вновь рванулось вперед, Лестрейд понял – пуля предназначалась не ему.

Краем глаза он заметил, как Холмс сполз по стене, да так и остался лежать вниз лицом. Очень плохой знак – пол в участке, казалось состоял из грязи, спасибо погоде. И лежать лицом в этой грязи может лишь человек, которому уже абсолютно все безразлично…

Хуже того, через мгновение инспектор сам присоединился к Холмсу. Мир взорвался, а затем померк, оставив Лестрейда валяться среди грязи и мусора.

 

Инспектор по праву гордился крепостью своего черепа. Он очнулся и увидел лицо некогда великого сыщика. Широко открыв глаза, Холмс лежал на полу и совершенно очевидно был мертв.

– Так, – раздалось неподалеку. – Вот этогоу жмура выкиньте из комнаты.

Тело Холмса с шуршанием исчезло из поля зрения.

– Молодец, парняга, – сказал тот же голос. – Сразу видать, не дурак.

– Ну да, – а вот этот голос Лестрейд узнал, это был Ленд.

– Все правильно сделал. Ты не думай, награда будет воу!

Это ж "эльф" – моро!

Инспектор с трудом смог приподнять невероятно тяжелую голову. Со стены на него с укором взглянула королева Мария. Связанная Уэллер сидела с противоположной стороны на полу. У входной двери маячил кто-то огромный и забавно пофыркивал. Паровой зомби-боец, древний как мир. Не его ли тогда пытались запустить?

У стола обретались трое подонков. А, нет, четверо, Ленд рядом с ними.

– Терь самое главноуе, – провыл моро. – Где наш парень-тоу?

Для убедительности он поигрывал здоровенным ножом.

– В подвале, – отозвался Ленд. – Пойдем, покажу.

– Не, – сказал бандит, – пусть за ним ребята сходят. В какой он камере?

– Во второй, – сказал Ленд и добавил: – не ошибетесь.

– Вот и хорошоу, – улыбнулся бандит. – А мы тут с тобой посидим, босса подождем. За дружками твоими приглядим.

Головорезы утопали в подвал.

– Хорошоу дело обернулось, – довольно сказал моро, усевшись на подоконник. – Ты, парняга, молодец. Вылитый я, тока помолоуже.

Ленд покраснел, словно нецелованная монахиня. Инспектор не выдержал и сплюнул. Получилось не очень, плевок повис на костюме.

– Шеф! – обрадовался Ленд. – Вы живой!

Лестрейд мрачно взглянул на него:

– Ленд, почему?

– Почему вы живой? – хмыкнул Ленд. – Так я ударил слабо.

– Не придуривайся. Зачем тебе это?

Моро оскалился, а предатель, казалось, растерялся от такого вопроса.

– Вы считаете, деньги недостаточный повод? Я в полиции десять лет! И что? Занюханный участок в самом вшивом районе города! И сволочь-начальник, который сам Рождество не празднует и другим не дает!

– Инспектор, – подала голос Уэллер. – Кончайте вы со швалью разговаривать.

Моро у окна взглянул на девушку, но тут же отвернулся. Видать, ему легче игнорировать Уэллер, волк есть волк, хоть и ущербный. Не любит, когда самок обижают.

– Так я для тебя шваль, значит!? – ощетинился Ленд, резко повернувшись к девушке.

Та нервно хихикнула:

– Инспектор, вы ничего не слышали? А то мне говорящее дерьмо мерещится.

– Ах, ты ж паскуда! – рыкнул Ленд, но взял себя в руки. – Разозлить меня хочешь?

Лестрейд поморщился. Крики пронзали его череп и рвались наружу сквозь глаза.

– Эй, инспектор, не нравится, что вас провел обычный бобби?

Похоже, Ленд упивался содеянным.

– Идиот, – презрительно выплюнул Лестрейд. – Ты же полицейский…

– А? – окрысился тот, – мистер Шишка будет читать морали? Долг, честь, все такое?

– Нет, – качнул головой Лестрейд, и перед глазами заплясали искры. – Ты полицейский. И знаешь, что будет, если мы умрем. Вас повесят или пересадят мозги в бутылки – как суд решит.

Улыбка сползла с лица мерзавца, на скулах заходили желваки.

– Пытаешься запугать такогоу славного парнягу, хорек? – вмешался моро. – К утру-у, он будет далекоу от Лондона с кучей деньжищ. А ваши тела никтоу не найдет.

Услыхав это, Ленд засиял.

– Сами виноваты, – продолжал развлекать себя разговорами моро. – Вы ить поунимаете это, да?

И тут Лестрейда как молнией ударило.

"Вы ведь понимаете, о ком я говорю, инспектор?" – сказал адвокат. Почему он так сказал? Набивал себе цену? Льстил? Или у него был повод так думать?"

Мозг Лестрейда лихорадочно работал.

"Руки взяли со стола газету и…"

Газета? Что было в газете? Что у нас там произошло из важного?

– Уэллер, ты глупее, чем я думал, – звучал над ухом инспектора сердитый бас Ленда. – Не ту профессию выбрала! Поедем со мной! С нами!

– Пошел к черту! Лучше сдохнуть старой девой!

Конечно же, вот оно!

Жгучее желание удариться головой о стену переполнило инспектора. Как же он раньше не догадался?! Баронесса умерла! По крайней мере, стало понятно, что здесь вообще происходит.

Дверь на улицу хлопнула так громко, что задребезжали мутные стекла в кабинете.

Несколько гулких шагов, и на пороге кабинета показался невысокий человек в теплом пальто, закутанный в длинный красный шарф поверх такого же красного от мороза лица. За его спиной возвышались два мордоворота. При виде их струхнул даже Ленд. Ухмыляющийся моро тут же убрал нож и вытянулся в струнку.

Довольный эффектом, коротышка посмотрел поверх очков на Ленда и спросил:

– Ты, значит, и есть продажный бобби?

– Д.. Так точно, сэр.

– Очень хорошо. Вот видите, мальчики, – обратился он к телохранителям. – Хороший подкуп всегда эффективнее насилия. Когда я услышал, что мои мальчики собираются штурмовать полицейский участочек, у меня чуть сердечко не остановилось.

Он повернулся к полуволку:

– Адвокатика обыскали? Его нашли?

– Нет, – ответил моро. – Парни перерыли все бумаги, пусто.

– Жаль, – огорчился коротышка. – А где этот чертов "наследничек"?

– За ним ребята пошли.

– Славненько, – голос коротышки потеплел. – Давно?

– Минут десять, – пожал плечами моро.

Ленд ухмыльнулся и добавил:

– Наверное, в чувство приводят. Он же пьян, как труп.

– Пьян?!

Брови коротышки слегка приподнялись в удивлении, а затем рухнули вниз, гневно морща переносицу.

– Пьян?!

В этот самый момент Лестрейд уже знал, что сейчас прозвучит.

– Как "пьян"?! Вы напоили долбаного кальмара?!

Ленд от удивления распахнул рот и слегка отшатнулся. Лицо Уэллер вдруг помолодело лет на десять, – вот волшебна ясила шока! Моро у окна застыл изваянием, даже амбалы, казалось, удивлены. И никто не смотрит на него, Лестрейда.

Действовать сейчас же!

 

Инспектор не любил такие моменты. Оно и понятно: кому бы понравилось, если бы в его теле проснулся вдруг некто с очень склочным характером? Да еще норовил проломить кому-нибудь череп или просто без изысков свернуть шею.

Но выхода не было, и Лестрейд позвал мысленно: "Эй?! Пора!" Его услышали: в темных пещерах мозга зашевелилась безликая тварь. Почуяв возможность высвобождения, она с довольным урчанием встрепенулась и…

Взгляд Лестрейда застлала кровавая пелена: он и чудище слились в одно целое. Непримиримое, напрягшееся и грозное. "Дай… мне всех этих людишек… прошу! Тебе понравится! Как тогда…" – алчно зашептала вторая сущность.

И Лестрейд уступил…

Тело его, еще секунду назад развалившееся на стуле, рванулось вперед и вверх. Ленд получил свое первый – локтем в лицо. Его вскрик наполнил слух сладкой музыкой. А инспектор уже стоял рядом с моро.

"Ур-р-р-р!" – взрыкнула зверюга в голове инспектора и отобрала нож. Лестрейд едва заметил движение рук. А они в этом и не нуждались – действовали сами по себе.

Наверное, полуволк тоже не понимал, что происходит. Лишь обезумевшим взглядом наблюдал, как его оружие вонзилось ему в предплечье, выйдя на несколько дюймов наружу.

Все и вся в кабинете замерло. Проколотый налетчик голосил от боли, схватившись за рукоять ножа и пытаясь вытащить. А инспектор, воспользовавшись вышедшим наружу окровавленным лезвием, как ни в чем не бывало, принялся перепиливать веревку на руках.

Кровь жертвы стекала по его запястьям, но он, словно не замечая этого, продолжал пилить. Несколько секунд растянулись на века. Наконец, Лестрейд сбросил путы и хищно втянул воздух ноздрями.

– Я вас на бургеры разделаю! – оскалился он. – Кишков не соберете…

Эти слова пробудили его от наваждения. Что же он творит?! Если зверю позволить единолично распоряжаться, никому не уйти! И не только в участке. Ведь за стеной веселящийся Лондон. Уж там-то точно найдется, кого искалечить, вывернув ноздри вместе со щеками наизнанку. Дьявольская сила разлилась по телу. Она только и ждет, когда он покорится ей.

Нет же, этого не будет! Он не сдастся!

"Давай, что тебе стоит! Не меш-ш-шай, я сделаю все за тебя".

Ведь он инспектор полиции…

"Мясо! Мясо и кости!"

Нет!

"Рвутся жилы, враги вопят от ужаса! Все враги, все…"

Исчезни! Это зло, первозданное, чистое.

"Я лучшее, что есть в тебе! Мне быть!!! Ты слаб!"

Проклятье, его проклятье…

Душа задрожала, разрываясь на части от перенапряжения. Но чудище, стеная и бессильно рыча, отступилось. Чуть ослабило хватку, и он понял, что может победить… что побеждает… победил…

– Кишков не соберете… если не сдадитесь, – буркнул Лестрейд уже не так зловеще и добавил совсем тихо, почти просительно: – Я бы на вашем месте сдался…

– Эй, босс, что тут у вас? – прогромыхал низкий резонирующий голос снаружи. – Кажись, кто орал, не?

Зомби, чертов паровой зомби!!! Вот ведь сочельник в этом году удался! Сначала смертоносная заводная обезьяна, теперь пышущая паром полудохлая горилла!

Инспектор представил, как тяжелые кулачищи крушат его позвоночник в труху. Почти услыхал хруст костей под лапами гиганта. Как вдруг…

Обезьяна? Горилла и… Обезьяна же!

Пистолет Лестрейда валялся на столе, заветный патрон – во внутреннем кармане жилетки. Только для себя, на случай, если зверь вырвется. Инспектор упал на колено и сгреб оружие, откинул барабан, загнал патрон. Топот приближался. Мушка револьвера легко поймала обломки игрушечной обезьяны у ног паро-зомби. Была не была!

Стены участка содрогнулись, рвануло так, что зазвенело в ушах. Здоровяка швырнуло прямо в дверь участка, тонкое дерево разлетелось в щепы. Инспектор повалился на пол, прикрыв голову руками, но это не слишком помогло – показалось, что по его спине пробежало целое стадо гиппопотамов. Причем, некоторые, не церемонясь, приложились лапами по темечку.

"Глупо все, – пронеслось в голове сквозь мутную круговерть. – Глупо, больно, без шансов на продолжение…" Не то чтобы это сильно расстроило его. Нет, он просто отметил собственное поражение, как вполне свершившийся факт. Ведь встать на ноги он не сможет. Ни драться, ни убежать. Оставшиеся в живых бандиты просто прикончат его вместе с остальными. Что ж, у кого Рождество, а ему – обратный процесс…

В пыли и дыму рядом с ним мелькнул странный силуэт. Смазанное серое пятно с очертаниями человека и в то же время совершенно непохожее на него. Нечто скрюченное, с движущимися независимо друг от друга отростками-конечностями. Не иначе кальмар сбежал из-под ареста…

Но пятно вдруг застыло, и Лестрейд с ужасом узнал в нем Холмса. Лицо его светилось матовым внутренним светом, глаза горели, словно раздуваемые горном угли. Руки он держал на уровне груди, а пальцы, хищно выставленные вперед, по-змеиному шевелились.

Холмс исчез, и несколько секунд спустя из-за стены раздался отчаянный визг. Голос вопившего почти перестал быть похожим на человеческий. Звучал он так, словно все демоны ада схватили несчастного и тащили из него душу клещами.

В этот момент Лестрейд понял, что в честь праздника он может позволить себе роскошь побыть валяющимся на полу подкопченным куском мяса. Без малейшей искры сознания.

 

Все закончилось.

Итог вечера: два трупа – адвокат и Санта (паро-зомби не считается); пятеро раненых легко, и один – довольно сильно; один побитый, но, во многом к сожаленью, живой, предатель; один напуганный до одури представитель бесчисленного семейства Харконенов. Одна испуганная девушка, один злой инспектор и один раздражающий частный сыщик-консультант. Неплохо для сочельника.

Бутылка шерри быстро ушла на обработку душевных ран. Уэллер приняла напиток с благодарностью, Холмс отказался. Было время собраться с мыслями, и бумагу, которую искал коротышка, инспектор нашел сразу. Перед смертью Феррет успел спрятать его туда, куда не стали бы заглядывать бандиты. Инспектор подобрал с пола газету, до сих пор свернутую на манер дубинки. И завещание баронессы, конечно, оказалось там.

Сунув бумагу в карман, Лестрейд с грустью оглядел разгромленный участок и сказал:

– Уэллер, как закончишь связывать этих сволочей, обработай им раны. Именно в таком порядке, поняла?

Бледная девушка кивнула, даже после алкоголя ее все равно слегка потряхивало. Ничего, переживет.

– А я, – добавил Лестрейд, – посмотрю, можно ли починить дверь.

Дверь, конечно, починке не подлежала. Но инспектору требовалось подышать свежим воздухом и подумать о том, как опасно он сегодня приблизился к краю.

– Стойте, Лестрейд, – словно из ниоткуда возник Холмс. Как этот тип ухитрялся передвигаться настолько бесшумно?

– Кажется, – сказал Холмс после короткой паузы, – мы сегодня кое-что друг о друге узнали.

Лестрейд промолчал. А что тут еще скажешь?

– Удивительно, – продолжил сыщик, – но я только сейчас обратил внимание, как мало мне о вас известно. Вам не встречалась монография некоего доктора Джекилла? Вы на него похожи внешне, вам не говорили?

– Нет, – резко ответил Лестрейд.

– А еще я почему-то подумал о тех случаях в Уайтчепел…

– Холмс! – прервал его инспектор. – Я не хочу это обсуждать. Не лучшее время, и…

"Ничего не докажете". Непроизнесенная фраза повисла в морозном воздухе облачком пара.

– Что ж, – качнул головой сыщик, – воля ваша. Но мы еще вернемся к этому разговору.

"Бэ-э-э-н!" – проплыло над городом… Девять, десять, одиннадцать.

– Холмс, – вдруг сказал инспектор. – Когда вы поняли, что им нужен кальмар? И что он связан с баронессой?

Сыщик улыбнулся:

– Вы тоже догадались? Я в вас почти не сомневался.

– Довольно лести. Ответьте на вопрос.

– Извольте. Когда увидел баночку с чернилами в сумке. Вы правильно заметили: адвокат был запасливым, у него имелось множество заправленных ручек. Зачем еще и чернила? Очевидно, для спектрографии – подтвердить личность кальмара.

– Хорошо, а что насчет баронессы?

– Это еще проще. Я уже говорил, что адвокат, был стряпчим у какой-то семьи. Однако адвокатская контора обычно обслуживает сразу дюжину семей. А что же мистер Феррет? Он не походил на лентяя, следовательно, его клиент достаточно богатый и проблемный, чтобы все время юриста принадлежало только ему. Более подходящей кандидатуры, чем Баронесса Харконен я придумать не смог. Это было бы в ее духе: оставить все богатство кальмару. Вот бы высший свет всколыхнулся…

– Но почему не сказали все это сразу?!

– Понимаете, Лестрейд, я боялся ошибиться. Вам я доверял безоговорочно, но ваши констебли…

– То есть, вы с самого начала подозревали моих подчиненных?

– Мне пришлось. Я должен был помочь вам выпутаться из ситуации. Дать бандитам схватить нас – было самым разумным. Неизвестно, чем мог закончиться штурм.

– Минуточку… А откуда вы знали, что Ленд не убьет Уэллер? Что не убьет меня?

Холмс вздохнул.

– Я и не знал. Вас бы я не дал ему убить. А насчет Уэллер… Поймите, Лестрейд, я выбирал между вами и вашими подчиненными. На мой взгляд – вы куда ценнее их обоих.

– Значит, там в подвале…

– Да, я просто тянул время, давал вашим констеблям возможность нас предать.

– А если бы Ленд не сдал нас?

– Тогда это сделал бы я. Сценарий, сулящий минимальные потери, исключающий максимум переменных.

– Переменных, – инспектор не удержался и повторил услышанное ранее: – Вашу мать к кобылам в стойло!

Он со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы. Рождество подарило Лестрейду еще один повод не любить Холмса. Похоже, великий сыщик не был человеком ни в одном из смыслов этого слова.

– Вы хотите, чтобы я извинился? – с иронией спросил Холмс.

– Я хочу, – устало ответил инспектор, – чтобы об этой истории никто не узнал.

– Не выйдет, – отозвался сыщик. – Журналисты все равно пронюхают. А что не пронюхают – придумают. Так что я бы предпочел версию доктора Ватсона.

Ну... тоже верно. Лестрейд понимал: просить о том, чтобы из истории убрали его имя бессмысленно. Холмс наверняка откажется.

– Тогда окажите любезность, – попросил инспектор. – Пусть рассказ называется как-нибудь просто и незатейливо. А то иногда доктора кидает в крайности…

– Думаю, это будет нетрудно устроить, – улыбнулся Холмс. – Хотя не обещаю, что он не вставит чего-нибудь эдакого…

Лестрейд вздохнул и подумал, что после такого Рождества сможет еще долго наслаждаться тихой жизнью. Но, в который раз за вечер, оказался не прав.