Поначалу Нурали везло. Он получил работу на металлургическом комбинате, перегружая стальные чушки в железнодорожные вагоны. Сносное общежитие для мигрантов, регулярная зарплата – казалось, жизнь налаживается. Ему даже открыли счет в местном банке, чтобы отправлять деньги семье. Нурали порой ронял невольную слезу, глядя, как жена Фатима показывает ему в веб-камеру маленького Алишера. Еще четверо детей постарше стояли вокруг.

Однако у судьбы были свои планы насчет Нурали. Резкие скачки цен на мировых рынках заставили корпорацию пойти на массовые сокращения. Потеряв работу на меткомбинате, Нурали какое-то время водил самосвал в рудном карьере. Это место выглядело еще страшнее, чем заводы Железного Рога. Гигантская дыра зияла в земле, будто лунный кратер. Многотонный самосвал казался игрушкой на узком серпантине дороги, что спускалась по крутому склону. А на дне этой адской расселины, подобно сказочному ифриту, громыхала ржавая громадина шагающего экскаватора. Огромная машина вгрызалась в недра земли, словно хотела добраться до самого пекла. По бокам на отвалах, как муравьи, копошились группы чернорабочих, вручную добывая то, чего не смогла ухватить техника. Нурали обливался холодным потом, когда его самосвал петлял по извилистой дороге, то и дело норовя сорваться с кручи.

Но и это место оказалось временным. Испытывая недостаток в средствах, Нурали стал цепляться за любую подвернувшуюся возможность заработка. Трудился на отвалах, вручную выбирая из рудных хвостов окатыши с такими же неудачниками, как он сам. Зарплату здесь платили грязными бумажными юанями, которые потом неохотно принимали в банке. А у красномордого бригадира, отсчитывавшего и без того нищенскую плату, часто еще и несколько купюр прилипало к пальцам.

Последние две недели Нурали проработал в копанке. Работа эта была сущим самоубийством. Кустарная шахта не проветривалась, работники дни напролет долбили камень вручную, задыхаясь от пыли и рудничного газа, копившегося в штольнях.

Обо всем этом вспоминал Нурали, бредя темными улицами на окраину, где находилась Миграционная служба. Леополис открывал подобные отделения в соседних регионах для отбора качественной рабочей силы. Но так как от желающих не было отбоя, пробиться туда было делом нелегким.

Терзаясь сомнениями, Нурали за каким-то чертом решил обратиться к уличной гадалке, скучавшей на предрассветной улице. Старая цыганка, завернутая во все черное, подслеповато провела шершавыми пальцами по его ладони, и прошамкала, комкая в руках заработанный юань:

– Здоровье у тебя крепкое, милок, так что, еще поживешь. Ждет тебя дорога дальняя через кладбище на закат и казенный дом. И поможет тебе верный друг с болезнью. Только болезнь твоего друга спасет, а здоровье твое тебя погубит. Поедешь туда – душу потеряешь, а назад уже не вернешься... И главное – больше всего опасайся красного!

 

"Лучше бы и не спрашивал!" – думал про себя Нурали, бредя дальше. – "Вечно гадалки говорят всякую чепуху".

Придя на место, Нурали увидел толпу гастарбайтеров. Несмотря на предрассветный час, грязно одетые мигранты уже беспорядочно толклись вокруг отделения, не особо пытаясь изобразить честную очередь. Вход был еще закрыт и к нему вел длинный коридор из железной решетки. Тщетно поискав конец очереди, Нурали стал медленно продвигаться сквозь толпу поближе к входу.

– Эй, Нурали! – вдруг услышал он сзади. Это был Ахмед. С ним Нурали познакомился, работая на отвалах. Тот тоже вырос в Ферганской долине, но не на таджикской, а на узбекской стороне. Круглолицый и смуглый, неопределенных лет Ахмед казался неисправимым оптимистом. Щуря свои узкие глазки, он мог улыбаться даже в самой мрачной обстановке. Именно Ахмед подбросил мысль двигаться дальше на Запад. Туда, где за Грязными Землями, лежал Леополис – более зажиточный и благополучный регион.

Подойдя ближе, Ахмед понизил голос:

– Дохлый номер. Я тут уже пятый день пытаюсь пробиться, – сказал он, но вдруг улыбнулся и добавил: – Но я кое-что придумал. Давай за мной!

 

Когда ровно в восемь утра двери Миграционной службы открылись, толпа ринулась вперед, неистово крича и толкаясь. Бешено работая локтями, Нурали пробирался вслед за юрким Ахмедом, и вскоре они оказались недалеко от входа в решетчатый тоннель. Давка здесь достигала своего апогея, словно бушующий водоворот на стремнине горной реки.

Тут Ахмед выкинул неожиданный финт: забежав сбоку, он ловко вскарабкался по решетке на крышу тоннеля. А затем, размахнувшись, ногами вперед ухнул внутрь поверх голов уже набившихся туда мигрантов.

– Давай за мной! – только и успел услышать Нурали и бросился следом.

Под градом ругательств, топчась по головам и хватаясь за решетчатые своды тоннеля, Ахмед и Нурали добрались до входной двери не более чем за час.

 

Внутри у кандидатов на иммиграцию первым делом сняли биометрические данные. Обрюзгший офицер со скучающим видом взглянул на бумажные документы Нурали, отсканировал отпечатки пальцев и радужную оболочку глаза, после чего защелкнул на запястье пластиковый браслет с чипом:

– Это твой идентификатор. Дальше по коридору комната для тестов, медицинский осмотр и анализы. И не вздумай жульничать! Твои отпечатки теперь в базе, если дашь хоть малейший повод, у тебя не будет ни единого шанса на въезд в ближайшие 5 лет.

В комнате для осмотров медицинский дроид заглянул Нурали во все отверстия от ноздрей до ануса и кольнул руку толстой иглой, чтобы взять кровь. В следующей комнате Нурали сел за компьютер и дрожащими руками стал вбивать ответы на экзаменационный тест. За соседними столами сидели такие же перепуганные мужчины и женщины, боясь даже взглянуть друг на друга под прицелом камер наблюдения. Нурали пришлось здорово напрячься, чтобы вовремя ответить на длинную серию малопонятных вопросов.

По завершению процедур все тот же офицер хмуро указал Нурали на дверь:

– Теперь ждите в течение семи дней извещение об отказе или постановке в очередь на иммиграцию в Леополис.

 

* * *

 

Евро-экспресс отправлялся в Леополис утром пятницы. Накануне Нурали прислали вызов, где ему сообщили информацию о вакансии и дату отъезда. Корпорация "Леоробот" расширяла штат на заводе по производству дроидов. Оставалось завершить дела здесь, и – здравствуй, дивный новый мир Леополиса!

 

Нурали вдруг вспомнил Ахмеда. Совсем недавно они встретились в дешевой уличной рюмочной. Отступив от мусульманских традиций, друзья купили на двоих бутылку дешевой водки и пили, стоя за высоким столиком. Только повод выпить у каждого был свой.

– Гепатит, – выдохнул Ахмед. – Они нашли у меня гепатит.

Таким грустным Нурали видел его впервые. Казалось, у вечно улыбающегося Ахмеда кто-то вытащил батарейки, питавшие его задор.

– Подумаешь, переболел желтухой в детстве! – Ахмед зло сверкнул глазами. – У меня же руки не отсохли после этого!

Нурали же праздновал хорошие новости, но теперь было как-то неудобно делиться ими с опечаленным товарищем:

– А у меня со здоровьем порядок. Поставили в очередь, – наконец, выдохнул он. – Сказали, пришлют вызов, когда подвернется подходящее место.

Но Ахмед словно и не слышал его. Он сжал в руке пластиковую рюмку так, что та захрустела:

– А я все равно поеду! – процедил он сквозь зубы. – Помахаю еще пару недель лопатой на отвалах, но соберу на бакшиш – и в караван с нелегалами! Мне рассказали, что через Грязные Земли в Леополис ходят караваны в обход пограничных постов.

С Ахмедом они больше не виделись. Очевидно, тот оказался верен своему слову, отправившись в рискованное путешествие через границу.

 

Это было удивительно зрелище, как стрела евро-экспресса отплывает от грязного здания вокзала, постепенно набирая ход. Жители Железного Рога обычно перемещались на ржавых трамваях и допотопных электричках. Скоростных поездов здесь попросту не существовало, составы еле ползли по рельсам, разболтанным тяжелогружеными товарняками с металлом и углем. Но тут, на пути в Леополис, красавец-поезд быстрее птицы летел над идеально ровным полотном. Последний раз Нурали видел что-то подобное на вокзале Алма-Аты, когда мигранты из Центральной Азии отправлялась на заработки в Китай. Там они садились на скоростной электропоезд в Урумчи. Именно тогда Нурали выбрал свой путь, решив двигаться на запад, в сторону Европы.

 

Евро-экспресс со скоростью в четыреста километров в час несся по безлюдным просторам Грязных Земель, словно пытаясь поскорее проскочить это гиблое место. За окном калейдоскопом проносились холмы с темными пятнами бурьяна. Местами мелькали заброшенные дома и старые развалины. Если бы не огромная скорость, вид из окна был бы совсем унылым.

Заложив широкую эвольвенту поворота, поезд вылетел на пригорок. Отсюда внезапно открылась панорама бескрайней, поросшей бурой травой равнины. На ней, сколько хватало взгляда, словно снопы после жатвы были рассыпаны остовы старых танков. Искореженные снарядами, обожженные адским пламенем ядерных взрывов, железные громадины давно покрылись толстым слоем ржавчины и поросли мхом. Бесполезные стволы орудий уныло свисали к земле. Не сбавляя скорости, поезд несся по бесконечному военному кладбищу.

– Железная Дуга, – заметил старик, сидящий напротив Нурали. – Это была последняя и самая крупная битва Большой Войны. После нее уже начался обмен ядерными ударами.

Старик был очень дряхлый, весь сморщенный, с кожей покрытой пигментными пятнами. Но в его затуманенном взгляде читались воспоминания о былых сражениях.

 

Вид за окном постепенно сменился. Кладбище танков осталось позади. Вокруг замелькали изумрудно зеленые поля, покрытые желтой дымкой мелких цветов. Местность уже не казалась такой заброшенной и безжизненной. Кое-где в полях мелькал далекий трактор.

– Рапс, – снова без предупреждения отозвался старик. – Уровень радиации тут все еще слишком высокий, чтобы выращивать еду. Поэтому сеют рапс для биотоплива.

Старик еще что-то говорил, порой он начинал казаться старой шарманкой, повторяющей одну и ту же мелодию из далекого прошлого.

– А вот и Леополис, – вздохнул, наконец, старик и замолк.

 

Нурали припал к окну евро-экспресса. Из сизой дымки показались россыпи многоэтажных домов. Поезд постепенно сбавлял свой бешеный бег. Сперва за окном промелькнули коттеджи пригородов. Затем проплыли унылые многоэтажки бедных мигрантских районов и разноцветные кубы торговых центров. Вдалеке над этим разнообразием нависали офисные башни Цитадели. Плавные изгибы футуристических небоскребов напоминали то ли сказочные минареты из "Тысячи и одной ночи", то ли фантастическую колонию инопланетян, захвативших Землю. Перед самым вокзалом вид на город заслонили серые коробки промышленных зон, тянущихся вдоль железнодорожного полотна. Все путешествие из Железного Рога заняло не более двух часов.

 

* * *

 

В местном отделении Миграционной службы Нурали вручили терминал. Изящный браслет совмещал в себе функции ID-карты, смартфона и электронного кошелька.

– Настоятельно рекомендуем носить его все время, пока Вы находитесь вне дома, – огласил правила игры офицер Миграционной службы. – Это позволит Вам отплачивать товары и услуги, использовать терминал, как электронный ключ и коммуникационное устройство с доступом в Сеть. А также это избавит Вас от лишних проверок со стороны правоохранительных органов. Напоминаем, что любые незаконные манипуляции с терминалом строго преследуются согласно законодательству Леополиса.

Компания-работодатель открыла для Нурали небольшую кредитную линию, которой едва хватило на новую одежду и комнатушку в Малазии – районе на юге Леополиса, населенном мигрантами с Востока. По сравнению с грязными ночлежками Железного Рога четыре квадратных метра личного пространства казались Нурали запредельной роскошью. И пускай из мебели там был лишь старый матрац на полу, а единственную на этаже кухню и туалет приходилось делить еще с девятью соседями, но все же Нурали чувствовал себя шейхом. Ведь в соседних комнатушках того же размера ютились целые китайские и вьетнамские семьи с несколькими детьми. Сквозь хлипкие двери и тонкие перегородки до него день и ночь доносились крики, детский плач и ругань на непонятных языках.

После карьеров и шахт работа на заводе "Леоробот" казалась легкой прогулкой. Дни напролет Нурали водил электрокар по необъятным заводским складам, перегружая коробки с новенькими дроидами в грузовые вагоны. Штабеля картонных коробок вздымались вверх к перекрытиям и уходили в полумрак бескрайних складских помещений. Порой Нурали боялся потеряться в этих лабиринтах, но здесь хотя бы было чем дышать, и не было страха погибнуть под завалом, как это часто случалось на карьере. Теперь у него был фиксированный рабочий день, и домой с работы он возвращался в муниципальном электробусе, а не брел пешком по темным улицам, где запросто могли прирезать.

Жизнь у Нурали потихоньку обустраивалась. Денег теперь хватало не только на подарки для семьи, но и на то, чтобы порой побаловать себя затяжкой хорошего гашиша или ночью с проституткой с Красной Улицы. И то, и другое в Леополисе было легализовано, но обложено немалым муниципальным акцизом. Нурали неизменно выбирал азиаток и тихо вздыхал, вспоминая о жене в душном будуаре дешевого борделя. Прости, Фатима, но ты так далеко...

 

Однажды, возвращаясь домой из дешевой китайской забегаловки, Нурали услышал, как кто-то окликает его по имени. Оглянувшись, он увидел Ахмеда.

– Салям аллейкум! Как ты меня нашел?!

– Аллейкум ас салям, дорогой! Умные люди подсказали, где искать, – Ахмед не скрывал свою широкую озорную улыбку.

Он рассказал о переходе через Грязные Земли с караваном нелегалов. Вереница старых бензиновых грузовиков почти неделю ехала по радиоактивному бездорожью. Днем они прятались в оврагах, чтобы не попасть на глаза пограничным дозорам, а ночью двигались медленно, с выключенными фарами, рискуя въехать в яму или остов ржавого танка. Дряхлая техника, перегруженная людьми и пожитками, постоянно ломалась, задерживая и без того медленное движение каравана. Последние пятьдесят километров пришлось идти пешком, многие нелегалы бросали тюки с вещами, чтобы сберечь хотя бы детей.

– Как ты живешь без регистрации? – интересовался Нурали.

– Ну, допустим, регистрация у меня есть, – Ахмед с улыбкой показал браслет дешевого терминала, такого же, как у Нурали. – Правда, она не совсем настоящая. Так что теперь меня зовут Расул Курбанзаде. На базаре добрые люди, помогли решить вопрос. Только ментам все равно лучше на глаза не попадаться. Если просканируют пальцы или глаза, то вся маскировка посыплется.

– А как с работой? С жильем?

– Пристроился пока на Дроме. Это большой базар по ту сторону Малазии. Слышал, наверное? Торгую китайской контрабандой. А про жилье как раз хотел с тобой поговорить. У тебя часом не найдется, где переночевать?

 

Теперь они жили вместе в маленькой комнатушке. Нурали разжился старой кроватью у вьетнамской семьи с верхнего этажа. Ахмед же быстро обустроил свою половину комнаты под склад товаров для базара, и почивал на штабеле из коробок с дешевым китайским ширпотребом, словно Али-Баба на сокровищах. Часто они вместе смотрели на закат, высунувшись из окна. Желтое солнце, не дойдя до горизонта, пряталось за высоченными перенаселенными коробками домов Малазии. Внизу бурлила наполненная мигрантами улица, слышались нервные клаксоны дешевых скутеров и крики уличных торговок на всех языках Азии. Под окнами безликих многоэтажек были густо натыканы дешевые кондиционеры и рамки для сушки белья. Уставшие после рабочего дня, Нурали и Ахмед с восточным спокойствием наблюдали эту картину, потягивая из банок дешевое рисовое пиво, популярное среди обитателей здешнего района.

 

* * *

 

Светлая полоса закончилась внезапно. Встав как-то утром, Нурали почувствовал себя мертвецки плохо. С трудом дойдя до умывальника, он увидел, что из носа течет кровь, а глаза стали красные, как у кролика.

– Похоже на красный грипп, – распознал симптомы Ахмед. – Паршивая болячка. Я видел, как от нее умирали люди в Казахстане.

Ахмед поведал, как почти сорок лет назад по всему миру было поветрие гемо-гриппа. Это называлось Пандемией. Миллионы людей умерли меньше, чем за год. Больницы были переполнены, выжившие охвачены паникой. С тех пор у многих развился иммунитет, но временами болезнь все еще вспыхивала, особенно среди мигрантов из регионов, мало затронутых в годы Пандемии.

– Может тебе уйти?! Сам-то не боишься заразиться? – простонал с кровати Нурали, обливаясь холодным потом.

– Нет, – отозвался Ахмед. – Я еще в Алма-Ате этой заразой переболел.

 

Месяц провалявшись дома с геморрагическим гриппом, Нурали потерял свое место на заводе. За то, что он вообще выжил, он мог благодарить лишь Ахмеда. Тот, побегав по знакомым из квартала, притащил охапку китайских народных средств и с их помощью выхаживал друга как мог. Они сразу договорились не обращаться в медицинскую службу, опасаясь карантина и депортации. Да и страховки временного трудового мигранта могло хватить разве что на аспирин. Почти забросив торговлю на базаре, Ахмед готовил еду для Нурали, протирал дешевой водкой и китайскими снадобьями разбухающее с кровоподтеками тело, а по ночам тайком выносил горшок, чтобы соседи не прознали, что в доме появился инфекционный больной, страдающий кровавым поносом. Но Нурали был молод и силен, и болезнь понемногу начала отступать.

Еще не вполне отправившись от последствий, Нурали бросился искать новую работу. Но туманность увольнения с предыдущего места, а может злая судьба, снова сыграли с ним злую шутку. Его не хотели принимать ни на одну официальную работу. Безуспешно помыкавшись еще месяц, Нурали вынужден был пойти на базар торговать вместе с Ахмедом. Дни напролет друзья простаивали теперь на Дроме у лотков с дешевыми китайскими товарами, ожидая пока кто-нибудь ими заинтересуется. И без того скудная выручка быстро расходилась на аренду лотков и мзду бандитам, охранявшим рынок. Вместе с переселенцами из Китая на рынке обосновалось местное отделение Триад, которые быстро подмяли под себя другие банды в мигрантских районах. Дром, как самый крупный восточный базар в городе, был одним из основных источников их доходов.

Комнатушку в многоэтажке вскоре пришлось оставить. Арендодатель наотрез отказывался принимать плату бумажными юанями, а других денег нелегалы заработать не могли. Ахмед с Нурали вынуждены были переселиться в мрачные трущобы между Малазией и базаром. Грязные малоэтажные строения, некогда гаражи или бараки, с тех пор многократно перестраивались и были превращены в ночлежки для нелегалов. Люди здесь жили в чем-то похожем на двухэтажные клетки для собак. Арендовав за последние деньги такую клетку, можно было лишь молиться, чтобы хлипкий замок не дал утащить оставленные вещи, а по ночам пытаться уснуть, чувствуя на себе многочисленные взгляды таких же нищих соседей из соседних клеток. Денег теперь не хватало не только на посылки семье, но даже на текущие расходы.

 

* * *

 

Они пришли в отдаленный сектор Дрома. Здесь торговые рундуки громоздились друг на друга в два этажа, превращаясь в диковинные трущобы, над которыми торчали телекоммуникационные антенны и спутниковые тарелки. Вместо обычного ширпотреба тут все было завалено гаджетами, компьютерными блоками, радиодеталями и прочим электронным хламом. Здесь же можно было недорого купить практически любую информацию: нелицензионные программы, пиратские фильмы и ворованные базы данных.

 

Нурали оказался здесь из-за проблем с Миграционной службой. Реестр трудовых мигрантов тщательно отслеживал их место работы и текущий уровень доходов. Поскольку Нурали потерял и то, и другое, перед ним все реальнее замаячила угроза депортации. На его терминал регулярно приходили напоминания предоставить отчет о занятости или явиться в Миграционную службу для разъяснений. Нурали их игнорировал, стараясь подольше держать терминал отключенным, но понимал, что при желании найти его не составит большого труда.

– Может тебе личность сменить? – однажды спросил Ахмед, глядя, как Нурали нервничает, читая новые сообщения. – Как видишь, я уже давно так живу. И ничего.

Ахмед указал на свой фальшивый терминал, зарегистрированный на чужое имя.

– А как это сделать? – робко поинтересовался Нурали, оглядываясь на нелегалов в соседних клетках.

– Завтра на Дроме пойдем в тот сектор, где торгуют электроникой. Там есть умельцы, которые мне помогли.

 

В секторе электроники Ахмед нырнул в какую-то дверь между лавками, и они оказались в полутемном павильончике с полками, до потолка забитыми разнообразной техникой. Ахмед подтащил Нурали к столу и тихо сказал сидящему там парню:

– Здравствуй, Мановар! Моему другу нужна новая регистрация, – и потянул Нурали за руку, указывая на терминал.

Прыщавый парень с понитейлом пренебрежительно осмотрел дешевый браслет Нурали и выдохнул:

– Десять штук.

– Чего?!

– Тысяч юаней, конечно. Или ты можешь расплатиться биткоинами?! Две штуки за перепрошитый терминал. Пять штук – за аренду "потерянной души" из базы граждан. И еще три – мне за работу. Кстати, это с учетом, что я заберу твой старый терминал.

– А какие гарантии? – несмело начал было Нурали.

– Никаких, – усмехнулся Мановар. – Просто на тебя сканнеры копов перестанут реагировать. Сможешь затеряться в толпе. Но любое сканирование пальцев или радужки тебя, конечно, выдаст.

– Просто держись от ментов подальше и все, – поддакнул сбоку Ахмед.

– А, может, есть что понадежнее? – замялся Нурали.

– Понадежнее? – задумался Мановар, непроизвольно ковыряя красный прыщ на носу. – Надежнее прописать тебя в единую базу граждан. Но я таким не занимаюсь, слишком напряжно. И стоить тебе это будет не меньше ста штук.

– А будет кошелек для реалов?

– Ноу, – покачал головой парень. – Это уже банк надо подламывать. Так что рекомендую перед сменой личности снять все оставшиеся деньги со счета на старое имя. Ну что, ты согласен? Терминал я тебе могу прямо сейчас поменять.

На текущем счету Нурали уже давно не было ничего кроме просроченного кредита. Так что терять было нечего. Он снял с руки браслет и протянул прыщавому. Мановар спрятал терминал Нурали в карман красной полиуретановой куртки, затем положил другой браслет рядом с компьютером и бодро застучал по виртуальной клавиатуре.

– В базе регистрации граждан Леополиса со временем накапливаются ошибки, – бубнил он себе под нос, объясняя Нурали суть нелегального бизнеса. – Кто-то умер, кто-то убыл, кто-то сменил имя, а его старую запись забыли заблокировать. У нас это называют "потерянными душами". Мы вылавливаем их и сдаем в пользование таким как ты. Выглядит это вполне официально, если, конечно, не сличать биометрию. Со временем ошибку в базе могут выявить и заблокировать. Тогда придешь ко мне за новой "душой".

Прыщавый взял терминал со стола и включил. На маленьком экране засветилось имя и фото предыдущего владельца. Нурали был не сильно похож на брюнета с фотографии, но выбирать не приходилось. Он отсчитал стопку грязных помятых юаней.

– Поздравляю, бро! – сказал Мановар, торжественно вручая Нурали новый браслет. – Отныне ты Рахмат Салихов. Теперь ты тоже "потерянная душа".

И прыщавый парень неприятно захохотал, словно полуночный филин заухал над Ферганской долиной.

 

* * *

 

Темными переулками Нурали возвращался в трущобы с тюком непроданного товара. Теперь он старался избегать мест, где можно было нарваться на полицию или городские камеры наблюдения. Внезапно дорогу ему перегородили несколько крепких парней в кожаных жилетах. Их виски и затылки были выбриты, а длинные чубы мелированы в неестественный белый цвет. К жилетам были пришиты волчьи хвосты, что придавало им совсем дикий вид.

– Кто это здесь ходит так поздно?! – ехидно вопросил самый здоровый из парней, скрещивая на груди мускулистые руки, растатуированные нормандскими рунами.

– Наверное, паразит, тащит денежки с базара, – зашел сбоку другой, поигрывая бейсбольной битой.

– И чего тебе, парень, дома в твоей Фергане не сиделось?! – риторически спросил третий, до хруста разминая суставы толстой шеи. В крепком кулаке блеснул кастет.

Нурали понял, что сейчас его будут грабить и, возможно, убивать. Он уронил тюк на землю и попятился назад, пытаясь улучить момент для бегства. Правда, веры, что ему удастся сбежать, не было. Парни медленно надвигались, пытаясь окружить его и прижать к стене барака.

В этот момент что-то покатилось им под ноги. Грохнул взрыв, за ним еще несколько. Из-под ног полетели искры, и все кругом мгновенно заволокло сизым дымом. Зажмурившись от неожиданности, Нурали почувствовал, как кто-то хватает его за руку и силой тащит назад по переулку:

– Бежим скорее! – это был голос Ахмеда.

Глаза резало от едкого дыма, слезы застилали обзор. Но Нурали все же разглядел, что Ахмед тащит его в сторону Дрома:

– Возвращаемся на базар – там Триады. Эти шайтаны не решатся туда сунуться.

На базаре друзья с трудом перевели дыхание.

– Я бросил в них петарду, – засмеялся Ахмед. – Самую большую и дымную, какую только смог найти в китайской лавке. Это уже не первое нападение на торговцев с базара за эту неделю. Борцы с мигрантами и инородцами, оузу кутингя! Хотя, я считаю, они просто грабители. Выслеживают нелегалов, потому что бумажные деньги проще отобрать, и нелегалы боятся звать ментов на помощь. Я слышал про этих шайтанов, вот и решил подстраховаться.

 

* * *

 

В лагере для нелегальных мигрантов время тянулось однообразно. Лишь в первый день всех прогнали через дезинфекцию и осмотр медицинского дроида. Теперь Нурали снова стоял в очереди Миграционной службы. Только на это раз – в очереди на депортацию. Лагерь почти не стерегли. Зачем, если вместо терминала каждому надели металлический ошейник арестанта. Теперь они все были как на привязи. Ошейник сообщал о местонахождении каждого. Если кто-то не подчинялся или пытался отойти от лагеря, ошейник выдавал болезненный электрический разряд. Продолжаешь нарушать правила – разряд повторялся снова и снова, каждый раз сильнее. Скудный лагерный паек позволял не умереть с голоду, да и только. Миграционная служба действовала по собственным стандартам. Ведь все они были тут лишь временными и нежеланными гостями.

Два раза в неделю из лагеря выезжал конвой из нескольких автозаков и двигался на восток. Большинство нелегалов прибывали в Леополис из Железного Рога, поэтому и депортировали их туда же. Конвой медленно ехал ночь напролет через Грязные Земли, а днем порожняком возвращался назад.

 

Нурали вспоминалась облава. Торговый день на Дроме был в самом разгаре, когда воздух прорезал вой полицейских сирен и крики в мегафон:

– Соблюдайте спокойствие! Проводится проверка регистрационного режима! – звуки доносились с разных сторон, и вскоре стало ясно, что базар окружен.

Это не были обычные муниципальные полицейские. Нурали часто видел их на базаре, со скучным видом гуляющих между лотками, и знал, как от них откупиться. На этот раз это были "Энфорсеры", специальное подразделение, созданное для подавления массовых протестов и задержания опасных преступников. В народе их прозвали "свинорылами", и понятно почему. Однообразные безликие рыла респираторных масок вместо лиц, стеклянные прорези глаз, плексигласовые шиты, каски, красные электродубинки. Кое-кто говорил, что им в мозг вживляют чипы, блокирующие чувство сострадания в моменты операций и повышающие уровень агрессии. Нурали в это не очень верил, но проверять не хотел.

Часть "свинорылов" блокировали все входы и выходы на базар. Остальные группами прочесывали торговые ряды, готовые в любом момент пустить дубинки в ход. Вот где-то в соседнем ряду блеснул разряд, вскрик, кого-то потащили. Нурали просто остолбенел от ужаса. Когда группа "свинорылов" поравнялась с ним, из-за их спин вышел высокий мужчина в штатском костюме и черных очках. Никакого оружия у него не было видно. Он приблизил непроницаемые черные очки к лицу Нурали. Глаза на мгновение резанул неприятный проблеск красного лазера – сканирование радужной оболочки глаз.

– Негатив! – вынес вердикт человек в черном, и тут же два "свинорыла" схватили Нурали, словно только и ждали этого момента.

Ему заломили руки так, что голова свесилась до колен, и потащили к выходу с базара. В этой неестественной позе Нурали видел, как позади "свинорылы" вытаскивают из-под лотков с товаром растерянного Ахмеда. Похоже, тот успел юркнуть в укромное место, но это его не спасло.

 

* * *

 

В клинике, или том, что было похоже на клинику, Нурали держали в стерильном боксе, похожем скорее на больничную палату, чем на тюремную камеру. Правда, тут не было окон, возможно, это был подземный этаж. Санитары вели сюда Нурали длинными чистыми коридорами, и он утвердился в подозрении, что это что-то вроде медицинского центра.

Временами открывалась нижняя половинка двери и в бокс въезжала самоходная тележка с едой. Аппетитного вида суп, лапша с неким подобием мяса, салат из водорослей. Так хорошо Нурали не питался уже несколько недель.

"Кормят, как на убой!" – думал он, чувствуя, как торчащие под чистой пижамой худые ребра день за днем постепенно сглаживаются.

Несколько раз в бокс заезжал медицинский дроид. Он быстро осматривал Нурали, просвечивал разные части тела непонятными приборами, брал кровь или делал укол и так же быстро уезжал. Нурали привык к этой процедуре еще с первого осмотра в Миграционной службе, а потому, хоть и с отвращением, но стойко переносил каждую экзекуцию.

Из-за ровного приглушенного света, отсутствия окон и одиночества Нурали свершено потерял счет дням. Если предположить, что три кормежки и перерыв на сон равнялись одним суткам, то пробыл он здесь никак не меньше двух недель.

 

Нурали пытался восстановить в памяти последние события. В день депортации в лагерь прибыла вереница полицейских грузовиков на бензиновом ходу. Офицер начал читать список депортируемых, а конвойные "свинорылы" заталкивали их одного за другим в зарешеченные машины. Нурали хотел вместе с Ахмедом коротать долгие часы дороги в Железный Рог, но их посадили в разные машины.

"А ведь соврала гадалка" – подумалось тогда Нурали. – "Сказала, что не вернусь, а меня как раз отправляют назад".

Конвой тронулся в путь на закате. Нурали смотрел через решетчатое окно, как тают вдали сияющие башни Цитадели. Сбоку медленно проплыл частокол высотных зданий уже почти родной Малазии и тоже растворился в вечернем сумраке. На востоке их ждала лишь непроглядная тьма наступающей ночи. Под монотонный рокот двигателя Нурали незаметно уснул.

 

Он проснулся от того, что машина остановилась. Конвоир, рослый мясистый "свинорыл", скомандовал на выход. Сонные арестанты потянулись наружу, протирая глаза.

Они очутились в закрытом помещении, напоминающем подземный гараж. Со всех сторон их окружали лишь гладкие бетонные стены, других машин не было видно. Их встречали несколько человек в светло-бирюзовых робах, похожие скорее на санитаров, чем на тюремщиков или солдат пограничной службы.

– Что-то это не похоже на Железный Рог, – сказал один из арестантов, тревожно оглядываясь по сторонам.

– Молчать! Лицом к машине! – заорал "свинорыл" и изо всех сил двинул беднягу в бок.

– Эй, полегче, – заметил один из санитаров. – Ты ему так все почки отобьешь.

 

* * *

 

В тот день медицинский дроид явился снова. На этот раз на ним волочилась кушетка на колесах. Дроид вмиг примотал к ней Нурали, как паук пеленает пойманную муху. Потом неспешно выехал из бокса и поволок добычу длинными темными коридорами. Несколько поворотов, грузовой лифт, еще несколько поворотов. В итоге они въехали в просторную белую комнату с медицинским оборудованием. Здесь неспешно копошилась еще пара дроидов, и тихо урчали массивные установки, поблескивая разноцветными огоньками. Комнату заливал мертвенно-голубой свет бактерицидных ламп, и Нурали стало совсем не по себе.

Тут Нурали заметил, что он в комнате не один. Грузный пожилой мужчина в дорогом костюме был совсем не похож на врача, скорее на бизнесмена или высокопоставленного чиновника. Его очки в золотой оправе безучастно поблескивали, словно глаза тарантула из норы.

 

– Ты знаешь, зачем мы здесь, – сказал он неприятным, скрипучим голосом. – А если и нет, то скоро догадаешься.

Мужчина сделал пару тяжелых шагов и оперся на операционный стол.

– Для начала я хотел бы представиться. Меня зовут Дикий. Феликс Дикий. Я управляю Департаментом благосостояния. Можно сказать, я второй человек в Леополисе после мэра.

Моя задача – заботиться о благосостоянии города. Благосостоянии, которое так ценят граждане Леополиса, и которое так привлекает мигрантов, вроде тебя.

Но, видишь ли, ресурсов на всех не хватает. Приходится все время искать новые источники, чтобы уровень жизни был стабилен, а граждане довольны. А тут на пути появляетесь вы, нелегалы. Лишние рты, морока, расходы. Я думаю, это несправедливо, что вы в таких количествах прибываете сюда, чтобы повысить свой уровень жизни, но при этом понижаете наш.

Ты серьезно провинился перед нашим городом, Нурали Джабар. Или лучше называть тебя Рахмат Салихов? Или арестант номер восемь ноль двенадцать сорок три семьсот четырнадцать? А впрочем, уже не важно...

Нарушение правил иммиграции, сокрытие сведений об опасных заболеваниях, незаконная торговля, использование краденного терминала, завладение чужой личностью. Ты нарушил все правила, Нурали! Ты паразит на чудесном здоровом теле нашего города. Ты проблема, болезнь, покушающаяся на здоровье всего организма. А я – лимфоцит, иммунная клетка, которая пытается избавить организм от проблем. Впрочем, откуда тебе знать о лимфоцитах с твоими четырьмя классами медресе!

 

В этот момент один из дроидов подъехал к кушетке с Нурали и надел ему на лицо дыхательную маску. А через секунду в вену вонзилась толстая игла. Нурали попытался высвободиться, но тщетно, путы были слишком крепкими.

 

– Хочешь знать, что с тобой будет? – безучастным тоном продолжал Дикий. – Мы называем эту процедуру "Красный закат". Ингаляция ксенона с кислородом и внутривенный коктейль из энзимов подготовят твои органы к длительному хранению. Эта процедура займет еще несколько минут, и наши специалисты очень рекомендуют проводить ее in vivo, пока донор находится в функциональном состоянии. А значит, у нас еще есть время, чтобы поговорить.

 

Зачем я все это говорю? Не подумай, что я пытаюсь извиниться перед тобой. Я вообще не считаю это убийством или чем-то в этом роде. Я здесь остался лишь для того, чтобы прояснить тебе кое-какие моменты.

Наше общество очень справедливо и гуманно. Мы заботимся о правах человека и ценим жизни наших граждан. Смертная казнь у нас давным-давно отменена. Но ведь ты не человек, понимаешь? Тебя нет в базе данных горожан – ты не гражданин Леополиса. И в реестре трудовых мигрантов тебя тоже нет. Ты потерял этот статус, когда нарушил условия пребывания здесь. Тебя нет в базе нелегалов: согласно официальному отчету ты был депортирован в Железный Рог еще две недели назад. Нам стоило лишь немного заплатить тамошнему миграционному чиновнику, чтобы ты и еще несколько человек "потерялись" при пересылке из региона в регион. Поэтому вас и везли в отдельной машине. Остальным нелегалам повезло чуть больше, они были уже слишком стары или больны, чтобы использовать их органы для трансплантации. Думаю, твой друг Ахмед уже в Железном Роге.

А теперь тебя просто не существует. И то, что лежит передо мной на кушетке это просто досадное недоразумение. Всего лишь кусок мяса, груда бесхозных органов. И поверь, это недоразумение будет очень скоро исправлено.

Джордж Оруэлл, которого ты, конечно, тоже не читал, когда-то сравнил образ абсолютной власти с сапогом, наступающим человеку на лицо. Насилие ради насилия, ради удовольствия от собственной власти и унижения того, над кем властвуешь. Знаешь, я думаю, это очень грубо и нерационально. Образ власти Леополиса – это культурный, образованный, человек в дорогом костюме, который с улыбкой отправляет другого – не такого образованного и культурного – в разделку на органы. И еще получает от этого выгоду. Понимаешь?

 

Дикий стоял над кушеткой и улыбался. Нурали попытался закричать, но из-под маски доносилось лишь слабое мычание. У Нурали перед глазами плыло красное марево. Он снова попробовал разорвать путы, но руки стали ватными и непослушными, как во сне, он едва мог ими пошевелить.

 

– Процедура уже походит к концу, и я хочу выпить за наше здоровье, – Дикий взял с хирургического стола старомодный хрустальный графин и плеснул темно-красную жидкость в изящный стакан; посреди операционной, залитой мрачным голубым светом, это выглядело совершенно дико. – И за твое здоровье тоже, Нурали. Нам нужны здоровые органы. Видишь, какие чудесные трансплантационные клиники мы построили в Леополисе? Это одна из важных статей дохода нашего города. Ну, и, разумеется, главный источник моего личного благосостояния. Даже моя печень пересажена от такого парня, как ты. Собственную я доконал много лет назад. Пристрастие к дорогому рому, знаешь ли, пагубная привычка.

Он вальяжно пригубил из стакана и закурил дорогую сигару.

– Но благодаря таким, как ты, я не боюсь, что курение погубит мои легкие или сердце. Ведь я смогу купить себе новые! – и Дикий засмеялся хриплым смехом заядлого курильщика. – Так что давай, дружок, без обид. Ведь, я и ты - это по сути одно! В это трудно поверить, но с каждым пересаженным органом эта грань между нами стирается. Я чувствую это собственной печенкой! – и он снова хрипло засмеялся.

Дикий допил ром, поставил пустой стакан на операционный стол и шагнул к двери:

– Ну, вот и настало время прощания. Дроиды завершат всю грязную работу. А теперь спи. Желаю сладких снов.

 

Уже засыпая Нурали увидел перед собой родную Ферганскую долину в цвету. Над землей стояла белая дымка цветущих абрикосовых садов, роняющих свои лепестки на апрельском ветру. И по этому райскому саду медленно шла его жена Фатима. Только почему-то на ней было наброшено скорбное черное платье с большими ядовито-голубыми цветами, похожими на генномодифицированные лилии, которые Нурали видел в Леополисе. На голову его жены был наброшен траурный белый платок, из-под которого выбивались по-вдовьи распущенные косы...

 

 

© 2015, Род Велич.