Сложно сказать, что заставило его открыть дверь. Наверное, инстинкт искателя приключений на пятую точку, свойственный всем мальчишкам в возрасте от года до бесконечности. Любопытство подогревала скупая вывеска: "Пункт приема".

Пункт приема чего? Пустых бутылок? Цветных металлов? Макулатуры?

Тогда почему бы так и не написать?

Хотя, по мнению Севки, и первое, и второе, и третье следовало принимать за скромной дверью, без всяких там выкрутасов. Эта же была настоящим произведением искусства. Деревянная, со скругленным верхом, медной ручкой в виде ослиной головы и фигурными петлями. Красную в разводах поверхность украшал сложный орнамент. Незнакомые символы переплетались в нем с клыкастыми лошадьми и многохвостыми рыбами.

За дверью Севка обнаружил крохотное помещение. Пара шагов и упираешься в прилавок. Тоже деревянный, резной. На прилавке табличка - золотые буквы по черной дощечке: "Пункт приема".

- И чего тут принимают? - громко спросил Севка. Просто так спросил, не сильно рассчитывая на ответ - в помещении, на первый взгляд, никого не было.

- А что ты готов отдать? - из-за прилавка показалась голова. Шапка нечесаных темно-русых кудрей, узкая физиономия, крупный нос со слегка раздвоенным кончиком - все это принадлежало молодому парню. Не настолько молодому, чтобы Севка рискнул без разрешения обратиться к нему на ты, но настолько, чтобы парень мог это предложить.

- Э-э-э-э...

- Тихо! Не говори, сам вижу, - сотрудник Пункта приема посмотрел на растерянного гостя поверх очков. Дурацких очков. В ярко-фиолетовой оправе. - Завтра контрольная по алгебре. Последняя в году. Получишь пару - хана тебе, братец.

Севка громко сглотнул. По спине забегала противная мелочь. Откуда он знает? Мать подослала?

- А ты вместо того, чтобы готовиться, чешешь к приятелю опробовать новую компьютерную игрушку. Потому что хочется до чертиков.

- Я... Вы... откуда...

- В общем так, могу забрать у тебя эту хотелку. Благодарить не надо, считай мой порыв актом бескорыстия.

Потом протянул в сторону жилистую руку, дернул за незамеченную ранее веревку с гирькой, и в стене, на уровне Севкиных глаз, распахнулась крохотная дверца.

- Смотри туда, - скомандовал парень.

Севка посмотрел, но ничего примечательного не увидел. Темнота. В ней мечутся пятна слабого света. Все быстрее, быстрее, быстрее...

В себя он пришел уже на улице. Обернулся, глянул на дверь, подергал за ручку. Заперто. Пожал плечами и зашагал дальше - к дому приятеля. Но не пройдя и десяти метров, замедлил шаг. Разбираться с игрушкой больше не хотелось. Вот ни капельки. Зато ужас перед предстоящей контрольной ощущался все острее. Двойка за нее сулила двойку в четверти и в году. Двойка в году непрозрачно намекала на вылет из гимназии. Что означало мамины истерики, угрюмое молчание отца, бесконечные разборки и безвылазное лето в Москве. Нет, стоило попробовать спасти положение.

Просто попытаться.

***

Став старшеклассником, Севка твердо решил поступать в медицинский. Он учился как заведенный, посещал профильные кружки, участвовал в олимпиадах по химии с биологией, где даже время от времени брал призовые места. Пока не встретил ее. Нет, не так - пока она его не бросила. После полугода прогулок по московским паркам и поцелуев в подъездах неожиданно прислала СМС: "Не звони мне больше. Я с другим".

Мир вывернуло наизнанку. Мысли, чувства планы - все поблекло, обесточилось на фоне огромной, как Атлантический океан, обиды. Она заполнила Севку от пяток до макушки, не оставив места ни сетевому трепу, ни фильмам с книгами, ни учебе.

Первым тревогу забил репетитор по биологии. Позвонил матери и поделился опасениями, что его подопечному на этот раз ничего не светит на городской олимпиаде. Да и о ЕГЭ стоит побеспокоиться - экзамен-то не за горами, а парень совсем расклеился.

Разговор с отцом напоминал игру в теннис с тренировочной стенкой. Крики, обвинения, уговоры - любые слова отлетали от панциря окутавшей Севку тоски. Он бы и рад был прорваться наружу, да не мог. Метался по лабиринту из болезненных мыслей, пытался сбежать из самого себя, перестать чувствовать, заснуть и умереть...

На этот раз Пункт приема попался ему на глаза в той части Москвы, где Севка никогда не бывал. Он брел по заснеженным улочкам после беспощадно заваленной олимпиады и вдруг увидел знакомую вывеску. Дверь под ней выглядела иначе, чем три года назад - современная, из пластика под дорогую древесину. Такая подошла бы кабинету солидного чиновника. Вот только ручка осталась прежней - ослиная голова из натертой до блеска меди.

- Совсем плохо? - спросил с порога парень в очках.

На первый взгляд, он почти не изменился. Та же кудрявая шевелюра, смешливый взгляд, сиреневый джемпер поверх полосатой рубашки, драные джинсы. Вот только разница в возрасте у него с Севкой как будто стала больше. Парень выглядел на все сорок. В уголках губ появились суховатые складки, а в шапке волос - ниточки седины.

- Плохо, - выдавил Севка.

- Помочь?

- А вы можете... можете забрать все это? Чтобы не болело?

- Могу, братец, но не буду. Боль она штука полезная, без нее никак. Но ты можешь отдать мне кое-что другое - обиду. Поверь, полегчает.

Лохматый парень оказался прав. Севка почувствовал это, едва вышел на улицу. В груди по-прежнему жил комок пульсирующей боли, зато мысли перестали метаться по-кругу: "Как она могла? Почему так поступила?" Поступила потому что разлюбила. Печально, конечно, тяжело, но ничего не поделаешь. Нужно принять как факт и топать дальше.

***

Следующее посещение Пункта приема случилось почти десять лет спустя. Сева к тому моменту успел с отличием окончить Сеченовку, оттрубить год в интернатуре и устроиться в международную фармацевтическую компанию. С амбициями у него было все в порядке. Даже план на пару пятилеток вперед имелся. К двадцати семи годам - руководство отделом, к тридцати - позиция зама директора филиала, к тридцати трем - должность первого лица российского представительства, а дальше - свободное плаванье. В смысле, своя фармкомпания.

Все шло как по маслу, пока жизненная программа не дала сбой. Начальница внезапно упорхнула в декрет, и на ее место назначили не целеустремленного и честолюбивого Севу, а его приятеля - балагура и раздолбая. Севу такая несправедливость страшно задела. Добро бы приятель после повышения остался самим собой. Так нет же - начал дистанцию соблюдать, гайки закручивать, на всех сверху вниз поглядывать. Какая уж тут работа?

Сева первое время держал себя в руках - улыбался и поздравлял, поздравлял и улыбался, а потом стал мало-по-мало огрызаться. По пустякам, без причины. Бесил его новый шеф. До коликов бесил, до зубового скрежета, до кровавых мальчиков в глазах. Хоть увольняйся к чертям! К этому, похоже, все и шло. Заявление по собственному желанию уже лежало в столе. Даже соображение, что денежнее и перспективнее места не найти, больше не казалось достаточным поводом остаться.

Однажды, после особенно некрасивой сцены, Сева выскочил покурить. Нужно было срочно успокоиться. По дороге к отведенному под никотиновые ингаляции балкону обнаружилось, что один из офисов в бизнес-центре сменил арендатора. Только что, кажется, поблескивала золотом вывеска адвокатского бюро, а тут на тебе - скоромная табличка в два слова: "Пункт приема".

Рука сама потянулась к медной ручке. Скрип петель, поток прохладного воздуха, и перед глазами возникла знакомая каморка. За прилавком его уже ждал очкастый парень.

- Ну, привет тебе. Вовремя заглянул.

Сева присмотрелся к сотруднику Пункта проката и тихо присвистнул. С последней встречи парень помолодел лет на двадцать пять. Из сорокалетнего мужика превратился в школьника. Сделался худым, носатым, скуластым. Даже подростковые усики над верхней губой обозначились. Такие, с которым не поймешь, что делать - то ли уже брить, то ли пока оставить в покое.

- Мне нечего тебе отдать, - Сева впервые обратился к парню на ты. - Вот принять - запросто. От повышения не отказался бы. Или от дружбы с кем-нибудь из руководства. Или...

- Гордыню, - мальчишка сделал паузу, давая Севе вникнуть в сказанное, - Я готов взять у тебя гордыню.

Молчание длилась не меньше минуты. Сначала Сева хотел осадить сопляка, потом вступить в спор, затем пожелать всего хорошего и уйти, но в конец концов просто спросил:

- Кто ты?

- Тебе что нужнее: узнать ответ или получить помощь? Потому что если первое, то второго уже не будет. Выбирай.

И Сева выбрал. Он редко принимал иррациональные решения, поэтому без обиняков попросил о помощи. В конце концов, если два раза после встречи с вихрастым его жизнь изменилась в лучшую сторону, то почему бы ей снова не повторить этот кульбит?

***

Один поступок не определяет судьбу. Так же как один шаг не приводит к заветной цели. Все дело в проложенном курсе. В том, что возникает по стечению жизненных обстоятельств на мысленной карте и тащит вперед, заставляя совершать все новые шаги и поступки.

Пойдя на мировую с новоиспеченным начальником, Сева выбрал удачный курс. Вдвоем они составили отличный тандемом. Оба быстро двигались вперед по карьерной кривой, не забывая при случае помогать друг другу. Где-то между очередными назначениями обоюдополезный союз превратился в настоящую дружбу, которая к конце второй из намеченных Севой пятилеток укрепилась совместным бизнесом. К тому моменту, когда компания партнеров вышла на международный рынок, Сева, теперь уже Всеволод Петрович, состоял в счастливом браке и ждал пополнения семейства. Его жена должна была со дня на день родить вторую дочь.

Тут-то его и накрыло.

Каштановая челка, тонкие запястья, трогательно вздернутая верхняя губка, одуряюще ядовитый запах духов. Она работала аналитиком на полставки в финансовом отделе. Совсем юная, год как после университета. Сева по глупости предложил подбросить ее к метро и пропал.

До отвращения банально. Влюбиться в двадцатилетнюю девчонку накануне рождения второго ребенка. Смотреть на свое отражение в зеркале и не замечать седых висков, мешков под глазами, чуть провисшей линии рта. Пытаться снова поймать щемящее чувство весны, дрожь в пальцах, слабость в ногах. Прислушиваться к легким шагам в приемной. Ждать звонка. Вдыхать острый аромат ее кожи. Банально и стыдно. Но очумелый от свалившихся ощущений конь внутри влюбленного Всеволода Петровича бил копытом, радостно ржал и скакал на каждую новую встречу, не разбирая дороги.

Он соврал жене, что на вечер назначены переговоры с возможными поставщиками. Будет поздно, за полночь, пусть укладывает дочь и тоже ложится, не дожидаясь его возвращения. Сам остановил машину возле цветочного магазина. Купил охапку бордовых роз. Попросил не упаковывать.

Дверь находилась сразу за павильоном. Неказистая, покрытая облупившейся ярко-зеленой краской, нелепая, неуместная в теле темного здания. Она смотрела на Севу из сгустившихся сумерек желтым глазом крохотного зарешеченного окошка.

Холод металлической ручки обжог ладонь. Глаза несколько секунд не могли привыкнуть к яркому свету. Когда зрение вернулось, Всеволод Петрович разглядел за прилавком старика.

Его кудри ничуть не поредели, только сделались ослепительно белыми. Дурацкие очки, сиреневый джемпер, джинсы - все это больше не выглядело студенческим прикидом, а превратилось в смелый наряд немолодого экстравагантного джентльмена.

- Пришел-таки, - голос совсем не изменился. Остался молодым.

- Добрый вечер.

Всеволода Петровича внезапно ударило под дых пониманием, зачем он оказался в Пункте проката.

- Нет, нет, нет! Я не отдам ее!

- Отдашь. Иначе тебя бы тут не было

Глаза. Во время предыдущих встреч он ни разу не обращал внимания на его глаза. Рыжие, с зелеными прожилками, яркие, стянутые к переносице. Не человеческие - лисьи. Глаза голодного зверя на морщинистом лице старика. По затылку и спине побежал зябкий холодок.

- Я не хочу.

- Тогда уходи. Прямо сейчас.

Всеволод Петрович не двигался.

- То-то, - старик не спеша потянул за веревку с гирькой, и перед гостем распахнулся темный проем.

Выйдя из Пункта приема, он несколько минут курил, изучая рисунок трещинок на зеленой краске. Розы так и остались лежать на прилавке, но возвращаться было поздно - дверь, как и следовало ожидать, оказалась мгновенно заперта, свет в окошке погашен.

По пути к машине Всеволод Петрович заглянул в цветочный магазин и купил еще один букет.

Не роз - белых лилий. Для жены.

***

Змея людского потока ползла по узкой улочке. Маленький город на юге Европы лениво наблюдал за разноязыкой толпой, соблазняя ее окнами уютных кофеен и лавками хендмейда, дразня лотками со стаканчиками фруктового салата, радуя средневековой архитектурой и сверкающими на солнце брусчатыми мостовыми.

Всеволод Петрович никуда не спешил. Он шагал мимо витрин, время от времени ловя в них свое отражение. Крепкий мужчина за пятьдесят. Ровный загар, аккуратная бородка, затемненные очки в золотой оправе. Живое воплощение правильно выбранной стратегии - береги все ценное, избавляйся от ненужного. Он берег и избавлялся, потому сейчас находился ровно в том месте, где хотел, и с теми людьми, что были дороже всего на свете.

Жена с дочками с утра отправились в вояж по сувенирным лавочкам и магазинам с одеждой. Всеволод Петрович, не понимавший прелестей европейского шоппинга, выторговал себе полдня свободы, и теперь наслаждался неторопливой прогулкой.

Иногда, очень редко, его одолевали сомнения. Что если "ненужное" не было таким уж балластом? Что если, не попадись ему на пути вихрастый парень в очках, жизнь вышла бы ярче, острее, значительнее. Впрочем, стоило ли теперь гадать? Многие люди отказываются от несвоевременной любви или разрушительной гордыни ради благополучия. Кто потом скажет, как бы сложилась их жизнь, выбери они другой путь? В конце концов, острота ощущений - не самая большая плата за комфортное счастье.

Он не сразу вычислил источник беспокойства. Остановился, повертел головой и только потом осознал, что прошел мимо русскоязычной вывески. "Пункт приема" - два слова из прошлого, вокруг которых тугим коконом закручивалась вся его жизнь. Дверь под ними снова была деревянной. Чуть более пыльной и чуть менее сказочной, чем казалось в тринадцать лет. Ослиная голова под слоем зеленой патины звала скорее войти внутрь.

Круг замкнулся. Невидимый бумеранг после долгих лет скитаний вернулся в выпустившую его руку. Перед Всеволодом Петровичем снова стоял молодой парень. На вид лишь немногим старше родившейся первой из двух дочерей.

- Зачем я здесь? - спросил Всеволод Петрович с улыбкой. Он ощущал прилив воодушевления, как покупатель при виде продавца, когда-то уговорившего его сделать весьма полезное приобретение. И вот теперь настало время похвастаться, с каким толком он распорядился удачной покупкой. - У меня нет ничего лишнего. Вот честно слово!

- Верю, - кивнул парень. - Только я не собираюсь у тебя ничего забирать. Наоборот - я хочу отдать.

- То есть?

- Ты же не думал, братец, что полученное от тебя каждый раз исчезает где-нибудь в пятом измерении? Нет?

- Честно говоря...

Вихрастый не дал ему закончить.

- Ничего никуда не исчезает. Один отдает, другой принимает. Закон сохранения страстей. То, с чем ты не мог справится, ушло к другим людям. Возможно, сделало их несчастнее, но не сломало. Потому что в тот момент эти люди были сильнее тебя. Благодаря им, братец, ты тоже стал сильным и благополучным. Пришла твоя очередь взять что-то себе.

Всеволод Петрович ощутил нарастающее беспокойство.

- Я не против снова увлечься компьютерными играми, - слабо пошутил он.

- Каждый должен брать ровно столько, сколько может нести. Таковы правила. Ты согласился с ними, когда принял мою помощь.

- Что это значит?

- Подумай, сколько ты способен поднять? Какой удар выдержать? Через что пройти? Подумай!

Он не успел отследить движения руки. Распахнувшаяся дверца, в отличии от первой, находилась с другой стороны прилавка. Все, что смог Всеволод Петрович - это зажмуриться, когда в глаза ему ударил ослепительный свет.

***

На пути то и дело возникали зазевавшиеся туристы. Всеволод Петрович налетал на них, сбивал с ног и, не извиняясь, мчался дальше, к отелю, где он договорился встретиться с женой и дочерьми. Прижатый к уху телефон выдавал порциями короткие гудки. Соединения не было.

Сколько он способен принять? Сколько может нести? Господи, пусть это будет потеря фирмы, полное банкротство, автомобильная авария, увечье, смертельная болезнь!

Его увечье и его смертельная болезнь!

Только не девочки!

Только!

Не!

Девочки!

Странное существо с лисьими глазами так и не сказало, что именно он получил. Какую ношу принял. И это было самым страшным - неизвестность.