Литературный конкурс-семинар Креатив
Рассказы Креатива

Mike The - (Семинар) Игрушка для неврастеника

Mike The - (Семинар) Игрушка для неврастеника

 
Просто возраст у тебя такой.
Нервный возраст. Чего-то хочешь,
волнуешься. А потом всё проходит.
 
 
Из кинофильма "Под электрическими облаками". 
 
 
 
Истории, байки, пассажи… От бесхитростных до выпендрёжных, от правды до вымысла. Над одними хихикаем, тычем пальцем, не верим, а те действительно имели место. Другие же подкупают подробностями, нюансами, фактами… Вроде и враки, но хочется, хочется! пусть будет правдой.
А хитрый рассказчик старается, жмёт. Чует жажду собравшихся. Так нагнетает, что воздух сгущается, и только глазки хлопают в такт. Но вот сказитель споткнулся, поплыл… Всего чуток оплошал, а рыбка тю-тю. Хотел как лучше, но хватил через край. Эх, рыбачок, готовь другого червя.
Круговерть, свистопляска: ваш купец – наш товар. В каком-то смысле - замкнутый круг. Но есть в этом деле отдельная ниша… Сказ о событиях, о мыслях, которых не было и не будет, но от которых невозможно отделаться. Где-то услышали, что-то додумали и возвращаемся - стремимся примерить. А если бы я? А если бы мне? Стучимся на свет… ночью в подушку. "Не было этого. Не было! И быть не могло!" Но заснуть… блин… А уже третий час.
Как раз в третьем часу ночи и родился наш сегодняшний герой - маленький Олег Казаков. Средний рост, средний вес… средний цвет, средний крик. В самый раз для подмосковного роддома без выдающихся показателей. И, похоже, что эта всеобъемлющая усреднённость была предрешена Олежеку судьбой. От самого первого вздоха, озаглавившего жизненный путь, казалось бы, неприметного человека.
Отсосав среднюю сиську и отбегав средний детсад, нацепил наш Олежек серую курточку и отправился в ближайшую среднюю школу. Образование получил, как понимаете, соответствующее. Где-то смеялся, о чём-то грустил… Шагал вяленько, но всё-таки в ногу. Головы не высовывал, языком не чесал. Руками тоже особо не дёргал, ну, может по праздникам. В институт не попал по уму, в армию - по здоровью. Зато попал в строительный техникум, откуда вышел… да, молодым старательным каменщиком. И без лишних амбиций.
На этом этапе с Олегом приключилось первое-невозможное, случающееся с людьми крайне редко… Так вышло, что он действительно полюбил свою профессию. Пока учился – искренне ненавидел, как все, но уже на первом объекте ощутил, каково это – по-настоящему что-то создать своими руками.
Раствор – кирпич, раствор – кирпич… Ровненько по верёвочке. Иногда без обеда, зато с премиальными. Друзья матерятся, ворчат… Дураки. Не понимают. Мастерочком пристукнуть, по отвесу, по уровню перепроверить… Красота. Не кино, но всё равно залюбуешься.
На работу с желанием, домой – словно сытый от сделанного. Почти год жизнь несла как на крыльях. До тех пор пока не перебросили Казакова перестраивать сельскую больницу.
Старое, ещё дореволюционное здание. Деревянные изъеденные грибком стены, просевшие перекрытия, дырявая крыша… Фундамент вроде и есть, но трухлявый, что маковая булка. Ремонтировать без толку – надо с нуля возводить. Новую, каменную, такую как в соседнем районе: когда строишь и думаешь, что навсегда.
Нельзя?
Почему?
Обалдеть - не встать, выплывает, что рухлядь – большая историческая ценность. То ли какой-то Есенин в её тени проездом пас коров, то ли Болконский дрова рубил… В общем – все гвоздики должны остаться как есть.
Первый раз после техникума Олег работал без огонька. План есть, утверждён, отказаться никак. Но дело не спорилось. То раствор жидковат, то горизонт куда-то завалится. Сходил к бригадиру – тот пьяный, весёлый. Вырвался на простор от начальства подальше. Посоветовал не валять дурака. Дышать полной грудью и получать удовольствие. Даже стопарик налил, но Казаков отказался.
Сейчас, спустя столько лет, трудно судить, было ли это ошибкой. В глазах начальства, скорее наоборот - ещё один плюс к репутации. Но если брать вообще… Во всяком случае ни о каком удовольствии больше говорить не приходилось. Какое уж тут удовольствие, заранее знать, что всё дело насмарку.
Теперь, на протяжении месяца, он был обречён день за днём от звонка до звонка ощущать бессмысленность своего существования. Ощущать каждой клеточкой, каждым движением, каждым мозговым импульсом. Иногда по-детски, с растерянностью, надувая и без того припухшие губки. А иногда, и чем дальше – тем чаще, с искренней злостью. С отчаянием, с непониманием, с бессильным, но хорошо заточенным гневом.
И забивая трещины во вчерашней, за ночь просевшей кладке, и собирая свежую, но уже обсыпающуюся штукатурку, и слушая пьяные шуточки… Во всём довлела оторванность от того большого, что совсем недавно служило фундаментом его собственной жизни.
Вспомнилось детство, лето, ВДНХ. Много мороженного, много игрушек. Всего не купить - так хоть подержаться. И, продираясь через толпу… "Мам, пап, посмотри!" - кричит он, подхватывая с прилавка модель самолётика. Но никого. Рядом нет никого! Одни только люди.
 
 
Объект сдали в срок, даже чуть раньше. Комиссия, ленточка, главврач с благодарностями… Зачем-то оркестр - вот, только его не хватало. Ведь, по сути, не здание – наштукатуренный труп. Со стороны бодрячком, а пальцем тронь – завоняется.
Вернувшись со стройки, Казаков пошёл в управление. Ему б дураку стерпеть, промолчать… Нет. Молодой. Хотел глаза раскрыть, хотел чтоб "как лучше". Говорил много, жарко и без утайки… В общем, всё без толку.
Тогда решил написать. Самому Протанову. Чтоб напрямую, чтоб в обход ненужных посредников. Не может же быть, чтобы всем наплевать?! Написал. Тишина. Ни слова в ответ. И странная бумажка о переводе в другую бригаду. Подпись, печать… да, вся подноготная белыми нитками.
Олег, когда прочитал… До того переклинило, что с горя напился. Никогда по этому делу не промышлял, а тут, словно в прорубь. Проснулся в милиции без штанов и со сломанным носом. На первый раз отпустили, хотя причин не отпускать похоже хватало.
На новом месте долго сидел без работы. Почти две недели. Придёт, спецовку натянет… "Ага. Казаков. Извини, кирпичей ещё нет". Пока томился в безделье, успел немного остыть. Странное ощущение, когда и домой не уйти, не положено, и занять себя нечем. Словно наказан, хотя какое ж тут наказание?..
Шатаясь по стройке, познакомился с Валькой, с молодой маляршей из третьей бригады. Слово за слово – разговорились. Милая, добрая, любит собачек. Как оказалось, учились на параллельных потоках да и живут практически рядом. Пару раз проводил. Просто, пешком. Потом выпросил у отца старенький Гольф. В общем, решил приударить по правилам.
Ходили в кино, целовались в подъезде… Вместе выгуливали шкодного такса. Два года самозабвенно игрались в жениха и невесту, а потом всё посыпалось. Он хотел дом, своими руками. Сделать проект, купить участок, материал. Чтоб кирпичик к кирпичику, а Валька покрасит. Она тоже хотела. И участок, и дом. Но сразу. Готовый. Чтобы раз – и всё сделано. А своими руками… только жизнь порастратить.
Подобные рассуждения оставляли Олега в недоумении. Это был уже второй раз, когда его искренние попытки сделать мир лучше, встречали стойкое неприятие. Зачем кто-то ещё, если он может сам? И почему, чёрт возьми, никто, даже Валька, не хочет вот так, да, своими руками, сделать наш… сделать свой… построить их на двоих собственный мир? А будет ребёнок? Или тоже готового, чтобы не напрягаться?
Он стал приглядывать за ней на работе, он стал оценивать её обиход. Здесь мимо урны, тут не вытерла ноги, в магазин поленилась, бычок об косяк… Свет в туалете! Мать-перемать. И ужин, ужин опять из Мак-Дака. Мелкие мелочи, о которых в обычной жизни не думаешь, не заморачиваешься. Теперь же, они резали глаз, сияя признаком пожизненной недобросовестности. Пробовал поговорить… лучше б помалкивал. Всё же не девочка, чтобы вот так перевоспитывать.
 
 
Разошлись без боя, словно так и планировалось. Казалось, она была даже рада. На тот момент уже опытный специалист, Казаков уволился из управления и с неплохой прибавкой к зарплате перешёл в частную лавочку.
Сказать по-честному, это смотрелось как чудо. Никаких тебе предписаний, никаких нормативов. Есть только ты и заказчик, который строит собственный дом. На свои, для себя. А когда "для себя", то тяп-ляп не годится. Здесь каждый кирпич должен лежать "навсегда".
Так из жизни Олега постепенно ушли нерадивые бригадиры и беспомощные женщины, но железным строем ворвались настоящие сильные люди. Да, это был далеко не тот средний класс, который проводит жизнь на диване. Они умели считать деньги и идти к поставленным целям. На них хотелось равняться и шагать в ногу. Рядом с ними Казаков вновь ощутил себя сопливым мальчишкой, не весть как оказавшимся в эпицентре парада. Худой и невзрачный, позабытый в пыли, но осознавший, что мечта действительно рядом.
Предвидя резонный вопрос, хочу сразу сказать: нет, Олег не был совсем идиотом и понимал, что просто так с неба деньги не сыплются. Чтобы у кого-то прибавилось, у кого-то непременно нужно забрать. Вот только за всю свою прежнюю жизнь он не встретил ни одного стоящего предприятия, ни одного человека, способного с толком распорядиться хоть чем-нибудь. Потому с лёгкостью принимал всё, что мы называем "пожертвовать малым".
До определённого момента схема функционировала. Жизнь стала осмысленной, работа – приятной. Но в один прекрасный день, судьба устроила пакость, - она свела Казакова с его первым врагом.
Особняк в три этажа, с гаражом и бассейном. Плюс банька, плюс хороший забор, плюс парковка. Казалось бы, просто обычный заказ. Такой же, как все, без особых фантазий. Вот только имя заказчика… определённо знакомо. Протанов, Протанов… Не может быть! Неужели тот самый?!
Бесёнок внутри взвыл о праведной мести, но Олег сумел взять себя в руки. Уже не маленький мальчик, он просто поехал по адресу, в надежде развести старикана на откровенность. Разговорились.
Оказалось, с той памятной стройки Протанов как раз начинал закладывать своё собственно благополучие. Немалую сумму состриг на реконструкции, через пару лет немного на сносе отремонтированного и окончательно развалившегося здания, ну и, конечно же, весомый кусок на возведении новой больницы. Сколько это в деньгах уже не припомнит, но теперь, вот, заказ - нужен домик для дочки. И лучше с бассейном - она так привыкла.
Конечно, столь открыто Протанов не излагал, но Казаков знал подноготную и теперь с лёгкостью закрывал хронологические пробелы. На том и расстались.
 
 
Первой мыслью Казакова было – убить. Раздавить гниду и всё. Короткая праведная месть без ненужных подробностей. Он даже знал к кому обратиться и уже искал номер, но передумал.
Что-то было не так, что-то остановило. Какое-то невнятное предчувствие надвигающейся катастрофы. Не маленькой неурядицы, а той, настоящей беды, когда и ветер стихает, и птицы умолкли, и тишина в ожидании… Когда ещё непонятно, но уже неизбежно.
Заметавшись растерянным взглядом, Олег прошёлся по комнате. Присел, встал, хлопнув дверцей под старину, выдрал из бара какую-то бутылку. Налить не получилось – своенравное горлышко бойко дребезжало о край стакана… Пришлось пить из горла.
Что это было? Водка? Коньяк? Он казался безвкусным и втекал в организм словно насквозь. Холодной щекочущей шпагой, через горло и сразу до паха. В какой-то момент Казакова чуть не стошнило. Закашлявшись, он отставил спиртное и, силясь унять рвотные позывы, часто-часто задышал.
"Совсем как собака", - скользнула ехидная мысль.
Отвлекло.
Успокоило.
Разогнавшиеся соображения уже не козлили и постепенно, словно занимая привычные места, стали складываться в единую картину.
Нет, Казаков не был абсолютным идеалистом. Он не тешил себя грёзами о совершенном обществе или каких-то мифических островах. Но в его жизни присутствовали определённые убеждённости, ориентиры. В конце концов, он просто любил людей. Каких? Вот это вопрос.
Беспомощных и абсолютно пассивны? Счастливых, от того, что в отбросах и ни к чему не стремящихся? Воспринимающих жизнь как что-то пустое: вот так, день за днём – день прошёл и нормально?
А может других, тех у которых всё-таки есть мечта? Цели, намерения… Но абсолютная лень и жажда готовенького. Прожектёры-халявщики, паразитирующие у кормушек. Вон-вон, хозяин потряс сладкой косточкой: и стая на пузе - ползёт, пресмыкается. Душу продаст за бочку варенья.
Но были и третьи. Последние. Те, среди которых он видел себя. Не то что бы элита, но благородные доны. И благородные, прежде всего по поступкам, по отношению к жизни. По своим функциям в существующем мире. А теперь что ж получается… Нет? Просто самое зубастое звено в пищевой цепочке?
Рождены, чтобы жрать… Казаков не хотел в это верить. Он искал оправдания, цеплялся за всё подряд: за фильмы, за книги… Ведь там полно настоящих героев. Пускай только вымышленных, но олицетворяющих идеал. А подвиги? А реальные боевые заслуги? Но сейчас мирное время… Ох, неужели достаток так распускает? Неужели человек может быть человеком лишь в критической ситуации? А как же… как если… Как тогда просто жить?!
Да и герои… Одного он знал с детства, и чем ближе их сводила судьба, тем отвратительнее казался этот человек. Звезду вроде дали, снаружи глянешь – поблёскивает. А нутро ковырнёшь… лучше не надо.
Вон, взять ту же Вальку. Поначалу смотрел и не мог оторваться. Лапочка, умничка, сокровище ненаглядное. Хотел всю жизнь на руках и ни за что никому. А когда сблизились, когда лучше узнал – повылазили скрытые камушки. Сплошные иголки. Как у ежа – во все стороны. Чем красивее, тем ядовитее. А ведь любил-то по-настоящему.
И не надо вселенских масштабов, не надо. Но для кого, он – Казаков, отишачил пол жизни? За ради чего? Пусть не египетскую пирамиду возвёл, но годы потрачены. Его годы. Личные. У него других нет. Просто не повезло?
Зачастую, мы столь увлекаемся собственными представлениями о мире, что начинаем наделять окружающих вымышленными характеристиками. Нам хочется, чтобы люди были такими. Мы взращиваем в себе несуществующие всходы, мы любим их, искренне и самозабвенно. Мы строим планы, мы наводим мостки… Но стоит ступить на тот мост и под ногами разверзнется пропасть, мгновенно меняющая все плюсы на минусы.
"Они! Они меня предали!" В то время как предательства не было. Предательство - не больше чем фикция в расфантазировавшейся голове. Вот только… как быть теперь?
Да, можно любить отдельных людей и ненавидеть человечество в целом. Но любить человечество и призирать каждого по отдельности… Так не бывает. Особенно, если отсчёт начинаешь с себя.
 
 
Сегодня опять снился Протанов. Старик медленно шёл через поле навстречу. Шаг за шагом, по какой-то едва заметной тропинке. Ещё далеко, но в то же время неожиданно близко. От этой близости Олегу стало не по себе, он попробовал отстраниться – не вышло. Глаза, морщины, пазухи носа… всё это надвигалось, словно жаждало поцелуя.
Тогда Казаков побежал. Расстояния значения не имели, но ему во что бы то ни стало, хотелось стряхнуть надвигающееся лицо.
Запрыгало солнце, в ритме шагов задёргался горизонт, но Протанов не отставал. Всё ближе и ближе. Олег уже не видел всего лица, он бежал, он кричал и судорожно вертел головой, силясь уйти от прикосновения сухих старческих губ.
Внезапно что-то ударило по ногам: больно, но в то же время абсолютно логично. Исчезли и Протанов, и солнце, и даже губы, хотя, казалось, их-то уже ничего не сможет перебороть.
Теперь Казаков сидел на земле. Вокруг зачем-то кружились бабочки, а в руках он держал странный предмет, напоминавший то ли кирпич, то ли коробку из-под кроссовок. Сбоку белела красная кнопка. Выпуклая под рукой она дарила успокоение и уверенность в собственных силах. Даже казалась тёплой.
Поднявшись, Олег с вызовом огляделся - обидчик был рядом. Одно нажатие и… всё. Протанова больше нет. До смешного пустое место. На залитом светом просторе.
 
 
Проснулся Казаков от невыносимого ужаса. Не от страха, нет, а именно от того, более сильного ощущения, с которым невозможно бороться. Сидя на кровати, он точно знал - сон имел продолжение, но именно эта самая важная часть почему-то вылетела из головы.
Сходил на кухню умылся. Одновременно хотелось и не хотелось курить – напился воды. В окно перестуком мокрых снежинок скреблась неуживчивая январская ночь.
Олег отказался строить дом для Протанова, но всё равно не чувствовал себя отмщённым. Не сделает он – сделает кто-то другой. Замкнутый круг. И оттого, что ты вышел из игры, хуже будет только тебе. А они… "А помните, был такой человек, со своей замечательной строительной фирмой…" Нет, даже так, даже вскользь… даже без имени, никто не помянет.
А как ещё их зацепишь? Через что объяснишь, каким в действительности должен быть человек? Вот так хлопнуть дверью… Забавная пантомима на потеху толпе.
"С утра на работу", - обиходная мысль заставила вернуться к кровати.
Ворочаясь под одеялом, Казаков старался расслабиться - получалось не слишком. Подушка липла к щеке, простыня безбожно комкалась, да ещё эти часы: зеленеют во тьме - бесстыдно отсчитывают, сколько осталось. Теперь вот коленка… во что-то упёрлась.
Пошарив рукой, Олег ухватил странный объект – в темноте непонятно. Окончательно осознав, что уже не заснёт, включил свет… и обомлел. Перед ним на кровати лежала та самая коробка из сна.
Вот красная кнопка.
Белеет.
Так не бывает.
Зато теперь Казаков вспомнил окончание ночного кошмара.
Протанов вовсе не исчез, как ему показалось. Пропав лишь на мгновение, тот возник снова, но теперь его было двое. Две фигуры, две пары глаз, губы… Всё приближались, всё наползали, и Казаков опять прикоснулся к красному кругляшку.
Одно нажатие – один человек. Вот только взамен уничтоженного Протанова появлялось сразу несколько новых. Таких же морщинистых, таких же седых… таких же невыносимых.
И он давил, давил что есть мочи. Нажатие за нажатием, в надежде, что всё это вот-вот завершится, что рано или поздно Протановы кончатся, иссякнут, исчезнут… В надежде, что он победит. А теперь…
Олег покрутил на матрасе увесистый кирпичик. Он точно знал: одно нажатие – один человек. Кто? Да шут его знает. Но минус один. Минус ленивый, минус неправильный, минус эгоистичный мерзавец. Оскверняющий мир своим пребыванием.
Они все не достойны, не знают как надо, не должны, не имеют ни малейшего права быть. А тем более быть счастливы!
 
 
Эпилог
 
Ручки не нашлось – карандаш. Старенький завалявшийся Кохинор из верхнего ящика. Мечтательно направив взгляд в будущее, под потолок, Казаков написал: 60 х 60 = 3600
Три тысячи шестьсот секунд в часе. Три тысячи шестьсот смертей. Может больше, может чуть меньше, но примерно… И если жать по десять часов каждый день… 3600 х 10 = 36000
Тридцать шесть тысяч мёртвых мерзавцев за сутки. Неплохо. Теперь: 36 000 х 365 = …
Пришлось сходить за калькулятором.
36 х 365 = 13140 и три нуля.
Тринадцать миллионов за год. А сколько лет ему остаётся?
Дрожащей рукой Казаков помножил на тридцать… на сорок… на пятьдесят!
650 миллионов. Из? Из 7 миллиардов? Всё бесполезно. Одна надежда, что найдутся желающие примерить историю на себя.
 

Авторский комментарий:
Тема для обсуждения работы
Рассказы Креатива
Заметки: - -

Литкреатив © 2008-2024. Материалы сайта могут содержать контент не предназначенный для детей до 18 лет.

   Яндекс цитирования