ПРОЛОГ

 

Экспедиция, как я тогда думал, зашла в тупик: везде лежали земли с пустыми, а нередко и с оплавленными городами, как и в Сибири.

 

Так вот, когда-то давно в этих степях кочевали ираноязычные племена саков и массагетов – в те времена, когда Среднюю Азию захватили персы, а за ними греки. Потом здесь жили сарматы – тоже кочевники и тоже ираноязычные...

 

Вот почему возникла оригинальная идея назвать эти степи сарматскими. А того, кто прокладывает путь через них штурманом, то есть меня – Штурманом Сарматских степей…

 

Нас трое за широким стеклом КамАЗа: я, помощник и водитель. Капитан Каравана сидел во втором КамАЗе, пылящем сбоку от нас. Может это удивительно, что глава экспедиции едет отдельно от проводника, но он будто знает: мне так спокойнее. Ведь мне не по себе от его спокойного, но мрачного лица — даже в те краткие минуты по вечерам, когда я отчитываюсь о проделанном пути и даю прогноз на завтра.

 

Сейчас по погодным условиям еще конец лета. Но зимой на севере будет туго – с рухнувшей системой жизнеобеспечения в опустевших городах… Нет специалистов – города в нашей полосе стоят, хотя большей частью и не разрушенные, но почти без людей – некому обслуживать котельные ТЭЦ и электростанции…

 

Поэтому наша автоколонна пылила по мертвым степям.

 

Такое впечатление, что эти чуть всхолмленные степи были мертвы еще до Катастрофы. Безжизненные серые волны невысоких сопок. Целина. А еще ветра: те, что когда-то снесли плодородный слой почвы с распаханных полей (таков был конец "поднятой целины"!). А сейчас наступил конец почти всей нашей цивилизации. Что осталось от прежнего мира? Автоколонна представляет собой более десятка автомашин разного калибра: есть и тягачи, и бульдозеры, и джипы, две легковушки с прицепом (трейлеров как заграницей - почему-то не нашлось во всем опустевшем Городе).

 

Капитан каравана собрал наших караванщиков еще до меня. Я не знаю, как ему удалось объединить этих людей… Я пришёл в уже готовое общество и мне предложили вполне солидное положение.

 

Да, у меня высокое положение в иерархии этой шайки головорезов (как однажды Айгуль отозвались о "народе" нашего каравана. Я — помощник Капитана. Я помогаю ему прокладывать курс на юг. Мы выбрались за пределы Сибири и мчим в теплые края — туда, где легче выжить…

 

Холмистая местность появилась справа от дороги, за широкой лентой синей реки. "И в картах на этих местах написано: Мелкосопочник!", – завопил сквозь шум мотора водитель…

 

Как же мы — жители восточно-сибирского города, оказались на тысячу километров западнее? Для этого лучше рассказать Предысторию, — цепочку событий, начавшихся задолго до Катастрофы…

 

 

1. "АКТ СКРЫТЫХ РАБОТ"

 

Трамвай ехал в депо. Я узнал об этом, когда за мной уже закрылись двери. Но решил выйти не на следующей остановке, а проехать дальше. Так я оказался на остановке "Научный центр" — предпоследней перед трампарком. До Интернет-клуба оставалось пешком всего три остановки…

Начало марта. Снег сильно подтаял, но к концу дня заметно похолодало, улицы полностью заледенели. Таков он, юг Сибири. Даже если весна выдаётся ранней и теплой, случаются долгие похолодания с беспощадным ветром…

Напротив остановки протянулось просторное здание из серого кирпича со стеклянным фасадом над входом. Это и есть филиал Сибирского отделения академии наук. В 80-е его так и называли — филиалом. Года два назад в здании Научного центра вместо вахты появилась охрана. Вход стал строго по пропускам — как видно, еще один симптом деградации общества.

Не раз я отмечал подобные явления ужесточения жизни. Один из самых ярких симптомов — закрытые задние двери больших автобусов: плату водитель берет сам, у передней двери. Впрочем, их почти все заменили тесные неудобные микроавтобусы…

Выйдя на остановке, я двинулся в глубину домов. Это были дома построенные для работников Научного центра — еще в советские времена. Серые пятиэтажки из кирпича или крупнопанельные из серых шершавых плит…

 

Белый лист лежал чуть припорошенный снегом — почерневшими комьями снега. Я наклонился. И прочитал:

 

Акт скрытых работ

Чердачных помещений в МЖК (Молодежном жилищном комплексе)

Подрядчик — Академжилстрой

Главный инженер И. Н. Нечипорук.

 

Вот оно наследие советской системы жилищного строительства! Вспомнился мой детский садик. Его построило для своих работников Строительно-монтажное предприятие. СМП приехало с БАМа, отработав там несколько лет. В начале 80-х в нашем городе они открыли два детских садика. А рядом построили гастроном, который называли Бамовским магазином. В нашем городе он стал прообразом супермаркета – задолго до эпохи капитализма. "Бамовский" открылся где-то в первой половине 80-х годов, когда я еще ходил в садик неподалеку от него. "Бамовский" был виден из широких стеклянных окон во всю стену. От нашего сада к магазину вела короткая дорога к нему – она поднималась круто вверх по склону. До сих пор помню необычное ощущение новизны и праздника внутри социалистического "супермаркета": сверкающие плитки с рисунком на подоконниках, вывески, свисающие с потолка над отделами магазина…

 

Сейчас же передо мной белел лист — среди почерневших ошмётков снега… Неожиданно я услышал над своим плечом голос:

— Молодой человек? Вы не находили бумаги?

Я оглянулся: говорил человек в темном пальто неопределенных лет… Им оказался Нечипорук, председатель этого МЖК, чье название я прочитал на оброненном им листе...

Молодежный жилищный кооператив чудом сохранился с 80-х годов. Сами его работники давно уже не молоды. Но миссия, которую они вершили, была крайне необычной: Постройка тайного города на другом конце страны. И даже уже за границей — в Ближнем зарубежье…

Помнится, осенью 2005 года я узнал интересный случай с искривлением пространства. Рассказал его мне Юрий Козлов — инженер-геолог, работавший тогда в Геоцентре в Улан-Удэ. А он услышал это от своего учителя по геологии Александра Малышева, который, кстати, является первооткрывателем Молодёжного месторождения на Севере Бурятии (около станции Таксимо на БАМе, уникального по своим запасам длинноволокнистого хризотил-асбеста). Малышев в 1940-е годы работал на прииске "то ли в Хакассии, то ли в Туве". Геологоразведочной экспедиции надо было пройти от одного места до другого, причем они ориентировались строго по компасу. Был кружной путь, но геологи решили пройти по краткому пути, который был раза в три короче. Они ехали, но все равно приехали в ту же исходную точку, хотя был компас. Попробовали во второй раз – получился такой же круг. Плюнули – и поехали по кружной дороге.

Сходная пространственная ловушка окружает тайный Аргалык. Вот почему этот город в песках оказался неуязвим для Катастрофы. Я перенесся из нашего города в тайный Аргалык. На автофурах туда незадолго до Катастрофы доставили часть оборудования.

 

2. ПРАВДА О ГОБЛИНАХ

 

Через полгода у меня произошла еще знаменательная встреча…

Вокзал. Белый пасмурный день, когда солнце светило сквозь тонкую пелену облаков. У перрона земляная скульптура двух медведей приветствовала приезжающих в Город. Вместо гипса был материал, напоминающий землю, и всё это поросло травой (в описываемое время — начале двухтысячных — скульптура еще стояла в целости, понятно, что она была очень хрупкая, удивительно, что медведи простояли не меньше полутора десятков лет).

У здания Зала Ожидания притулилась скамейка. На ней можно было заметить двух людей. Один из них, в куцем темном пиджаке и с черными волосами, зачёсанными на пробор, повернулся к собеседнику – юноше помоложе (а им был я), и с жаром что-то доказывал. Можно было расслышать:

— Нелюди захватили власть, все органы управления проникнуты кобальтами. Такое положение рано или поздно приведёт к катастрофе…

— Нелюди? – спросил я.

— Более удобным термином оказалось слово "гоблины". Хотя это слово искусственное – один писатель произвёл его от гибеллинов — средневековых германцев, вторгавшихся в Италию… Теперь же всю систему порока в людском обществе мы условно называем властью гоблинов…

В обществе происходит катастрофический обвал нравственности. В самом широком смысле слова. Любой человек заметит, что кто-либо из этих "измененных" людей хам и грубо нарушает правила хорошего тона, плохо выполняет свои обязанности, мучает других людей, в особенности, подчиненных — если занимает какую-либо руководящую должность. Это и есть гоблин.

 

Напротив остановился поезд из Читы… Люди выходили из вагонов на твёрдую землю, около каждого тамбура стояла небольшая кучка людей. Танков, не обращая внимания на отдыхающих пассажиров, продолжал: "Я вывел понятие критической массы гоблинов в обществе, после достижения которой грядёт нечто трудно предсказуемое, что потрясёт основы жизни людей...".

 

Люди разошлись по вагонам, проезд тронулся. Перрон опустел, и Виктор начал говорить еще громче и убедительнее:

— Дима, пойми, вредных людей много. И вред от них всё более возрастает. Это попытка спасти не только людей, терпящих унижения, но и весь мир от разрушения. Признаки того, что общество сходит с ума можно часто наблюдать в гуще народа – "под раздачу" попадают невиновные люди или провинившемуся человеку приписывают просчеты, которых, он не совершал… Несовершенство психики? А лечить некому. Кабинет психотерапевта есть далеко не в каждой поликлинике. Хотя именно нашей стране (перенесшей основную тяжесть мировых войн и внутренние огромные потрясения) нужно было бы лечить население. Ограждать от хамов, исправлять самих хамов. Помогать обиженным людям…

— Поэтому ты позвал меня…

— Катастрофа будет связана с возмущением информационного поля Земли. Социальная несправедливость, равно как и психологические унижения, — всё это нарушает структуры мироздания. И этот участок Вселенной желает освободиться от зла… Смысл Катастрофы в том, что большой процент гоблинов, всякого хамла исчезнет из этого мира. Правда, не все.

— А как уцелеют те, кто вам нужен? – спросил я.

— Вот в том-то и проблема. Кто-то уцелеет из "хороших", а кто — из случайных "средних" людей. Но опасность – в гоблинах. И в их разновидностях, маскирующихся под более-менее добропорядочных людей. Хотя самым страшным после Катастрофы будут неприкрытые гоблины…

— И что же делать?

— В час икс ты будешь у меня в квартире, — пообещал Виктор.

 

Виктор объявил:

— У нас есть еще одни союзники, но пока потенциальные. Это эльфы.

— Кто?

— Эльфы или альвы, в германо-скандинавской мифологии духи природы, населяющие воздух, землю, горы, леса. Иногда различаются чёрные альвы (живущие в земле карлики) и светлые эльфы. Черные альвы в русскоязычной традиции называются гномами (которые, как мы сейчас узнали, подразделяются на "гномов" и "гоблинов"). Светлые альвы обычно благожелательны к людям, это лёгкие, воздушные существа, водящие весёлые хороводы и танцы…

— И ты, Дмитрий, встретишь одну из них там – на замкнутой территории уже после катастрофы.

 

 

* * *

 

Как и предрекал Виктор, Час икс наступил, когда содержание гоблинов в обществе достигло критической массы…

Я смотрел в окно – в серое пасмурное небо. И это небо – в серых тучах, белых разрывах между ними – навело меня на новую мысль. Да, я вначале почувствовал… Что? Опять как иногда до этого – конечно редко – я почувствовал магию, исходящую от неба.

В комнате стало меньше света. Странное чувство охватило меня, я понял, что ощущения изменились еще пару минут назад… На уши навалилась ватная тишина. Я ощутил давление в ушах…

И я встал с кресла. Затем сделал несколько шагов к двери. Сверх того мне уже нечего сказать… прежнего города я больше не помню.

 

 

3. ПОДГОТОВКА ЭКСПЕДИЦИИ

 

Помню свой город – наш район на следующий день после Катастрофы. Я бродил один по пустым улицам – похоже на раннее утро, когда люди еще не проснулись и не успели выйти из домов. Многие люди, в самом деле, не проснулись.

 

Когда дело шло к Катастрофе, подземное излучение многократно увеличилось. И однажды оглушило людей. Большая их часть провалилась в параллельные пространства – иначе город давно задохнулся бы от гниющих тел…

 

Я шёл по пустому асфальту улиц, было необычайно тихо. Взобрался на крышу новостройки – небоскрёба, где жили богатые люди – теперь мне никто не мог помешать, никакая охрана – обмякшая фигура человека в черной форме виднелась за столиком в фойе (бедолага принадлежал к числу тех, кто остался в нашем мире, но организм которых не выдержал перегрузки от резко подскочившего излучения с неба или из-под Земли?).

 

В моем доме из более чем сотни квартир, проснулось наутро всего несколько семей. Я стал "дозорным".

 

В двадцать первом веке случилась перемена в жизни людей, именуемая одними войной, а другими осторожно называемая Катастрофой. В том, что над планетой пронеслась мгновенная война с использованием нейтронных бомб, никто не был особенно уверен: ведь память была потеряна у всех оставшихся в живых.

Многие погибли от передозировки излучения (нейтронное "гуманное" оружие тоже может убивать, перегружая мозг), а оставшиеся лишились части памяти…

 

В нашем районе кроме выживших из нашего дома я долгое время не видел никого… Лишь из самого центра Города доносились временами какие-то звуки – так сказать, признаки жизни. Потом мы с ними установили контакты…

Коммуны из выживших образовались по всем городам и достаточно крупным поселкам и сёлам (где, по теории вероятности, могли выжить хотя бы несколько человек).

Постепенно, такие стихийные и естественные для всякого разумного человека процессы консолидации и укрупнения привели к созданию своего дочернего продукта: военизированного автокаравана, отправившегося на поиски выживших.

Мы приняли решение: искать теплые края, где запасы продовольствия могут возобновляться. На юге легче вести сельское хозяйство. Как там люди, самоуправление?

 

Большинство людей в мире провалилось в неизвестность. Города и поселки стоят пустыми. Брошенные улицы, дома, пустые автомашины. Часть городов оказалась разрушена, а именно — оплавлена. Города и поселки той части Сибири, где я жил до Катастрофы, большей частью стояли целыми, лишь странно пустыми и тихими.

Не стоит забывать, что позади нас оставались наши близкие в брошенных сибирских городах – а осень всё наступала! ТЭЦ вряд ли кто уже мог запустить, и тем более поддерживать в них режим работы. Конечно, мы заранее переселили своих людей в утеплённые коттеджи с автономным отоплением — на газе или с котлами на дровах. Но долго жить в Сибири после Катастрофы – невозможно…

Мы надеялись связаться с правительствами других стран (могли же остаться какие-то структуры). В любом случае с кем-то надо было искать контакт. И мы искали.

Причина исчезновения людей — губительное подземное излучение. Люди срывались с места, но при этом многие страдали депрессией, уходили куда глаза глядят; если оставались на том же месте – вымирали. Загадочное излучение гнало их прочь, за тридевять земель. Так арии покинули свои города на Урале. А майя в Центральной Америке оставили каменные города в джунглях. Эти же загадочные излучения уничтожили в раннее средневековье систему городской жизни бывшей римской Европы.

Все это почти известно, вот только осталось подвести эти факты под единую теорию… Я сам догадался и написал в своих заметках еще в 2009 году, в те же годы пытался их опубликовать. Редактор одной газеты сказал, что моя статья может понизить рейтинг…

Но спустя годы я оказался прав. И я же оказался в числе выживших. Не ясен был еще один вопрос: по какому принципу выживали люди?

В центрах городов выживших было не больше чем на окраинах, хотя какая-то зависимость наблюдалась… Поэтому в наших коммунах долгое время царил мир. Помню, было шоком для наших разведчиков встреча с районами, где выжили хамло и придурки…

 

Так и сформировался наш караван – по принципу иерархии. Насколько нелепым иногда казался наш прежний мир, особенно в стране, где революция перемешала самые разные слои! Но теперь после Катастрофы было объединение разных людей, или лучше сказать, людей с разными рефлексами, разной реакцией на внешние раздражители…

Но у обслуги и охраны Автокаравана тоже были свои правила… В общем, наш караван представлял страшную силу! Мы взяли (для устрашения возможных разбойников на пути) крепких ребят, в основном из той среды, которая резко обозначилась после Катастрофы (благодаря районам выживания).

Вообще-то, это была не моя инициатива, а нашего Капитана Виктора – начальника автокаравана, при котором я был его правой рукой, главным помощником – я направлял курс Каравана. Будь моя воля, я бы взял нормальных ребят их "хороших" районов. Кстати, ничем не хуже по многим качествам, пусть они обычно менее агрессивны, но тем и лучше – проще следить за порядком. Правда, из-за последствий Катастрофы у многих людей еще не прошёл ступор, и они легко подчинялись приказам основных ("инженеров") в Караване; даже между собой наши работяги мало разговаривали – что-то вроде последствий легкой контузии. Но сила и власть были у Капитана. Он решил взять в качестве боевой ударной силы ребят из "тауншипов", термин, который придумал опять же я (в Южной Африке – это гетто для африканцев).

С ребятами-тауншипистами я старался близко не сходиться, хотя за время путешествия, общение в некоторой форме всё же происходило. Они подчинялись определённому своду правил. И место в иерархии у меня было. Нашего Капитана они слушались. Он знал лучше меня их психологию и привычки, наверняка использовал в общении с ними их представления о мире… Мое жёстко оговорённое место в караване, конечно же, спасало меня. Человек на таком месте мог вести себя достаточно свободно, не придерживаясь правил, принятых в их среде.

А может, Капитан решил избавить оставшихся жителей нашего города от опасных соседей. В общем, он убил двух зайцев – очистил город и собрал отряд.

 

Кроме меня и Капитана в отряд вошло всего несколько толковых ребят. Их называли "инженерами" или "основными". Они выполняли функции надсмотрщиков над Обслугой и Охраной Каравана (следили за порядком и доносили распоряжения: мои и Капитана).

Были и два специалиста по радиосвязи — мы еще не теряли надежды дождаться момента начала работы радиосвязи.

Дело в том, что пропала радиосвязь. Любая. Приёмники есть почти в каждой семье и выжившие люди не могли поймать в эфире ни одну радиостанцию...

Атмосфера перестала быть проводимой для радиоволн – на неопределённый срок. Мы ждали появления радиосвязи со дня на день. Именно эта потеря проводимости радиоволн делала наше положение после Катастрофы особенно угнетающим. Мы не знали точно, вся ли Земля в таком положении. Но пока местности, по которым мы продвигались, были сходны между собой по масштабам разрушений и воздействию на население: где-то больше оплавленных городов, где-то - остались целые районы с нетронутой инфраструктурой, но везде – почти полное отсутствие людей. Возможно, выжило не более одного процента населения…

 

 

4. ШТУРМАН САРМАТСКИХ СТЕПЕЙ

 

Итак, наш отряд выступил ранней осенью. После станции Зима (мы ехали по автодороге, в основном следующей изгибам железной дороги – Транссибирской магистрали) стали сказываться осенние холода, но постепенно они перестали усиливаться.

Оказывается, наш шумный, пылящий автокараван, постепенно заползал в более тёплую климатическую зону. Самое примечательное, что мы продвигались все дальше на северо-запад от нашего города – такова особенность Транссиба и всего евразийского климата.

И осень никак не могла нас догнать. Вернее мы играли с ней в перегонки. Холода после очередной ночёвки было усилились, но через день или два пути опять словно настало лето. А гнали мы (по пустынной дороге вдоль Транссиба) — по причине страха перед скорой осенью, — изо всех сил!

 

Радиоэфир молчал. Мы продолжали тщательно прочёсывать эфир в надежде поймать сигналы других выживших…

Наш радист часто, особенно на привалах, крутил ручки настройки своего тяжелого приёмника, который с трудом вынесло трое ребят из Отдела физики твердого тела, находившегося в пустом здании Научного центра – на ступенях главного крыльца НИИ они чуть не уронили этот высокий серый металлический ящик. Габариты для приемника – солидные, ведь это почти радиостанция, так называемый морской приёмник, весивший несколько десятков килограмм…

 

Мы ехали по автомагистрали союзного значения (выстроена она, конечно, еще во времена Союза)…

Редко встречаемых людей с пустых автосервисов и бензоколонок обычно не подбирали. Да и кто согласился бы ехать с такой публикой! А места для "основных" в автоколонне были резко ограничены.

 

 

Сколько станций, посёлков мы миновали! Помню только названия: Тайшет, Ачинск… Да, было опасно. Везде могла встретиться та часть выживших, которая походила на наших тауншипистов…

Может, поэтому Капитан и набрал таких ребят в наш Караван побольше. Я с ним не соглашался (внутри себя, конечно – уж больно мрачное он имел лицо), но его энергия и ум давали нам шанс выжить.

Путешествие было связано с сохранением жизни наших близких. Мы — разведка. И ради этого приходится терпеть соседство бывших буянов в автокараване. Но пока они под надежным руководством нашего Капитана, всё в порядке. Чему верю. Он удержит любого головореза. Иерархия для них, соблюдение подчинения старшим – вопрос выживания. Это правила чести для бесчестных людей. Но все-таки правила. И пока они работают… А что дальше будет, когда исчезнет цель нашего вынужденного путешествия? Пока я сильно не задумывался над этими пугающими предположениями.

 

Там, в городе среди песков, куда мы ехали, было приготовлено место для спасшихся... Аргалык – не только спасение для остатков населения из разрушенной и замерзающей Сибири, это земля обетованная…

 

Мы продвигались через полосу освоенной земли. Она протянулась вдоль могучей сибирской реки Иртыш, которую дальше на юго-восток, в ее верхнем течении принято называть более звонко — Ертис.

Эта земля освоена и заселена по крайней мере с XIX века. Перед этим служивые люди царя — казаки построили укрепления — так появилась Иртышская пограничная линия.

Климат здесь похож на российский, поэтому крестьяне-переселенцы приживались здесь лучше, чем на юге, в жаркой Средней Азии. Но выживших сейчас, после Катастрофы в двадцать первом веке, буквально единицы: во многих небольших населённых пунктах мы вообще никого не находили — по сравнению с восточносибирскими городами, где, несмотря на всеобщее, на первый взгляд запустение, встречались целые коммуны выживших.

 

Нам пришлось ехать на запад от автомагистрали, уводившей от Омска всё дальше на юго-восток, в сторону от цели нашей экспедиции; к тому же многие участки асфальта были оплавлены...

Но продвинулись на запад мы сравнительно немного, а потом резко свернули на юг, где степи с коричневые давно выжженной травой превращаются в полупустыню…

 

* * *

 

Мое имя здесь Штурман, я проводник автокаравана – ибо из-за почти бескрайних волнистых степей, переходящих на юге в пустыни, я похож на штурмана, прокладывающего курс в море...

 

Наша автоколонна продвигалась все дальше и дальше на юг – по широким степям, где две тысячи лет назад кочевали сарматы… Когда-то их называли киргиз-кайсацкими степями, что было неправильным наименованием… Равно как и сарматскими: то и другое стало достоянием прошлого. Возможно, вся прежняя Земля безвозвратно ушла в прошлое. Пока мы этого точно не знаем, потому и движемся на юг, надеясь найти более солидные осколки прежней жизни (в лучшем случае нам встречались лишь жалкие коммуны выживших людей, не говоря уже о полоумных от шока одиночек, отчаянно мечущихся в пустых городах).

 

 

Северные сияния стали реже. Это хороший признак (природное явление, характерное для приполярных областей, как-то связано с нарушением радиосвязи: после Катастрофы небо по ночам часто мерцало от излучения, хотя на средних широтах их почти никогда не бывает).

Мы ждали, что скоро Пелена с нашего сознания падёт. Пеленой мы называли частичную потерю памяти – в основном личной жизни – хотя многие профессиональные навыки, а также интеллектуальный багаж, накопленный за жизнь, остались почти неприкосновенными.

 

Мы спускались всё дальше на юг.

Нас ждали переходы мимо каменистых плато. Островки чистого песка уже встречались среди выжженных (то ли солнцем то ли излучением) степей. Вдоль русел пересыхающих речек или около степных озерцов протянулись участки настоящих песчаных пустынь. Вода водоемов отступала — еще сотни и тысячи лет назад — и оставляла после себя песчаное дно.

К югу песка будет всё больше…

 

В редких населенных пунктах местность еще более необычна. Вроде бы здесь нейтронные бомбы чередовались с каким-то странным высокотемпературным воздействием: многие дома оплавлены. И чем дальше на юг, тем сильнее гримасы прошедшей Катастрофы. И только отсутствие трупов делает это всё похожим на старый сон…

Села и городки, затерянные на просторах бескрайней равнины разрушены странным образом: словно дома были вылеплены из пластилина, и жар их расплавил — но в разной степени: одни здания от воздействия неведомой силы почти полностью расплавились, другие накренились, их линии плавно изогнуты, порой встречаются довольно причудливые силуэты…

Выживших здесь буквально единицы: в небольших населённых пунктах мы вообще никого не находили — по сравнению с восточносибирскими городами, где, несмотря на всеобщее, на первый взгляд запустение, встречались целые коммуны выживших.

 

Наш автокараван приближался к очередному городку среди степей. Опять предстояло пополнить запасы бензина и продуктов – среди пустых улиц города. Каково его название? Но я уже сбился с точного ориентирования. Карта для такой местности требовалась более подробная. И нам не могли помочь указатели сел и городов: почти всё было оплавлено.

 

 

5. ТАНЕЦ ПОД ОПЛАВЛЕННЫМ ТРОТУАРОМ

 

Город оказался сильно оплавлен. Почти весь.

Когда-то это был степной городишко с привычными для бывшего Союза панельными пятиэтажками в новых микрорайонах, желтыми "хрущевками" в центре и на старой окраине.

Степь, правда, была не совсем ровная: там и сям возвышались невысокие холмы. И вообще, для здешнего рельефа характерны поднятия земли (недаром на картах значится Мелкосопочник), что привело к формированию удивительного пейзажа, чья необычность усилилась после Катастрофы… В расплавленных нагромождениях лавы различался внешний вид домов. На окраине сохранились почти целые дома.

 

Вверх по улице уходил тротуар. С его края свисали расплавленные капли и струи лавы. В эту лаву превратилось всё, что попало в момент Катастрофы в зону взрыва. Взрыва ли? Я этого не знал. Но уж точно не нейтронная бомба. Такая лава – под землёй. Странно. Но я многое узнал в конце путешествия.

Я стоял около четырёхэтажного старинного здания рядом с этим оплавленным тротуаром. Его могли построить в начале ХХ века, может уже при Советской власти. Но стиль был классический, с резными каменными вставками и лепными украшениями, прямоугольниками на стенах между окон.

Соседнее здание почти полностью оплавилось, так что его архитектура едва угадывалась. А ближний ко мне дом был мимоходом задет загадочным, но беспощадным "плавлением": лишь крайний подъезд едва был различим в огромной горе лавы, в которую превратился соседний дом…

Тротуар вздыбился на высоту около двух метров и уходил еще выше к горе лавы — но эта дорожка вела наверх еще до Оплавления. Надо же, гористая местность – как в моем городе… Все детство – особенно в детском саду – я провёл среди перепадов высоты, каменных лестниц и похожих дорожек и дорог, уходящих круто вверх…

Под крутым виражом дорожки образовалась ниша… не совсем даже понятно, что в рельефе было до Катастрофы, а что вздыбило местности плавлением реальности.

И вот… рядом со мной дверь старого подъезда. Дом, повторяю, был почти старинный, построенный еще до эры хрущевских пятиэтажек, а потому красивый, небольшими, но все-таки наличествующими архитектурными "излишествами". Фасад выкрашен в жизнерадостный, но вместе с тем спокойный цвет: в оттенок нежно-тёплых тонов с примесью спокойных синевато-зелёных красок "Видимо, побелка стены была сделана тонкими ценителями покоя и тихой радости жизни" подумалось мне.

Таким я всё запомнил перед тем, как увидел ее.

 

А потом… Не знаю уже, что началось раньше: включилась музыка, или я еще перед этим в тишине, заметил белое платье девушки.

Вижу, как сейчас, медленный танец под оплавленным тротуаром… Темный фон землистого подножия тротуара — позади ее тела в тонком белом платье до колен. А она, воздев руки, совершает плавные движения… Под незримую и почти неслышную музыку – я даже и не помню, что тогда звучало из динамика — тем более, после всех последующих событий.

 

Сейчас, в Аргалыке, я могу лишь рассказать толково и внятно лишь о Толике – ее брате. Но к этой зарисовке с танцем под оплавленным тротуаром – он имеет самое прямое отношение, ведь музыка лилась из старого радиоприёмника дизайна явно советских времен!

И сам это факт стал для нас надеждой. Неужели белый радиатор на светлой стене дома исторгает звуки дальней радиостанции?!!

Может поэтому я до сих пор с особым чувством вспоминаю образ девушки, словно застывшей в своём танце под тротуаром…

Итак, внешний вид вещавшего на дворик радиоприёмника напоминал 80-е годы. Хотя его можно назвать и репродуктором, и динамиком. Так оно и оказалось. Толик – талантливый радист-самоучка – провёл провод к наружной стене дома, где на какой-то штырь подвесил радиоприёмник.

Простой советский репродуктор, которых более двадцати лет почти нигде не было в продаже. И никто не мог нажиться на этом, хотя люди не раз спрашивали их у продавцов (году в 2006-м в одном магазине на витрине стоял проводной многоканальный приёмник для радиоточки, производства Барнаула — кстати, недалеко от этих мест).

Вот только не знаю, подвесил ли Толик этот репродуктор на внешнюю стену дома еще до Катастрофы, или после — когда им вдвоём с сестрой стало нечего делать (разве что танцевать). Из всего города не уцелело никого, кроме их двоих — брата с сестрой на старой городской окраине в доме кремовых тонов…

Я даже не успел спросить об этом. Дела и заботы автокаравана по-прежнему давили на меня: я обязан немедленно сообщать о находке всех "фраеров" Каравану — тем более, людей мы почти уже не находили: чем дальше на юг, тем разрушения сильнее и всё меньше выживших...

А дальше всё, естественно, завертелось по наработанной схеме: строгий допрос Капитаном Толика (так звали юношу-радиолюбителя) и разработка плана дальнейших действий. Куда ехать? Продвигаться ли дальше на юго-восток вдоль железнодорожной линии, либо спуститься прямиком через степи на юг, прямо через пески…

 

 

6. ПОСЛЕ ОТБОЯ

 

Смеркалось… Догорали костры часовых. Чернели фургоны на фоне еще светлого неба. Песок пустыни тоже казался черным.

Отбой. Это значит, что все заходят в фургоны и готовятся ко сну. Дисциплина. На первый взгляд, так нужно.

Я вышел из машины. Как Штурман (и соответственно, один из Совета Каравана) я имел право на долгие прогулки после Отбоя.

В сумерках я увидел фигуру Айгуль в белом платье. Она стояла у одного из грузовиков, положив левую руку на его огромное колесо… Она смотрела прямо на меня.

Не сразу в темноте дошел до меня смысл ее слов:

— Толик установил радиосвязь. В нескольких километрах отсюда — тайный город. Вот позывные — "Асгард". Устье пересохшей речки, на восход от малоприметного озера.

И она махнула рукой в сторону невысоких холмов:

— Вон за ними… город, который вы ищите.

— Получается, мы уже немного проехали мимо, — отозвался я.

— Это к лучшему. Начальство каравана вряд ли найдет нас сразу. Хотя описание местности у Виктора должно быть.

Я был озадачен:

— Так ты хочешь сбежать?

— Да, ответила она. — Понимаешь, в Городе Караван может помешать жителям. Здесь место Света и Вселенной Силы. Это наша новая надежда — проговорила она скороговоркой, — и мы не позволим его испохабить вашей охраной, вашим жлобьем…

 

Я зашел в КАМаз к Капитану (Я имел право без стука входить к нему – должность Штурмана требовала именно этого).

Он еще не улегся на койку дальнобойщиков позади кабины. Огонек лампы в салоне прикрыт от окружающей ночи белой простыней, наброшенной на лобовое стекло.

Капитан сидел на сиденье водителя, согнувшись. Аккумуляторов для себя не жалеет, — подумал я, – весь наш поселок на колесах сидит в кромешной темноте, не считая костров по периметру из подобранного на барханах кизила — и тот скоро выгорит…

— Я знаю, зачем ты пришел… Видел Айгуль? Блестяще. Ты доказал свою верность. Можешь не рассказывать об ее предложении.

— Как вы узнали об ее предательстве?

— Никак. Я сам сказал ей подстроить для тебя ловушку.

— Значит, я выдержал испытание…

 

До утра мне никак не спалось. Я мучительно думал…

Если бы только до конца мне вспомнить мою прежнюю жизнь! Все-таки, пришлось ли мне и дальше бедствовать вплоть до самой Катастрофы, или кто-то мне помог? Если бы только вспомнить…

Конечно, новые люди очень нужны – но отбор может быть драконовским. Многие не пройдут — почти все люди из обслуги и охраны нашего Каравана. Хотя они были верны нам все долгое путешествие. Я знал этот простой народ, знал еще задолго до Катастрофы. Это люди со своими желаниями, своим видением мира, стремлением к благополучию…

Так где же приютиться нашим воинам, "головорезам" из автокаравана? Как они будут жить в городе для избранных? Будут ли они учиться быть Людьми? Вот вопрос.

 

Наступило утро. Караван тронулся в путь. Но проехал совсем недолго… Песчаные моря начинались юго-западнее. Но мы уже были избавлены от тягот пути по песку. Я увидел из кабины своего КамАЗа, как блеснуло вдали серебристой гладью озеро…

— Айгуль сказала, что здесь надо повернуть, — сказал я помощнику…

Впереди нас ждал город, разделённый на районы белыми стенами, увитыми вечнозелеными вьющимися хвощами.

 

 

7. БЕЛЫЙ ГОРОД В ПЕСКАХ

 

Я проснулся, огляделся. Комната хорошо обставлена. Кровать, шелковые одеяла и чистые белые простыни, овальное зеркало на стене, портьеры. Приоткрылась дверь, и девушка в синем шелковом платье принесла поднос с едой…

Вспоминая потом те дни, я понимаю, что оказался в каком-то подобии пансионата. Часть молодых людей жила в других комнатах, похожих на мою. Часть – приходила, чтобы с нами пообщаться и поработать в хозяйстве этого двухэтажного здания. А жили они в отдельных уютных домиках неподалёку. Сам же "Пансионат" было прекрасным, светлым, зданием похожим на дворец или на детский сад из полузабытых снов…

Пансионаты — так называется часть Верхнего города, который отделен белой стеной от Нижнего города, где поселилась большая часть наших караванщиков…

В Пансионатах всё чисто и прибрано. Я тоже почувствовал вкус к такой жизни и, особенно к здешней работе. Она заключалась в посменном дежурстве по уходу за хозяйством: расстановка стульев, накрытие столов… Такая легкая и приятная работа!

Вот решение проблем общества! — думал я. — Посильная физическая работа, которая приносит ощущение полноценной жизни. Ошибка прежнего мира в том, что люди умственного труда давно отвыкли от необходимой физической нагрузки. Давайте вернём равноправие, дружбу, игры и равномерную физическую работу… Ведь там уважение людей, приятельские и дружеские отношения…

И еще я заметил, что люди в "Пансионате" были тактичны в общении: "Если что-то не так сделаешь, то они ничего не говорят обидного" - как сказала одна женщина из прежнего мира… Это наблюдение подходит и к людям Верхнего города в Аргалыке…

Я вышел на улицу. Белые здания, яркое солнце. На фоне белой бетонной стены стояла девушка… это была Айгуль в белом платье до колен…

 

И вот я здесь — за тысячи километров от своего родного города, к западу от Восточной Сибири, на севере Великой степи! Неведомая катастрофа, путешествие, поиски… и нам удалось проникнуть в особую локальную область пространства в окрестностях степного городка Аргалык… Тайный город тоже называется Аргалык. Его специально создали в месте, недоступном для посторонних.

Мы всем говорили, что приехали из Сибири, реже уточняли, что из Забайкалья…

Мы не раз вспоминали о больших городах, о многолюдной толпе на улицах… Ведь большая часть современной цивилизации на Земле исчезла…

 

* * *

 

Аргалык управляется Комитетом координаторов. Во главе комитета – Главный координатор. Такие названия должны подразумевать принцип самоуправления города. То есть люди правят сами, а начальники из Комитета координируют их действия.

У нас был готов план заселения Крыши мира. Вернее, её небольшого участка в горах, названного Оком мира…

Горы так нагромождены на бескрайних просторах Евразии, спаянной из разных материков в один гигантский континент, что огромный массив суши делает климат резко-континентальным. Теплые морские ветры охлаждаются, ослабевают на пути к центру самого большого в мире континента.

Могучее Место Силы расположено в отрогах Тянь-Шаня или на Крыше мира: в горах Памира или в Гималаях. В южных горах находится источник мирового зла… Там, где горы выше – там острее конфликты… Но именно там можно найти спасение для всего мира.

Поэтому нам предстоит Исход — еще дальше на юг. Жители секретного Аргалыка направляются заселять Южные горы, чтобы овладеть местами выхода подземной энергии в надежде обуздать зло во всём мире. И даже избавить мир от Катастрофы, сдвинув его во времени немного назад. Мы вернем прежний мир, но он станет лучше и не скатится уже к Катастрофе…

У нас появился шанс восстановить прежнюю жизнь – всю Землю до Катастрофы. Путь это выглядит фантастично (перенос во времени через развилку параллельных миров в тот вариант мира, где Катастрофы еще не было), но ведь и сама Катастрофа тоже весьма фантастична – тем не менее, она у нас произошла…

 

Так у нас появился план заселения Крыши мира. Вернее, её части, названной нами Оком мира.

Но для первичной проходки, разметки территории и дальнейшего строительства нового города на Крыше мира, нужно много рабочих рук. Именно рабочих. Так что нам пригодятся жители Нижнего города, а также наши славные караванщики из обслуги и охраны Каравана, нашедшие приемлемое для них место обитания в том же Нижнем городе… Мы им многим обязаны — как никак охраняли нас в экспедиции…

 

 

8. ТВОРЦЫ МИРА ГОРОДСКОГО ПЕЙЗАЖА

 

 

— Расскажи о своём Городе, — попросила меня Айгуль, устроившись рядом со мной на скамейке у высокой белой стены Верхнего города…

И я рассказал. О фонтанах, все продолжающих появляться в нашем городе (учитывая усугубляющееся положение многих жителей, властям города следовало бы вкладывать средства из городского бюджета в более насущные нужды населения). А власть или богатство, многие "жирные" места достаются людям недостойным… О бедности и нищете бывшего советского населения. У многих бедняков еще есть квартиры, мебель и книги, видимость благосостояния, доставшиеся от советских времён (кстати, у многих из них в скором будущем опишут имущество, а потом и выселят в бараки — за долги по оплате услуг ЖКХ). Но зарплаты в нашей северной стране у значительной части жителей низки, почти как на "бедном юге". А в газетах и по телевидению — ложь о средней заработной плате…

Айгуль тем временем пыталась что-то рассказать о себе. Сделав усилие, я замолчал и стал слушать ее, не перебивая.

Ее речь временами становилась сбивчивой. Но Айгуль выглядела совсем не жёсткой, несмотря на перенесённые трудности в жизни. Видимо, есть люди, которые остаются хотя бы внешне легкими и жизнерадостными. Даже в поведении и манере вести разговор, они просты и искренни. И Айгуль не способна на неприятные выходки, присущие многим людям, уверенно чувствующим себя в этой жизни…

Но и другие люди не должны быть подлыми. В большинстве случаев ничего трудного в том, чтобы не лгать, не клеветать — нет. Необходимость большого обмана и вранья, по своему определению, случается редко. А от мелкого вранья существенной выгоды обычно не бывает, лишь один убыток: лживый человек сразу теряет уважение в глазах потерпевшего. Но люди продолжают унижать других людей, например — преднамеренной ложью (понятно, что бывает "ложь во благо" и тому подобное), но как можно лгать, когда то, что это неправда, знает другой человек! Странное поведение людей не понятно ни мне, ни Айгуль.

— Такая ложь относится к особому виду лжи. Это заведомая ложь с целью унизить человека, когда другой человек нарочно придумывает или искажает факты, — говорил я, искренне сочувствуя этой девушке в светлом платье.

И я в который раз ощутил, что мы с Айгуль удивительно схожи в событиях жизни, в своих чувствах и отношениях с другими людьми.

— Не так-то легко найти друзей близких тебе, — отвечала в тон мне Айгуль. — Где найти душевных и более-менее интеллектуальных людей? Только после Катастрофы! – напрашивается жесткий вывод.

 

Дальше Айгуль нашла новую тему:

— Откуда "мягкотелые" черты характера у русского интеллигента? Подобные черты были подмечены еще в XIX веке русскими писателями. Пусть сами писатели не были такими, они верно изображали типичный характер, строй личности интеллигента… Статья "Русский человек на рандеву"… тебе, Дима, говорит что-то это название?

— Да, читал, или слышал от родителей. Была дома такая книга, публицистика того времени… Мережковский что-то писал такое же, о проблеме нерешительности и слабости отечественной интеллигенции….

— И в веке двадцатом образ интеллигента остался по сути прежним. Хотя советские интеллигенты уже не имели прямой связи со своими дореволюционными предшественниками. И именно эта особенность русской интеллигенции многое объясняет. И у нас — внуков и детей выходцев из рабоче-крестьянской стихии, и у них, разночинцев конца XIX-го — стояло над душой Старшее поколение из народа. Это связано с особенностями развития России: резкое преодоление отсталости, когда интеллигенция имеет близкие корни в народе, что и предопределило ее слабость.

Я спросил:

— Ты хочешь сказать, что старшее поколение угнетало при воспитании своих детей и внуков?

— Да. И вот результат – слабый тип личности и характера русского интеллигента.

 

После этого Айгуль попросила: "Расскажи мне еще о своем городе…". Она слушала меня, поглощенная моим рассказом, на ступеньках лестницы.

К нам подошел Виктор:

— Надо создавать Тонкий мир начала 90-х. Скоро пригодится. Мы так направим события в прошлом, что избежим Катастрофы… И вернемся в обновленный мир…

 

В Лаборатории исследований смежных состояний сознания (занимающей крайний правый угол в восточном крыле Пансионатов) давно проводились эксперименты по изучению электрической активности мозга. Для этого предполагалось самому подопытному активизировать те или иные его участки. Потом ребята из Лаборатории (а они все были молоды – самому старшему лет 35) решили исследовать ТТ–ритм, присущий детям и пропадающий к 15 годам….

Но неужели при воспоминании о прошлом, о детских годах – этот ритм мозговой активности не может снова возникнуть? Такое интересное предположение и послужило толчком для серии работ, приведших к созданию нового подхода к изучению мозга и вообще к сознанию человека. Не только индивидуальное сознание и наука психология, медицина и физиология человека — судьбы мира оказались впоследствии в руках этой группы ученых!

Открыли, что вместо простого изучения биоритмов человека и прочих характеристик на диаграммах, надо, путём целенаправленных усилий самого испытуемого человека, вызвать необычные характеристики излучения мозга…

Так я по поручению Виктора стал вспоминать прошлые годы. Мы занялись проработкой реалий 80-х-90-х годов. Помогли и консультации специалистов из Озёрного города.

Для формирования из энергетических образов нужно чьё-то сознание, обладающим правильным представлением о мире, романтическим настроем души и так далее… Таким человеком и стал я, Дмитрий.

Теперь мои рассказы оказались нужны для дела, задуманного Виктором. Я поведал о прошлом своего города. Каковы корни наших проблем? Почему содержание гоблинов в обществе не снижалось, а увеличивалось все эти годы, несмотря на серьезные, даже отчаянные попытки улучшить мир нашего города…

 

Эти улицы — мир, в котором ощущалось благополучие. Но если нет людей, способных им наслаждаться, его чувствовать, всё это рушится. Многих из них давно нет.

Тихие улицы, прекрасные здания: всё это нужно природе, даже городской природе — чтобы кто-то ими любовался, подпитывая своей энергетикой, а не разрушая своими выходками и хамским отношением к другим людям… А это убивает Тонкий мир Города. Рано или поздно приходит конец его материальному воплощению...

Высокой энергетике нужна энергия людей, настроенных на романтическое восприятие действительности. Тонкими вибрациями души, накапливающейся возле них тонкой энергией, "напитывается" городской пейзаж…

Если "волшебным" настроем городского пейзажа никто не живёт (или когда таких людей станет совсем мало), значит, мир городов исчезнет, его материальное воплощение канет в небытие вслед за его духовной энергетикой…

 

Так мы вспоминали прошлое — специалисты из Озёрного города (бывшая верхушка Каравана органично вошла в состав жителей Пансионатов и даже в их Совещательный орган – Комитет координаторов).

И мы искали в прошлом первопричину всех бед, вернее, ту самую точку бифуркации, повлияв на которую можно вызвать целый каскад положительных изменений… В таком случае, положительной энергии к моменту Катастрофы будет больше, и она сумеет побороть негатив в энергетике, который и вызвал Катастрофу. Почему именно в нашем городе надо это делать?

Кроме молодёжи, сбившейся с пути, есть огромное количество людей разных социальных слоёв, совращённых злом. Имён у них много: подхалимы, лжецы, лицемеры, ханжи… но имя им гоблины! Имя им Легион… Последнее слово в этой войне еще не сказано, покуда есть гоблины и Люди!

 

Но всех наших ухищрений с тонкими энергиями оказалось недостаточно. Поэтому Виктор вызвал меня к себе:

— Дмитрий. Нам предстоит уже совершенно реальный визит в сердце Южных гор. Ибо рядом с Оком мира находится место особо сильного выхода Силы из глубин Земли. Там твоя энергия созидания должна усилиться, войти в резонанс…

 

9. К ЗАОБЛАЧНЫМ ВЫСЯМ И ХРУСТАЛЬНЫМ ГОРОДАМ

 

Мы подлетели к Крыше мира с севера и стали снижаться. "Здесь нам придётся выйти досрочно. Мы не долетим до Ока мира", – сказал Капитан загадочную фразу.

Приземлившись на ровном плато, мы пустились в путь по крутым горным дорогам на джипах.

Тем временем колонна джипов проехала мимо озера, названного в честь Александра Македонского (местные жители его с давних пор называли Искендеркуль). Между очень высоких гор плескалось красивое озеро… Не останавливаясь, мы ехали дальше. Нам было важно успеть к Оку мира до захода солнца… Пустые дороги, изредка по обочинам – брошенные машины. Даже попался автобус, похожий на туристический: явно в нем до Катастрофы сидели челноки, ехавшие в из Синьцзяна в Пакистан. Люди, как и у нас на Севере, словно куда-то испарились или провалились…

Но вот вдали заблистал город – своими белыми хрустальными тонкими линиями... Город, построенный на Крыше мира "с нуля", за несколько месяцев. Мы подъезжаем к новой надежде человечества, носящей гордое и светлое название: Город Хрустальных фонтанов!

 

* * *

 

— Вот регистр, ответственный за Север… А вот – за Юг… Всё автоматизировано. Надо лишь нажать нужную клавишу, – объяснял Виктор.

— Не "лишь", – возразила Айгуль. – Надо нажимать, дождавшись прихода энергии.

— Само собой, разумеется, — ответил Виктор. — Только это должен быть очень мощный ее выброс. Над этим мы еще работаем.

— И все станет как прежде? — спросил я.

Все дружно на меня обернулись: Виктор, капитан самолета и Айгуль. Они стояли напротив меня в полутёмной пещере. Рядом с нами – пульт управления в виде низкого стола размером, примерно, с биллиардный. Всё скромно.

Виктор ответил:

— Надеемся, что мир не совсем мир станет прежним. Но не будет мировой Катастрофы. Так, словно ее и не было никогда. В горах энергии достаточно – это древний очень мощный центр ее выброса наружу. Поблизости проживают племена "людей в черном" (к нашему времени в черных платьях, вышитых цветным узором, у них ходят только женщины). Это хранители мира от зла, стражи подземного ужаса.

Айгуль продолжила речь Виктора:

— Здесь в Южных горах находится древний центр мира, которым пытались завладеть разные народы. Мы — наследники Александра Великого. Он пытался основать города на заоблачных кручах. Но долго они не просуществовали – всего двести лет, пока их не смело нашествие с севера кочевников-юэчжей. Остались лишь жалкие их остатки - потомки греков, женатых на местных женщинах. Их называли "люди в черном" – они, как могли, хранили тайну Ока Мира. Но не хватало цивилизации, городов, высокой культуры, лишь крохотные деревни, все время сокращавшиеся под натиском восточных супостатов. Впрочем, они здесь шли с запада — здесь к востоку лишь еще более высокие пики Крыши Мира.

Айгуль замолчала. Я смотрел на стеры пещеры, на пульт управления.

Виктор вновь заговорил:

— Но теперь, через две с лишним тысячи лет мир спасён. Мы пришли в этот горный край. Здесь и будем жить. Подступы к Оку мира уже охраняют наши люди из Каравана: система постов, наблюдательных пунктов.

 

Эпилог

 

Итак, я — Хранитель. Вернее, один из хранителей этого горного Края. Другой горный край остался на востоке Сибири, но общемировой источник зла – здесь. И мы его охраняем. Зло больше не сможет излиться в мир. Конечно, у людей останется свобода выбора, но их злые поступки больше не будут иметь "подпитки" от изнанки нашего мира… Так что количество зла, по крайней мере, иррационального зла, снизится.