ТЕСТ (семинар)

 

Пещера называется Лабиринт, я был в ней однажды подростком. Тогда же выяснилось: я страдаю клаустрофобией.

Успокоительные можно купить в автомате на входе, вместе с трёхмерками видов и карт, камнями и другими сувенирами. Я закупился пилюлями в трёхкратном размере, автомат отказался выдать вторую порцию, не помогло и удостоверение, пришлось просить судмедэксперта Юргена и местного полицая. Юрген предложил укольчик, но я решил, буду как все, колёса под язык – и вперед.

Исида Эйитиро лежал на боку, свернувшись в комочек, прижимая работающий НЕТ. По нему и нашли его. Он показывает местонахождение каждого туриста в пещере. Такой НЕТ вешают всем посетителям, жирная зелёная точка показывает его перемещение в трёхмерном пространстве, жёлтые точки – всех остальных посетителей. Группы ходят без гида, его заменяет НЕТ. На голове у каждого шлем с вечной лампой, такие же висят под потолком туннелей, давая фантастические тени. А в больших залах освещение устроено так, чтобы показать самые красивые места. Посетители идут группами по двадцать человек, те, кто идёт туда, разделены поручнем от тех, кто уже обратно. Тропа покрыта прозрачным пластиковым настилом, все боковые тоннели перекрыты, в них невозможно попасть. В общем, в таких условиях потеряться и умереть невозможно. Однако Исида Эйитиро умудрился.

***

Планета красиво называется Данте – наверное, какой-нибудь отличник придумал. Планета райская, и он назвал её Данте Алигьери, вспомнив "Божественную комедию" и описание рая. Постепенно Алигьери потерялось, а Данте осталось. На планете великолепный пляж из окатанных мелких изумрудов и вдоль него город – Эсмеральдо-бич. Это город для людей, негласно сюда не пускают инопланетянцев – просто тихо не дают визы. Для отдыхающих – рай. Здесь всё сделано, чтобы они ни в чём не нуждались. Прекрасные отели, замечательные рестораны, развлечения, интенсивная ночная жизнь. И ещё легенды о пещерах с несметными сокровищами, где с потолка как сталактиты свисают огромные изумруды, а под ногами лежат алмазы с золотыми слитками. Пещеры действительно есть, и сталактиты со сталагмитами тоже есть, но не изумрудные, не алмазные и не золотые. Местные активно распространяют эти легенды, привлекая туристов в пещерные туры. Можно пройтись, ознакомиться, а можно посидеть в подземном ресторане или кафе.

***

Эйитиро вошёл в пещеру с последней группой, а когда все вышли, смотритель посмотрел в НЕТе, не отстал ли кто. Это его обязанность, осматривать Лабиринт после выхода всех групп. В боковом туннеле он увидел неподвижную жёлтую точку. Вызвал дежурного спасателя, и они пошли. Эйитиро был мёртв, они вернулись и вызвали полицию. Местный полицай осмотрел тело и место, и вызвал нас.

Тоннель закончился неожиданным тупиком, хотя по карте он продолжается. В тупике кто-то смонтировал капсулу, заполнив её по стенам и потолку приборами. Глядя на это, сразу понимаешь – Чужое. Здесь-то и лежал Эйитиро. На груди бейджик с именем, в нагрудном кармане карточка электронного паспорта. Проживал в Эсмеральдо-бич, работал дизайнером восточных блюд в ресторане Красный дракон. Не женат.

Мы, осмотрев тело и место, вызвали сразу и Центр по предупреждению террористической деятельности внеземных цивилизаций, и Бюро по изучению деятельности внеземных цивилизаций, пусть сами разбираются, чья тема.

***

Они прилетели на пяти глайдерах, выстроились в воздухе один за другим, и лихо спикировали, приземлившись крыло к крылу. Мы с Юргеном понимающе переглянулись, этот балет исполнен для нас, хотят пустить пыль в лицо.

***

– Сканирование показало, что он абсолютно здоров, – заявил Юрген.

– Тогда что он делает на твоём столе? – спросил я резонно.

– Он просто лег и умер. Такое бывает с зомбаками, они сами себе останавливают сердце.

– Может, это какой-то специфический китайский удар, типа кунг-фу? – спросил я подозрительно, неумело изображая китайский акцент.

– Он не китаец, а японец. Фильмов насмотрелся?

– Тогда это вообще не наш клиент. Пусть ЭТИ, в чёрном, разбираются, – я не вижу разницы между китайцами и японцами, все кричат, бегают и дерутся ногами. А если он сам себя, значит это самоубийство! – обрадовался я.

***

– Клихин, инспектор, отдел убийств. Никогда не встречал двух женщин одновременно из ваших контор, – сказал я притворно приветливо, откровенно рассматривая их.

– Для вас мы не женщины, а агенты. Агент Блок, Центр, – подала руку высокая блондинка.

– Агент Кес, Бюро, – подала руку вторая, тоже блондинка, но полненькая.

– В Лабиринте ваши уже работают, тело мы передали, чем ещё помочь? – я мысленно щёлкнул каблуками.

– Мы будем работать над связями Эйитиро, нам нужен кабинет.

Знаю я эти фокусы с кабинетом, потом не выкуришь, но улыбаюсь:

– Всё что можно, ваши уже заняли, могу поделиться своим, вам одного стола хватит?

– Нет. Надо два.

– Хорошо. Будет тесновато, но разве можно отказать!

***

Андрей, младший помощник инспектора, приоткрыл дверь и кивнул, я сделал приглашающий жест. С порога он настороженно оглядел кабинет и вопросительно кивнул на пустые столы:

– Эти где?

– Работают, – я пожал плечами.

– Слышал новость? – спросил он громким шёпотом, озираясь.

– Я замотал головой. – Наверно камер понатыкали и жучков, но в туалет ходить каждый раз замаешься, и не факт, что их там нет. - подумал я.

– Эти! Ведьмы твои прилетели в ресторан, где работал японец. А шеф-повар – человек – как увидел их, за сердце схватился и упал замертво, инфаркт!

– Видимо восточная кухня не способствует долголетию, – сказал я глубокомысленно.

– Там нашли штуковины разные, препараты! Всю лабораторию туда вывезли!

– Восточная кухня славится ингредиентами, специями.

– Вот-вот. Там засушенные насекомые, звери, головы ушанов рядами висят…

– Откуда ты знаешь?

– Кто-то в НЕТ кинул, но ЭТИ почти сразу убрали, а у тех, кто успел себе отлить, НЕТы крякнули!

– Откуда ты знаешь?

– У Волтера НЕТ тоже того…Он и выяснил.

***

– Мы запустили теледиски посмотреть, что там происходит, и были очень удивлены. Там есть другие входы и народу ходит не меряно. Кое-кого удалось задержать, – сообщили дамы в чёрном, передавая нам троих подростков.

Хотелось спросить, как продвигается расследование, но я сдержался.

Мальчишки грязные, с обломанными ногтями, но удивительно, что от них идёт очень приятный цветочный запах.

– А чем от вас пахнет? Очень приятный запах.

– Так ушаны сверху серят, а мы по этому "культурному слою" ходим.

Пришлось их сначала в дезинфекцию, а потом на беседу.

***

…– мы "Летучие мыши". Постоянных человек восемь-десять, и столько же приходит иногда. Есть ещё "Диггеры" – их столько же, "Спелеологи" – их больше, человек двадцать и ещё много всяких. Есть "Дикие", кучками по три-пять человек. Иногда приходят совсем чужие компании, многие прилетают с других планет. Нам не жалко, Пещера большая, места всем хватит.

– Там есть такие странные места: горят фонари, вода, еда, теплая одежда, аптечка, а никого нет? – Кес сверлит взглядом бедных детей.

– Так это для погибшего спелеолога. В опасных местах оставляют самое необходимое: фонарики, еду, краску в баллончиках. Можно прийти поесть, попить, а взамен что-то своё оставить, для следующего, вдруг ему пригодится…

– А что вы вообще там делаете?

– Как что? Сокровища ищем!

***

…они совсем не такие, какими были мы в их возрасте: на замечания не реагируют, взрослых не уважают. Может, это я старею. Даже кажется, что многие из них не умеют читать, только нажимают клавишу "воспроизвести вслух". А то, что они не умеют писать – в этом я уверен, только наговаривают в НЕТ. И я не удивлён, теперь даже профессии учителя нет, теперь все мнемоконсультанты. И проверить чему научили эти мнемоконсультанты невозможно – всё в подсознании. Например: недавно случайно выяснили, что астрономию первой ступени мнемопрограмма преподаёт на примере Земли-матушки, и все дети знают, что она вращается вокруг Солнца, но при этом они уверены, что наше Светило вращается вокруг нашей планеты! Культуру, Мораль и Сострадание получают тоже через мнемопрограммы. На ночь включил НЕТ, и вроде приобщился. А что они там включают и включают ли вообще, никто не знает. Они научились обходить контроль. А какие сны снятся этим детям, страшно представить. Вообще удивительно, как с такими мозгами они умудряются переставлять ноги и двигать руками!

***

В дверь просунулась голова Юргена и тут же скрылась. Я взглянул на Кес и Блок, обе смотрели неодобрительно, кивнул им и вышел.

Юрген сделал несколько круговых движений пальцем, показывая, что здесь говорить неудобно.

– Отлить не хочешь? – спросил он многозначительно.

Я кивнул.

– Эйитиро – не человек! ДНК Чужого! Я случайно узнал, только что! Твои ведьмы ещё не знают! – прошептал мне в ухо, судорожно озираясь.

***

– Не страшно? Темнота, холод, грязь! Клаустрофобией не страдаете? – поинтересовался я у очередного подростка. Выглядит он болезненно – бледный, будто солнца никогда не видел, глаза красные, слезятся.

– Бывает, когда на волю долго не ходишь, мерещиться всякое начинает. Некоторые сходят с ума, биться начинают, кричать.

– А что кричат?

– Да все по-разному. Кто-то просится на волю, у кого-то голоса в голове, кто-то говорит, что за ним погибший спелеолог ходит, некоторые задыхаться начинают, говорят – стены давят, – пуча глаза, хитро отвечает паренёк.

– И что вы с ними делаете?

– Как что? Колёса под язык и на волю тащим!

***

– А вы не встречали в Лабиринте ничего странного, необычного, чужого? – Что-то их тянет под землю, может, Чужие поработали? – подумал я.

– Те, кто ходит вниз, не говорят "Лабиринт", говорят "Пещера". Там много странного, – интригует меня славная девчушка, только худая очень. Пока не отмыли, и не видно было, что не парень.

– Ну, например?

– Например: есть такое место, "Подстава" называется. Делаешь шаг, а там провал, метров восемь, мы лучом мерили. Но ты не падаешь, не разбиваешься, а медленно опускаешься, как будто невесомость. Мы туда новичков водим, на слабо берём.

– Интересно. Покажешь мне?

– Показать-то покажу, только фишка в том, что это тупик, из него обратно выбраться надо.

– А кто не смог?

– Мы им хлеб бросаем, чтобы с голоду не умерли. Ха-ха-ха…

***

– Послушайте, Кес, это всего лишь дети! – начал я, все-таки у меня опыт.

– Я не Кес, я – Блок.

Глянул, действительно – Блок.

…– Под землей сформировалась своя молодежная субкультура, своего рода андеграунд. Там свои законы, инициации, мифология, стили поведения. Если мы просто замуруем входы, они будут искать новые и найдут. С ними надо работать, вытаскивать на поверхность. Пусть занимаются спортом, ходят в яхт-клубы. Надо организовать подростковые туры на другие планеты, пусть знают, что люди работают, учатся, а не только отдыхают, – Блок прожигает нас взглядом, – это они умеют.

Мы переглядываемся, у них же родители есть, школа, а если хулиганство – мы подключимся.

***

…– А что думает школа о вашем увлечении Лабиринтом?

– Школа? Школа раз в неделю грузит в НЕТ мнемопрограммы, и снимает срез знаний, надо галочки поставить в столбики, тесты такие.

– А родители?

– С родителями надо выходить на связь каждый день, а то забеспокоятся.

– Не запрещают? – спросил коварно.

Мальчишка закатил глаза и заговорил как с маленьким:

– Нас защищает ювенальная система. Запрет – это прямое покушение на свободу. Если что, им мало не покажется! – и добавил другим тоном: – Но я люблю родителей и не стучу на них.

Конечно дети – это наше всё…

***

Андрей встретил меня в коридоре, схватил за локоть и потащил на улицу.

– Поговорить надо, – пробурчал он сквозь зубы.

– Слушаю, – сказал я, отцепляя руку.

– Эти-то сливают дело.

– Да-а?

– Они даже обыск не провели в квартире японца.

Брови сами полезли вверх.

– Ты там был?

– Случайно получилось.

– Ты что делаешь? Ты куда полез? Знаешь, чем это кончится! Тебя пропустят через Свой-Чужой, каждую клеточку проверят, ДНК твоё расплетут, сличат и закрутят опять, если чужого не найдут! Потом память тереть будут, до младенчества, потом Лояльность поставят, и ты до конца жизни будешь от всего шарахаться и стучать на всех. Нас тоже притянут…

– Но они же…

– Они своё дело знают, они не убийцу ищут, они шпионскую сеть распутывают! Засаду оставили, наблюдение. А ты под себя ходить будешь, пытаться сфинктеры контролировать.

***

– Замечена непонятная возня вокруг успокоительных препаратов – утечка, обмен, продажа.

– Да кому они нужны? От них же кайфа нет. А при передозе может сработать как слабительное, – со смехом сообщил Юрген, он какой-никакой, а врач, он знает.

– Спасибо, что предупредил, для меня это актуально, – поблагодарил я и подумал, что больше в Лабиринт ни за что не пойду.

***

– Ещё один то ли китаец, то ли японец мёртвый, – сообщил дежурный.

– Где?

– В автомате быстрого питания.

– Может, подавился?

Я первый раз в таком автомате: тесная кабинка, маленький столик, экран и человек, привалившийся к пластиковой обшивке.

– Еду на экспертизу, воздух и пыль туда же. Кто нашёл?

– Автомат и нашёл, он время просрочил, отводится двадцать минут на один приём пищи. Он не вышел и новый заказ не сделал, автомат вызвал полицию, – сообщил Илья, старший помощник инспектора.

– Вот в карманах было, – Андрей подал паспорт и билет в Лабиринт. – Пробитый, сегодня утром посетил.

– Иноуэ Такэси, – прочёл в паспорте. – Н-да, – я повернулся к Юргену: – Что скажешь?

– Конечно, это надо проверить, но, похоже, среди азиатов началась эпидемия.

Я непонимающе уставился на него.

– Похоже, остановка сердца! – развёл руками Юрген.

– Ничего не трогаем! Вызываю ЭТИХ!

***

Мы устроили засаду на одном из подходов к Пещере.

…– Нет, у нас свои НЕТы. В тех, которые выдаёт Лабиринт, невозможно подавить свой индивидуальный сигнал, зелёный.

…– Их НЕТы на топографических идиотов рассчитаны…

…– У нас своё оборудование, у каждого НЕТ, и свой ник светится в мониторе и остальные тоже, так мы знаем, кто где…

…– Раньше воевали за территорию, давно. Потом поделили и каждая банда знает, где её Пещера. Бывают, конечно, стычки, но с Дикими. Они законов не знают, ходят где хотят…

…– На чужую территорию лучше без предупреждения не ходить, могут НЕТ забрать и отпустить…

…– У нас свой Бог, раз в год, все кто ходит вниз собираются в большом зале, Храм называется. Приносим новые комбезы, крючья, фалы, страховки, бутсы, он всё освещает, чтобы не подвело. Вообще всё новое надо сначала в Храм, пусть там переночует и потом можно смело носить.

***

– Инспектор, это вы с детьми работаете? – строго спросила Блок.

– Э-э… Вообще-то я начальник отдела убийств. Но с инспектором по делам несовершеннолетних произошло… Э-э…

– Я знаю! – она не стала ждать, когда я подберу слова. – Он оказался сердечником.

– А! Ну да! – кивнул я. – Сердечником…

– Он был завербован Чужими и остановил себе сердце, когда его взяли. – Блок сверлит меня взглядом. – Вы же были друзьями?

– Нет! Что вы! Просто сослуживцы, он недолго у нас проработал… – я вздохнул. – Да, пока я занимаюсь и несовершеннолетними… тоже.

– У нас в Лабиринте пропадают теледиски. Думаем, это дети балуются.

– Ну, может, они залетели куда-нибудь далеко и заблудились, – предположил я. Блок скривилась, и я понял: мои шутки не проходят. – На сегодня вызвана парочка подростков, могу вас пригласить. Может, при женщине они будут более откровенны.

– Я не женщина, а агент! – отрезала Блок.

***

– Мальчик, ты же знаешь, что взрослым врать нельзя? – начала беседу Блок.

– Я знаю, что врать вообще нельзя, – уел её Поль Кауров, пятнадцатилетний активный исследователь Пещеры.

– Молодец! У нас пропало четырнадцать теледисков, которые мы запустили в Лабиринт. Это вы их украли?

– Мы ничего не крали и не крадём, а диски ваши просто поймали. На них нет никаких знаков или маркировки. Если бы вы написали "Собственность Центра по предупреждению террористической деятельности внеземных цивилизаций" или " Собст-венность Бюро по изучению деятельности внеземных цивилизаций", мы бы сразу вам принесли.

– Так вот, принесите их. Это собственность государства, – с нажимом сказала Блок.

– Так на них же нет маркировки, как вы докажите, что они ваши, – не сдаётся Поль.

– Мальчик, у меня очень плохой характер, я злопамятна, не шути.

– Действительно, Поль, отдай по-хорошему, а то хуже будет! – посоветовал я. Кто знает, какие толоканы у этих ведьм в голове, ещё отправят на тестирование. Я проходил и никому не пожелаю.

– Так их уже в обмен пустили, сколько-то оставили себе, а остальное – в народ.

– На что меняли? – быстро спросил я, пока она не рассвирепела окончательно.

– На сублимированные обеды космического патруля, они самые вкусные, ну и на шоколад, конечно.

Блок резко кладет руки на стол, Поль сдаётся:

– Про четырнадцать не знаю, а про девять слышал. Только они уже пустые, инфу скачали, перезагрузили и снова запустили, теперь они вернутся к нам. Когда поймают – принесут, я скажу. Хорошие штуки, ваши тарелки, сканируют и сразу трёхмерку рисуют. Мы даже ещё не дошли до тех мест, где они побывали.

***

– Ух ты! Действительно как Храм. На Земле-матушке, готический, – Юрген поражен, увидев в НЕТе трёхмерное изображение. – После этого ничего красивее не строили. Помогал им кто-то, что ли!

– Почему помогал?

– До готики строили толстые массивные конструкции, и после опять толстые. И больше никогда не смогли повторить.

– Знаешь, Юрген, эти дети рассказывают странные истории. Есть у них главный Храмовник, вроде пещерного святого. Лет семьдесят назад он сорвался и упал в колодец, друзья его нашли и достали, он был мёртв. Несли мимо Храма, остановились передохнуть, и он, представь себе, ожил! С тех пор называют его Лазарем, вроде на Земле-матушке такой святой был, тоже в пещере ожил. И тогда появилась группа, называют себя Храмовниками. Говорят, это место Странники построили, давно, чуть ли не миллионы лет назад. Говорят, есть там артефакты. Переломы вмиг срастаются, не говоря уже о всяких соплях и кашлях. Говорят, ещё несколько случаев воскрешения было, – сказал, а сам думаю: Что я несу! Хотя, с другой стороны, все-таки он врач, может, ему интересно.

– Говорят, говорят… Как ты этому можешь верить! Это же детский фольклор – страшилки, перед сном пугать. Чтобы посторонние боялись и не ходили в Лабиринт.

– Видишь ли, Юрген, они считают себя не сектой, а бандой, и заинтересованы в притоке свежей крови. Они не таятся, но и не афишируют себя. На вопросы отвечают охотно и честно. Вообще, они все очень открыты и полны энтузиазма. Кстати, взрослых там не меньше чем детей. Они выросли в Пещере.

– Да это какая-то отдельно взятая вселенная с инфантильным населением.

– Да. У них даже своя письменность есть. Пиктограммы. Если на стене змейка горизонтальная, цифры дробью и стрелка, значит, если пойдёшь по стрелке, то впереди река. В дроби верхняя цифра – количество минут до воды, а нижняя – количество шагов. Можешь в НЕТе включить шагомер и таймер. Если змейка вертикальная, значит впереди водопад, а если в кружочке – то озеро. Если прямой угол в треугольнике, значит, будь осторожен, считай шаги, впереди обрыв. Вообще, у них очень подробные трёхмерки Пещеры, с реперными точками и расстояниями между ними. В шагах и минутах.

– Можешь кого-нибудь привести с застарелым переломом, а ещё лучше – ожившего! Я просканирую, – загорелся Юрген.

***

– Ты же Храмовник. Расскажи про вашу банду, – я беседую с Игорем Комковым с глазу на глаз.

– Раньше я был в банде Туристов, мы не местные, прилетели с разных планет. Я попал в обвал, ребята откопали, изо рта кровь хлестала. Меня притащили в Храм. Я там отлежался, кровь из лёгких выплюнул и пошёл. Через несколько лет, когда стал совершеннолетним, вернулся и вступил в банду Храмовников. Я же понимаю, что я избранный, что судьба дала мне второй шанс. Теперь я дежурю в Храме, помогаю пострадавшим, готовлю и провожу храмовые моления, собираю и раздаю подношения. Мы хранители традиций, служители культа! – глаза у него светятся, он верит.

– Тебе нужно лучше питаться и больше бывать на воздухе, ты выглядишь как подросток.

– Это из-за Пещеры, кто внизу бегает, тот остается молодым. Там же есть мужики, которым за пятьдесят, а выглядят на двадцать.

– Можно сделать сканирование твоих лёгких, показать врачу?

– Конечно, можно, мне самому интересно, с тех пор я никогда не болел, у врачей не был.

***

– Вы, наверное, уже слышали? – Кес подошла к моему столу.

– Что? – отклонился я.

– У нас ещё один сердечник.

– Ммм. – Действительно, эпидемия какая-то. – Японец?

– Разветвленная сеть…

– Не говорите ничего! Мне недавно память тёрли!

– Ну, это же нормально, это ваша работа, – она ласково накрыла мою руку ладонью.

– Нет. Моя работа утопленников и самоубийц опознавать. – Чего она хочет?

– Клихин! Не надо! Не надо увиливать, я знакома с вашим досье, – она недовольно убрала руку. – Вы почти уже наш сотрудник!

Я ждал продолжения, готовясь дать решительный отпор.

– Скоро вам сделают предложение, от которого невозможно отказаться!

– Нет, я недостаточно… Нет, я могу…

– Клихин! Вы должны спустится в Лабиринт и провести разведку.

– Я?! Почему я? У вас же народу полно!

– Дети вам доверяют, покажут то, что другим не покажут.

– Я не могу! У меня клаустрофобия! И у вас же тарелки есть, они всё разведают.

– Тарелки упорно избегают некоторые места, а вы сходите и всё увидите сами, аппаратуру мы дадим.

– Нет! – сказал я веско.

– Вы что, хотите, чтобы слабые женщины пошли?

– Вы не женщины! Вы агенты!

***

– Игорь, дай совет, как вести себя внизу? – я решил всё-таки спуститься и увидеть собственными глазами их чудеса.

– Ходите по центру тоннеля, всегда посередине.

– С боков может быть обрушение? – испугался я.

– Нет. Там же нет биотуалетов, может быть заминировано. Ха-ха-ха…

***

– Ну как, вернули вам тарелки? – спросил я у агента Кес. Ведьма, сидит с недовольным видом.

– Вы имеете в виду теледиски? Да, вернули восемь. И обещали больше не ловить.

– Вы им верите? Они же могут поймать, инфу скачать, память подчистить, и снова выпустить.

– Могут, конечно! Ну что, конечности им отрубать прикажете? – Кес победоносно посмотрела на меня, и я понял: она шутит.

***

– Ты уверен, что справишься? – Юрген участливо заглядывает в глаза.

– Раз дети могут – значит, и я смогу! Мне бы колёс побольше.

– Хм, будут тебе колеса. Ещё пару укольчиков дам, это когда совсем невмоготу станет. И, это…, учитывай слабительный эффект. – Юрген подумал и добавил: – Я тебе аптечку соберу, чудеса это, конечно, хорошо, но запор-понос лучше по старинке.

***

Перед входом в Пещеру Игорь Храмовник взял мой рюкзак, вытряс и откинул в сторону.

– Это же приклеивающийся рюкзак! Он лёгкий и идти помогает, я только вчера купил! В него же вмонтировали аппаратуру, передатчик, маячок, сканер, и ещё бог знает что! – подумал я с ужасом.

– Когда надо быстро скинуть, он начинает: "Вы действительно хотите снять рюкзак?", – сказал кто-то гнусавым голосом.

– А иногда пугается и отваливается не вовремя.

– Ещё, если его перекинуть через провал или реку, он обратно не приклеивается, приходится нести в руках, – добавил кто-то.

Игорь разворошил мои вещи, взял аптечку, ухмыльнулся, подумал о чем-то своём и положил в другой рюкзак, потёртый, видавший виды.

– Почему вы ночными очками не пользуетесь? В них и дальномер есть, – спросил я нейтрально. В мои ещё и камеру вмонтировали.

– Да они же беситься начинают, показывают расстояния до каждого выступа, всё поле заполняется цифрами, которые скачут от каждого поворота головы. Опасная вещь, – сказал кто-то за спиной.

– Здесь нужны самые простые и надежные вещи, проверенные. От этого жизнь зависит, – Игорь закинул очки подальше.

– У вас же Храм есть!

– Это когда в компании, а если один идёшь?

Игорь кивнул на обшарпанный шлем, лежащий, на камнях:

– Это ваше, забирайте, всё проверил и осветил в Храме, сам. – Он запнул мой шлем с камерами кругового обзора, наушниками и микрофонами в кусты.

Под его шлемом оказался широкий ремень со множеством функций, как выдергивать и сматывать нить мне показали сразу. Свой ремень с секретами я без сожаления выкинул, туда же полетел мой навороченный НЕТ. Ну, что ж, ЭТИ останутся без инфы. Игорь протянул другой НЕТ:

– Всё загрузили, ваш ник – Полицай, – он развернул трёхмерку и показал пузатого полицая, поддерживающего сползающие шорты. Вокруг высветились другие ники, все стали тыкать пальцем в свои и Игорь тоже показал свой – жёлтое Светило.

– Однако! – скромностью он не страдает.

– И ещё, – Игорь замялся. – У вас оружие есть?

– Да, вот, – я задрал гачу.

– Оставьте, там нет ничего такого. Вы испугаетесь, пальнёте и можете вызвать обвал.

– Да он бесшумный. И с ним спокойней, – мне действительно с ним спокойней.

– А если в свод попадёте, или в кого-то, – Игорь смотрит исподлобья.

– Я учту.

***

В Лабиринте или Пещере, как говорят местные, темно, сыро и страшно. Я рассасываю пилюли одну за другой, наплевав на предупреждение Юргена – приходится выбирать. Наконец мы дошли до первого репера, правда, его еле видно в конце туннеля, но этот светлячок уже издалека дал надежду. Репер оказался пирамидкой из камней, в макушку воткнут мощный фонарь, луч которого перечёркивает проход по диагонали. У нас одновременно сработали зуммеры НЕТов. Мы дошли. Двадцать минут в темноте с фонариками. Никакого пластикового покрытия земли здесь нет. Идти очень тяжело, ноги проваливаются в мягкий грунт по щиколотку, под ним чувствуется упругая подстилка, кое-где скользкие сталагмиты предательски едва возвышаются, а где-то торчат острые камни. Часто приходится пригибаться, своды низкие и зубья норовят зацепить одежду.

– А что это под ногами так пружинит, – спросил я, перекатываясь с носка на пятку и светя себе под ноги.

– Это ушаны миллионы лет свои отходы скидывали, в них черви водятся, – объяснили мне.

– Смотрите, когда вы удаляетесь от входа, луч всегда будет бить снизу вверх, справа налево, а когда будете подходить к входу, то наоборот – снизу вверх и слева направо. Так вы будете уверены, что идёте правильно, – объясняет Игорь Храмовник, показывая руками.

– Почему вы рветесь под землю, почему не в Космос, здесь такая жуть, – я даже не пытаюсь скрыть раздражение.

– В космосе всё уже открыто, там нет романтики, а здесь неизвестность, открытие нового! Мы первопроходцы, открываем новый мир. Это наш мир, с нашими законами, правилами, и их придумываем мы сами, нам не дают их сверху, как в вашем мире. И ещё здесь опасно, а это адреналин, – усмехнулся Игорь.

– Сейчас мы пойдем к пропасти. Видите знак? Там водопад. Но сначала нам придётся пройти через завалы. Видите, вот три кружочка треугольником? Обязательно, когда сделаете первый шаг, поставьте отметку на карте, куда вам надо, карта вас поведёт, включатся шагомер и таймер.

– А зачем сразу и шагомер и таймер?

– Там есть такие места, где время то ужимается, то растягивается, или водить начинает, и идёшь, идёшь, а прийти не можешь. А шагомер и таймер одновременно не глючат.

Чертыхаясь и проклиная всё на свете, я полз через завалы к следующему реперу. Хорошо, что живота практически нет, но если я застряну, придётся ждать, когда ещё похудею.

Послышался рёв падающей воды: водопад,– понял я. Напор чудовищный, дна не видно, мелкие брызги хлещут в лицо, колени подгибаются. Чёрт! Что я здесь делаю?

Игорь кричит мне в ухо:

– Мы вас привяжем, я пойду первым и буду натягивать трос, а те, кто останется, будут потихоньку отпускать. Не бойтесь, если упадёте, мы вас выловим.

– Нет. Если я упаду, то утяну всех, – не согласился я.

Набив рот колёсами, прошёл над пропастью по уступу, заставляя себя не закрывать глаза. Когда я оглянулся и увидел проделанный путь, в голове застучало: никогда, ни за что, никто не заставит меня сделать это снова.

Здесь меня встретили представители Летучих мышей, и повели дальше. Они заботливо предупреждали, когда наклониться, куда поставить ногу, куда посмотреть, чтобы увидеть особенно красивую гроздь кристаллов.

В длинной галерее с низким сводом ряд прямоугольных отверстий и в каменном полу тоже, ближе к стенам – горы каких-то маленьких брикетов. Мальчишки, толкаясь, ногами сбрасывают их в дыры, и тут же в точности такие валятся из отверстий в потолке.

– Инспектор, давайте, попробуйте, вам понравится.

Я тоже попробовал: когда останавливался, они переставали валиться. Я взял с собой несколько выяснить, что это.

– Тётки ваши тоже брали.

– Что?

– Ну, эти, которые тарелки требовали обратно, агенты.

– Они были здесь?

– Ну да, года два назад вынюхивали. Я их запомнил.

– Что вынюхивали?

– Храм искали.

– Нашли?

– Конечно, нет. Их погибший альпинист водил, еле выбрались, их эвакуировали на носилках.

***

Иногда мне кажется, что за нами кто-то крадётся, дышит в затылок, я слышу мягкое шуршание шагов, тогда я резко оборачиваюсь и направляю луч вдаль, потом освещаю ближнее пространство.

– Положите пилюлю под язык, инспектор. Это погибший спелеолог с вами играет.

У нас привал, хотя репера нет, понимаю, что это из-за меня. Все веселы, обмениваются непонятными шутками, с аппетитом едят, только у меня кусок в горле застревает, я не могу здесь есть, только пью. Одна мысль меня греет: в рюкзаке с таблетками несколько уколов, иногда думаю: может, поставить и не мучиться, мне так паршиво.

Потом мы снова идём, спускаясь и поднимаясь. Меня передают по эстафете. Я уже не запоминаю ни лиц, ни ников.

***

Все остановились, я наткнулся на кого-то.

– Что-то случилось? – осматриваюсь. Две пирамидки напротив друг друга оставляют узкий проход – на одного. Лучи фонарей, пересекаясь, образуют крест.

– Инспектор, это плювалка. Опасное место, огнём плюётся. Надо пригнуться и не поднимайте голову.

– Идите только вперёд, возвращаться нельзя, зажарит.

– Если вы там упадёте, достать вас не сможем, вы большой и тяжёлый. И до Храма не дотащим. Такого, – он кивнул на щуплого подростка рядом, – дотащим, а вас – нет.

– А обойти можно? Может, есть другой путь, – спросил с надеждой.

– Обходить долго и там свои заморочки.

– Вы колени подогните и руками помогайте, как иргхус, на четвереньках, – показал парень, перебирая руками, и широко улыбаясь.

– Эта плювалка рассчитана на более высоких людей.

– На каких людей?– удивился я.

– Ну, не людей, Странников каких-нибудь. Она плюётся от метра до трёх. Смотрите.

Он подбросил горсть сухих экскрементов вперед и вверх. Плювалка сработала, из стен с рёвом появились языки пламени, в которых мгновенно сгорели следы жизнедеятельности пещерных обитателей.

Я заглотил колёса, встал на четвереньки, меня легонько хлопнули по заду и я побежал.

***

Когда лёгкий свежий ветерок дует в лицо, все радуются: "Погибший спелеолог дыхнул!" Некоторые места очень красивы, гораздо красивее тех, что показывают туристам в Лабиринте, с прекрасной акустикой. Но меня ничего не радует, я на грани паники, и пот заливает глаза. Теперь я думаю, что планету назвали не из-за рая на поверхности, а из-за ада в Пещере.

Кое-что снимаю на НЕТ с большой неохотой, вряд ли когда-нибудь захочу это увидеть ещё раз, но надо, ведь обещал Юргену.

Я перестал следить за временем, один раз мы остановились на ночёвку. Я заснул сразу, снились кошмары.

***

– Это место называется Некрополь, – сделал широкий жест паренёк, с ником Жук.

– Как? – не понял я.

– Некрополь. Раньше на некоторых планетах мёртвых закапывали в землю, теперь-то кремируют.

– Откуда это слово?

– В НЕТе посмотрели. Кое-где до сих пор закапывают.

– И кого вы здесь закопали?

– Мы – никого. Смотрите, – меня подвели к стене, она вся в сотовых проёмах. Жук вынул из одной дыры череп и подал мне.

Я напрягся, взял и меня отпустило. Череп – не человеческий. Непропорционально вытянут, на висках вмятины величиной с мячик для пинг-понга. Я осмотрел зубы: не человеческие, нижней челюсти нет. На затылке пролом, нанесён острым, шириной сантиметров восемь, предметом, вроде топора.

– Кто это? – поразился я.

– Это – Хозяева. Видите, их много, есть даже дети. Странно, что храм им не помог, – и подал мне другой череп, детский.

Череп окольцован, металлический обруч стискивает кости, на затылке пролом, такой же, как на взрослом.

– Смотрите, здесь его расширяли, когда голова росла, а сюда подкладывали камни, – Жук ловко снял обруч, в височных впадинах лежит по камешку. Я осторожно взял один – обыкновенный окатыш, потёр его, и у меня на ладони огромный гладкий изумруд. Второй – тоже изумруд. Я посмотрел камни на просвет, отличная чистота и цвет насыщенный.

– Много таких? – спросил я вяло.

– У всех детей на голове, а у взрослых во рту. Мы проверяли. Они ими черепа продавливали, а кольцо заставляло расти вверх.

– Что вы с ними делаете?

– Ничего. Их нельзя отсюда уносить. Если возьмёте, обязательно что-нибудь плохое случится, руку или ногу сломаете, или заболеете пещерной лихорадкой. Можете заплутать.

Я с суеверным ужасом отдал камни и, хоть руки в перчатках, всё равно вытер их о штаны.

– А это что? – повернул череп и показал рану на затылке.

– А это у всех, – он махнул на горку заточенных с одной стороны камней. – Этим их убили.

***

Бесконечные завалы, провалы, водные потоки, которые пришлось преодолевать вплавь, слились в один сплошной мрак. Были такие места, где обычные физические законы не работали. Мы падали в пропасть и не разбивались. Кидались в провал, но там был воздушный поток такой силы, что поднимал нас на верхние галереи. Мне казалось, что мы похожи на дикарей: в одних местах били поклоны, в других – делали подношения, у кого-то просили благосклонности, спрашивали разрешения на проход у скал, потом благодарили их. Несколько раз мочились на стену, разговаривая с ней. Я видел, они искренне верят в свои фантазии, а эти ритуалы структурируют хаос, помогают преодолеть страх, а сакральные места – одновременно и реперы.

А я всё чаще задумывался о том, как буду возвращаться и вернусь ли вообще.

***

– Много народа теряется в Пещере? – спросил я на очередном привале.

– Ну, кто сами, без проводника ходят, могут и заплутать. В прошлом году группа – две тётки и три японца неделю кругами ходили. Мы их вывели, – сказал мальчишка лет двенадцати.

– Туристы?

– Сказали – учёные. Храм искали. Просили показать, деньги давали.

– Нашли?

– Кто ж им покажет, чужим.

Я удовлетворенно хмыкнул:

– А ты не маленький, здесь ходить, родители разрешили?

– Мои родители здесь выросли и я с рождения здесь, – гордо заявил он.

***

В Храме было тихо. Сверху и от стен лился мягкий свет. То, что я видел в трёхмерке – не передаёт красоты и гармонии места. Особенно масштаб. Сквозь тысячелетние наросты просматриваются черты благородной архитектуры. Стройные колонны, состоящие из пучков нервюр, переходят в гигантские лёгкие стрельчатые арки, которые образуют сложную вязь, пересекаясь в вышине. Всё построено из какого-то незнакомого материала, который светится мягким желтоватым светом. Почти как янтарь, – подумал я.

– Это Святая вода, – сообщил дежурный Храмовник, бледный и худой, как и все здесь, – Можете зайти в неё, вам станет легче, – в середине зала оказалось озеро, из которого бьют гейзеры горячей воды.

Мальчишки, не дожидаясь приглашения, с гиканьем уже мчались к озеру, на ходу раздеваясь догола и разбрасывая одежду. Откуда у них столько сил? Я осторожно вошёл в воду и, действительно, стало лучше.

– В эту беседку приносят раненых, – Храмовник с благоговением показал на ажурное сооружение. – Называется "У погибшего спелеолога". Он сам погиб, но даёт жизнь другим.

Мои раны на ободранных, саднящих руках, на глазах зажили, и колени перестали ныть. Я подумал, что останусь здесь навсегда, потому что моральных сил выйти в эту темноту, этот ужас, нет.

– На вас сошла благодать? – с любопытством спросил Храмовник, мальчишки затихли, ожидая ответа.

Я хмыкнул.

– Инспектор! Вы помолодели! У вас нет морщин!

– Что? – хоть какая-то польза от этой затеи.

Мое внимание привлекла стена, я попытался отковырять полупрозрачную корку.

– Не надо хулиганить, – сказал Храмовник, мягко убирая мою руку. – Я вам покажу. – И подвёл к нише, в которой стены выложены светящимися панелями.

Это же пульт! Я видел подсвеченные изнутри кнопки и клавиши с непонятными знаками, дисплеи, на которых строились графики, огромные экраны, на них высвечивались и мигали надписи на чужом языке. Вот куда рвались ЭТИ! – подумал я, и тут же оборвал себя: – они здесь всё разрушат, а мальчишек отправят на чистку памяти.

– Почему мне разрешили прийти в Храм? Чужих же сюда не водят, – спросил я у Храмовника.

– За вас Игорь поручился, а он людей чувствует. Сказал, вы – свой.

Мы оставили немного еды Храмовнику, я оторвал от куртки полоску, обвязал ею колонну в знак благодарности, и положил немного денег через НЕТ на счёт Храма.

***

Мы опять идём от репера к реперу, мальчишки веселы и беззаботны, а у меня снова клаустрофобия.

В лицо резко ударил ветер. Я отвлёкся от мысли, которая стучала в висках последние часы: больше не могу. Мелкие ушаны, шелестя крыльями, полетели навстречу. Гул приближался.

– Давай! – кто-то резко развернул меня и толкнул в спину.

– Давай, давай, шевелись! – все побежали в обратном направлении.

Я, оглядываясь, пытался увидеть, от чего мы бежим.

– Беги-беги! – меня тащат за рукав, я дергаю рукой, хочу освободиться, но послушно бегу.

– Сюда! Давай сюда!

Узкий боковой тоннель поднимается вверх, мы бежим, не останавливаясь, пока не уткнулись в камни. Тоннель оказался коротким.

– Вода, вода идёт!

– Ищите проход! – крикнул я, забыв про усталость.

В НЕТе этого участка нет, наши ники светятся в пустом поле.

– Нашёл! – закричал кто-то.

В углу, почти на уровне колен, – чёрная щель.

– Снимайте рюкзаки, – скомандовал я.

– Давай, давай, двигай!

Я протискиваюсь третьим, рюкзак толкаю перед собой, перебирая локтями, опоры для ног нет, я просто болтаю ими. Почувствовал, как кто-то толкает меня в подошвы; когда появилась опора, дело пошло быстрее. Я как иридианский червь, извиваясь, вгрызся в дыру. Рюкзак вырвался из моих рук, кто-то тащит его, потом меня схватили за запястья, но я вывернул руки, и схватился сам мёртвой хваткой.

– Давай, давай, шевелись!

Места мало, я раздвинул мальчишек и упал на колени. Показался рюкзак, я ухватился и потащил, цепкие пальцы не выпустили его. Схватил тонкие, детские запястья, показавшиеся за рюкзаком, и одним движением выдернул из дыры. Следующий рюкзак мы подхватили все вместе, он неожиданно легко поддался, под ним пальцы, судорожно скребут грунт. Я схватил их, но в руках у меня воздух, я смотрел не понимая. Вода бурным потоком хлынула в щель. Мы отскочили.

– Мона? Мона! – закричали в отчаянии мальчишки.

Это вертикальная западня. Дальше бежать некуда, вода стремительно пребывает, я подсадил мальчишек выше, и они как гроздья повисли на стенах, держась за выступы. Наступил момент, когда и мне пришлось вскарабкаться, чьи-то руки помогли.

Сейчас я единственный взрослый здесь, и от меня, возможно, зависит их и моя жизни. Клаустрофобия исчезла, я взял командование на себя и, если раньше эти подростки поглядывали на меня иронично, то теперь безоговорочно я стал лидером.

Мы провисели недолго. Вода отступила неожиданно, захватив всех в свой водоворот. Нас било о стены и тянуло вниз. Я двумя руками ухватил мальчишек и поднял над головой, они тоже помогали друг другу удержаться на поверхности. С хлюпаньем всосалась последняя волна, я успел выхватить кого-то из щели, и наступила тишина. Оглядевшись, понял, поток унёс все рюкзаки. Чёрт – колёса, и самое главное – там были мои уколы!

– Все живы? – спросил я хрипло.

– Нет! Моны нет!

На дисплее горел её знак – обезьянка с закрученным спиралью хвостом, быстро удалялась в трёхмерном канале.

– Мы её найдем и принесем в Храм, – пообещал я. Ну почему я не полез последним?

Щель изнутри завалило обломками. Все, как заведенные, стоя на коленях, расчищают дыру.

– Быстрее! Быстрее!

***

Реперы смыло, нас ведёт НЕТ. Почва под ногами изменилась, кое-где её вымыло, и оказались глубокие ямы, а в некоторых местах, наоборот, намыло и пришлось продираться, как по болоту.

Наши ники в НЕТе почти слились, но Моны невидно.

– Мо-на! Мо-на! – эхо приносит протяжный гул.

Фонари судорожно обшаривают стены, своды, светят под ноги. Мы оказались у поворота, тоннель свернул направо и резко поднимается, здесь намыло огромную кучу грунта. Все набирают Мону в НЕТе. Наконец, тонкий, мелодичный звук донёсся из завала.

– Копаем! – и начинаем разгребать эту кучу.

Лицо Моны чёрное в разводах, я делаю искусственное дыхание, стук её сердца не слышен, в ушах у меня стучит моё же сердце. Пульс нащупать не могу – у меня тремор. Тогда быстро, кое-где бегом, понёс Мону, открылось второе дыхание.

***

…Храм не затопило, поток пошёл в другую сторону. Я в беседке крепко обнимаю Мону, и смотрю ей в лицо, прося погибшего спелеолога дать ей жизнь. Храмовник быстрым речитативом читает молитву. Я не понимаю ни слова. Все стоят на коленях вокруг беседки. Прилив жара, голова закружилась, стало легко, и тут она вздрогнула всем телом, потом выгнулась и перевернулась на живот. Её сотрясли спазмы. Началась рвота. Храмовник громогласно благодарит кого-то, мальчишки лежат ниц.

***

В Храм пришло ещё несколько человек, спасшихся от потока. Они восторженно делились впечатлениями. Мона осталась в Храме, а мы все пошли к выходу.

Покой, который я обрёл в Храме, постепенно проходил. Чёрная волна паники возвращалась. Ну почему? На меня же сошла благодать! Куда всё девалось? Захлёстывает злость и обида. Мне дали немного пилюль в Храме и мальчишки поделились своими, но они уже почти не помогают.

– Стойте! Тише! – Роб, шагавший впереди, остановился, подняв руку.

– Что? Что случилось? – загалдели все.

– Тише! Слушайте! – рявкнул он.

Отчётливо слышен треск, эхо усиливает его, я огляделся, не понимая, что происходит.

– Обвал! Сейчас начнётся обвал! – началась паника.

Мы затравленно озираемся, ищем, откуда доносятся звуки, и тут всё пришло в движение. Все заметались, а потом, не сговариваясь, побежали. Грохот и пыль преследовали нас по пятам, камни били по шлему, плечам и спине. Обвал настиг, когда мы добежали до ручья.

– В воду! Прыгайте в воду, – скомандовал я.

Свод обрушился в несколько приёмов, сначала с одной стороны, потом с другой, всё затихло; и в тот момент, когда я подумал – пронесло? – он разом просел. Наступила тишина. Встать в полный рост не удалось.

Все фонари направлены на меня и слепят, лиц я не вижу, но понимаю… я должен принимать решения. Я взрослый.

– Все живы? Никто не ранен?

– Вроде, – раздался нестройный хор голосов.

– Что делать? – спросил кто-то растерянно.

– Что в НЕТах? – я посмотрел в свой, экран тёмный.

– Он не показывает обвал!

Оказалось, только я не сохранил свой НЕТ, остальные прижимали их к груди, зная, что в них спасение. Все включили сигналы бедствия.

– В какую сторону двигаться? – спросил я.

Мне протянули несколько НЕТов, показывая направление. Мы поползли в ледяной воде, обходя большие валуны, подныривая под нависшие своды. Потолок становился всё ниже и, наконец, сошёлся с ручьём.

Фонари опять сошлись на мне.

– Должен быть проход! Вода же течёт!

Поиски продолжались недолго, мы нашли щель, из которой бил упругий поток.

Я полз последним, грязная вода заливала рот и глаза. Толстый монолитный пласт преградил мне путь. Я не мог протиснуться, снял шлем, но это не помогло; попытался разгрести дно, но камни оказались слишком массивные. Я остался один. Вода поднимается. Пришлось ползти обратно, развернуться я не мог, поэтому полз ногами вперед.

– Эй! – из воды показалась голова.– Инспектор! Вы чего? – отплевываясь, испуганно спросил Роб.

– Проход узкий, я не смог.

– Надо шлем снять!

– Снимал. Не получилось!

– Тогда одежду!

– Не получится, я слишком большой. Ты иди за помощью, быстрее, вода поднимается, а я здесь подожду.

– Я вас не оставлю! – замотал он головой.

– Давай, давай быстрее! Остальные там ждут?

– Да.

– Вот и давай к ним! Скорее! Вода поднимается!

– Мы быстро, – Роб протянул НЕТ: – Вот, – он кивнул и исчез.

Я опять остался один и вспомнил свою мысль, что, если застряну, придётся худеть. Мне стало горько. Неужели вот так, один в темноте…

Трёхмерка показала, что если идти в обратном направлении, то через несколько поворотов ручей впадёт в небольшое озеро. Надо попробовать.

То, что это озеро, я понял потому, что стены раздвинулись, но свод выше не стал, а дно углубилось. Я сделал несколько шагов и поплыл, не обращая внимания на мусор и грязь, которые толстым слоем покрыли воду. Течение оказалось сильным, меня било о камни, но теперь я крепко прижимал НЕТ.

Поток затянул меня, он набирал скорость. Воронка – с ужасом понял я. Последний раз я вынырнул, вдохнул полной грудью и, бешено вращаясь, погрузился, скрестив руки на НЕТе. Ну вот и всё...

***

Я очнулся под изящными сводами, спазмы выворачивали внутренности. Храм? Я умер? Чувствовал себя плохо, почти как после теста Свой-Чужой.

Раздался голос:

– Надо будет сетку поставить, чтобы никто больше не провалился, особенно ваши спасители.

Человек наклонился надо мной.

– Кто вы? – со стоном спросил я.

Вместо ответа он кивнул на экраны:

– Смотрите, смотрите.

По туннелям быстро шли группы людей, они стекались в огромную толпу, растянувшуюся на сотню метров. В руках инструменты, я узнал лазерные резаки, испарители и незнакомые мне предметы.

– Откуда у них такая техника?

– Из схронов, народ запасливый! У них есть и инопланетные технологии. Минут за двадцать разберут завалы.

– А потом что? Я же здесь.

– Пока здесь, а когда нужно будет, окажетесь в нужном месте.

– Вы что, всю Пещеру контролируете?

– Ну, всю– не всю, но соседи же, надо быть в курсе.

– И Храм?

– Храм? Да, и Храм.

– Почему вы не закрыли доступ в него?

– Зачем? Пусть играют, нам он не нужен. У нас другие игры, – он протянул руку к стене – она ожила. Мириады огней, то приближались, показывая галактики, закрученные спиралями, то удалялись, снова превращаясь в мерцающие точки. Чёрные дыры втягивали в себя звезды, взрывались сверхновые, гасли чужие солнца.

– Кто вы? – перехватило дыхание.

– Как говорится, у вас нет допуска, – хмыкнул он. – Пока.

– А эти, Блок и Кес, почему тогда ищут Храм?

– Личная инициатива, можно сказать, хобби.

– Они не ваши?

– Нет.

Я обернулся на звук. Вокруг гигантского круглого стола сидели, лежали, висели, стояли Чужие! Я не ксенофоб, … но всё-таки…

– Что это? – выдохнул я.

– Здесь заседает Межгалактическая Дирекция, это координационный узел земного отделения. Мы совмещаем голографические картинки, все они не могут находиться в одном месте, в одном помещении – разная атмосфера, сила тяжести, освещённость, ну и, конечно, расстояния.

– А наш Совет Конфедерации?

– Совет Конфедерации занимается земным миром, внутренней возней.

– А там? – я кивнул на голограмму.

– Там есть, кому нас представлять, не беспокойтесь.

Он взял меня за локоть:

– Вам пора. Давайте, подыграйте им. Не портите людям праздник. И помните, – он твердо посмотрел мне в глаза. – Есть настоящие секреты. Настоящие.

– Не будете стирать память?

– Нет! Вы и так будете молчать.

– А если меня протестируют?

– Не бойтесь, этого не найдут, мы блок поставили.

***

Толпа ликовала! Меня на руках донесли до Храма, где шла грандиозная служба. Неземная музыка лилась сверху, люди раскачивались в такт, я был по-настоящему счастлив. Я всех любил, и мальчишек, которые заботились обо мне, и тех, кто пришёл нам на помощь, и даже агентов, и всех людей, живущих в этом мире, и тех, кто придёт нам на смену.

***

– Клихин! Полный отчёт, – Кес нацелила палец мне в лоб.

Я хмыкнул и достал НЕТ.

– Отныне вся информация будет только в письменном виде на настоящей бумаге, – сообщила Блок, протягивая изящный стилос и блокноты. – И пожалуйста, в двух экземплярах, подробно! Свой НЕТ сдайте, потом вернём.

Сейчас-то и выяснится, кто здесь умеет писать рукой и читать. За себя я не беспокоюсь, это же как на велосипеде кататься: если один раз научился, то навсегда. В первой ступени школы нас учили писать рукой, тогда считалось, что это развивает синапсы, потом всё отменили, придумали мнемопрограммы и сейчас никто точно не знает, что умеет, а чего нет.

Как-то я учился ловить рыбу на мормышку, включил на ночь мнемопрограмму, так до сих пор не знаю, научился ли. Всё в подсознании, в нужный момент должно само выплыть, но здесь такая рыба не водится, а на Землю-матушку я попаду только когда выйду на пенсию. Надеюсь, всю рыбу не выловят без меня.

На обложке блокнота номер и тисненая надпись "Бюро по изучению деятельности внеземных цивилизаций" и на втором – "Центр по предупреждению террористической деятельности внеземных цивилизаций". Ниже моя фамилия, все листы пронумерованы.

– Все черновики сдать, на ошибки не будут обращать внимание, не смущайтесь, – любезно сообщила Кес.

На первой странице заголовок "Статус секретности", и текст мелкими печатными буквами, я пригляделся, написано рукой, шрифт как в НЕТе. Во втором блокноте тот же текст тем же шрифтом. Я подхватил блокноты и пошёл в допросную, надо сосредоточиться.

Ведьмы посмотрели с интересом, решили, что я не умею писать.

– А зачем рукой-то писать? – оглянулся я.

– Так надо. Предполагается, что Чужие могут проникнуть в нашу сеть и качать инфу.

– А если уже проникли?

– Тогда мы все под колпаком.

Я заперся в допросной и пытаюсь писать. Уже на четвертой странице, а ничего путного не получилось. Этих отчётов я сотни надиктовал в НЕТ, но здесь… Пальцы сразу сломали стило, очень сильно сжал, мысль убегает, строчки неровные, а буквы все разного размера. Поскольку листы вырывать нельзя, я густо зачёркиваю неудачные обороты и поэтому все листы в чёрных каракулях. Засада!

Меня прервал деликатный стук в дверь, пришлось затаиться и сделать вид, что меня нет.

Кто-то очень настойчивый колотит уже кулаком. Вот я щас выйду!

– Инспектор! Я знаю, что вы там, откройте, я агент Жданов.

– Что надо? – я лаконичен; думаю, он пришёл завербовать меня.

– Как отчёт? Получается?

– А что? – спросил я с вызовом.

– У нас все агенты проходят мнемопрограмму "писать легко и быстро", могу вам поставить, и через два часа напишете отчёт хоть в стихах, хоть в прозе.

Через два часа я не буду знать, как меня зовут, – подумал я с содроганием и ответил:

– Валяй.

***

Присутствие посторонних стало напрягать. Эти ведьмы постоянно что-то вслух обсуждают и ведут себя так, будто меня нет в кабинете. А хочется тишины.

– Выяснили, кто убил Эйитиро? – спросил я, чтобы показать, что я тоже здесь.

Они одновременно повернулись, одинаково взглянули на меня и хором ответили:

– У вас нет допуска!

– Я хотел спросить, сотрудничество с Чужими – это предательство?

Ведьмы переглянулись, поняли, о чём я.

– Для всех предательство, для нас – сотрудничество, – сказала Кес с вызовом.

Я спустился в прозекторскую к Юргену и пожаловался:

– Из кабинета выжили, всю власть захватили. Ухожу в отпуск!

– Отпуск? Знаешь, какие ресурсы были задействованы, чтобы загнать тебя в Пещеру! Срежиссировать этот гигантский спектакль!

– Спектакль?... Вы… Ты… Это?.., – я захлебнулся от возмущения.

– Это был тест. Кадровый голод. Сам знаешь, какое образование сейчас.

– А-а жертвы? Дети!

– Никто же не погиб. А ты был молодцом.

– А японцы?

Юрген пожал плечами:

– Определённый процент всегда закладывается, не бери в голову, - они же Чужие, - и добавил другим тоном: - Клаустрофобия не лечится даже в Храме, она преодолевается.