Двадцать девятого июля 1565 года колокола возвестили жителей Эдинбурга о том, что вдовствующая королева Шотландии и наследница английского престола, дочь Якова V Шотландского и Марии де Гиз, вдова французского короля Франциска II, выходит замуж за лорда Дарнли, Генриха Стюарта. Королева Мария, известная тонким вкусом, сегодня превзошла себя. О, как пышно обставили венчание, даже французский изысканный двор мог бы позавидовать!

Прекраснейшая из королев появилась на свадьбе в траурном белом одеянии, в том самом, в каком провожала гроб мужа, Франциска II. Не по собственной прихоти выходит королева замуж, вот что хочет сказать она этим одеянием. Королева исполняет свой долг перед страной и народом, идя во второй раз к алтарю. И благодарный народ осыпает королеву цветами. А королева смотрит на молодого, красивого супруга, не помня себя от счастья. Страна тут не при чём, и долг королевы не при чём, когда самая пылкая и прекрасная женщина своего века влюблена.

Только граф Морей, единокровный брат Марии, бастард Якова II, сегодня хмур. Вот к кому следовало прислушаться тебе, королева, он связан с тобой кровными узами, он заинтересован в тебе, как в политическом союзнике, и, самое главное, он умён – незаконнорожденный сын слишком рано узнал, как ветрена фортуна, как легко обратить её против себя. Он слишком хорошо понял, что власть – это бой с быком. Если бы ты родилась в Испании, то знала бы, что ни один тореро не выйдет на поединок, не бросив шляпы на арену, и ни один тореро не позволит себе потушить лампу в комнате. Ты же побоялась запачкать шляпу и решила поберечь масло в лампе. Поэтому твой брат-бастард будет править Шотландией, в то время как её законная королева будет томиться в заточении!

Ах, прекраснейшая из королев! Зачем, зачем ты не послушала рассудительного брата, зачем выходишь замуж в трауре? В своём молодом задоре, в любовном порыве, ты позволила себе пренебречь приметами, позволила себе посмеяться над предрассудками. Те, кому счастье само идёт в руки, становятся легкомысленными.

Ах, прекраснейшая из королев! Зачем ты выходишь замуж за глупого мальчишку с восковым сердцем? Твой брат ведь тебя предупреждал. Все тебя предупреждали. Теперь ты – игрушка в руках смазливого безвольного мальчишки и, того хуже, его секретаря, ныне церемониймейстера при шотландском дворе. Вот где ты совершила главную ошибку, королева – ты доверилась этому страшному старцу, которого боится всё твоё окружение. Его глаза бездонны, его голос тих, от его речей бросает в дрожь бывалых политических мужей. И только ты, самая смелая и бездумная из королев, не боишься слушать его советов. Даже таких опасных, как эта безделица – траурное платье на венчании!

* * *

Вечером вся Шотландия празднует по кабакам. Что же, шотландцев можно понять – не так редко им позволяет гулять их суровая протестантская вера.

Старый католический священник, духовник королевы, достаточно старый, чтобы чувствовать сердцем ветер, который надувает паруса фортуне, сидит напротив церемониймейстера и ведет с ним странный разговор-монолог. «За здоровье королевы!», - кричат на улице. «За здоровье королевы!», - кричат в кабаках. «За здоровье королевы!», - произносит и священник, но руки его пусты, ему нечего пить за здоровье своей госпожи.

 - Королева шотландская вышла замуж, - произносит он, стараясь не смотреть на собеседника. – Скоро она родит наследника, и Елизавете Английской уже не видать шотландской короны. Вам, англичанам, будет нечего ловить в Эдинбурге.

 - Я не англичанин.

 - Ваша королева – незаконно рожденный бастард.

 - С точки зрения католической церкви, но не англиканской…

 - Да пошлёт Святой Андрей долгих лет царствования и наследника законнорожденной королеве Шотландии. Вам не удастся помешать тому, что предначертано. Белое одеяние королевы – лишь глупая выходка неумелой интриганки. Чего Елизавета Английская добивалась? Хотела смутить народ? Или навлечь беду на дом Стюартов? Не вышло у неё ни того, ни другого.

Церемониймейстер смотрел куда-то далеко, будто за тысячу ярдов. Тихо-тихо, даже печально, он говорит:

 - Святой Андрей уже принёс присягу Святому Георгию[1], Шотландия теперь – вассал Англии. Рано ли, поздно ли, но земные властители претворят их решение в жизнь. Это вопрос времени.

 - Что ты мелешь, проклятый англичанин? – ахнул пастор.

 - Я не англичанин.

 - Тогда Француз! Они все там немного не в своём уме.

 - И я не француз.

 - Так кто же ты?

 - Аз есмь церемонимейстер.

- Ну так передай Елизавете, этой королеве-шлюхе, проклятый церемониймейстер, что на шотландскую корону может не рассчитывать, - у пастора тряслась челюсть, сейчас, в эту секунду, он сам себя боялся. - Может у вас там, в Англии принято, чтобы на престоле сидела незаконнорожденная еретичка, дочь сифилитичной потаскухи, но шотландцы такую королеву не потерпят! Да здравствует законнорожденная королева Шотландии и Англии[2]!

Церемониймейстер посмотрел на пастора. Всё так же спокойно, будто печально, он ответил:

 - Вот и вся ваша христианская добродетель, святой отец. Что же вы удивляетесь, что церковь святого Петра терпит поражение за поражением от еретиков, если вы сами уже давно предали Христа в сердце своём? Разве не велел Спаситель быть милосердным? – он помедлил. – Хотите знать, чем закончит ваша законнорожденная королева? Её возлюбленный супруг убьет её друга прямо у неё на глазах. От вида крови королева едва не разрешится от бремени раньше времени, но, к несчастью, выкидыша не случится и на свет появится слабосильный и малодушный король Шотландии, сын которого погубит и Англию, и Шотландию, и Ирландию. Сама королева никогда не простит мужа, в конце концов, беременная от другого мужчины, она обречет того, кого сейчас боготворит, на страшную смерть. Её народ, тот самый, который пьет сейчас за здоровье Марии Стюарт, будет проклинать её, потребует сжечь её, как потаскуху и ведьму. Убегая от шотландцев, она попросит помощи у той, что зовёт себя её сестрицей – у Елизаветы Английской, и окажется в заточении на долгих девятнадцать лет. Марии Стюарт уготовано стать первой монархиней, кончившей жизнь на плахе. Потом судьбу королевы повторит её внук, расплачиваясь за кровь и страдания трех народов.

Церемониймейстер встал, поклонился и вышел.

* * *

Святой отец, лучше бы ты передал слова церемониймейстера королеве. Зачем ты обращаешь мольбы о заступничестве к Богу, если в твоих силах было защитить государыню? Ах дурень, ты из тех бесполезных старцев, которые, уважая собственный возраст, предпочитают говорить, а не слушать, давать советы, а не прислушиваться! Что ж ты теперь вздыхаешь, когда уже так поздно!

В королевском дворце царит смятение. Коридоры дворца залиты кровью, а под окнами замка лежит то, что когда-то было секретарём королевы, Давидом Риччо. Мятежные бароны, вступив в сговор с недостойнейшим из мужей, ударили его ножом больше полусотни раз, а потом выбросили истерзанный труп из окна. Теперь судьба королевы находится в руках заговорщиков, которые совсем недавно присягали ей на верность. И мужа, который клялся в любви до гроба у алтаря.

И вот уже поднялась суматоха – прошла весть, что у королевы начались схватки, а ведь идёт всего лишь пятый месяц беременности. Но ты-то, святой отец, знаешь, что королеве не суждено разрешиться преждевременно!

Всё и впрямь обошлось – к королеве допустили служанку, доктора, тебя и кое-кого из слуг, в том числе и страшного церемониймейстера. О чём мог церемониймейстер беседовать часами с больной, ты не знаешь, но только вскоре королева чудесным образом мирится с супругом, а спустя всего несколько дней, они вместе сбегают из замка, оставив с носом мятежных баронов. Эти дураки решили, что овладели королевой! Они не учли, что в пособниках у них был её муж – мальчишка с восковый сердцем, предавший предателей предатель.

Ты бросаешься на колени перед церемониймейстером, простираешь к нему руки и просишь пощадить молодую королеву.

 - Не бойся, - отвечает церемониймейстер, - на этот раз всё обойдётся благополучно. Королева останется жива и здорова. Но разлад между супругами приведёт к трагическим последствиям.

 - Зачем Святому Андрею и Святому Георгию так поступать с ней? Неужели нет другого способа совершить их волю?

 - Святой Андрей и Святой Георгий тут не при чём. Они решили судьбу Шотландии, а на эшафот королева Мария возведёт себя сама. Её свадебный траур положил окончательный конец суверенитету Шотландии. Её легкомысленный, влюбчивый нрав и уверенность в своей царственной неприкосновенности положат трагический конец её собственной жизни. Она – раба своего характера, пойдёт по пути, им указуемым.

 - Неужели ничего нельзя сделать?

 - Ничего.

* * *

Что же ты удалился в монастырь, Святой отец? Не хочешь видеть, как губит свою жизнь королева? Неужто не хочешь помочь ей словом и наставлением? Тебе же сказали, что судьба королевы в её руках, в отличие от судьбы Шотландии. Но ты опустил руки и ждёшь развязки.

А королева сидит взаперти в замке Лохлевен, в Шотландии, вынашивая ребенка и надежду на освобождение. И ты знаешь, Святой Отец, что ребенок этот – от последнего мужа, графа Ботвелла, был зачат ещё до бракосочетания. Сам Ботвелл уже давным-давно покинул Шотландию, преследуемый гневом народа, обвиняемый в убийстве предыдущего короля. Вот какую шутку сыграл с королевой её упрямый и вздорный нрав!

А вот королева уже заточена в замке Четсуорта, в Англии. После побега из замка Лохлевен королева обратилась за помощью к Елизавете Английской. Самая хитрая и изворотливая из политиков пообещала ей помощь, но вместо помощи заточила её в замке Четсуорта. Вот куда завела Марию Стюарт доверчивость! Нельзя принимать за чистую монету самые горячие обещания и клятвы расчётливой интриганки, пусть она бы тысячу раз называла тебя своей сестрой. В Лохлевен королеву Марию завели легкомыслие и влюбчивость, в Четсуорт – доверчивость.

Но ты-то знал, что так всё закончится, Святой Отец! Почему же ты не предупредил королеву? Ты ссылаешься на волю божью? Ах, какая удобная отговорка для трусов и лицемеров!

Вот уже девятнадцать лет самая смелая, самая отважная из королев, томится в заточении. Мария Стюарт лишена всего – родины, чести, прав на престол. Родной сын, будущий король Яков, и родной брат, граф Морей, не хотят помочь матери и сестре. Все оставили её в трудную минуту. И ты, глупый старик, тоже оставил её, хотя мог бы спасти.

Впрочем, что сделано, то сделано, засыпай спокойно. Бог простит на том свете, а на этом никто не узнает, кроме страшного церемониймейстера.

Куда же он подевался, этот не англичанин и не француз? И почему секретарь Эмиаса Паулета, в замке которого королева обитает в заточении, так похож на него?

И от чего, от чего ты, королева, не обратила внимания на удивительное сходство? Неужели не пугают тебя эти бездонные глаза, этот тихий, грустный голос, эта речь, от которой бросает в дрожь даже бывалых политических мужей? Почему ты опять слушаешь его советов, о, самая безрассудная из королев? Почему ты интригуешь против своей тюремщицы, королевы Елизаветы? Почему твоё имя, имя законной внучки Генриха XVII, на устах у всех английских мятежников и бунтарей? Неужели ты не знаешь, королева, что неразумно рубить сук, на котором сидишь?

И вот твоих друзей четвертовали на глазах у тысячи англичан. И долго ещё ни один житель Лондона не мог пройти по улице, не наткнувшись взглядом на страшный ошмёток человеческого мяса, оставленный на всеобщее обозрение и в назидание. Тебя саму приговорили к смертной казни за заговор против английской королевы, а твои тюремщики не заботится даже о том, чтобы снять перед тобой шляпу.

Но ты ни о чём не жалеешь – для помазанницы божьей, истинной католички и дочери Стюартов лучше взойти на плаху, чем сдаться. И почему тот же самый секретарь Эмиаса Паулета, от вида которого иных бросает в дрожь, нашёптывает тебе, во что одеваться в день своей казни?

* * *

Прекраснейшая из королев взошла на эшафот в чёрном платье, в волосах её сияла диадема в виде короны – пусть в её стране правит брат-бастард и недостойный сын, она всё ещё королева Шотландии! Когда же с неё сняли чёрное платье, толпа увидела тончайшей работы красную шёлковую рубашку. Словно птица-феникс ты пылаешь под сводами замка Фотерингей, того самого, который твой внук, король Англии, Шотландии и Ирландии, Карл I, предчувствуя собственный конец, велит разрушить до основания.

Когда секретарь читал приговор, ты слушала его с улыбкой. Никто, никто не посмеет сказать, что Мария Стюарт, королева Шотландии, боится смерти! Дочь Марии де Гиз умрёт как истинная католичка – с распятием в руках, крестом на груди и улыбкой на устах. Когда на эшафот к тебе поднимается протестантский священник, ты с презрением отвергаешь еретика, и молишься по-латыни.

Когда твоя голова покатилась по полу Большого зала замка Фотерингей, на твоей багряно-красной сорочке не было видно ни единой капли крови. Ты умерла прекрасной, королева, а теперь засыпай спокойно.

* * *

Начало 1770 года, река Рейн. На одном из маленьких островов в его океане сколотили небольшой павильон. Временную постройку постарались украсить со всем изяществом, на стенах развесили дорогие гобелены и картины. А как же быть иначе, ведь именно здесь Франция встретит свою будущую королеву Марию-Антуанетту, пока только дофину и невесту дофина Людовика XVI.

До встречи дофины остаётся всего несколько дней. Что же вы тут забыли, молодые люди? Почему вы ходите и разглядываете картины? Кто вас пустил? И почему ты, красивый, высоколобый юноша, хмуришься?

Картина, на которую ты смотришь, изображает Карла I, короля Англии, Шотландии и Ирландии. На картине он стоит в горделивой позе, окружённый свитой. С картины ты переводишь взгляд на дорогие гобелены. Они демонстрируют разные сцены из легенды о Медее и Ясоне. Больше всего пугает тебя та, где изображена Медея, убивающая их с Ясоном детей.

 - Стоит ли будущей королеве Франции видеть такое в день, когда она впервые вступит на Французскую землю? – спрашиваешь ты. – Стоит ли ей смотреть на короля чужой страны, которого, к тому же, казнили его поданные? В тот день, когда она впервые встретит своего будущего супруга, стоит ли ей смотреть на изображения Медеи и Ясона, чей брак оказался таким несчастливым?

К тебе подходит какой-то старик, берёт под руку, и пытается увести из зала.

 - Простите, вы отвечаете за прием дофины? – отвечаешь ты.

 - Совершенно верно, герр…

 - Гёте, Иоганн Вольвгант. Имею честь.

 - Так вот, герр Гёте, я отвечаю за церемонию. И я обязан удостовериться, что сюда не впускают посторонних до проведения торжества.

 - Скажите мне, церемониймейстер, почему дофину будут встречать в зале, где по стенам развешаны такие картины? Насколько я знаю, она отличается лёгким и весёлым нравом, едва ли они придутся ей по вкусу.

 - Боюсь, герр Гёте, мы с вами уже ничего не можем поделать.

 - Но ведь вы же отвечаете за церемонию!

 - Да, я отвечаю за церемонию, и только за церемонию. А за историю отвечает История. И она уже решила, что Франции суждено стать колыбелью революции в Европе.

Ты смотришь ужасом на странного церемониймейстера. Ум не в состоянии постичь страшного смысла его слов, и только чуткое сердце поэта предвидит грядущий кошмар. Тебе больно и страшно за молодую дофину.

Воспользовавшись твоим замешательством, старец ловко берет тебя под руку и выводит из зала, твои друзья робко следуют за тобой. На прощанье ты кидаешь взгляд на портрет Карла I, и вдруг у тебя мелькает странная мысль, что где-то ты видел того странного седого старика с тростью, который замыкает шествие за королём.

Через несколько дней сюда прибывает дофин Франции, будущий её король Людовик XVI, и дофина, Мария Габсбургская, будущая Мария-Антуанетта. Прежде, чем выйти торжественно к своему наречённому, которого она никогда в жизни не видела, дофина при помощи фрейлин переодевается в комнате по соседству – с неё снимают всю одежу и бельё, которое она носила в Австрии, и одевают во французские шелка. Башмаки, чулки, кольца, заколки, брошки – ничего не может взять с собой из Австрии будущая королева Франции. Не выдержав шума, суеты, и одиночества, самая беспокойная и беззаботная из королев вдруг начинает плакать. Тогда к ней подходит странный старик с тростью церемониймейстера, предлагает носовой платок, берёт под руку и выводит в тот самый зал, из которого он всего несколько дней назад выводил тебя, будущий великий поэт. В этом зале самую беспокойную и беззаботную из королев ждёт её будущая свита и будущий супруг. Потом дофину переправляют на другой берег Рейна, и она едет на встречу с чужим ей народом. Тем самым, который всего-то через девятнадцать лет возьмёт Версаль и потребует смерти королевской четы.

Если бы ты только мог, о, будущий великий поэт, ты попытался бы предупредить дофину. Ведь ты не святой отец – ты молод, ты не опустишь руки перед неизбежностью судьбы. Те, чей разум открыт чужим наставлениям, сами имеют власть над умами. Вот только кто знает, помогло бы твоё мудрое напутствие самой беспокойной и беззаботной женщине этого суетного века? Ведь так уж повелось, что люди, которыми с лёгкостью играет их характер, имеют обыкновение прислушиваются только к дурным советам.