Посвящается всем, кто лечил 

более трех зубов за один раз 

 

 

В один прекрасный день я подсчитал свои зубы, нуждающиеся в срочной "починке": два справа внизу, один вверху, слева внизу один, вверху два. И вот уже впереди маячит крутая лестница, ведущая к дверям частного стоматологического кабинета. В приемной меня "встретили" кот и малолетний шкет. Кот спал на диванчике, а малый расположился за компьютером – играл в игру, где уверенно "мочил" мумий среди песков и пирамид. Из кабинета врача доносилась иностранная речь.

Меня это заинтересовало. Откуда в нашем захолустном городишке иностранцы? Осторожно заглянув в кабинет, я увидел там: врача Евгения Борисовича (так было написано на табличке на дверях), перепуганного, похожего на пенсионера из Средней Азии, старика, сидевшего в стоматологическом кресле и рослого стройного мужчину, стоявшего ко мне спиной.

Стоматолог попросил пациента откинуть голову и открыть рот. Мужчина перевел просьбу старику. Тот с большой неохотой сделал это. Евгений Борисович стал осматривать его зубы, постанывая от ужаса.

– Откуда он? – стал допытываться у мужчины врач.

– Ээ… из Туркмении.

– И каким ветром в Окраинск занесло туркмена? – полюбопытствовал Евгений Борисович.

– Родственник, – ответил мужчина.

– Ваш? – недоверчиво переспросил врач.

– Мой.

– Вы не похожи на туркмена.

– Он… ээ… отчим… мужа моей тети.

"Врет", – как-то сразу догадался я.

– Хм. Какая у вас дружная семья, – заметил врач. – А сколько ему лет?

– Мм...

– Скажите, этот человек, что, впервые, у стоматолога?

– Он всю жизнь прожил в глухом ауле, – грустным голосом объяснил мужчина. – Откуда там врачи, да еще и стоматологи?

"Вот сочиняет… А голос то какой знакомый".

– Да? – засомневался Евгений Борисович. – А "это" он сам себе вставил?

Врач указал зеркальцем на нижние передние зубы пациента. Я не удержался и тоже подошел посмотреть, что там такого интересного. И увидел… "мост". К двум "живым" зубам аккуратно была прикручена золотая проволока, на которой затейливо крепилось несколько выбитых или вырванных зубов.

– Вы кто такой? – строго спросил меня Евгений Борисович.

И тут я рассмотрел лицо мужчины, опекавшего старика и забыл про все на свете "мосты", так как почувствовал себя персонажем индийского кино или бразильского сериала. На меня смотрел то ли мой двойник, то ли потерянный еще в младенчестве брат-близнец. Причем, не совсем такой, как я, а уверенный в себе, подтянутый и подкачанный. В общем, такой, каким я сроду не был и даже не мечтал быть. Я стоял и пялился на странного типа, и не знал, что сказать.

– Вы кто? – повторил врач.

– Саша Лукич, – ответил за меня двойник и заговорщицки подмигнул. – Тоже мой родственник. Тоже зубы лечить пришел.

– Этот похож. Пусть ждет в приемной, – сказал Евгений Борисович и продолжил: – Где же такие "мосты" делают? В туркменских аулах?

– Ну…

– Это ему лекарь из Афганистана сделал! – крикнул я из приемной.

А чего? Врать так, врать. Уходить я естественно никуда не собирался, и просто изнывал от необходимости получить хоть какие-то объяснения.

За спиной послышался тихий смешок. Я обернулся. Спящий кот, играющий шкет. Опять повернулся к врачу и перепуганному старичку. Но! Их не было.

Вместо Евгения Борисовича и его посетителей, я увидел прекрасную белую стелу. Юные красавицы с подведенными черной краской глазами несли куда-то цветы и фрукты. У моих ног стоял светильник. Справа и слева темнел бесконечный коридор. Справа доносилось тихое жужжание бормашины. Слева… Сначала было тихо, а потом послышались шаги. И вот на свет вышел… Я САМ. Одет "я" был в нечто, напоминающее белую плиссированную юбку длинною до колен, на плечах – широкий круглый воротник, украшенный драгоценными камнями, на голове – парик из мелких косичек, глаза подведены черной краской, так же, как у девушек, изображенных на стене.

– Вы… это я?..

– Как вариант.

– Не понимаю.

– Читай! – засмеялся двойник и сделал неприличный жест рукой. Показал мне средний палец.

Сначала я хотел обидеться, но потом "заметил" на пальце массивное золотое кольцо с изображением скарабея и надписью древнеегипетскими иероглифами, которую я, как это ни удивительно, смог прочесть.

 

Ахетатеп. 

Единственный Друг Царя. 

Маг и целитель 

 

Вот так вот, скромно. Стоп! Стоп… С каких это пор я читаю по древнеегипетски? Затем я понял, что не только читаю, но и довольно бегло говорю.

И говорил я на древнеегипетском языке с перепуганным стариком, сидевшем в кресле у стоматолога: "Ни о чем не беспокойтесь, повелитель. Все будет хорошо!" Судорожно вцепившись в ручки кресла, старичок смотрел на врача, как на шайтана и молился Озирису. Я потряс головой, отгоняя наваждение.

– Где мы?

– Там, где можем спокойно общаться. В "нашем" разуме.

То, что рассказал мне Ахетатеп (то есть я сам!) без сомнения заслуживает вашего внимания, потому что он поведал мне и о прошлом, и о будущем.

***

…Оказалось, до восьмидесяти лет я жил самой, что ни на есть, обычной жизнью. Учился, работал, женился, развелся. Еще раз женился, "нарожал" детей и внуков, овдовел, вышел на пенсию. Завел рыбок и герань тринадцати сортов. Заскучал, приболел и собрался умирать...

Собрался умирать, но перед этим решил написать завещание. Пришел к нотариусу. А тот меня и спрашивает: "Не хотели бы вы завещать свое тело на благо науки? Это очень благородно и выгодно".

– Нет! – твердо сказал я. – Я уже себе и место на кладбище присмотрел, и деньги на похороны отложил.

Нотариус стал уговаривать. Деньги большие предлагать, наличные, да еще всю сумму вперед. В общем, уговорил. Сговорились на двух с половиной тысячах долларов. Подписал я какие-то бумаги, получил деньги на руки и пошел домой. Дома еще раз подумал и передумал.

Эх! Лет двадцать назад потратил бы всё на путешествие на Кубу (всегда мечтал), лет сорок назад – на женщин (всегда их любил), а сейчас… Нет, ничего уже не хотелось. Жил я скромно, пенсии хватало, дети не забывали, навещали, помогали, чем могли. Значит и на могилку приходить будет кому, лишь бы она была, а для этого нужно иметь тело.

На следующий день пошел я к нотариусу забирать свое согласие назад. Глядь, а там, где был нотариус – заколоченная дверь и надпись "Вход к нотариусу со двора". И пошел я в обход. Вошел в темный подъезд, оступился на скользкой лестнице, упал и ударился головой об ступеньку.

…И пришел в себя в научной лаборатории в 2404 году.

Заведовал лабораторией мой далекий потомок Никанор Чжень-Лукич. Было Никанору без малого 180 лет. Выглядел он соответственно: сморщенный, лысый, не способный передвигаться без антигравитационного кресла и самостоятельно дышать без специальных приборов, вживленных ему прямо в спину. И был Никанор Чжень-Лукич тот еще кудесник.

Во-первых, в его лаборатории находилась нелегальная пространственно-временная установка (ПВУ-2300). Проще говоря, машина времени и телепортации способная перемещать людей и предметы, и во времени, и в пространстве. Во-вторых, была у Никанора мечта – жить вечно и, по возможности, хорошо. Да кто же такого не хочет, скажите вы. Но! Не у всех желающих есть такие знания и возможности, которые были (будут?) у Никанора Чжень-Лукича.

Лет до 80-ти Чжень-Лукич был выдающимся ученым с мировым именем, но потом попал под международный трибунал за запрещенные эксперименты. В своей лаборатории Никанор находился на положении хорошо охраняемого пленника. Терпел он это долго – более, чем полвека, потом ему надоело, и он решил бежать. План был прост – сделать из себя сверхчеловека и скрыться от возможных преследователей на просторах времени. И вот пятьдесят лет назад Чжень-Лукич начал подготовительные этапы для реализации своего плана.

Сначала он создал пространственно-временной "карман" – параллельный "замкнутый" мини-мир, который он назвал Склад. Склад ученый "затарил" всем мыслимым и немыслимым оборудованием, компьютерами, приборами, одеждой всех времен и народов, лекарствами, продуктами длительного хранения и пр. Туда же Чжень-Лукич поместил и ПВУ.

Параллельно с созданием Склада, он разработал:

1 Программу "замещения" больных и старых клеток своего организма улучшенными нанитовыми аналогами, которые позволяли ему овладеть как сверхчеловеческой силой, так сверхчеловеческими умственными способностями.

2 Программу "совмещения" со Складом, чтобы дистанционно доставать оттуда необходимые вещи, силой мысли включать ПВУ и пр.

Затем Никанор стал искать человека, на котором эти программы можно было бы протестировать. Требований к кандидату выдвигалось немного, всего три: генетическое сходство, преклонный возраст и, так сказать, пребывание "вне системы".

Где бы такого человека взять? Думал, думал ученый… и вспомнил. Одно семейное предание. О прапрапрадеде, который жил себе и не тужил, а потом вдруг собрался написать завещание и таинственно исчез. Родне через три дня после исчезновения под дверь подбросили пакет с долларами. Деньги были потрачены на обучение внучки Олечки в инязе (по специализации английский и китайский). Внучка на третьем курсе уехала по студенческому обмену в Китай и вышла там замуж. Так началась история знаменитой династии русско-китайских ученых Чжень-Лукич.

Поразмыслив хорошенько над этим, Никанор решил, что с помощью квантовых голографических технологий 25 века и ПВУ ему удастся вырвать предка из омута времени. Что и было им искусно проделано. И стал я жить в лаборатории, а Чжень-Лукич проводить надо мной эксперименты. Организация, которой принадлежала лаборатория, называлась "ЧженьЛукичКорпорейшен", но сам Чжень-Лукич давно уже не входил ни в число ее собственников, ни в число акционеров. Когда я поинтересовался у Никанора, чем она занимается, он спросил:

– А чем занималось Аненербе?

– Не знаю…

– Вот и не знай дальше.

***

Процедуры по превращению в "сверхчеловека" дались мне нелегко. Трижды я был в коме, дважды слепнул, обострился артрит, долго не проходили подкожные фурункулы, выпали последние зубы. Меня терзали страшные головные боли, снились кошмары, тошнило, но наступил день, когда всё прошло. Всё зажило, оздоровилось и омолодилось. Даже выросли новые зубы и волосы, лучше прежних.

Итак, чувствовал я себя отлично, выглядел замечательно, а вот Чжень-Лукич пребывал в прескверном расположении духа. У него всё получилось, что он задумывал, но только на другом человеке. Испытания показали, чтобы испробовать свою методику на себе, Никанору нужно изобрести устройство, которое проводило бы сложную многоступенчатую процедуру "сверхочеловечивания" автоматически.

От расстройства Чжень-Лукич впал в депрессию, из которой его вывели только форс-мажорные обстоятельства. Однажды он позвал меня и с позеленевшим лицом объявил, что об экспериментах стало известно хозяевам лаборатории и мне необходимо бежать. Никанора просто разрывало от злости из-за того, что не он, а кто-то другой воспользуется плодами его гениального плана. Прапраправнучек был готов придушить меня собственными руками и наверняка об этом подумывал. Однако злость на меня была мелочью по сравнению с ненавистью Никанора к своим тюремщикам. Он не хотел, чтобы они смогли воспользоваться плодами его многолетнего труда. И, вообще, хотел их проучить.

Чжень-Лукич "ввел" в мою память "непроизносимый" пароль от Склада, тем самым "отдавая" всё, что бережно подбирал для своей будущей вечной жизни и посоветовал затеряться от возможных преследователей где-нибудь в глубине веков.

Из секретной лаборатории будущего я "переместился" в Римскую Британию, "вылетев" из-под пространства прямо посреди военного лагеря, разбитого служивыми Девятого Римского Легиона. Был принят ими за лазутчика и арестован. Когда легионеры собрались меня пытать, я по неопытности "переместил" весь лагерь в Северную Америку.

Оставив римлян дружить с индейцами, я отправился на юг, на территорию городов-государств майя. Там достаточно долго и плодотворно выдавал себя за одного из богов местного пантеона, но не поладив с жречеством по вопросам человеческих жертвоприношений, решил вернуться домой, в свое время.

***

Мне захотелось вернуться в день своего исчезновения, занять свое "законное" место в пространстве и времени и жить спокойно дальше. Тем более, что я очень соскучился по родным и близким, даже по соседскому гаденышу, подпалившему однажды мой гараж. Чжень-Лукич догадывался, что рано или поздно я попытаюсь вернуться, и категорически мне это не рекомендовал. Никанор говорил, что ни за что на свете не раскроет никому свой секрет "сверхочеловечивания", и поэтому меня будут искать, так как я являюсь прототипом. Однако я решил рискнуть.

…Первый "тревожный звоночек" прозвенел, когда я не сумел попасть в тот же день, из которого меня "изъял" Никанор. Чжень-Лукич предупреждал, что ПВУ очень точна. Если происходит какой-то сбой, если не удается попасть в запрограммированную дату, то это явный признак, что перемещение засекли внешние, скорее всего, враждебные силы. Исчез я из 22 декабря 20… года, а вот вернулся…

Но обо всем по порядку.

На Складе я нашел одежду, в которой меня похитили, надел ее, подкорректировал внешность до "обычных" восьмидесяти с хвостиком и отправился к тому дому, где ударился головой об ступеньку.

Сел на скамейку напротив подъезда, прикрылся газеткой, как в фильмах про шпионов, и стал ждать… себя. Так и не дождавшись, додумался уточнить на Складе текущую дату. Уточнил. Не поверил… Переспросил у прохожих. Те, особо не удивившись (подумаешь, старый человек не знает какое сегодня число), подтвердили – да, сегодня 25 декабря.

Я испугался, заволновался, но все-таки не смог не поддаться искушению и отправился домой. Побыл дома, попил чая, полил цветы, покормил рыбок, пересмотрел все семейные фотографии. Никогда в жизни еще не был так счастлив. Хотел позвонить детям, но какое-то нехорошее предчувствие меня остановило. Вспомнив, что рассказывал Никанор, отнес деньги, которые нашел в кармане пальто, к дверям квартиры своего сына Артема. Его дочь училась в инязе, но собиралась бросать учебу. Особых успехов Олечка не делала. И двух слов не могла связать ни по-английски, ни по-китайски, а плата за обучение в Харькове больно била по бюджету провинциальной семьи. Нажав на дверной звонок и оставив деньги, я побежал по лестнице вверх.

…Вверх, потому что внизу возле подъезда крутились подозрительные парни в военно-спортивных одеждах. Как только я побежал – побежали и они. Я выбрался на крышу девятиэтажного дома, преследователи поспешили за мной. Я перепрыгнул на крышу соседней пятиэтажки. Они тоже спрыгнули. Я "переместился" на миллиард лет назад, на дно какого-то океана. Они последовали за мной, но почти сразу погибли, потому что их тела оказались более "человеческими", чем мое, усовершенствованное Чжень-Лукичем.

Больше я не рисковал. Решил держаться подальше от "настоящего" и обосноваться в прошлом, "легализовавшись" в Древнем Египте времен ІV династии под видом странствующего ученого-врача Ахетатепа, потерпевшего кораблекрушение.

Почему врача? Потому что Чжень-Лукич просто "нашпиговал" Склад "умным" медицинским оборудованием, приборами и медицинской информацией от нейрохирургии до методов нетрадиционной медицины. Грех было не воспользоваться. Почему я выбрал имя Ахетатеп? На древнеегипетском это означает "горизонт истины". Согласитесь, звучит солидно.

Первым делом, я излечил от косоглазия сына капитана торгового судна, подобравшего меня на обломке мачты в открытом море. На этом судне я добрался до порта, а оттуда до Мемфиса, столицы Египта. Там я за неделю вылечил семьдесят шесть человек от кишечных паразитов и срастил десятка два сложных переломов рук и ног (производственные травмы – возле города шло активное строительство пирамид).

Слава об Ахетатепе, которому подвластно любое заболевание, дошла до дворца фараона после того как я исцелили мужа одной знатной дамы от храпа.

Знатная дама была подругой третьей старшей жены фараона, страдавшей аллергией на кошачью шерсть. Сами понимаете, в Древнем Египте с его культом кошек страдать аллергией на шерсть священных животных, означало быть отвергнутой, а то и проклятой богами.

Исцеленная фараонша не знала как меня и благодарить. Прислала мне корзину кураги, несколько рулонов льняной ткани, полдюжины париков, лакированный расписной саркофаг из ливанского кедра, трех рабов, наложницу – нубийку Нефрусебек (похожую на кубинку), подарила финиковую рощу, пригласила жить во дворце и занять должность ее личного целителя.

После того как я изготовил, для изысканных дам дворца, чудодейственную мазь, полностью и навсегда, уничтожавшую растительность на лице и на теле, и сделал всем желающим татуаж губ и бровей с гарантией на три года, мой авторитет признали все старшие и младшие жены фараона, а также их дочери и служанки. Не стоит и объяснять, за что меня невзлюбили поставщики косметических средств ко двору фараона и начали плести интриги. Жрецы Озириса, Амона, Исиды и прочих небожителей также почувствовали во мне потенциальную угрозу, присоединились к заговорщикам и стали активно им помогать.

Мне, как "сверхчеловеку", они никакого существенного ущерба причинить не могли, но немного раздражали. Набросали крокодильего помета под двери, подмешали яд в вино (перед гостями неудобно получилось), поломали паланкин, срубили столетнюю финиковую пальму, украли кота-мышелова, довели нубийку до нервного срыва (рассказами про вечные муки в загробной жизни).

Бедная женщина замоталась в дырявый плед и целую неделю просидела на крыше в ожидании конца света, отказываясь от еды и выполнения "наложных" обязанностей. Ну, кому такое надо? Слезла она, только когда я пригрозил самой страшной для жителя Древнего Египта карой. Сказал, что отберу у неё имя. Её имя означало "прекрасная, как крокодил", и она этим очень гордилась.

***

Сперва я хотел договориться со своими недоброжелателями по-хорошему. Одним дал взятку, других бесплатно подлечил, третьим морду набил в дворцовой подворотне. Но враги не унимались, и стали обвинять меня в заговоре против фараона.

Вот по такому, прямо скажем, безрадостному поводу, я впервые предстал перед правителем Египта – фараоном Менкауром.

Бритый на лысо и до жути визгливый жрец Амона зачитал мне обвинение в государственной измене. Читал долго, так как начал с экскурса в далекие доисторические времена, когда Египтом еще правили боги.

 

Фараон вел себя странно. Мне показалось, что коронованной особе на всё по фиг. Менкаур сидел на троне, смотрел перед собой застывшим взглядом и явно ждал, и не мог дождаться, когда мероприятие, наконец, закончится. 

 

Однако древнеегипетское общество было просто помешано на презумпции невиновности. Осудить человека, не предъявив свидетельств, доказательств, улик было невозможно. Судебные разбирательства по краже курицы длились годами. А тут заговор против фараона.

И началось… Три дня без остановки выступали жрецы и колдуны. Утверждали, что у них было одно и то же видение, но в разных вариациях:

…Ахетатеп, приставляющий кинжал к сердцу фараона,

…Ахетатеп, бьющий по затылку фараона тяжелой палкой,

…Ахетатеп, натравливающий на фараона и его главного наследника гиен и крокодилов и т.п.

Дворцовый ясновидящий-кастрат дал суммарное толкование пророчествам: "Злоумышленник еще не определился со способом убийства. Но боги уже посылают верным слугам правителя недвусмысленные предупреждения".

Все они (жрецы, колдуны, кастрат) были настолько убедительны, что я и сам засомневался в своей невиновности.

 

Менкаур слушал молча. С дикой тоской в глазах. 

 

Потом стража притащила капитана корабля, на котором я добрался до Египта. Бедолага, стараясь не глядеть мне в глаза, стал рассказывать, что я, оказывается, делился с ним планами по свержению фараона с первого же дня как меня подобрали в море. И вообще, скорее всего я нубийский или ассирийский шпион.

 

Фараон смотрел куда-то вдаль поверх голов, в глазах блестели слезы, ноги в золоченых сандалиях нетерпеливо притоптывали. 

 

Стражники приволокли семь служанок и пять престарелых бездетных наложниц, которые не происходили из знатных семей и давно уже не интересовали фараона. Замученные женщины в окровавленных изорванных одеждах, стриженные (у них отобрали парики), стали давать против меня показания. По их словам с каждой из них я многократно обсуждал планы по свержению правителя. Со всеми, кроме одной…

Женщина, на вид одногодка фараона, со следами былой красоты и кровоподтеков на лице, неожиданно отказалась лжесвидетельствовать. Я узнал ее. В молодости она некоторое время пользовалась расположением Менкаура, хотя была лишь дочерью человека, присматривающего за охотничьими собаками царя. Но правитель быстро к ней охладел из-за бредовых сплетен о том, что, якобы, по ночам её посещает бог с собачьей головой. Когда умер от укуса змеи её ребенок, а по дворцу вышло распоряжение о сокращении расходов, женщину из наложниц перевели в служанки.

При дворе фараона её считали малохольной за любовь к бездомным псам и за принадлежность к мало популярной секте Белого Анубиса. Я терпеть не могу сектантов, но собак люблю, и пару раз изготовил женщине лекарства для ее блохастых друзей, не взяв с нее денег. И вот эта несчастная, избитая женщина, перед лицом божественного фараона Менкаура, во всеуслышание заявила: "Ахетатеп – невиновен!"

 

Фараон даже бровью не повел. Если между ним и этой женщиной когда-то была любовь, он уже ничего не помнил. Даже ее имени. Ее слова не имели никакого значения. 

 

Здоровые, как дикие кабаны, стражники хотели поколотить старую служанку за строптивость, но я их остановил:

– Не бейте её! Я докажу свою невиновность! Принесите десять вязанок дров и сложите из них костер. Я взойду на него и, если говорю правду, огонь меня пощадит.

 

И тут фараон впервые оживился. 

 

– У нас, вообще-то, так невиновность доказывать не принято. Мы же не варвары, как ни как, а цивилизованная страна. И дрова нынче такие дорогие. Их из Нубии везут, а у нас с ней война.

– Дрова за мой счет, – успокоил я правителя.

Все стали уговаривать Менкаура, чтобы он разрешил мне "самосжечься". Жрецы даже согласились дровишек подкинуть – по вязанке "с носа", то есть с храма. Ну, скучно людям стало, а тут такое реалити-шоу!

Перед храмом Амона разложили дрова, облили маслом, подожгли, и я взошел на костер. Моему модифицированному телу огонь не вредил, но стали чернеть драгоценные камни на воротнике, и обгорела юбка. Поэтому незаметно для всех я подменил настоящий огонь голографическим пламенем, и стоял в нем под восхищенными взглядами царского двора и уличных зевак. Долго стоял… Старухи молились, молодые девы плакали. Большинство моих обвинителей тут же поспешили скрыться, однако жрецы стояли единым фронтом перед кострищем, и на их напряженных лицах читалось: "Как?!! Как он это делает? Что за фокус?" Интуитивно чувствуя подвох, эти "веселые ребята" не спешили признавать мою невиновность доказанной.

Внезапно все стали кричать "Смотрите, смотрите!" и тыкать пальцами куда-то вниз костра. Я посмотрел вниз и увидел: у моих ног спокойно примостилась белая дворняжка, весело чесавшая лапой за ухом. И голографический огонь, естественно, ей тоже не вредил.

Среди жрецов поднялся ропот: "Это знак богов! Они не считают такой способ доказательства невиновности приемлемым! Ахетатеп встал на сторону Сета – злого бога пустыни и суховеев. Сет его защищает! Давайте лучше утопим Ахетатепа в Ниле. Так будет верней и надежней".

До меня дошло – спокойную жизнь в Древнем Египте может гарантировать только НАСТОЯЩЕЕ чудо. Даже если меня бросят в реку с камнем на шее и я выплыву, жрецы еще что-нибудь придумают, лишь бы выжить меня из дворца. Я был готов плюнуть на все и "уйти". В другое место, другое время, но тут…

Свершилось чудо! Толпу жрецов бесцеремонно растолкала другая ТОЛПА ЖРЕЦОВ.

Эти жрецы были относительно молоды, босы и бедно одеты. На их шеях вместо дорогих воротников болтались веревочные петли, а лысые головы украшал белый отпечаток лапы собаки. Их глаза были накрашены не так, как у всех жителей Египта – стрелками к вискам, а наоборот, стрелками к переносице. Главный среди "новых жрецов" держал в руках крепкий посох, к верхушке которого на веревках крепились кости. Пришедшие к моему костру были адептами сравнительно "молодой", существующей не более полувека, секты почитателей Белого Анубиса.

– Белая собака – это ЗНАК БОГОВ! – провозгласили они.

Дворняга, сидевшая рядом, как будто поняла, что речь идет о ней. Чесаться перестала. Села прямо, навострила уши и внимательно слушала жреца-сектанта, а тот продолжал:

– Кто из богов вправе решать судьбу человека, чье имя "горизонт истины"?

Я не знал, но тому как передернуло "старых жрецов" догадался, что они точно знают и прекрасно понимают к чему клонят молодые выскочки.

– Кому принадлежат Весы Истины?

– Анубису, – хором ответили "старые жрецы". – Но он не вмешивается в суды ещё живущих. А его сын, Белый Анубис, которому вы поклоняетесь, умер от укуса змеи пятьдесят лет назад.

– Теперь всё изменилось. Радуйтесь люди, сегодня Белый Анубис чудесным образом воскрес, потому что Ахетатеп проявил доброту к его матери. Белый Анубис объявляет Ахетатепа невиновным! От имени Белого Анубиса (уважительный кивок в сторону собаки) мы требуем немедленной компенсации морального и материального вреда достойнейшему из подданных величайшего из фараонов!

Далее шел длинный список того, что жрецы каждого из храмов, клеветавших на меня, должны будут выплатить в качестве компенсации, с обязательным 20% начислением на строительство храма Белому Анубису. Представители других храмов стали торговаться, говорить, что, мы, конечно, вас поздравляем, не каждый день боги воскресают, но двадцать процентов это как-то не по божески, а вот десять – нормально.

Я поискал глазами фараона. В этой деловой суматохе все о нем забыли, а ведь это он, и только он, мог поставить окончательную точку в моей судьбе.

 

Повелитель Египта сидел на троне-паланкине. Пользуясь тем, что на него перестали обращать внимание даже его "опахальщики", Менкаур расслабился, положил церемониальные плеть и жезл на землю, схватился рукой за щеку… и… 

 

И тут я всё понял.

Перехватив взгляд повелителя, едва шевеля губами, я спросил у него:

– Зубы?..

Легким кивком головы и страдальческим взглядом фараон подтвердил мою врачебную догадку.

"Вот, попадалово!" – подумал я.

***

Теперь объясню, почему я так подумал.

Дело в том, что зубы были единственным, что я не мог исцелять. Поэтому я всегда и всячески избегал заказов на лечение зубов. Сделать это было не сложно. Древние египтяне предпочитали рвать зубы, а не лечить их. И этому было религиозное обоснование. Считалось, что если у человека заболел зуб, то это в каком-то смысле даже хорошо. Ведь это означает, что злые духи, которым не сидится спокойно в потустороннем мире и которые всегда пытаются проникнуть в тело человека, локализовались, так сказать, в одном месте. В больном зубе, который легко можно удалить.

Страдающий зубной болью, должен был пойти:

в храм Амона, если заболел верхний зуб,

в храм Озириса, если заболел нижний зуб,

в храм Исиды, если заболел один из передних зубов,

в храм Гора, если зуб заболел у ребенка,

в храм Тота, если заболел зуб "мудрости" и т.д.

В общем, систему вы поняли.

В храме с соблюдением всех ритуальных действий, включающих молитвы, песнопения, омовения и прыжки через огонь, больной зуб удалялся (вырывался или выбивался) помощниками жрецов. Затем "исцеленный" делал храму крупное пожертвование.

Люди, которые так "исцелялись", уже к годам 25-30 были полностью беззубые и вынуждены были употреблять в пищу специальную еду – супчики, кашки, перетертые овощи. Производители и поставщики такой еды в Древнем Египте процветали и тоже не забывали делать "зубодерущим" храмам солидные пожертвования на праздники и в конце отчетного года.

Другое дело фараон. Фараон считался потомком и наместником богов на земле, поэтому в его божественном теле злые духи поселяться не могли по определению. Всякое заболевание правителя, даже самое пустяковое, вроде насморка или ячменя, вызывало серьезные сомнения у подданных на счет его божественности, поэтому тщательно скрывалось. Что касается фараоновских зубов, то их ни в коем случае нельзя было "лечить" так как остальному населению Египта, то есть нельзя было удалять даже безнадежно больные зубы. Беззубость подданных – это одно, а беззубость правителя подрывает основы государственности!