Сэл занес пожарный топор над правым плечом и со всего маху рубанул по массивной двери, обитой листовым железом. Лезвие с чавканьем вошло в щель между замком и деревянным косяком. Сэл расшатал топор несколько раз в одну и сторону до характерного хруста, затем занес вновь и рубанул еще раз. Натужно скрипя, дверь постепенно поддавалась.  

Сколько он уже сломал дверей подобным образом, Сэл не мог вспомнить, но их было много и самых разных. Хлипких деревянных, годившихся только для того, чтобы стыдливо прикрыть нутро какого-нибудь холла, где жильцы (до Большого П) наверное, были непугаными идиотами, неуклюжих железных, запиравших "бесхозные" коридоры хозяйственных построек, стройных стальных в квартирах посолидней и даже толстенных сейфовых, щетинившихся многочисленными зубьями замков и стопоров. И ни одна из них в конечном итоге не устояла. Если уж человек когда-либо возводил для себя преграды, то всегда мог их сломать, особенно когда было надо. Например как после Большого П, когда жители Земли в одночасье осознали, что мир навсегда изменился, и города, некогда служившие оплотом цивилизации, теперь превратились в радиоактивные руины, где после огненного ада, как крысы из нор, на поверхность стали выползать уцелевшие. Все те, кто любой ценой хотел выжить и найти свое место в новом уродливом мире. Мире силы, как бы его назвал какой-нибудь историк, если бы сумел выжить. Такие умирали первыми, еще пытаясь тщетно собрать осколки цивилизованности, трясущимися от ужаса руками. Однако наступили другие времена. Времена бывших военных, сбивавшихся в стаи, которые еще помнили зачатки дисциплины, банд отморозков не боявшихся даже самой смерти, отчаявшихся одиночек, пытавшихся прокормить семью и конечно мародеров. Стервятников, которые не лезли на рожон и не брали понтами, но били точечно, неделями выцеливая лакомое место. Храня координаты складов и нычек в секретах, передававшихся только шепотом у костров стоянок и только за большие деньги. Сэл был как раз одним из таких, и он был все еще жив. А это значило, что он как минимум кое-что смыслил в своем деле.  

В очередной раз размахнувшись, он вогнал топор в щель. Он уже вошел в ритм и теперь бил размеренно и сосредоточено, лишь иногда быстро озираясь, как бы кто не подкрался. Не подполз на готовенькое. Таких тоже хватало. Ничтожества, выжидавшие в темных углах и добивавшие удачливых искателей в спину, охотно заполняли собой пустые ниши новой городской иерархии. К Сэлу со спины, впрочем, теперь уже было трудно подкрасться. За годы практики он практически развил в себе звериные инстинкты, благодаря которым чувствовал посторонних в пределах своего личного пространства. Как и в животном мире у каждого теперь было свое личное пространство. У всех по-разному. У кого-то метр, у других больше – завесило от воли. И если кто-то или что-то (не важно кто или что) пересекало его, то были только доли секунды на принятие решения. Доверять нельзя было никому, и Сэл это хорошо знал, на собственном опыте. От ударов у него уже начинала болеть спина. Руки налились привычной тяжестью. Мозоли на ладонях давно уже превратившиеся в твердые шишки, не чувствовали заноз топорища.  

Он работал под проливным дождем с энтузиазмом фанатика. Дождь – кто теперь обращает внимание на такие мелочи? Что такое личная гигиена до сих пор помнят только какие-нибудь четвероглазые. Так теперь называли всех, чей умственный уровень все еще был выше школьной программы. Но от этого им было не лучше. Вся их жизнь была бесконечно игрой в кошки-мышки с новыми хозяевами жизни. И из нор они высовывались только по большим праздникам. А праздники теперь отмечали все реже.  

Спустя какое-то время раздался долгожданный треск - с таким звуком обычно ломался замок. О, этот звук Сэл хорошо знал. Он был для него слаще перезвона бутылок или развратного шепота продажных девочек в борделе толстяка Билли. Звук означал, что работа сделана. Сэл опустил топор и оперся рукой о бетонную стену, пытаясь восстановить дыхание.  

Прямо перед ним все еще держалась на честном слове дверь. Но теперь достаточно было удара ноги, чтобы выбить ее как гнилой зуб. Замок в крошеве древесных опилок скалился в беззубой улыбке.  

Дверь была низенькой, словно сделанной для карликов. Какой-то умник до этого старательно выцарапал на ней рунический символ. То ли древнегерманскую руну, то ли египетский иероглиф. Сэл, конечно, и слыхом не слыхивал ни о том, ни о другом. Но он знал, что именно означала эта загогулина. Она гласила: "не открывать". "Кто бы мог подумать?" - процедил он про себя. Но как он ни старался нагнать на себя напускную браваду, желудок неприятно сжался в первых спазмах надвигающейся тревоги. Сэл стянул с себя противогаз, до того облегавший нижнюю часть лица, и подставил лицо дождю.  

Капли обжигающими прикосновениями побежали по щекам, давно уже превратившимся в маску из шрамов, грязи и запекшейся крови. Исчезли в спутанной курчавой бороде. Нос, выделявшийся на этом фоне рваным зигзагом, был переломан в нескольких местах. Да и вообще вся фигура Сэла оставляла впечатление потрепанности, как мешок, по которому долго били палками. Но глаза смотрели все так же цепко и внимательно. Это, конечно, было и так ясно. В противном случае Сэл бы тут не стоял.  

Он открыл рот и поймал на язык несколько горьких капель, неприятно саднивших горло. Кислотные дожди теперь уже сделались, совершено привычными. Хотя от них все еще пытались защищаться по старинке резиновыми плащами или даже спецкостюмами (что было совсем не практично), но это мало помогало. Природа находила массу других способов прикончить человека, если, конечно, то сам умудрялся перед этим выжить. Гораздо важнее теперь были более насущные вещи. Бензин и патроны само собой. Вода. Но главное пища. Убивали в первую очередь за нее.  

Хмурое небо в грязно-серых разводах стремительно неслось куда-то в сторону, за каркасы небоскребов в центральной части города, теперь больше походивших на осколки зубов. Тучи, тянувшиеся длинными щупальцами от самого горизонта, изрыгали вниз литры жидкой гадости, накопившейся за время Большого П в атмосфере. И даже выше в тропосфере, откуда она, к сожалению (к счастью?) не могли быстро конденсироваться, и потому изливалась медленно и мучительно, напоминая тушь, размазанную слезами на личике какой-нибудь смазливой модели. Некогда Земля была именно такой.  

Сэл опустил лицо и вытер рот рукавом кожаной куртки. Одет он вообще был довольно основательно. Под резиновым плащом с капюшоном были одежды в несколько слоев, включая разгрузку и импровизированный бронежилет со вставными металлическими пластинами. Мешковатые штаны, стянутые у колен ремнями, и армейские ботинки с двойной шнуровкой и утолщенной подошвой смотрелись более эффектно. К ботинкам теперь вообще относились весьма тщательно. Ходить-то приходилось на своих двоих, да еще и по "пересеченной местности". Так теперь называлась вся земля в городской черте, усеянная бетонным крошевом, осколками стекла, грязью, мусором. В особенности мусором. Все человеческие отходы теперь лежали одним слоем, и земля его не принимала. Так что приходилось постоянно смотреть под ноги, чтобы не напороться на какой-нибудь реликт эры изобилия.  

За спиной у Сэла висел походный рюкзак. Не менее, а может и более основательный, чем все остальное. В нем хранились все его пожитки.  

Сейчас Сэл как раз рылся в нем, нащупывая тетрадь и фонарь. Фонарь он бережно переложил в карман штанов, а вот тетрадь открыл только, прикрыв ее от дождя полой плаща, чтобы не намочить страницы. Под потертой кожаной обложкой жались исписанные мелким почерком пожелтевшие листы с рисованными иллюстрациями демонов и дьявольских созданий, обитавших, как известно, в подземном мире. Именно туда и вела злополучная дверь, над которой он уже столько попотел. Теперь уже не понятно было, зачем ее ставили. То ли для того, чтобы не выпустить тех кто внизу, то ли наоборот, для того чтобы не впустить тех кто снаружи. А может и для того и для другого.  

Когда-то то, что было внизу, называлось метро. Ничего не значащее больше слово. Нити туннелей давно уже превратились в запутанный лабиринт. Узлы станций в круги ада, населенного демонами, охотившимися за душами умерших. Небо больше не принимало их. Оно уже и так было достаточно изгажено, поэтому души спускались прямиком в ад, где становились обедом для демонических тварей. И душа Сэла уже была там. Может быть еще на подходе, а может на дне. Он не знал, но знал наверняка, что она там внизу, потому что больше ей было быть негде. В его истерзанной оболочке ее давно не было. Сэл потерял ее еще в эпоху тлеющего ада, когда на руинах былой жизни какой-то извращенец начертил на стене городской церкви: "Теперь можно!". И толпы обезумевших от отчаяния и свалившейся на них вседозволенности принялись грабить и убивать.  

И Сэл был среди них. Он даже помнил тот момент, когда души в нем больше не стало. Он насиловал какую-то девку на скрипучей кровати в какой-то занюханной квартирке. Но нет, он не увидел отлетающую душу в ее слезящихся глазах. В них он и не смотрел, а если бы и посмотрел, то не увидел бы ничего кроме подернутых пеленой белков, с расширенными зрачками, к которым уже подступало спасительное безумие.  

То, что души больше нет, он понял позже и без таких банальностей. Какой после этого был смысл в жизни? Он выжил – да. Но как ни странно этого оказалось слишком мало. Ходячий мертвец с гипертрофированными звериными инстинктами и нехитрыми солдатскими радостями, день за днем механически передвигающий ноги. Но кончать с собой он не спешил. Это не так просто если вдуматься. Для этого нужна смелость.  

Сэл убрал за пазуху тетрадь, надвинул на лоб капюшон и перехватил топор. Задрав голову, он в последний раз посмотрел в небо. "Господи", - мысленно произнес он, - "если ты есть, не дай мне повернуть назад".  

Он занес ногу и одним ударом выбил дверь.  

 

Раздался звук, напоминающий треск ломаемых костей. Железная дверь, пропоров косяк, тяжело провалилась внутрь, подняв облако пыли. Из черного как беззубый рот проема пахнуло затхлостью и какой-то застоявшейся вонью. Сэл практически физически ощутил это, словно усталый выдох истомившегося в неволе существа.  

Осторожно просунув голову в проем, он не спеша осмотрелся. Достал фонарь и просветил открывшийся коридор с усеянным бетонным крошевом полом, неровными стенами с торчащими арматуринами и готовым в любой момент обвалиться потолком.  

Фонарь он, впрочем, тут же выключил. Света пока еще хватало, а батарейки были на вес золота. Но, пройдя всего несколько метров, вновь вынужден был включить его. Кроме как от входа свет сюда больше никак не проникал.  

Дальнейший путь занял томительные часы, но прошел за это время Сэл не так уж много. Приходилось постоянно пригибаться и лавировать между многочисленными обвалами и неожиданными препятствиями. Встречались также и ответвления: лазы, проломы, боковые ходы. Несколько раз Сэл делал короткий привал и горбатился над картой нарисованной в тетрадки многочисленными умельцами, изучавшими подземные лабиринты до него. На двух страницах была нарисована схема туннелей. Жирными линиями обозначались переходы, кружками и крестиками возможные опасности. На другой странице уже был изображен план нижних уровней. Куда менее детальный. Видно было, что о нем знали только понаслышке, черпая сведения из многочисленных слухов и сплетен. На полях плана красовались фигуры демонов и бесов, терзающие своих жертв и друг друга.  

Сверяясь с картой, Сэл, наконец, вышел к металлическому люку, лежавшему посреди прохода как широкий блин. Тут ему нужно было уже спускаться. Так было обозначено на карте. Но поднять люк оказалось не так-то просто. Топор тут не годился как рычаг, поэтому Сэл воспользовался куском арматуры, но едва он приподнял его, как тут же чуть не уронил. С другой стороны к люку была подвешена какая-то штуковина с висюльками. То ли амулет, то ли охранный оберег, звеневший многочисленными колокольчиками. Слишком поздно Сэл сообразил, что это возможно предупреждающий сигнал, но в любом случае он уже засветился. Поэтому осторожничать теперь не было смысла. Перевернув люк, он ненадолго замер, прислушиваясь, потом высунулся вниз и посветил фонарем.  

Внизу уже проход представлял из себя полноценный туннель, в каких наверно раньше ходило метро. Широкие стены были увешаны давно прогнившими проводами, напоминавшими вены в чьей-то кишкообразной утробе. На полу поблескивал хребет рельс в бетонном крошеве. Прыгать на него не очень хотелось, но все же расстояние было вполне преодолимым. Сэл зацепился руками за край люка, повис и с шумом спрыгнул вниз.  

 

Ведун племени подземных псов Шакра Острозуб замер и тревожно прислушался. Он был уже не молод, но слух, отточенный за годы жизни в темных катакомбах, имел острый. И он мог поклясться, что слышал, как прозвенели колокольчики Сантара, а потом что-то тяжело бухнуло. С шумом, словно очередной обвал в тоннеле. Но Шакра слишком хорошо знал шум и анатомию обвалов, чтобы обмануться.  

Обвалам обычно предшествовала целая какофония различных шорохов и звуков, которые он, как и все члены его племени, умел различать. Сначала, как правило, сухим шелестом звучал треск расширяющихся трещин, тихо на пределе слышимости. Затем доносился робкий стук падающих кусков покрупнее, и по их количеству можно было даже определить будущие масштабы обвала. И только после этого начинался уже сам обвал, сопровождаемый тучами пыли и летящими во всех стороны осколками. Сейчас все было по-другому.  

Шакра некоторое время стоял неподвижно, напряженно вглядываясь в непроглядную тьму. Но темнота, ставшая для него с рождения единоутробной подругой, не была ему помехой. Он знал, что рядом находится посторонний, десятками других способов. И этот посторонний явно был не из жителей бесконечной ночи. Должно быть очередной недочеловек сверху. Таких за свою жизнь Шакра повидал немало, и все они были недостойны даже его плевка.  

Ведун перехватил посох – заточенную с одного конца длинную арматурину – и некоторое время раздумывал, проследить ли ему за этим ничтожеством дальше ради потехи или пройти мимо. В то, что недочеловек проживет еще больше часа, он не верил, но ему было интересно, как он умрет. Это всегда доставляло Шакре какое-то мрачное удовлетворение.  

Сам он хорошо знал, что такое быть на волосок от гибели. В мире бесконечной ночи опасность поджидала повсюду. Но и он, древний старик по меркам своего племени, самим своим существованием доказывал, что умеет выбираться из лап смерти.  

Темнота была для него живой. Она говорила обо всем – хрустом шагов, шорохами неосторожных движений, дыханием испуганных жертв, переходящим в сопение загнанной свиньи. На счету Шакры было несколько достойных жертв, еще со времен, когда он зарабатывал статус в племени. И он с удовольствием провел пальцами по нескольким скальпам, висевшим у него на поясе. Задержал руку в волосах последнего: некогда охотника из племени бешеных волков. Достойный был противник. Несколько его клыков висели у Шакры на шее вместе с другими в ожерелье из человеческих зубов.  

Вся его высушенная худощавая фигура, затянутая в серую хламиду не производила угрожающего впечатления, так же как и длинная почти до пояса всклокоченная борода. Но ведун был на то и ведун, чтобы полагаться не на примитивную силу, а на более тонкие материи и бить точечно. Правда, в нынешние годы Шакре стало приходиться все сложней. Опыт уже не всегда выручал, а силы в членах становилось все меньше. И его соплеменники уже стали подумывать о новом шамане ему на замену. Ничего против него лично они не имели. Просто он должен был уступить свое место, то есть умереть и отправиться к предкам. А умирать, как ни странно, Шакре не хотелось. Ему очень нужно было доказать, что он еще кое-что может. А для этого нужно было провести еще одну удачную охоту. Шакра сомневался, что этот недочеловек будет ему достойным противником, но с другой стороны, почему бы не попробовать. Он бесшумным шагом направился в его сторону, готовый в любой момент затаиться и выжидать.  

 

Сэл медленно поднялся на ноги и отряхнулся. Топор, пристегнутый к поясу, при падении больно ударил по бедру, чуть не распоров штанину. Включив фонарь, он бегло осмотрел туннель. Тусклое пятно света безучастно лизнуло шероховатые стены. Высветило толстые кабели, покрытые коркой какой-то гадости, заискрилось в изъеденных коррозией рельсах.  

Туннель к счастью был относительно свободным, и идти по нему можно было, не опасаясь сломать ногу или провалиться в очередную яму. Поэтому Сэл выключил свет и направился в указанном на карте направлении.  

Темнота сразу же заполнила собой все пространство вокруг иссиня-черными чернильными пятнами, и Сэл непроизвольно поежился. Не то чтобы он был из пугливых, но он привык, что в темноте и ты не видишь, и тебя не видят. Тут же явно все было не так просто.  

Спустя всего лишь пол часа нервы Сэла уже были натянуты до предела. Постоянные шорохи и звуки, доносившиеся казалось отовсюду и ниоткуда, сводили с ума и доводили до белого каления. Несколько раз он замирал на месте и прислушивался. Доставал фонарь, пытаясь пусть даже и таким самоубийственным способом высветить источник шума. Неизвестность была сейчас для него хуже смерти. Но каждый раз ему открывалась все та же однообразная картина туннеля. Наконец он плюнул на все и решил использовать батарейки до последнего. Будь что будет. Так он и шел какое-то время, прежде чем не заметил, что луч света из бледно дымчатого сделался тускло лиловым. Сэл развинтил фонарь и покатал в руках батарейки, вновь вытащил, облизал кончики. Вроде бы стало лучше. Но было ясно, что через час максимум фонарь окончательно погаснет. Сэл выругался и ускорил шаг.  

Сложно было сказать, на что он надеялся, когда лез в лабиринт. Уж, по крайней мере, не на карту. Во всяком случае, не только на нее. Он все-таки шел за своей душой, усиленно поддерживая внутри себя иллюзию того, что все это правда. В это он уже заставил себя поверить, после того как отсмеялся, слушая у костра россказни какого-то пьянчуги, который плакался ему в жилетку. Но смех этот, помноженный на цинизм и презрение, не развеселил Сэла. Скорей добавил еще больше разочарования. Очередное звено в цепи разочарований длинной в жизнь, год за годом стягивающей горло.  

В то, что рая и всех его прибамбасов нет, он уже имел возможность не раз убедиться. Но вот ад был. Только созданный людьми, но что это, в сущности, меняет?  

Каждый день, бредя по замкнутому кругу животной обыденности, он убедился, что и рай придется строить самому. Господь его за тебя не построит. Он давно мертв в сердцах живущих, а значит и вообще. Разве когда-то было по-другому?  

Внизу в лабиринтах Сэлу нужно было нечто: смысл жизни, искупление, утраченный покой. Он не знал, как это назвать. Да и не хотел придумывать новые слова. Для таких вещей достаточно одной интуиции.  

Из задумчивости его вывел громкий шорох за спиной. Сэл резко обернулся, даже не сознавая, что делает. Топор беспомощно висел на поясе, и он был бы уже мертв, если бы там действительно кто-то был. Но фонарь никого не высветил. Однако на этот раз Сэл физически ощутил, как к нему что-то прикоснулось. Лишь спустя несколько секунд он понял, что кричит. Не разбирая дороги, он побежал вперед. Споткнулся обо что-то, выпрямился и тут же со всего маху врезался во что-то лбом.  

Чуть не проломив себе череп, он, запрокинув голову, рухнул на спину. Лоб был рассечен и быстро сделался влажным. Спустя минуты Сэл пришел в себя и потрогал его. Волосы и пол лица были в крови. Он приподнялся на локтях и обнаружил-таки источник своих страхов – жирную и абсолютно не пуганую крысу. Врезался он в железную балку, свисавшую с потолка.  

Сэл закрыл глаз и беспомощно откинулся на спину. Несколько секунд он просто глупо хохотал. Все это и впрямь было забавно - он герой, полезший в самую глубь ада, на самом деле несчастный идиот, который сам себя и убьет, испугавшись собственной тени.  

Все еще продолжая смеяться, он прошелся лучом фонаря по нутру тоннеля, и улыбка медленно сползла с его губ. Фонарь высветил нечто: гротескное подобие пугала на шесте, только из останков человека.  

Отпиленный торс с растопыренными руками, набитый какой-то ветошью, был насажен на стальной шест, торчавший из груды хлама. На его верхушку виднелась голова с раскрытым ртом и пустыми глазницами. Сэл медленно встал и опустил фонарь. "Отлично", - подумал он, - "мне видимо туда". Но, решив уже шагнуть, он занес ногу и понял, что не может сдвинуться с места. К своему ужасу он осознал, что тело отказывается ему повиноваться.  

Все это было до отвращения жалко. Он столько прошел не для того, чтобы повернуть назад, но как теперь выяснилось, к самоубийству Сэл тоже был не готов. Тогда уж было проще повеситься еще на верху.  

Беспомощно оглядевшись по сторонам, он неожиданно заметил отверстие в потолке у соседней стены. Там вероятно раньше было что-то вроде вентиляционной отдушины, но вполне широкой, чтобы в нее можно было протиснуться. На первый взгляд отверстие вело куда-то в бок, подальше от злосчастного пугала. И это показалось Сэлу спасительным выходом.  

Вместо того чтобы идти напрямик, он проберется тайком, на карачках. Пусть как крыса, но крысы ведь здесь выживают, и он выживет. Нечего раньше времени лезть в петлю.  

Закинув наверх топор, Сэл зацепился за край отверстия и подтянулся на руках. Фонарь он зажал в зубах. Но прежде чем он сумел вскарабкаться, неожиданно раздавшийся звук заставил его вздрогнуть. Из зева отверстия доносилось что-то странное: то ли приглушенное сопение, то ли сдавленные вздохи. Все еще ничего не понимая, Сэл осветил фонарем пространство впереди и в следующий момент почувствовал, как волосы встают дыбом.  

То, что лежало на животе лицом к нему, возможно раньше и было человеком, но как минимум оно об этом никогда не знало. Лицо существа (маска из огрубевшей кожи) вряд ли когда-то видело свет. Спутанная борода с остатками пищи обрамляла пол черепа как у какого-нибудь викинга-берсеркера. Существо, похоже, и не пользовалось зрением. Вместо этого оно ориентировалось за счет обоняния, и сейчас как раз усиленно внюхивалось в воздух, шмыгая носом. Луч фонаря, удравший ему в глаза, причинил ему сильную боль, и оно взвыло, пытаясь закрыться руками. Сэл выронил фонарь и мешком рухнул вниз. При падении он с трудом увернулся от летящего сверху топора, чуть не отхватившего ему пол кисти.  

Наверху послышался рев, и существо с удивительной для него проворностью поползло в его сторону. Прежде чем Сэл успел опомниться, оно уже кубарем скатилось вниз вместе с тучами бетонного крошева и пыли. Фонарь упал на землю и погас. Но он бы вряд ли помог. Все тело Сэла было парализовано страхом и свалившейся на него тушей.  

До этого он еще представляя как он будет героически сражаться с демонами. Воображение рисовало сцены из Греко-римской борьбы. Выгнутые дугой тела сплетаются в замысловатые узлы с захватами, зажимами и борцовскими бросками. В действительности все оказалось иначе.  

Лежа под массивной тушей (а существо было под два метра ростом и куда шире его в кости) Сэл мало чем отличался от тряпичной куклы. Отвратительная вонь наряду с весом не давала дышать, заставляя одновременно отплевываться и откашливаться. Сэл тут же почувствовал, что начинает задыхаться.  

Пальцы твари стальными прутами прижали голову Сэла к рельсу. Затылком он почувствовал их обжигающий холод, а существо усиленно пыталось нащупать зубами горло. Вгрызаясь в воротник куртки, оно казалось, не понимало. До того до кадыка добычи удавалось быстро добраться. Но тут мешало что-то непонятно. Изжевав воротник, оно, наконец, решило начать сверху, с лица, и Сэл пришел в ужас от осознания того, что сейчас с ним сделают. Инстинктивно, на уровне рефлексов он ударил двумя сжатыми пальцами куда-то в область лица, практически наугад. Попал в глаз – пальцы почувствовали податливую мякоть глазного яблока. Существо взвыло, скорей даже не от боли, а от ярости. Изогнувшись назад, оно сложило руки в замок и занесло над головой, рассчитывая одним сокрушительным ударом проломить противнику череп.  

Этого оказалось достаточно, чтобы Сэл схватил лежащий рядом топор. Но, попытавшись заблокировать им ударом, он быстро пожалел об этом. Тот был такой силы, что неуклюже лежащее в непослушных руках топорище, соскользнуло и сломало Сэлу левую руку. Он закричал от боли. Ботинки елозили по полу в тщетных попытках выползти из-под огромной туши.  

Все что произошло потом, Сэл помнил только частями. Вспышками памяти, выхватывавшими фрагменты схватки. Сознание отказалось воспринимать это адекватно и уползло куда-то к подсознанию, оставив отдуваться за все обостренным рефлексам.  

Калейдоскопом слайдов в голове мелькали образы: вот Сэл все еще сжимает в руках топор. Тварь натыкается на него жадным ртом. Пробует перекусить топорище, затем добирается до лезвия. Острие вспарывает ей рот, проникая дальше в глотку с глухим чавканьем. О лезвие скрепят зубы. Хлещет кровь. Но существо, кажется, уже вошло в раж и даже не пытается разжать челюсти. Жадность и распаленная ярость заставляют его снова и снова вгрызаться в лезвие топора. Наконец, оно выдыхается. От потери крови сердце сбавляет барабанный ритм с учащенного до частого, затем до редкого. Силы покидают тварь, и она медленно оседает грузным мешком. Сэл лежит неподвижно не в силах пошевелиться.  

Пришел в себя он уже на ходу. Тело механически передвигало ноги, увлекая его дальше в глубь тоннеля, и на этот раз Сэл не крался. Ему уже было все равно.  

Волоча топор здоровой рукой, он брел, как зомби казалось вечность. Декорации вокруг, постепенно сменявшие друг друга, из однообразно серых становились более разнообразными. Фонарь Сэл давно уже потерял, но теперь свет в тоннель кое-как проникал. Конец прохода уже виднелся впереди, отсвечивая тусклым серебром и блестя на рельсах рваной дорожкой бликов.  

По пути постепенно стали попадаться произведения местного искусства: уродливые идолы, грубо выточенные из бетона с разинутыми ртами, гротескные рисунки на стенах, изображавшие сцены поклонений и жертвоприношений. Примитивные – люди были обозначены отдельными черточками с ритуально заломленными руками и в позах смирения. Сэлу показалось, что эволюция тут повернула вспять. Это если допустить, что она вообще когда-то шла в поступательном направлении.  

Волоча ноги, он, наконец, вышел к платформе метро или к тому месту, которое когда-то ей было. Теперь обширное пространство с колоннами было больше похоже на какой-нибудь древнеегипетский храм. Стены и колонным были покрыты сотнями непонятных символов, тщательно выточенных чьими-то терпеливыми руками. Сэл увидел их все в том же тусклом свете, проникавшем в помещение откуда-то с другой стороны платформы. Он не мог разглядеть что там, но на секунду ему показалось, что он видит там лестницу, уходящую высоко вверх под потолок, с которого вниз падают косые лучи света. Лестница казалось, сверкала сотнями крошечных огоньков.  

Но, вглядываясь в полумрак, он заметил и еще кое-что: массивный жертвенник, стоявший посреди платформы - отломанная капитель одной из колонн. И то, что это именно жертвенник, он понял по останкам тел вокруг него. Жертв должно быть приводили сюда на заклание.  

В тот же момент Сэл почувствовал, что сзади кто-то стоит. Он обернулся, даже и не думая защищаться. Сознание безучастно наблюдало за тем, что происходило. Он уже был в таком состоянии, что не справился бы даже с крысой переростком.  

Сзади Сэла стоял человек. Его тощий силуэт отчетливо выделялся в полумраке на фоне черного зева тоннеля.  

Человек чем-то походил на старика. Его дистрофично худая фигура, затянутая в какое-то тряпье, была напряжена как перед броском. В правой руке он сжимал подобие копья. Старик резко поднял его и, размахнувшись как какой-нибудь пельтас пред битвой, метнул в Сэла. Тот только успел вяло закрыться рукой и в тот же момент почувствовал, как острие вонзается в бок и вспарывает плоть. Мир подернулся красной пеленой и взорвался сотнями осколков боли. Потолок с панно из наполовину осыпавшейся мозаики закружился размытой вертушкой. А старик уже стоял рядом с Сэлом, попирая его грудь ногой. Взяв его за волосы, он потащил его к жертвеннику. Взвалил на него и, отогнув голову назад, занес над шеей нож: толстый кусок стекла клиновидной формы с обмотанной изолентой импровизированной рукоятью.  

Сэл почувствовал, что пришел конец. Расширенными глазами он еще видел мозаичное панно на потолке. На нем белокрылые ангелы с арфами парили среди облаков, расцвеченных золотистым солнцем как в каком-то гротескном подобии рая. Мозаика частично облупилась и осыпалась. Уцелевшие части покрывала сальная копоть.  

Сэл вздохнул полной грудью, втянул в себя воздух в последнем глотке жизни. Но прежде чем пришло спасительное небытие что-то изменилось. С лестницы в дальнем конце зала ударил свет. Старик замер с занесенным кинжалом. Его вытянутое скуластое лицо с гримасой торжества изменилось на непонимающее, затем на страдальчески ликующее. Он выронил нож и побежал к лестнице. А там уже свет разрезал тьму сплошным ярким потоком. Ступени лестницы, усеянные осколками стекла, зажглись миллионами искр.  

Сэл сполз с жертвенника, все еще пытаясь понять, что происходит. Он неуклюже сел и трясущимися пальцами зажал рану в боку. Кровь толчками пульсировала, отмеряя остаток жизни. Старик же уже был у лестницы и полз по ступеням на карачках. Его ладони и колени хрустели в стеклянном крошеве, но он не обращал на это внимания. На середине лестницы он внезапно замер. Ему навстречу спускались несколько силуэтов, затянутых в облегающие противорадиационные костюмы. В ореоле света они казались сошедшими с небес ангелами. Старик умоляюще протянул руки в их сторону. Но на него не обращали внимание. У нескольких людей в руках поблескивало оружие. Один держал у плеча переносную камеру. Еще один что-то вроде переносного огнемета.  

Сэл моргнул и снова открыл глаза. Он понял, что люди направляются в его сторону. В душе проснулась искорка надежды, хотя он все еще ничего не понимал. Краем сознания он услышал какой-то звук. То ли выстрел, то ли хлопок. Он поискал глазами стрика. Тот лежал на ступенях и не двигался, а группа людей уже подходила к жертвеннику. Внезапно они синхронно замерли в механическом жесте приема радио команды.  

- Группа сорок четыре, зачищайте сектор и возвращайтесь, - смог расслышать Сэл.  

Один из силуэтов склонился над ним.  

Но за забралом его шлема Сэл не увидел лица, только бегущие на внутренней стороне колонки цифр и графиков. Он тщетно надеялся на спасение. В лучах света ему игриво подмигнуло хромированное дуло автомата. Перед смертью он еще успел понять: он потерял свою душу, но она у него, по крайней мере, когда-то была. У тех же, кто будет населять Землю после него, ее уже никогда не будет.