Карнавал

Красный снег повсюду. На ветвях деревьев, на берегу озера, на повозках. Ярко-алые сугробы высотой около полуметра окружали поляну. Монохромный мир в радиусе ста метров. Плавно опускающиеся с неба снежинки переливались бордовым в рассеянных лучах солнца.

Мир и тишину красного мира нарушил нарастающий шум с небес. Сквозь стылые ветры и белые облака вниз стремительно падало тело. Звук удара, и один из сугробов смялся. Новый всплеск яркого алого цвета. А затем зимний ландшафт вновь погрузился в безмолвие.

Из повозки выбрался человек, кутающийся в одеяла, еле стоящий на ногах. Пробираясь сквозь заносы, он подходил к месту падения. Из развороченного сугроба доносились обрывки фраз. Знакомые слова, но что они значат? Память услужливо подбросила образы коленопреклоненных горожан, зычный голос священника. Молитва!

Дрожащий от холода мужчина остановился на расстоянии нескольких метров от погребенного в снегу тела.

Неразборчивые слова, но все же- это молитва. Переборов страх, мужчина подошел и склонился над небольшим углублением в снегу. Голый человек. Определенно мертвый. Тело изломанное, вывернутая шея. Но рот механически открывался и закрывался, движения губ не соответствовали произносимым словам. Мертвец молился, или что-то говорило за него. Чувствуя сосущую пустоту в желудке, мужчина в лохмотьях присел у тела, вдыхая медный, почти пряный, запах крови. От голода внутри скрутило, нить слюны свисала с его подбородка. В некоторых местах кости прорвали кожу погибшего, и мясо влажно блестело на солнце. Такое сочное, свежее. Рука потянулась к еде. Под монотонный, заупокойный ритм молитвы, голодающий погрузил пальцы в единственную доступную пищу…

Двадцать первого мая 1846 года почти весь Индепенденс собрался проводить храбрых пионеров. Более сорока человек направлялись на запад, к солнечной и благодатной Калифорнии. Мир казался огромным и открытым, зовущим изучать и покорять. Знакомые, решившие остаться на месте, провожали переселенцев, желали удачи, обнимались, плакали. Запряженные волы вносили свою лепту, оглушая людей своим мычанием.

Джордж Дентер стоял рядом с супругой, Фрэнсис, которая держала на руках трехлетнюю дочь Тэмзин. Он до сих пор не мог поверить в то, что намеревался совершить. Однако заманчивые, искушающие рассказы Джеймса Рида о красоте и богатстве западных земель пробудили дух авантюризма даже у самых ленивых. Кто же не захочет жить в стране золота, солнца и плодородия?

Под крики толпы караван выехал. Всего тридцать пять повозок и сорок шесть пионеров, включая индейца Луиса. Джордж ликовал: вперед, в новый, почти неизведанный мир, сулящий лишь блага для тех, кто не побоится сложной, а, по словам Джеймса, иногда и опасной дороги.

Фрэнсис счастливо улыбалась, прощаясь с подругами. Тэмзин зачарованно смотрела по сторонам. Преподобный Уолтер молился, благословляя поход, в котором и сам участвовал.

Такого счастья Джордж не испытывал давно. Конечно, по дороге могут повстречаться дикие звери и еще более дикие индейцы, но лишь храбрые духом смогут достичь чего-то в этой жизни. Никакие опасности не остановят прогресс. Возможно, они откроют новый, более доступный маршрут, и их имена войдут в историю.

Первый день прошел сплошь в разговорах и мечтах. Соломон Коэн затянул песню, и вскоре все подхватили слова, неся цивилизацию в мрачные уголки страны, освещая нехоженые тропы своими бодрыми и уверенными голосами.

Следующие недели караван продвигался по прерии. Огромные, необхватные пространства равнин, поросшие травой, безлюдные, словно пустые. Ночами, где-то вдали, черные бездонные небеса прорывали всполохи молний. Дожди размягчали землю, превращая глину в плотную и скользкую массу. На подъемах впрягали по двое волов, иначе повозка могла сорваться. Этот отрезок пути Джордж пока еще сохранял оптимизм, хотя и видел, что жена и дочь устали. Но, как заметил преподобный Уолтер, истинное чудо Господне, что караван не сократился в численности. Даже самые слабые набирались сил, вдыхая кристально чистый, налитый ароматами трав, воздух. Стремление покорить Терра Инкогнита заставляло двигаться вперед, снося множество неудобств. Но все, даже дети, слышали далекий, приглушенный зов золотых земель Калифорнии.

В конце мая пионеры столкнулись с первым препятствием, нарушившим спокойствие в их небольшом мирке. Биг Блу Ривер вышла из берегов после проливных дождей. Бурные темно-коричневые потоки не давали перейти вброд. Оставалось лишь соорудить переправу. Ночью, под неустанный шум реки, Джордж в ужасе представлял цифру, которая в городе не казалась такой уж внушающей страх. Четыре тысячи километров! Смогут ли они преодолеть расстояние? Все ли доберутся до земли обетованной? Он крепче прижал к груди Фрэнсис. Та засопела в ответ, и инстинктивно обняла дочь. Засыпая, Джорджу показалось, что он услышал, как молится преподобный Уолтер.

… с хрустом выломав локтевой сустав камнем, мужчина прижал к себе оторванную руку умершего в сугробе. Молитва не переставала разноситься над пустошью. Черные тучи скрыли солнце, и ярко блестящий на свете снег теперь казался коричнево-мутным, похожим на грязь. С трудом переставляя ноги, мужчина брел назад к повозке. В полумраке он слышал завывания ветра, проносящегося сквозь голые ветви. А может, это голос, зовущий его, искушающий, соблазняющий? Казалось, отовсюду смотрят сотни глаз, следя за каждым шагом, подбадривая, подталкивая. Сжимая свою ужасную ношу, он боролся с голодом. Слюна закапала на подбородок, тут же замерзая. Нужно потерпеть. Не сдаваться. Но как устоять перед свежим мясом? Что-то пронеслось над головой. Он услышал шум крыльев. Сова? Или то, что принимает облик птицы, охотясь за людскими сердцами? Его сердце пусто, здесь поживиться тварям нечем. Подойдя к повозке, долго смотрел на свою добычу. Как легко сейчас впиться зубами в мясо, а еще лучше поджарить на костре. Представляя этот аромат, мужчина поднес оторванную руку к лицу. Нужно лишь открыть рот…

Переправа через реку заняла три дня. Бурные потоки унесли двух волов. Лишь в первых числах июня смогли пионеры перебраться на другой берег. Там, мокрые, но довольные, устроили привал. Запасов пока еще хватало, да и многие из переселенцев отлично охотились, а дичи здесь было вдоволь. Песни и пляски у костра. Фрэнсис, наконец, улыбнулась, а Тэмзин радостно бегала вокруг родителей, собирая полевые цветы и плетя венки. Казалось, самое худшее позади, но Джордж не мог расслабиться. Какая-то тревожная струнка в душе пробуждала страх. Постоянный вопрос: а что, если..? Вдруг они заблудятся? Или на них нападут индейцы? И что вчера ночью нашептывало молитвы? Поутру Джордж понял, что голос не принадлежал преподобному Уолтеру. Что-то в ветрах общалось с ним, словно предупреждая.

Ночью, сидя у костра, взрослые пугали ребятню жуткими историями. От некоторых из них кровь стыла в жилах даже у Джорджа. Соломон Коэн рассказывал о стикини, тварях, которых выдумали индейцы-семинолы. Колдуны и ведьмы, принимающие облик совы, охотящиеся в ночи за сердцами живых, которые продлевали жизнь злым созданиям. По преданиям, они вынимали сердце прямо изо рта жертвы. Крики этих тварей, похожие на уханье филина, но все же отличающиеся, считались предвестниками скорой смерти. Исаак Карвен добавил страха историей о адлетах, монстрах, нагонявших ужас на инуитов. Наполовину люди, наполовину волки. Не просто мифические животные, а отпрыски женщин и волков. Джордж не мог представить себе противоестественный союз человека и животного. Конечно, из греха всегда рождается зло.

С новыми силами отряд пробирался далее. Боевое настроение, улыбки на лицах. О таком походе мечтал Джордж. Возможно, самая опасная часть маршрута уже позади. Правда, путь к верховьям реки Платт стер с лиц пионеров довольные ухмылки, но преодолели его без потерь. Почти месяц в пути, а сердца переселенцев все так же преисполнены храбрости. Надежды на лучший мир, который они сами создадут, придала волю даже женщинам и детям.

Семнадцатого июня умерла престарелая мать Лианны Коэн. Это трагическое событие омрачило дорогу. На месте стоянки выкопали могилу, установили крест, и преподобный Уолтер прочел молитву. Джордж грустил еще и от того, что первой меткой на новом маршруте окажется могила. Они не оставили за собой иных следов, лишь труп пожилой женщины.

Следующей ночью лагерь проснулся от крика Лианны. Она уверяла, что слышал хриплые голоса в переплетении ветвей деревьев. Мужчины вооружились, боясь, что караван могут атаковать индейцы, но через минут десять убедились, что это лишь воображение женщины, потерявшей свою мать. Та клялась, что слышала совиное уханье, в котором можно было различить слова на незнакомом языке. Преподобный Уолтер довольно жестко посоветовал ей воздержаться от веры в варварскую мифологию индейцев, и чаще изучать Писание. Джордж, однако, был уверен, что перед тем, как проснуться от криков Лианны, во сне тоже слышал неразборчивые слова. Возможно, это всего лишь ветер. А, может, неизведанные земли хранят тайны, о которых цивилизованным людям лучше не знать.

Тридцатого июня караван, наконец-таки, добрался до форта Ларами, раскинувшегося под сенью гор. Задержка почти в неделю злила Джеймса Рида. Мужчина понукал волов, людей, самого себя. Преподобный Уолтер старался утихомирить гнев лидера, но тот лишь отмахнулся. Пополнив припасы, Рид не дал отряду отдохнуть даже одной ночи, заставив почти сразу двинуться в путь. Джордж слышал, как многие мужчины перешептывались за спиной Джеймса. Поведение Рида изменилось. С первой неудачи на Биг Блу Ривер он агрессивно относился к тем, кто, так или иначе, задерживал караван. Его целеустремленность могла быть похвальной, если бы Джордж не услышал от жителей форта, что к ним существует более безопасный и простой путь, о котором Рид, как лидер, должен был знать. Понимая, что агрессия вызвана неуверенностью в себе, Джордж пытался отогнать мысли, что Джеймс не так хорошо знал маршрут, как уверял людей. Не может человек вести за собой столько переселенцев, не зная пути. Оставив позади себя форт, они вновь двинулись вперед, с каждой милей сокращая расстояние до мечты, иногда казавшейся несбыточной.

Видимо, чувствуя все нарастающее напряжение и недовольство пионеров, Джеймс решил устроить пир на весь мир в величайший для американцев день – четвертое июля. Джордж обрадовался отдыху и веселью. Песни, пляски, вдоволь еды. Снова сказки у костра. Днем Джордж думал о том, как их караван напоминает ему карнавал, виденный в книжке на картинке. Оживление, яркие цвета, счастливые улыбки. Но, как и карнавал, все это пустое бахвальство. Завтра же опять начнутся ссоры, снова натруженные ноги и руки будут гудеть от постоянной работы. Маски сорвут с лиц, обнажая истинный облик. Джордж чувствовал всеобщую неуверенность, даже недоверие. Джеймса не считали теперь лидером, всего лишь путеводителем. Стараясь отогнать угрюмые мысли и насладиться временным перемирием, он присел у костра, слушая страшные мифы индейцев. В этот раз Соломон Коэн рассказывал о дзи-дзи-бон-да, существах, настолько ужасных, что они сами боялись своего отражения. Но истории о Итхаква поразили его воображение. Бог белого затмения, белой тишины, Бегущий ветер… он обнимал замерзающего человека. Его ледяной поцелуй отнимал не только жизнь, но и душу.

В эту ночь Лианна бродила по лагерю, умоляя соседей убить сову, звавшую ее вглубь леса почти человеческим голосом. Джордж лишь плотнее прижал жену, защищая ее от духов индейского мира и от безумства живых.

Утром Соломон собирал добровольцев. Лианна пропала. Джеймс не желал тратить время на поиски спятившей женщины, но многие согласились помочь, представив, что их жены могут оказаться одни в этих позабытых богом местах. Отряд из шести человек отошел лишь на пару километров, когда Исаак Карвен указал рукой на росшее неподалеку дерево. На выпяченных из земли корнях покоилось тело несчастной. Из ее рта вытекала струйка крови, но других повреждений не заметили. Узнав новости, Джеймс все-таки позволил выкопать могилу для погибшей. Соломон вызвался самостоятельно похоронить жену. Их сын, Ноа, сидел рядом с Тэмзин, не понимая, что происходит. Около трех часов прождал отряд Соломона, когда терпение Джеймса лопнуло. Его крики взбудоражили лагерь. Он тащил упирающегося Соломона. Фрэнсис отвернула детей в другую сторону, увидев окровавленные по локоть руки мужчины. Муж погибшей рухнул на колени, проклиная стикини. Из его неразборчивых криков Джордж понял, что мужчина вскрыл грудь жены и увидел, что сердца там нет. Джеймс проклинал его, называя мясником, но Джордж вспомнил тонкую струйку крови, стекающую изо рта Лианны. Что, если прав Соломон? Вдруг сердце женщины действительно вырвали?

Несколько следующих дней пионеры не особо общались друг с другом. Соломон пришел в себя, и зорко следил за сыном. Тэмзин и Фрэнсис улыбались Джорджу, но он видел скрытый страх в их глазах. Словно невидимая длань рока раскинулась над караваном.

В конце июля произошла стычка, разделившая путешественников. Одна из групп хотела идти проторенным путем через Форт Холл. Другая решила направиться в Форт Бриджер. С трудом избежав кровопролития, караван разделился. Джордж долго ломал голову над решением, и все же примкнул к отряду Рида. Соломон и Ноа присоединились к ним, вместе с Карвенами, преподобным Уолтером и еще несколькими холостяками. Остальные же семьи последовали уже хоженым путем. Рид насмехался над слабаками, которым никогда не покорить простор Америки, но его показное презрение пугало Джорджа. Джеймс, казалось, утерял часть уверенности. Но и поход с другой группой смущал, там никто не знал точного маршрута. Более всего Джордж мечтал вернуться обратно, проклиная свое упрямство. Почему нельзя было остаться в Индепенденсе? Здесь, в этом диком мире индейцев, духов, вырванных из горла сердец, все они были чужаками, вторгшимися на территорию таких сил, которых даже не могли вообразить. Ветер каждую ночь говорил с ними, сводя с ума, но никто не жаловался, боясь быть осмеянными Ридом и остальными участниками группы.

Фрэнсис похудела, Тэмзин перестала улыбаться. Это ли не самый большой страх каждого мужчины, видеть, как семья страдает из-за его опрометчивого решения? Из-за жажды приключений? Веры в ложных пророков?

Теплые ночи сменялись жаркими днями. Отряд продвигался, но молчание царило вокруг. Волы понуро шли вперед, сидящие в повозках женщины и дети смотрели пустыми глазами. Унылый, однообразный пейзаж сводил с ума. С трудом верилось, что такая дорога может привести в золотой край, где сбудутся все мечты. Джордж боялся, что их имена действительно попадут в историю, но не как первопроходцев, а как жертв необузданных природных стихий.

В одну из ночей ему приснился сон. Волчий вой разносился над лагерем, и, испуганный атакой животных, он выбежал из повозки, стараясь разбудить остальных мужчин, но увидел лишь пустую равнину. Здесь и сейчас он одинок. Чуть далее, в молодых порослях, Джордж увидел трех волков. Их серая шерсть переливалась в лунном свете, глаза смотрели оценивающе, с языков стекала на снег слюна. Удивившись, Джордж понял, что все вокруг окутано снежной пеленой. Холод пробирал до костей, а ветер свистел над головой, пытаясь что-то сказать. Волки шагнули вперед, и тогда мужчина понял, что их не трое. Одно огромное тело с тремя головами. Животное увеличивалось в размерах, заполняя собой ночное небо. От воя существа содрогнулась земля, деревья вырывались с корнем, а затем одна из голов распахнула пасть и поглотила луну. Тьма окутала землю, пробираясь внутрь тела Джорджа, сливаясь с ним, нашептывая истину…

… мужчина не поддался искушению. Отвернувшись от ароматной плоти, он осмотрелся. Застывшее, скованное льдом озеро напоминало искривленное зеркало. Деревья застыли, снег падал… но потом его пронзило понимание, что снежинки на самом деле взлетали вверх, окружив поляну кружевным узором. Как мог снег подниматься вверх? В воздухе образовались белые ступени. Что-то спускалось вниз…

Горы Уосатч запомнились Джорджу событием, лишившим всех сна на несколько дней. В ветреную ночь лагерь проснулся от испуганного мычания волов. Первой мыслью, пронесшейся в сознании сонных пионеров, была атака индейцев. Собравшись у костра, они всматривались во тьму ночи, но никто не нападал на беззащитных людей. Тэмзин, издав испуганный писк, указала пальцем в сторону перевала, который они миновали днем. Там, в неверном сиянии ущербной луны, переселенцы увидели вола, бежавшего вниз. У животного не было головы, но оно безошибочно оббегало препятствия. Из рваной раны на шее хлестала кровь, орошая горные травы. Джордж отвернулся, затем посмотрел вверх, свет безразличных звезд успокаивал. Топот копыт затих вдали, и все, кто видел безглавое животное, молча разошлись. Фрэнсис впервые отодвинулась от мужа, когда он попытался ее обнять. Страх жены передался и Джорджу. Что могло вызвать к жизни умершего вола? Какие силы обитали в этих пустынных землях?

Двадцатого августа, наконец, достигли точки в горах, с которой открывался вид на Большое Соленое Озеро. Еще две недели занял спуск. В одну из ночей скончалось двое холостяков, по словам Джеймса, погибли они от туберкулеза. Так ли это, Джордж не мог сказать, но что-то не давало ему поверить в эту версию. Еще два тела, оставленных позади, еще две жертвы маршрута, поглощавшего не только тела, но и души.

Стоя утром на вершине последней горы, Джордж поразился увиденному. Такого негостеприимного места он еще не видел. Сухая, без единой травинки равнина, покрытая белой солью, отражала солнечные лучи, ослепляя и вызывая головную боль.

Запасы еды и воды были на исходе. Утомленные волы еле передвигались. Смертельная тоска завладела караваном. В полуденные часы из-за жары влага из-под соляной корки поднималась к поверхности, превращая почву в клейкую массу. Колеса повозок погружались иногда по самые ступицы, и мужчины, обливаясь потом, срывая спины, поднимали повозки на себе. Нестерпимо жаркие дни высушивали людей, ни единого дерева, никакой тени. В повозках, от духоты, дети несколько раз теряли сознание. Ночами же холод прокрадывался под одежду, под плоть, в самые кости, выстуживая и замораживая. В знойные часы малыши видели миражи озер и других караванов. Лишь в эти мгновения их глаза загорались огнем жизни и надежды, но также быстро тухло это пламя, как растворялся мираж. Через три дня запасы воды закончились. Эту новость встретили полной тишиной. Не было сил и желания спорить, выяснять, кто виноват. Люди смирились с судьбой, проклиная себя, что не выбрали уже известный маршрут, а пошли за Джеймсом Ридом. Сначала мужчины старались поймать обезумевших от жажды волов, скрывавшихся в соляных просторах равнины, но потом поняли, что много животных придется бросить с повозками на произвол судьбы. Запряженные волы протяжно мычали, словно понимали, что их оставляют на верную и медленную смерть.

Джордж верил, что выжженные земли поглотят его, превратив в соляной столб. Но неожиданно пустыня привела их к родникам. Купаясь, упиваясь водой, они смотрели на казавшийся отсюда бесконечным маршрут. Соляная пустыня теперь стала лишь воспоминанием. Несколько дней отдыха подняли моральный дух пионеров. Запасы воды давали надежду преодолеть последний участок пустыни без потерь.

В последний вечер стоянки лагерь проснулся от женского крика. Марта Карвен стояла у небольшого озера, рассматривая свое отражение и вопя так истошно, что преподобный Уолтер перекрестился. Исаак увел жену. Та бормотала, что не может смотреть на себя, так уродлива и мерзка она. Джордж видел ее последний раз перед тем, как Исаак завел женщину в повозку, а следующим утром все они глазели на тело, лежащее на соленой земле. Что-то сорвало с нее лицо. Обнаженные мышцы и плоть слепо смотрели в бездонное синее небо. Исаак похоронил ее у родников, соорудив крест. Преподобный Уолтер помолился за грешную душу женщины. И так она стала частью истории. Истории, в которых не было побед и гордости, лишь поражения и позор. Джордж никому не говорил, что видел Исаака, прячущего окровавленный нож. Молчание его объяснялось жутким видением ночью, когда Марта рыдала около озера. Тогда, в серых сумерках, он мог поклясться, что видел, как меняется лицо женщины, приобретая такие очертания, от которых кровь стыла в жилах.

В конце сентября отряд, наконец, вышел на существующую тропу у ручья. К тому времени Ноа, сын Соломона Коэна, и Ада, пятилетняя дочь Исаака Карвена, перестали разговаривать. Все время они лежали в повозках, словно мертвецы, или готовые отойти в мир иной. Тэмзин еще иногда старалась улыбнуться, обнять родителей, но все чаще впадала в прострацию.

Октябрь напоминал о себе стылым воздухом, запахом гниющей листвы и осенних трав. Солнце все быстрее скрывалось за горизонтом, ночи становились длиннее и холоднее. Казалось, караван пережил уже все возможные лишения, но возле ручья на них напали индейцы-пайюты. В стремительной схватке, эти существа, которых Джордж отказывался называть людьми, безжалостно убили несколько волов и лошадей и разгромили две повозки. Отряд, пойманный врасплох среди ночи, окруженный толпой бешенных тварей, кричащих, вопящих и угрожающих топорами, почувствовал всю свою беспомощность. Внезапная атака научила их выставлять караул по ночам, но урок этот дорого обошелся. Один из немногих оставшихся холостяков, Джордж даже не смог вспомнить его фамилию, так давно они не общались, погиб от ранений. Храбрец пытался сопротивляться, отобрать припасы у пайютов, но сокрушительный удар топором смял череп бедолаги. Мужчина не умер сразу, он корчился, что-то хрипел, и Джордж отвернулся, стараясь не замечать пристальный взгляд умирающего. Казалось, тот заметил что-то, невидимое для остальных, и крики ужаса, сопровождавшие его кончину, убедили Джорджа, что увиденное им ужасно. Но то могли быть судороги затухающего сознания. Но, что если?.. Джордж ненавидел голос в голове, постоянно задающий этот вопрос. Что если они остались бы в Индепенденсе? Что если они свернули бы вместе с отрядом, отправившимся в форт Холл?

Джеймс Рид поразил всех вспышкой жестокости, когда казнил невинного индейца Луиса, сопровождавшего их все путешествие. Повесив беднягу на ближайшем дереве, Рид сказал, что не может больше доверять никому, ибо даже верный слуга предал его. Извивающееся тело индейца еще долго стояло перед глазами Джорджа. Все понимали – Рид сошел с ума. Луис не имел ни малейшего отношения к атаке индейцев. Однако спорить с Джеймсом они не хотели – теперь только он мог привести их в золотой мир Калифорнии. В который верилось все меньше. После стольких трагических и необъяснимых событий, Джордж боялся, что легендарная земля солнца может оказаться всего лишь мифом.

Дорога, ведущая в никуда. Ветер, говорящий ни о чем. Жизнь, прожитая зря. Джордж старался гнать от себя уничижающие мысли, но состояние Фрэнсис ухудшалось. Надсадный кашель, хрипы в горле. Боясь, что это туберкулез, Джордж укутывал жену в одеяла, поил горячим бульоном, в котором почти не было мяса, но Фрэнсис таяла на глазах. В одну из ночей, когда он спал в повозке, обнимая одной рукой жену, другой дочь, лагерь проснулся от воя. Волки окружили их. Мужчины зажгли факелы от костра, но увидели лишь голодные глаза в зарослях деревьев. Животные скрывались в темноте, не подходя близко, их пронзительный вой смешивался с надсадными хрипами. Разве могли волки издавать такие звуки? Джордж стоял спиной к повозке. Главное – защитить семью.

Неожиданность и жестокость атаки застала людей врасплох. Завывая и издавая похожие на человеческий смех звуки, существа напали. Тяжелые тела сметали мужчин, разбрасывая их словно игрушки. Джордж ощутил прикосновение густого меха и голой кожи. Костер потух, факелы лежали на земле, догорая. Привстав, он увидел, как несколько волков вытащили из повозки беспомощную, потерявшую сознание Фрэнсис. Полный боли и отчаяния крик позади на долю секунды отвлек его внимание. Исаак Карвен пытался отбить рыдающую дочь от своры существ. Влажный звук разрываемой плоти, треск костей… в неверном пламени догорающих факелов Джордж видел, что напали на них не волки. Задняя часть туловища, покрытая мехом, а спереди человеческий торс и искаженные злобой лица-морды. Пасти скалились, зубы разрывали мясо, и кровь орошала лагерь. Беспомощный, он смотрел, как существа утащили его жену во тьму, отказываясь слышать, с каким звуком ее тело рвут клыки. Рыдая, Джордж подошел к повозке, молясь богу, чтобы дочь была там. Тэмзин прижимала к себе одеяла, и тихим шепотом звала маму. Девочка все видела. Она видела, как ее мать утащили в ночь твари из кошмаров. Рухнув у повозки, Джордж заскулил, словно раненное животное. Все надежды рухнули. Своими руками он убил жену. Его решение привело к ее смерти. Теперь остались они вдвоем – отец и дочь, потерявшие самого близкого человека. Он поклялся себе, что сделает все возможное и невозможное, чтобы уберечь Тэмзин от подобной судьбы. Дочка не будет страдать.

Утренние лучи солнца уже не согревали землю. Зима приближалась. Исаак все так же стоял у окровавленного тела дочери. В этом куске мяса невозможно было узнать милую и робкую девочку, подружку Тэмзин. Еще одна могила на их пути. А, вернее, две. Фрэнсис мертва. Джордж выкопал яму, в которую положил любимые вещи жены, и попросил преподобного Уолтера произнести молитву, но священник отказался. По его словам, нет смысла молиться в месте, где бога никогда не было. Отходя от лагеря, они старались не замечать следы, оставленные ночными охотниками. Две звериные лапы и две человеческие руки.

Через два дня, ночью, оставшиеся шесть холостяков тайно сбежали, забрав всех лошадей, оставив позади медленно двигающийся караван. Джордж не винил их. Без семьи, они думали лишь о себе, и оставаться с остальными было равносильно самоубийству. С лошадьми, не обремененные обязательствами, они могли достичь цели быстрее каравана. Сейчас в лагере остались лишь Джордж и Тэмзин, Соломон и Ноа, лишившийся всей семьи Исаак, преподобный Уолтер, утративший веру, и Джеймс Рид, осознавший провал миссии. Теперь Рид ничем не напоминал храброго, уверенного в себе обаятельного и интеллигентного мужчину. Сгорбившийся в своей повозке, он больше походил на пьяницу или больного, ждущего последний удар судьбы. Можно ненавидеть его, но винить в случившемся стоило лишь себя. Рид никого не заставлял идти с ним. Все приняли решение добровольно, значит, каждый и несет на себе ношу греха и потери.

Дни шли своим чередом, не отличаясь, не запоминаясь, сливаясь в серое ничто. Уныло брели волы, Тэмзин и Ноа не выходили из повозок, преподобный Уолтер отказался говорить с кем-либо. Исаак и Соломон застыли в своем горе, словно в янтаре. Джордж вспоминал Фрэнсис, и с ужасом осознавал, что ее лицо с каждым днем бледнеет в его памяти. Скоро останется лишь размытое пятно, и даже чарующие звуки ее голоса забывались. Джеймс шел впереди, изображая лидера группы. Но каравана, как такового, не существовало. Лишь жалкая куча неудачников, пожелавшая вписать свои имена в историю кровью своих семей.

Перед переходом в горы мужчины собрались обсудить, что делать дальше. Стоит ли идти вперед, или нужно отдохнуть самим и дать возможность волам набраться сил? Возвышающиеся впереди горы казались более суровыми, чем Уосатч. Если тогда, еще летом, они с таким трудом перебрались через менее крутые и опасные склоны, смогут ли они теперь преодолеть их? В любой момент может начаться снегопад, и если группу занесет в скалах, то верная смерть грозит всем. Однако и оставаться здесь опасно. Почти без провизии, в изношенной одежде, с уставшими детьми и голодными волами они не дождутся весны.

Решив идти, караван двинулся в путь. Через несколько миль сломалась ось одной из повозок. Ее ремонт занял два дня, и каждую ночь они слышали вой и смех, раздававшийся из леса. Полыхающие огнем глаза наблюдали за каждым движением. Джордж мог поклясться, что днем видел, как из срубленного дерева течет не смола, а яркая кровь. Дупла и переплетения ветвей принимали облик разгневанных лесных духов, искривленные сучья цеплялись за одежду, норовя исцарапать незащищенную кожу. Корни извивались под землей, шевелясь, словно огромные змеи. Эта земля не принимала белых людей, насильно вторгшихся на ее территорию.

Через три дня начал идти снег. Тэмзин, сидя в повозке, любовалась снежинками, и Джордж обрадовался, увидев тень улыбки на лице дочери, но его снегопад пугал. Застрять здесь, где все враждебно и пышет злобой? Сама почва словно желала избавиться от непрошеных гостей.

Ближе к вечеру группа остановилась у почти вертикального склона. Идти дальше сил не было, ветер и снег слепили и обжигали морозом. Мужчины в изумлении смотрели на три деревянные избы, выстроившиеся у склона. Кто-то был здесь до них! Они не первопроходцы, значит, теперь не смогут себя тешить мыслями, что все потери не напрасны. Умершие, выжившие – молва будет говорить о их походе как о позоре, наивном стремлении доказать свои силы. А кто-то раньше уже был здесь.

Исаак накинулся на Джеймса, Джордж и Соломон с трудом удержали его. Нож вонзился в воздух в дюйме от живота Рида. Уводя обессиленного, потерявшего надежду Соломона, Исаак ненавидяще смотрел на Джеймса. Как они смогут переждать здесь снегопад? Внутренний голос Джорджа вновь напомнил о себе, разрывая его и без того потрепанную душу. А что если снег не прекратится, дороги заметет, и они останутся здесь на всю зиму?

Стылыми ночами все они слышали завывания тварей, боявшихся почему-то выйти из леса и напасть. Что, если здесь охотничьи угодья кого-то более опасного, нежели полулюдей-полуволков? Ветер пронзительно свистел, принося влажный озерный запах. Нечто молилось в ночи, и преподобный Уолтер иногда отвечал ему, их голоса сливались в унисон. Земляной пол в хижинах леденил ноги, замотанные в тряпки. Обувь износилась, а запасную никто не догадался взять с собой. Волы иссыхали, шкуры обтягивали скелеты, животные постоянно мычали в болезненных припадках голода. Сквозняки гудели в избах, сквозь неплотно подогнанные бревна виднелся снегопад.

Полторы недели спустя, вьюга утихла. Джордж и Джеймс вызвались добровольцами. Следовало попытаться пройти чуть вперед и вызвать подмогу. Это решение далось Джорджу с трудом. Он не мог взять с собой Тэмзин, но и оставлять здесь ее было страшно. Все-таки мужчина доверил дочь Соломону, и она спала в обнимку с Ноа. Исаак каждую ночь выходил в пургу и звал погибших жену и дочь. Преподобный Уолтер спал в повозке, избегая встречаться с остальными. Люди, которые менее полугода назад покидали Индепенденс улыбаясь, напевая песни, и те, кто сейчас жил в лагере, не могли быть одними и теми же. Оборванные, голодные, замерзающие, ненавидящие друг друга и самих себя. Джорджу казалось, что он теперь больше понимает индейцев. Жить в таких условиях и не одичать практически невозможно.

Уходя, он на прощание обнял Тэмзин. А что если..? Отбросив все мысли, он настроился на путь. Вдвоем смогут ли они пройти далеко? Что, если кто-то пострадает? А если оба? И опять этот чертов голос. Это шепот трусости и неуверенности. Но если бы он прислушался к нему еще тогда, в самом начале пути, или на развилке, Фрэнсис была бы жива.

За два дня вьюги никто не выходил наружу, кутаясь в бесполезные тряпки, справляя нужду в углах изб, задыхаясь от смрада испражнений. Теперь же они с трудом видели озеро. Занесенное снегом, оно выдавало себя лишь ослепляющим блеском. Ноги проваливались в сугробы по бедро. Отойдя на несколько десятков метров от хижины, Джордж перестал чувствовать ступни, колени, икры. Словно одеревеневший продвигался он вперед. Джеймс брел позади, чертыхаясь, стараясь удержать равновесие.

Около двух часов мужчины поднимались молча. Ветер обжигал губы, зубы ныли, в голове гудело. Чуть далее поворот уводил вправо, и еще лишь подходя к нему, Джордж уловил тонкий аромат крови. Завернув, он еле сдержал крик, понимая, что может наглотаться ледяного воздуха и умереть от воспаления легких. И кто тогда присмотрит за Тэмзин?

Джеймс простонал позади, увидев полотно безумца, открывшееся его взгляду. Что ж, шестеро холостяков ушли недалеко от основного лагеря. На ровной местности ветер гнал окровавленную поземку. Части тел людей и животных. Внутренности, намотанные на камни. Один из трупов свисал с верхушки дерева, проткнутый острой веткой. Лошадиная голова, прижатая к человеческому туловищу. Две обглоданные мужские руки, выбитые зубы, разломанные кости. В этом месиве что-то шевелилось, ползало, завывая и поднимая к небу ладони. Не все холостяки погибли. Один из них выполз из разорванного брюха лошади, где, видимо, пережидал морозы. Покрытый засохшей кровью, мужчина застонал, увидев знакомые лица. Он пытался что-то сказать, но вместо этого упал в снег. За бойней возвышалась непроходимая ледяная стена. Дороги вперед не было.

Возвращались обратно втроем. Джордж и Джеймс обхватили бедолагу и тащили на себе, его босые ступни посинели от мороза. Запах крови, исходящий от тела мужчины, сводил с ума. Что могло напасть на них? Шесть крепких мужчин, и лишь один выжил…

Этой ночью они узнали, что выживших было двое. С горы спустился молодой парень, которого Джордж с трудом узнал. Обледеневший, покрытый инеем, с искаженным лицом и агонией в глазах. Он плакал и протягивал к ним руки, но никто не решился выйти в ночной мрак и успокоить несчастного. Парень сделал шаг, нога подвернулся, и он упал, разлетевшись на сотни ледяных осколков, внутри которых виднелись мясо, кости и кровь. Джордж вспомнил о рассказах про Итхаква. Демон, дарящий поцелуй белого безмолвия. Думая, что не сможет заснуть, он провалился в кошмар резко, без перехода.

Стоя у кромки замерзшего озера, Джордж видел сотни проплывающих под толщей льда тел. Индейцы. Изуродованные, изрешеченные пулями. Обезглавленные, повешенные. Жертвы вторжения незваных гостей. Их рты широко раскрывались, проклиная убийц. Тихий шорох за спиной заставил Джорджа оглянуться. Сзади расстилалось заснеженное поле. Жуткие цветы прорастали в этой пустоши. Руки вздымались вверх, словно головки пионов или роз. Красные пальцы сжимали воздух, поворачиваясь в разные стороны, как жуткая пародия на подсолнухи. Поле рук склонялось под порывами ветра. Нечто спускалось сверху, создавая ступени из снега и вьюги…

… мужчина замер, в ужасе глядя, как нечто огромное заслоняет собой почерневшее небо. Две яркие звезды, вспыхнувшие белым пламенем, перемещались в безмолвии небосвода. И тогда мужчина понял, что это глаза. Невообразимо колоссальный силуэт прикрыл луну, ветра говорили его голосом. Антропоморфное существо, божество даже, снизошло на землю со своего ледяного трона. Радостные крики сов сплетались с воем бури, создавая неповторимую мелодию страха и мороза. Мужчина видел филинов, сидящих на ветвях деревьев. Вместо птичьих лап кору сжимали пальцы человеческих рук. Твари, не бывшие совами, кричали человеческими голосами, желая привлечь внимание бродящего по ветрам исполина. Понимая, что времени осталось совсем немного, мужчина зашел в повозку. Там, в темном углу, пропахшем кровью, мочой и дерьмом, скрутилось тело. Разгребая тряпье, которым человек прикрылся, мужчина слышал усилившийся крик сов с человеческими руками вместо лап. То, что лежало скрытое в вонючих одеялах, застонало. Когда-то этот скрюченный силуэт был сильным мужчиной, пережившим все тяжести похода, теперь же его с трудом можно было отнести к человеческому роду. Здоровый мужчина присел у умирающего и протянул замороженную оторванную руку священника. Преподобный Уолтер, в итоге, сгодился хоть на что-то. Ножом разрезав замершую плоть, мужчина выдавил несколько капель крови в рот голодающего. Тот попытался отпихнуть подношение, скуля, словно раненный щенок, но более сильный противник прижал его голову к своему плечу и насильно влил еще крови в почерневший рот. Потрескавшиеся губы краснели, глаза обретали осмысленное выражение. Еще несколько слабых попыток вырваться, не дать себе поглотить человеческой плоти, а затем человек сдался. Трясущимися руками жадно схватил еду, оставшимися зубами разрывал он плоть, прогрызая мясо почти до кости. Ледяное, оно все же насыщало тело умирающего. Глаза загорелись желтым пламенем, и, издавая довольное урчание, человек пожирал руку преподобного. Отойдя чуть далее, мужчина, принесший угощение, зажмурился, не желая видеть картину звериного пира, но он не смог закрыть уши, и слышал каждое причмокивание, урчание и животный рык…

Джордж не знал, какое сейчас число, даже какой месяц не мог сообразить. Скорее всего, начало декабря. Мороз забирал все силы, голод поглощал остатки разума. Эдриен, человек, которого они спасли с Джеймсом, жил теперь в повозке. Сначала они боялись, что не смогут прокормить лишний рот, но мужчина ничего не ел. Пища, которую они ему давали, не задерживалась в его желудке, его рвало тут же, густая и черная кровь стекала по подбородку.

Соломон не показывался из своей хижины, только лишь когда шел к последнему умершему волу, чтобы отрезать кусок от шкуры. Мясо они съели неделю назад. Скелеты животных лежали у берега озера.

Отчаяние воцарилось над лагерем. Джордж снова сравнил их группу с караваном. После праздника, когда все уходят, остаются такие вот брошенные, никому ненужные люди, насладившиеся обществом других во время празднества. А затем суровая жизнь вновь возвращает их в свое лоно, продлевая страдания. Если бы не Тэмзин, Джордж, скорее всего, ушел бы в снега, в пустое белое безмолвие. Холод и голод стали постоянными спутниками выживших. Обглоданные туши волов слепо взирали в бесстрастное небо. Там и есть-то нечего было, животные исхудали настолько, что их ноги подгибались и кости прорывали плоть. Одна из ночей прошла под непрерывное мычание умирающего вола. Такое страдание в голосе животного пугало. Как же тогда стоило кричать усыхающим и замерзающим людям? Он отложил несколько полосок воловьих шкур про запас, но одна только мысль, что вновь придется есть эту мерзкую киселеобразную массу, вызывал тошноту. Но даже рвать было нечем. Казалось, организм пожирал сам себя. Три дня снег шел беспрерывно, завалив входную дверь. Тэмзин куталась в углу хижины, иногда вяло отвечая на вопросы отца. По ночам ребенок плакал, звал маму. Джордж обнимал ее, шептал ласковые слова, а сам ужасался, понимая, что забывает лицо жены. Ранее ему снились ее голубые глаза, милые веснушки, он ощущал ее запах. Теперь же, думая о ней, Джордж чаще видел в мыслях пустую могилу, а не любимую женщину. Внутренний голос регулярно задавал проклятый вопрос. А что если? У него вошло в привычку говорить с самим собой. Запах в избе сводил с ума. Аммиак и вонь дерьма. Ледяной воздух обжигал легкие и горло. Сегодня он попробовал сварить на очаге бульон из костей и талого снега, который он набрал из-под двери. Никакого аромата еды, бледная вода, дым в хижине. Но это лучше, чем ничего. Кости размягчились так, что крошились во рту. Долго они не протянут. Если помощь не поспешит, вся группа умрет здесь. Но кто мог отправить подмогу? Надежда лишь на тех, кто отделился от каравана в горах. Сжимая руками голову, он смотрел на пол. Тремя днями ранее тут был коврик из воловьих шкур, но они уже нарезали его на полоски, сварили и съели. Что еще могло послужить пищей?

В одну из ночей раздался мужской крик. Джордж пытался вспомнить, чей это голос, но память подводила. А затем зов потонул в вое снегопада. Здесь только природа может говорить, людям эти места не рады. Проклятая земля. Все, что они видели по пути сюда, почти каждая индейская сказка, оказалась жестокой реальностью. Проснувшись, Джордж все еще слышал срывающийся мужской голос, выкрикивающий имя Ноа. Значит, это Соломон всю ночь искал сына. Сквозь щели в бревнах виднелись солнечные лучи, снегопад закончился.

Около часа Джордж пытался открыть дверь. Снежные завалы по плечо не поддавались, и тогда он руками прорыл проход наружу. Втиснувшись в туннель снега, почувствовал себя словно в гробу, окруженный со всех сторон гладким слежавшимся снегом. Что, если он не выберется на поверхность, а будет копать лишь глубже? Смерть в снежном коконе не самый худший вариант. Но Тэмзин ждет его. Нужно добыть хотя бы костей для бульона.

Все же удалось выбраться на поверхность. Солнечные лучи отражались от снега, ослепляя, и Джордж прикрыл глаза, боясь снежной слепоты. Соломон ходил вокруг озера и звал сына. Преподобный Уолтер выламывал кости воловьих скелетов, воровато озираясь по сторонам. Исаак и Джеймс что-то обсуждали. Эдриен так и не появился из своей повозки. Вдруг мужчина умер? Но сил и желания проверять у Джорджа не было. Хотя он и не винил и понимал решение, принятое холостяками, сейчас он испытывал ненависть к скрывшимся в ночи. И что они обрели? Ужасную смерть? Если бы они остались, возможно поход закончился бы иначе. Присев рядом с преподобным, Джордж принялся выбирать наиболее целые кости. Тэмзин нужно есть, да и ему тоже. Крик, исполненный боли и отчаяния, заглушил легкий шум ветра. Значит, Соломон нашел-таки сына. Поразившись собственной отрешенности, Джордж продолжал набирать кости, пока остальные не подтянулись.

Сгорбленная фигура брела к лагерю, неся на руках нечто размером с котенка. Рухнув возле скелета вола, Соломон протянул к Джорджу свою ношу, завывая, искусывая обмороженные губы. То, что осталось от Ноа, весило не более пяти килограмм. Голова, часть шеи и грудная клетка. Все мясо содрано, некоторые кости раздроблены, словно нечто высосало из них костный мозг. Глядя на ошметки плоти, Джордж ощутил сосущий голод внутри. Мясо. Как же давно он не ел нормально.

Подошли Джеймс и Исаак. Следующий разговор прошел для Джорджа в тумане. Преподобный Уолтер, с огорчением глядя на труп ребенка, попытался убедить всех, что для выживания необходимо принимать радикальные меры. Мясо есть мясо. Не стоит пренебрегать божьим даром. В ужасе смотрел Джордж, как Уолтер и Исаак протягивают скрюченные пальцы к трупу Ноа. Джеймс оттолкнул спятивших мужчин. Соломон склонился над останками сына, баюкая их, напевая колыбельную. Джеймс бережно отобрал у него тело, и вместе с Джорджем похоронили возле озера в сугробе. Это не могила, несчастный ребенок даже не может упокоиться с миром. Весной, когда снег растает, птицы и животные смогут насладиться его нежной плотью, но это лучше, чем посягательства преподобного и Исаака.

Соломон не пережил смерти Ноа. Этой же ночью он вскрыл себе вены. Теперь их осталось шестеро. Преподобный и Исаак приготовили ножи, и Джеймс побоялся перечить им. Горевшие огнем голодные глаза мужчин недобро следили за каждым движением Джорджа, словно подозревая, что он отберет их добычу. Стервятники, падальщики. Джордж был готов умереть, даже дать погибнуть Тэмзин, но человеческое мясо не коснется их губ. Это богохульство. Смеясь, Уолтер напомнил, что бога здесь нет, и никогда не было, а, значит, не будет грехом поддаться искушению в этих бесплодных землях. Деловито сновали преподобный и Исаак по лагерю с окровавленными ножами в руках. Они срезали плоть, мышцы, добрались до костей. Засушили немного мяса про запас. Органы варились в котле, и от запаха еды Джорджа крутило. Тэмзин почувствовала аромат, и умоляла папу принести ей немного супа. Гладя дочку по голове, он не знал, как объяснить ей, почему нельзя это есть.

За три дня преподобный и Исаак вымазались кровью и в потрепанной одежде больше напоминали диких животных, нежели людей. Джордж откровенно боялся их. Проходя мимо повозки Эдриена, он слышал хриплый смех и чавканье. Неужели они подкармливали холостяка?

Ночью Джордж проснулся, чувствуя, что произошло нечто ужасное. Стараясь дышать спокойно, он глотал ледяной воздух. Нужно расслабиться, бояться нечего, у преподобного и Исаака пока есть еще еда. Протянув руку к Тэмзин, он нащупал лишь ворох потрепанных одеял. Дочка исчезла. Ледяными руками отворил он дверь. Ночная тьма превращала снег в черную массу. Вдали что-то металось в сугробах, рыча и завывая. Слышался треск разрываемой плоти. Негнущимися ногами, утопая по колено в снегу, брел Джордж на звуки. Он не хотел, не мог даже представить, что может увидеть. Тэмзин…ну почему она ушла в ночь? Неужели из-за запаха еды? Бульон из Соломона действительно одуряюще действовал на урчащий желудок, Джордж сам заходился слюной, представляя, как с аппетитом, чавкая и перемазываясь, два каннибала поглощают свою еду. Могли ли одичавшие мужчины напасть на его ребенка? Страх сменился яростью, и он готов был порвать их голыми руками. Но то, что он увидел на поляне, лишило его последних сил и крупиц разума…

… отбросив обглоданную кость, мужчина встал на колени и быстро пополз к выходу. Там, в снежной буре, черное нематериальное тело замерло на предпоследней ледяной ступени. Преклонившись перед величественным существом, каннибал поднял вверх руки, словно молясь. Горящие звезды-глаза, казалось, прожигали худое тело насквозь. Замерший в повозке мужчина наблюдал за происходящим, надеясь, что его план сработает. Ветер говорил с ним последнюю неделю, и он знал, что дух зимы, Вендиго, придет за оставшимися двумя выжившими. Сама мысль о поедании человеческого мяса вызывала отвращение, а зная, что таким образом поддавшийся греху впускает в себя частицу вечно голодного божества, мужчина смог продержаться на последних костях волов. В лютый мороз он копал, вырывая глубокую яму. Мерзлая земля не поддавалась, он стер руки в кровь, но все же смог вырыть нечто вроде колодца. Вихрь снежинок, отделившихся от исполинского тела, влетела в рот мужчины, только что вкусившего плоть человека. Тело его содрогалось в конвульсиях, руки царапали горло, глаза налились кровью. Действовать нужно сейчас. Видя, что ступени из снега растворяются, а голодный дух растворяется вместе с облаками, мужчина подбежал к извивающемуся телу. Схватив последнего напарника за руку, он потащил его к яме. Порабощенный Вендиго мужчина старался ухватиться за снег, извиваясь, словно гусеница, но несший его был сильнее. Столкнув рычащего и брызжущего слюной человека в яму, последний выживший присел у ее края, надеясь, что его план сработал, и теперь дух оставит его в покое, даст возможность выжить и дождаться спасения. Он просидел всю ночь, не чувствуя мороза, голода, боли. Воющий внизу пытался выбраться, его жажда нарастала, заставляя бледное и изможденное тело корчиться в припадках. Ногтями разрывал он собственную кожу, зубы впивались в плоть, орошая огромный черный рот кровью. Кусок за куском поглощало существо в яме само себя. Он глодал собственную руку, затем ногу. Кости отсвечивали в лунном свете. Пальцы вспарывали живот, вынимая внутренности и тут же поднося их к вечно голодной пасти. Существо не могло насытиться, даже пожирая само себя, и умереть оно тоже не могло. Когда в яме остались лишь еле шевелящиеся останки, пытающиеся костями пальцев вырвать глаза и язык, чтобы сразу поглотить, мужчина отошел от края и забрался в повозку. Засыпая, он слышал скулеж и булькающие вопли твари. Погрузившись в кошмар, выживший не видел залетевшей в повозку совы, что-то сжимающей в человеческих руках…

Возле разорванного тела Тэмзин лежала голова Исаака. В ошметках плоти, в окровавленном снегу ползал Эдриан, завывая и урча. В промежутках между криками он запихивал в рот куски мяса, упиваясь вкусом человеческой плоти, тут же срыгивая обратно непереваренные части. Полусъеденная рука ребенка вывалилась из его бездонной глотки, и он тут же потянулся к следующему куску. Черные, впавшие глаза бессмысленно смотрели вокруг. Острые зубы кромсали руку девочки. Ребенок еще содрогался, и тварь поспешно поглощала живую еду. Одной рукой оно отрывало куски от Тэмзин, другой потрошило обезглавленное тело Исаака. В этом кровавом безумие Джордж потерял себя. Он не понимал, где находится, что видит, и где его дочка. То, что лежало в снегу, не могло быть его любимой милой Тэмзин. Ее глаза не могли с такой болью смотреть на отца. Скрюченные и почерневшие пальцы Эдриана выдрали горло девочки, и та, наконец, обрела покой. Ползая в месиве из крови и мясо, тварь задрала морду к небесам, завывая. И что-то ответило сверху. Рот Эдриана распахнулся, нижняя челюсть упиралась в грудь, черный язык свешивался еще ниже. Две ярчайшие звезды кружились в небе, Джордж любовался их хороводом. Это же карнавал. Веселье и радость, все вокруг – всего лишь краска и костюмы. Актеры. Он ощущал прикосновения Фрэнсис и Тэмзин. Мир в порядке, он не сошел с ума. Выбежавший из хижины Джеймс закричал и подбежал к обжирающемуся Эдриану. Налетев на него, они покатились в сторону костра. Отпихнув рычащую тварь, Джеймс схватил его за ноги и втащил в огонь. Крики радости сменились визгами боли. Существо корчилось, когда его кожа обугливалась. Ветер верху бесновался. Вихри сметали троих выживших. Преподобный Уолтер безумно смеялся, глядя на снежные заносы. Джордж, глупо улыбаясь, гладил голову дочери, что-то нашептывая ей. Шаги, сотрясающие землю, приближались. Деревья гнулись и ломались, корка льда на озере треснула. Колоссальный черный силуэт склонился над костром, закрывая собой небо, звезды, луну. Сгоревший Эдриан не шевелился. Порыв ветра взметнул поземку, приподнял преподобного Уолтера, продолжавшего заливаться смехом, и унес вверх, в черные просторы.

Джеймс понял, какую допустил ошибку. Убив Эдриана, он лишил духа физического тела. И теперь ему понадобится новый носитель. Черным вихрем взметнулось существо вверх, и его сотрясающий горы рык раздавался еще минут десять. Оно обязательно вернется. Глядя на качающего почти оторванную голову дочери Джорджа, Джеймс обдумывал план. Нужно спасти свою душу, не стать частью ледяного безумия. Если выкопать яму, сбросить туда жертву Вендиго и не дать ей умереть… может тогда, он продержится…

В начале марта спасательный отряд набрел на лагерь пионеров. Отделившаяся от каравана группа рассказала, по какому маршруту направились остальные. Ожидая их возвращения еще в январе, они понимали, что произошла трагедия, но сильные снегопады не давали пробраться через горы. На стоянке их глазам открылась ужасающая картина. Разбросанные, замерзшие останки Тэмзин и Исаака, изувеченный труп преподобного Уолтера с оторванной рукой, молящийся монотонным голосом, все еще скулящий в яме Джордж, отгрызший руки и ноги, выпустивший себе кишки, обугленный труп еще одного мужчины. И единственный выживший. Джеймс Рид больше напоминал скелет, чем человека, но все же он выжил. Выжил, чтобы рассказать правду о походе, который сам и организовал. Уводя его, люди услышали хруст, доносящийся из ямы. Вместилище духа, наконец, избавилось от страданий, оторвав культями себе голову.

Джеймс умолял спасателей быстрее покинуть проклятые земли. Вендиго лишился пристанища в теле несчастного Джорджа. Кто знает, когда он атакует и кого может выбрать следующей жертвой. Но мужчина не знал, что в ту ночь, когда он заманил несчастного спятившего в яму, в повозку влетела сова. В человеческих руках она сжимала кусок плоти, оторванной от тела Джорджа. Тихо кружа над головой Джеймса, она выронила мясо в раскрытый рот мужчины.

Возвращаясь в цивилизацию, Рид не знал, что тело уже не принадлежит ему. Ощущая безмерный голод, несравнимый с тем, который испытывал все эти месяцы, он не смог съесть похлебку, предложенную спасателями. Его ноздри уловили тончайший, сладкий аромат человеческого мяса. И тогда он понял, что такое неутолимый голод и ненасытная жажда.