Тень секундной стрелки защекотала латунную отметку полдня – секунда, другая… - фамильный «монстр» пробил двенадцать раз. Медный гул еще не стих, как дверь тихонько скрипнула и в комнату заглянула испуганная мать.
- Саманта, ты готова? Пора!
Я еле-еле пошевелилась – кивнула, ощущая, как шею ласкает ворот бархатного платья.
Ненавижу и всегда ненавидела это платье. Оно принадлежало еще прабабке с отцовской стороны, и досталось нам в наследство вместе с особняком, напольными часами и немощным глухим садовником, из жалости к нему доживавшим свой век при доме.
«Пора…» Я последний раз окинула взглядом свое отражение в зеркале: бледна, но красива как никогда. Надеюсь, Мишель останется доволен. Но это платье… как же мне не по себе от его старинного великолепия. Что может быть отвратительнее старого бархата цвета слоновой кости?
Да что угодно! Например, кислая физиономия моей будущей свекрови. Под звуки органа я ступила на серые плиты часовни и встретилась взглядом с мадам д’Эвре. Через четверть часа я смогу к ней обращаться «маман», она сама как-то просила меня об этом, хотя ее кривая улыбка в тот момент говорила: не вздумай!
Мишель сделал шаг навстречу и нежно взял меня за руку, подводя к алтарю. Он улыбнулся мне. Улыбнулся последний раз, так как в следующее мгновение священник забубнел положенные по ритуалу слова, и мы с Мишелем были вынуждены повернуться в сторону святого отца.
Время потекло медленно-медленно. Хотелось закрыть глаза и полностью отдаться приятному ощущению – пальцем Мишель незаметно ласкал мою ладонь. Эти поглаживающие круги и спирали стали для меня временем, блаженной вечностью, которая закончилась словами:
- Теперь вы можете поцеловать невесту!
Мой муж и возлюбленный, мой чудесный Мишель пристально посмотрел мне в глаза и склонил голову, легко поцеловал в губы. От внезапной тишины зазвенело в ушах, а потом голова Мишеля взорвалась… я не успела прикрыть глаза.
Когда-то, как теперь казалось, очень давно, вид едва желтого бархата был мне отвратителен. Теперь же он стал самым красивым зрелищем на свете – алые пятна сверкающей крови просто изумительно гармонировали с цветом проклятой слоновой кости. Меня заворожило это сочетание. Серая масса мозга тоже смотрелась чудесно. Я потерла пятна ладонями, втирая плоть любимого в ткань. Кровь оказалась горячей – я обожгла руки, и закричала.
От крика тишина лопнула, раскололась со звуком бьющегося хрусталя, ранив мой слух осколками. Я услышала шум – скрип церковных скамей по камню, топот, цоканье каблуков. Крик разрывал меня пополам, но развалиться мне не дали – кто-то обнял за плечи, кто-то сжал талию…
Я вырвалась и побежала. Мне пытались преградить путь, но я зубами и ногтями прокладывала себе дорогу на волю, прочь отсюда! И мне почти удалось! Но на пороге я услышала шепот:
- Это она – мать жениха! Не смогла отдать сына другой женщине.
Я замешкалась, наступила на подол подвенечного платья и споткнулась, полетела в бездну…
«Боммм!» - прогудел фамильный «монстр».
Дверь скрипнула и в комнату заглянула испуганная мать.
- Саманта, ты готова?
- Пора?
Мать кивнула. Напоследок я оглядела себя в зеркале: бледная… просто смертельно бледная. И это ненавистное платье.
Я стояла на пороге часовни и ждала вступления органа, чтобы торжественно пройти под его музыку к алтарю, когда в нефе показался глухой садовник. Он был чисто выбрит и празднично одет, но на ногах стоял нетвердо, и, приблизившись, неловко наступил на подол моего подвенечного наряда.
- Любовь! - прошамкал он ворчливо и невнятно, высоким голосом, который свойственен только глухим и слабослышащим людям, - Что в ней хорошего, спрашивается… Она всех делает безголовыми!
От слов садовника я вздрогнула. Холодный ужас сковал льдом мою спину. Я поежилась, прогоняя неприятное ощущение. Юбка затрещала по шву, и мне пришлось оттолкнуть старика, который запутался в лежавшем на полу шлейфе моего ужасного платья.
Заиграл орган. Я торжественным шагом пошла навстречу своему любимому. Мишель улыбался и всю церемонию держал меня за руку, а в конце нежно поцеловал. Мне нравился вкус его губ. Глаза закрывать я не стала, любуясь своим мужем. Вдруг, исчезли все звуки, мне показалось, что нас накрыло тишиной, как пологом… А потом лицо Мишеля забрызгала алая кровь. Откуда?.. Я вгляделась в глаза любимого и там, как в зеркале, увидела нечто ужасное… моя голова – она…
Как горячо и темно! Какое бархатное ощущение.
Руки любимого разомкнулись, и я почувствовала, что падаю в бездну…
Как же мне хорошо и темно с закрытыми глазами! Только шорох тонкой секундной стрелки отвлекает от чего-то, необычайно важного. Не хочу, и не буду открывать глаза!
Ткань прабабкиного платья неприятно царапает кожу. Я поежилась. Часы тихо-тихо щелкнули и стали отбивать полдень.
Дверь скрипнула, и я услышала, как мама прошептала испуганным голосом:
- Саманта?.. Ты готова? Уже пора.
Я махнула ей, что все в порядке и сказала:
- Я сейчас, еще минутку.
Дверь закрылась с тихим стуком. В этом звуке было что-то такое жалостливое и тревожное! Обхватив себя руками, я потерла плечи, прогоняя ощущение холода и страха.
Что со мной? Ведь через час я буду самой счастливой женщиной на свете! Я стану женой любимого! Я проживу с ним в счастье много-много лет!
Почему же мне страшно и не хочется идти в часовню?
Я открыла глаза.
Зеркало отразило меня – бледную, в ужасном бархатном платье цвета слоновой кости. Как же я его ненавижу – и платье, и этот мерзкий оттенок бледно-желтого цвета, словно застывшее лицо мертвеца!
От мыслей о ненавистном платье я перешла к мыслям о ненавидящих меня людях…
Жаль, что мать Мишеля так и не смогла полюбить меня.
«Пора!» - сказала я самой себе и сделала шаг в сторону двери…
А потом вернулась и открыла потайной ящик трюмо. В ладонь мне лег крошечный дамский револьвер. Холодный и серебристый. Тяжелый. Заключенная в нем смерть вселила в меня уверенность и спокойствие. Под тяжестью револьвера рука опустилась и укрылась в складках юбки. Бархат и сталь. Мне показалось, что теперь я готова к любым неожиданностям. Пальцами я крепче сжала револьвер: обхватила рукоять, указательный замер на спусковом крючке. Мир вокруг меня пылал, бархат обжигал плоть, в голове мутилось. Спасало только ощущение зажатого в руке льда. Револьвер – мой спасительный якорь – стальной, надежный.
Я пошла к двери. Секундная стрелка что-то прошептала вслед моим шагам, но я не стала задерживаться и прислушиваться. Я выбрала свою судьбу. Каждый шаг приближал меня к Мишелю…