ЖЕЛАНИЯ СБЫВАЮТСЯ

       

       Нет, не поможет. Сейчас, скорее всего, вообще любые действия будут бесполезны. Биться головой о стол - дико, яростно, в не имеющем предела исступлении? Отшвырнуть в сторону клавиатуру, грохнуть об пол мышью? Чёрт возьми совсем, при чём здесь периферия?! Не поможет. Устало вздохнуть, откинуться на спинку кресла. Нужно особое состояние сознания. Необходимо состояние, когда приходит то, что можно взять и рассыпать на электронном листе бумаги угловатыми электронными словами. Да так рассыпать, чтобы в уходящей в бесконечность дали пространства и времени разум существа с невообразимым именем Некто сложил хаос разбросанных слов в красочную картинку бытия. Нужно вдохновение. А его нет. И не предвидится. А удары головой о стол и швыряние мышами – штука громкая, заметная, и как все подобные мероприятия, лишь отвлекает внимание от главного.

       Приблизительно в этом месте, читатель, и приходит время для того, чтобы вкратце обрисовать тебе картинку, объясняющую столь странное вступление.

       Вадим Леонидович Штомпель – пенсионер, полковник милиции в отставке. И он мечтает написать книгу. Не просто книгу мечтает написать, а хорошую книгу. Или совершенную книгу? Хорошо, спрячем этот вопрос в кладовку нашего с вами сознания до того момента, когда мы вместе сможем дать на него ответ. Так вот, сидит он за своим столом, в своей комнате, и жутко злится. Почему злится – я думаю, ты и сам догадался. Не выходит ничего. А комната у Вадима Леонидовича, скажем прямо, загляденье. Ничего лишнего, кроме безупречного стиля не найдешь в этой комнате. Разве что не очень гармонирует с общей обстановкой ружье. Да, на стене висит прямо-таки сказочно красивый карабин – изящные серебряные накладки, черный глянец вороненого ствола. К нему и подходит полковник, нежно прикасается к лакированному прикладу. Чудовищную мощь прячут люди в оружие – прячут, чтобы в нужный (ну или, быть может, не очень ненужный) момент выпустить её на волю и насладиться триумфом разума, управляющего этой мощью.

       И тут в тиши комнаты, слегка разбавленной едва слышным шумом , издаваемым системным блоком компьютера, внезапно звонит телефон. Его заливистая трель заставляет Вадима Леонидовича вздрогнуть и отдернуть руку от оружия. Он опытный оперативник, и много раз встречался в жизни с вещами куда опаснее внезапных телефонных звонков в ночной тиши. И все же полковник вздрагивает, а сердце его уходит куда-то вниз, скользя по крутой дуге и заставляя почувствовать слабость, почувствовать легкое головокружение. В тот же миг начинает работать разбуженный привкусом страха механизм: сознание Штомпеля суживается до размеров прицела, а взгляд непроизвольно отмечает время: час двадцать три после полуночи. Желания биться головой о стол и проделывать прочие нерациональные штуки больше нет.

       - Да – говорит он телефонной трубке, и чувства его обостряются до предела: полковник готов по малейшим шорохам, по посторонним звукам в трубке воссоздать картину по ту сторону коммуникационной системы; по интонациям, громкости и тембру голоса составить представление о эмоциональном состоянии собеседника. И самое главное - маховик его памяти со свистом раскручивается: очень важно вспомнить голос, определить, кто же это звонит на его домашний телефон в час двадцать три.

       - Вы хотите написать книгу. Тембр голоса ровный и низкий. Голос вообще ничего не выражает. Интонация отсутствует: ни вопроса, ни возмущения, ни радости, ни печали. Констатация факта, только и всего. Кроме того, полковник милиции Вадим Леонидович Штомпель, бывший начальник районного управления внутренних дел, раньше никогда не разговаривал с этим человеком.

       - Простите, с кем имею честь беседовать?

       - Вы хотите написать книгу, или узнать, с кем имеете честь разговаривать?

       Тембр голоса все такой же ровный , не повышается и не понижается к концу фразы. Интонация вопросительная, но лишь настолько вопросительная, чтобы понять: в конце предложения нужно поставить вопросительный знак. Никакой эмоциональной окраски вопрос не несет, вообще никакой. Человек всего лишь желает знать, чего Вадиму Леонидовичу больше хочется, только и всего. Это непонятно, вообще вся ситуация жутко непонятная, и это заставляет ворота страха полковника открываться настежь.

       Очень многие из наших с тобой, читатель, сотоварищей по героическому бегу с препятствиями по направлению к собственной могиле (каковой бег привычно называется жизнью), получив такую порцию страха, с удивлением бы обнаружили себя слабой бесполезной куклой. Дрожащим созданием, парализованным волной эмоций, накатывающей из мрачных темных глубин подсознания: волна пенится, набегая на берег сознания; в кажущемся беспорядке переворачивает камешки мыслей и отступает, чтобы дать место новому хаосу

       Полковник Штомпель знаком с такими волнами. Мало того, он даже знает приблизительное устройство шлюзов, создающих такие волны. И, что важнее всего, он знает куда направить энергию волны страха. Подстегнутое сознание работает на полных оборотах. Что, как ни странно, делает его голос удивительно спокойным, а тембр голоса ровным и четким.

       - Я хочу написать книгу, – отвечает он телефонной трубке – правда, не совсем понимаю, почему Вас это интересует.

       - Видите ли, Вадим Леонидович, я предоставляю людям возможность осуществить их желания.

       - Вот как? Вы осуществляете желания людей на коммерческой основе?

       - Вы ошибаетесь, Вадим Леонидович, и все оттого, что невнимательно меня слушаете. Вы ведь не хотите, чтобы я написал за вас книгу. Вынужден повторить: я предоставляю людям возможность осуществить их желания.

       - И вы всем людям оказываете такую услугу?

       - Нет. Только тем людям, желания которых заслуживают того, чтобы их осуществляли.

       - Что же требуется от меня?

       - На этом этапе – пригласить меня в гости. Вне всякого сомнения, по телефону у нас с вами ничего не выйдет.

       - Видите ли, любезный собеседник, для того, чтобы пригласить вас в гости, мне необходимо знать ваше имя. Иначе кого же я приглашу?

       - Вовсе нет. Совершенно свободно можно обойтись без имени. Тем более, что у меня никакого имени и нету. Просто скажите мне, что вы, милейший Вадим Леонидович, хотели бы видеть меня своим гостем. Смею вас заверить, вовсе ненадолго.

       Над высокой спинкой кресла клубится ароматный дым. Сидящего в кресле не видно, зато слышен его глубокий, лишенный эмоциональной окраски голос.

       - Прошу вас, расскажите мне, о чем поведает людям ваша книга.

       - Сейчас мне очень просто это сделать. Я давно не испытывал такого чувства страха. А это подхлестывает все мои душевные ресурсы. Знаете, я за свою долгую полную бурных событий жизнь узнал вкус страха, понял его душу. Я бы сказал – я сроднился с ним. Ведь именно страх создал все то, что мы видим вокруг.

       Прочувствованной, жаркой и стремительной становится речь Штомпеля, вспыхивают фанатичным блеском глаза.

       - Это страх заставил нашего далекого предка взять в руки камень, взять в руки палку. Страх разбудил его разум, заставил работать на будущее –заставил думать - как сделать камень и палку эффективнее. Страх заставил людей держаться вместе – так появились города, так появилась наша цивилизация. Все что мы видим вокруг, все что мы можем потрогать – все создал страх.

       И дело даже не только в этом. Страх действует на людей по-разному. Выбрасывая в душу человека порцию жизненной силы, он парализует тех, чья душа не способна освоить такую силу. И делает во сто крат сильнее тех, для кого эта сила – и есть жизнь. Сортировщик, двигатель естественного отбора – вот что он такое. Парализованный кролик медленно движется навстречу удаву. Мангуст бросается на удава. Страх призван отделить кроликов от мангустов.

       Здесь и кроется суть. Разбуженный страхом разум научил кроликов не смотреть удаву в глаза, сбиваться в кучи, одеваясь в деловые костюмы с мобильными телефонами в карманах. Дракон укусил себя за хвост. Система не работает.

       - И вы, Вадим Леонидович, хотели бы это исправить?

       - Пусть не все и не сразу. Пускай для незначительного числа людей. Море состоит из капель, знаете ли…

       - Что ж, я вас понимаю. Итак, чтобы написать нужную вам книгу, необходимо…

       - Погодите, я только возьму бумагу. Привычка записывать, знаете ли.

       - Как вам будет угодно.

       

       ***

       

       По комнате полковника Вадима Леонидовича Штомпеля ходят чужие люди. Сверкают вспышки фотокамеры. Сам Вадим Леонидович уже не может прикрикнуть на них, призвать к порядку, выгнать на улицу. Голова его лежит на столе, а на лице застыла улыбка.

       - Какой был человечище, - говорит один чужой человек другому чужому человеку – ничего не боялся. И ведь совсем еще не старый… был.

       Чужой человек берет со стола несколько отпечатанных на принтере листов.

       - Видите, это что-то вроде рассказа. Совсем недавно отпечатано. Прочту на досуге.

       - Прочти, - покровительственным тоном отвечает ему другой чужой человек – а что это у него в руке зажато?

       - Так, почерк вроде Вадика, что здесь…

       

       Сюжет вовсе не нужен…

       Не стоит гонять по сознанию читателей тени придуманных героев…

       Разместить по тексту ключевые слова, безусловно активирующие механизм разрушения…

       Максимально приблизить текст к самоидентификации читателя…

       Ощущение сопричастности, вовлеченности…

       Механизм страха запущен…

       Паника, парализующее действие приходят позже…

       Может быть что угодно – даже описание процесса написания книги…

       Постоянные обращения к читателю в тексте…

       В качестве триггера в конце – внезапное описание неординарного, ужасного действия, поступка…

       Эффект растянут во времени, и в то же время необратим…

       Чужой человек берет наугад распечатанный на принтере лист и читает вслух:

       Мы вернее всего прочего убиваем себя сами. Убиваем подчас не осознавая этого. Разум отказывается понимать две предельно простых истины, закрученных в двойную спираль: смерть неизбежна для каждого из нас и самым страшным врагом для любого из нас является он сам. В то же время их прекрасно осознает наше подсознание; оно истошно, надрывно вопит: "Ттебе грозит смерть. Всегда. Прямо сейчас. Беги! Прячься! Забейся в угол и дрожи! Спасения – нет!"

       

       Черт меня возьми, что за чушь?! – задумчиво произносит чужой человек.

       Далеко от этого места тот, кому не нужно имя обращается сам к себе (и к тебе, читатель):

       "А ведь более всего они боятся именно того, что с каждым из них произойдет непременно.

       Так устроено, что механизм призван охранять их именно от того, что однозначно и безусловно произойдет с каждым без исключения. Ну не удачная ли шутка?!" – звучит его голос вовсе без интонаций. Вместо ответа раздается жуткий хохот – это смех без тени эмоций.

       Что ж, вот пожалуй и все.

       Здесь обыкновенно следует возмущенный возглас образованного читателя: а как же классика жанра?! Ружье! Ружье, висящее в первом акте на стене – оно ведь непременно должно выстрелить!

       Да, читатель, все обстоит именно так – ружье непременно должно выстрелить. Более того – это несложное действие предоставляется проделать не кому иному как тебе. Подойти к стене, погладить рукой лакированное ложе винтовки, осторожно снять оружие со стены, сесть на стул, скинуть обувь и носок (или что там у тебя имеется)с правой ноги, снять карабин с предохранителя, дослать патрон в патронник, упереть тускло блеснувший холодный ствол в подбородок и радостно нажать большим пальцем правой ноги на спуск. Что? Не хочется? Бессмысленно? Ну-ну.

       А тем временем механизм уже запущен.