Рассказ снят с конкурса по просьбе автора.

 

На  Центральном проспекте шла запись проекта «Давайте спросим у ста человек». Проект был успешным, и суть его в общем и целом просматривалась уже из названия, разве что сотню, естественно, никто никогда ни по какому поводу не опрашивал, хотя для проформы под выступающими и ставили наугад некий номер – одно-, двух- и, наконец, трёхзначный. Параллельно шёл по мере сил остроумный комментарий, далее имело место нечто вроде осмысления и анализа, и, насколько это в данной ситуации было возможно, предполагалось нечто вроде вывода. Ведущего и автора звали Алексей Шарапов, нынешний выпуск был посвящён ночной жизни города, и, хотя время было выбрано соответствующее и уже перевалило на следующие сутки, место было бойким и в откровениях недостатка не наблюдалось:

 

- Все классно, отлично, очень замечательно, мы только что отдыхали в «Башне», теперь идём…

 

- Мы вообще-то приезжие, так сказать, гости города, пока не очень ориентируемся… Может, вы сами нам что посоветуете?..

 

- Я только недавно из Лондона, да уж так уж вот вышло, да, так что есть с чем сравнивать…

 

- Всем, кто меня знает, всей нашей самой лучшей двести двадцатой группе…

 

- Меня убили и зарыли в роще возле кольцевой…

 

- Что?!! – переспросил Шарапов.

 

- Меня убили и зарыли в роще возле кольцевой дороги, - повторил он. – Я не знаю точно, где. Спасибо вам, что вы подошли ко мне, мы не можем заговорить первыми. Меня зарыли где-то в роще. Пожалуйста, найдите меня, умоляю.

 

 

 

 

- А дальше? – спросил кто-то из полумрака.

 

- Дальше мы ушли, - ответил Шарапов.

 

- Ты с ним?

 

- Я с оператором.

 

- Как ушли?

 

- Молча, - с отвращением произнёс Шарапов, нельзя сказать, чтобы он был совершенно трезв.

 

- Вы ничего ему не сказали?

 

- Что я мог ему сказать?

 

- Ну, расспросить…

 

- Вы считаете, что я должен был предположить, что он говорит правду?

 

- Но что-то всё-таки вы должны были ему сказать? – не унимался всё тот  же голос.

 

- Если бы я сидел здесь и слушал, мне тоже, наверное, казалось бы, что должен. Там я почему-то считал, что говорить с ним я не должен ни в коем случае.

 

- Как он выглядел? – спросил ещё кто-то.

 

- Он выглядел, как молодой парень из провинции, ошалевший от огней большого города. Так мне тогда показалось. Я, собственно, к нему потому и подошёл, мне казалось, что он ляпнет что-нибудь забавное. Он не ляпнул.

 

- А сейчас вам что кажется?

 

Шарапов подумал.

 

- Ну, скажем, помимо всего прочего, сейчас мне кажется, что его вид был провинциальным в значительной мере и из-за старомодной одежды. Но, возможно, когда он её надел, она и не была такой уж старомодной, просто с тех пор он не имел возможности её сменить.

 

Все помолчали, осмысливая его слова, затем раздался женский голос:

 

- А он?

 

- Я не знаю, - ответил Шарапов на не совсем понятный вопрос. – Я старался на него не смотреть. Мы очень быстро и сразу пошли к машине. Я только искоса увидел его ноги в светлых туфлях, они как-то медленно, неуверенно двинулись за нами, мне показалось, его очень удерживало наше нежелание слушать.

 

- Вы хотите сказать – он смутился?

 

- Я хочу сказать, что его удерживало наше нежелание, - снова подумав, повторил Шарапов. – Явно выраженное. И неявно тоже. Что до нас, то нам казалось, что будет единственно верным расценить его слова как неуместную, неумную, совершенно недостойную даже шутку. Что после таких слов с подобным человеком в принципе не о чем разговаривать. Нам казалось такое отношение к нему чрезвычайно, жизненно важным. То есть МНЕ так казалось. Оператор уверяет, что он вообще не слышал его слов, просто увидел, что я заторопился, и заторопился сам. Как видно на видео, ещё даже немножко раньше меня, как только не услышал, так сразу и заторопился. Мы заскочили в машину, он был за рулём, он утверждает, что сразу попал ключом в замок зажигания, я не оглядывался, но ТОТ уже оказался впереди и чуть сбоку.

 

- Оказался?

 

Шарапов отрицательно покачал головой:

 

- Думаю, он просто прошёл и стал впереди, пока мы сразу попадали ключом в замок. Мы поехали, и я его увидел. Возможно, он хотел протянуть к нам руку. Или обе. Возможно, нет. Я сказал: «Поехали».

 

Шарапов в очередной раз помолчал.

 

- Мы уже ехали, он стоял, но я всё равно сказал: «Поехали».

 

Потом добавил:

 

- Может быть, даже крикнул.

 

 

 

 

- Не могу отделаться от ощущения, - медленно сообщил шеф, - что самим фактом участия в обсуждении подобного вопроса я уже ставлю под сомнение свою способность и право руководить хоть каким-то коллективом людей. А может быть даже и самим собою.

 

Шарапов, глядя в стол, ответил:

 

- Павел Павлович, я всего лишь высказал предположение, что этот человек был неадекватен, возможно, болен психически, может быть, потерял память, находился в шоковом состоянии. Возможно, ему необходима помощь.

 

- Неадекватен? – фыркнул шеф. – Что же вы кинулись тогда от него, от неадекватного? Тележурналисты, не способные общаться с неадекватными лицами, мне в нашем коллективе ни к чему. Телевизор, Шарапов, в принципе изобретен не для того, чтобы в нём адекватных людей показывали адекватным людям.

 

Шарапов не отвечал.

 

- Я задал тебе вопрос, Шарапов, - продолжал шеф. – Внешний риторический характер этого вопроса обманчив. Почему вы кинулись наутёк? Что тебя заставило предположить, что тот субъект … не тот субъект, которым он показался тебе первоначально? Его слова? Люди, доверяющие чьим-либо голословным заявлениям, Шарапов, по глубокому, святому моему убеждению, должны находиться по другую сторону телеэкрана, не по ту, на которой ты пока ещё, видимо, в результате досадной ошибки находишься. Для чего ты вообще сюда ходишь, объясни мне Шарапов, вот тебе ещё один мой нериторический вопрос?

 

- Я думаю, мы могли бы попытаться узнать что-нибудь об этом человеке.

 

- Зачем?

 

- Можно было бы показать его в программе и попросить откликнуться тех, кто его узнает.

 

-  Допустим, он не проигнорирует твой вопрос, как ты мой, позвонит сам и спросит, чего тебе, Шарапов, надо?..

 

- Можно объявить, что среди ста участников программы был произведён розыгрыш в честь дня рождения нашего канала и номер 57 выиграл приз.

 

- Мою жену?

 

- Скажем, телевизор.

 

- А может, чем покупать телевизоры, было бы проще и дешевле просто сходить тебе ещё разок в то же место и в тот же час?

 

- Дешевле – да, - ответил Шарапов. – Но не проще. Я уже там был. В настоящий момент я готов только поискать тех, кто был бы лично заинтересован в этом больше моего.

 

Шеф некоторое время смотрел на него, не отрывая взгляда.

 

- Я буду исходить из следующих соображений, - произнёс он наконец. – Первое. Я ни по должности, ни по совести своей не могу запретить своему пока ещё работнику раздаривать кому угодно что угодно, хотя бы даже и телевизоры, конечно, если при этом он разбазаривает своё личное, а не казённое имущество. Второе. Как руководитель  телекомпании, я считаю, что награждение наших зрителей призами, какими бы сложными подспудными соображениями это ни было бы вызвано, может сказаться на нашем имидже только положительным образом, а именно для этого я сюда и поставлен. И ты, Шарапов, тоже работаешь здесь в том числе и с этой же целью, и должен проявлять в этом вопросе разумную инициативу. Я вообще не понимаю, почему ты не осуществил свой план самостоятельно? Это твой проект, ты мог бы, не спрашивая у меня, показать всё, что ты там хочешь, и дать свой номер телефона, а не приходить сюда со своими бреднями и своим видео и заставлять меня снова и снова выслушивать эти кошмарные слова и этот проклятый голос!..

 

 

 

 

Речь человека на плёнке перекрыли дикторским текстом, сюжет прошёл тем же вечером, и два дня была тишина. На третий Шарапова позвали к телефону. Звонила женщина:

 

- Скажите, во вторник, вы в своей программе беседовали с молодым человеком на фоне гостиницы «Космос»…

 

- Да, - ответил Шарапов. И потом ещё раз, - Да, я.

 

- Ответьте мне на один вопрос, - попросила она, - этот молодой человек… Кто он?

 

 

 

 

Они сидели за столиком в кафе, она была не в трауре. Шарапов сказал:

 

- Примите мои соболезнования.

 

- Спасибо. Не стоит. Действительно, не стоит, это для меня было только облегчением, хотя и страшным, поймёте сами. Понимаете, у нас с братом были особые отношения. Родители нас бросили, мы вместе выросли в детдоме, мы очень дорожили ощущением, что даже там у нас было что-то вроде своей, отдельной семьи. Я, во всяком случае, дорожила. Надеюсь, вы понимаете. Но потом наши пути разошлись. Сильно разошлись. Он хотел всего и сразу, и, как в таких случаях говорится, пошёл по кривой дорожке. Кое-где даже совсем уж по бездорожью, - вымученно усмехнулась она.

 

Шарапов кивнул, не зная, что сказать.

 

- Однажды утром его нашли на каком-то пустыре, Бог знает где, в ужасном состоянии. Никаких тяжелых внутренних повреждений не было, просто масса ссадин, синяков, царапин, такое ощущение, что он просто бежал, падал, подымался, без дороги, сквозь кусты, как попало…  Пока не обессилел окончательно. 

 

Шарапов слушал.

 

- Потом к нам приходили из милиции. Я так поняла, им заинтересовались в связи с каким-то серьёзным делом, преступлением. Но было поздно – он полностью лишился в ту ночь рассудка. Я взяла его к себе. Я решила, что разного рода казённых домов в его жизни было уже достаточно. С ним почти не было хлопот, я давала ему неисправный мобильный, и он часами прижимал его к уху, ничего не говоря, только жестикулируя свободной рукой. Или смотрел телевизор, что-нибудь такое, чтобы побольше мельтешило.

 

- Милиция никого не нашла?

 

- Вы не поняли, - сказала она. – Я, наверное, путано выразилась. Очень досадно, потому что это, мне кажется, момент, который мог бы вас заинтересовать. К нам приходили не по поводу событий той ночи, когда его нашли без сознания. Там сразу отказали в возбуждении дела, не видели оснований. Брат попал в поле зрения в связи с другим преступлением, произошедшим ещё ДО ТОГО.

 

Некоторое время они искали что-то друг у друга в глазах, потом она продолжила.

 

- Во вторник он тоже смотрел телевизор, шла ваша программа, без звука, потому что меня телевизор раздражает, а ему было всё равно. Вдруг он…- она задумалась, - ну, скажем, закричал…  На экране были вы с этим молодым парнем возле «Космоса», а брат кричал и всё пытался толи оттолкнуть изображение от себя руками, толи закрыться от него… Потом кинулся бежать, дверь была закрыта, и он рванулся на балкон. Я живу на восьмом.

 

- И до самого конца он кричал… - она поискала каких-то других, менее эффектных, более подходящих для окружающей обстановки слов, но не нашла, - …кричал, словно перед ним раскрывались двери ада.

 

Потом Шарапов спросил:

 

- Как вы думаете, ад существует?

 

- Мне-то откуда знать, - пожала плечами она. – Давайте спросим у ста человек.