Осень сочилась из всех подворотен. Потрепанные городские кошки жались к теплотрассам и с ожесточением дрались за еду. Еда согревала. Кошки дрались за тепло. Совсем как люди…

 

Человек в плаще мышиного цвета пересек улицу и остановился у подъезда. Воровато оглянувшись по сторонам, он вдавил клавишу интеркома. После нескольких тактов простенькой мелодии сквозь шипение и треск динамика прорвался женский голосок: "Кто это?".

"Мышиный король", долговязый и неуклюжий, сложился почти пополам и рявкнул в микрофон: "Откройте дверь. Проведение полицейской операции!". Сверху пропищали нечто вроде: "Конечно, конечно, сейчас открываю". Но между окончанием фразы и щелчком магнитного засова прошло еще секунд двадцать. Возможно, дрожащие пальчики не желали попадать по нужной клавише. А может, хозяйка квартиры размышляла – чьи грязные делишки могли заинтересовать полицейский департамент.

Придя, судя по всему, к удовлетворительному заключению, женщина с легким сердцем выполнила требование. И вовремя: представитель власти уже начинал нервничать. От этого он еще сильнее завертел головой по сторонам, как голодный птенец.

Путь был свободен. Полицейский бросил в амбразуру переговорного устройства "Благодарим за сотрудничество". Затем рванул толстенную металлическую дверь на себя и указал рукой в проем подъезда.

Повинуясь властному жесту, из припаркованного невдалеке микроавтобуса возникли четверо широченных в плечах громил. Чернильные кляксы на фоне яркого осеннего благополучия. Все они, вероятно из скромности, носили маски с прорезями для глаз и рта. С первого взгляда становилось понятно: грозные парни не шутить сюда приехали. Каждый обнимал внушительного вида винтовку, направив ствол в небо.

Поравнявшись с офицером, общество любителей постращать население амуницией замерло. Затем группа захвата ринулась в полумрак подъезда. Страж закона, так удачно проведший переговоры с испуганной домовладелицей, пропустил всех вперед. Сам же замялся у порога, будто супруг под хмельком, вернувшийся в логово жены.

Шли штурмовым порядком. Добираясь до лестничной площадки, поводырь замирал в позе собаки-пойнтера. Выставив в направлении следующего пролета карабин, он пропускал всю компанию. После плелся позади, дожидаясь своей очереди побыть самым важным членом команды.

 

Вооруженные головорезы без приключений достигли самого верха. Там они растеклись полукольцом вокруг запертого входа на чердак. Средних размеров навесной замок оказался не в состоянии остановить бравых вояк. Ключ, само собой, разыскивать не стали. Зачем тратить драгоценное время? Амбал специального назначения ловко сшиб жалобно звякнувший замочек прикладом. Как будто он только этим всю жизнь и занимался. А, кто знает, может, и занимался.

Освещение за дверью отсутствовало напрочь. Не предусмотрено. Вряд ли местные голуби читали перед сном.

Голуби – симпатичные, толерантные птицы. Запросто уживаются с воробьями и воронами. Снуют у самых ног прохожих, выхватывая крошки. Птицы мира, одним словом. Но во что эти красавцы превращают свой непосредственный ареал обитания! Лучше всего об этом могут поведать статуи в городском парке. Нет, бронзовые наездники на вечно гарцующих бронзовых же лошадях молчат. Видно, не испытывают ни малейшего неудобства.

А вот грозный спецназ к такому приему оказался совершенно не подготовленным. Ворвавшись под мрачные своды, отряд тут же растерял весь кураж и боевой порядок. Подошвы армейских полуботинок скользили по заботливо разукрашенному голубями полу. Толстые стропила, выдержанные в том же стиле, бросались под ноги и преграждали путь. После встреч с ними на черных куртках оставались серые пятна. Ну, совсем не по уставу.

Проблуждав некоторое время в потемках, полицейские вывалились на крышу. Последнего из расставленной врагом ловушки вытащили старшего офицера. Он тяжело дышал. Преклонный возраст и работа за письменным столом сделали свое дело. Морщинистое лицо побагровело и покрылось испариной. Надо сказать, что досталось ему наравне с подчиненными. Что еще раз доказывало – а ля гер, ком а ля гер.

Однако, долг превыше всего. Секундное замешательство стражей закона моментально сменилось деятельной решимостью. Стая двинулась вперед.

Дымоход скрывал от любопытных глаз невысокий, обветшалый домишко. По довольному лицу шефа стало понятно – он нашел то, что искал. А лица остальных ничего не выражали. Маски делали их международными дипломатами, полностью скрывая эмоции.

Полицейские подобрались вплотную к домику. Заглянули в затянутое паутиной окно – помещение пустовало. Медленно, осторожно проникли внутрь.

В комнатушке царил полный беспорядок. У окна примостился колченогий стол с процарапанной надписью: "Боссе, Биссе и Тарарам". Пустые бутылки из-под недорого пива. Почерневший от времени таганок. Постель-гамак в углу. Все выглядело неряшливым, но свидетельствовало о том, что здесь кто-то жил.

Бегло осмотрев всю хибарку, офицер уселся на табурет. Его очень утомили возня на чердаке и бег по крышам. Он достал тубус с таблетками, вытряс несколько на ладонь и, поморщившись, проглотил. Только после этого он отдал приказ осмотреть всю прилегавшую к домику крышу.

Распоряжение исполнили с завидной быстротой. Четыре крепких, разгоряченных тела, плюс одно дряхлое, в пенале комнатушки воздух не озонировали.

Тут же вставленный в ухо главного законника хэндсфри прошептал: "Общий сбор – объект здесь". Услыхав добрую весть, тот вскочил с табурета. Но, от нахлынувшего энтузиазма, едва не разбил голову о низкий потолок.

У боковой стены здания развалился человек, одетый в строительный, а может военный комбинезон. Нечесаные волосы прикрывали лицо. От человека за милю несло спиртным.

Не нуждаясь в дальнейших распоряжениях начальства, отряд взял спящего в клещи. Когда стало ясно, что деваться незнакомцу некуда, офицер окликнул спящего:

- Эй, милейший, - человек пошевелился, приподнял голову и огляделся.

- Да, я к вам обращаюсь, - полицейский поводил ладонью в воздухе снизу вверх. - Потрудитесь встать.

Легко сказать. А вот, что бы выполнить это, человеку понадобилось время. Или, скорее, человечку. Поднявшись, он оказался очень низкого роста.

- Допустим, сделано, - офицер чуть приблизился. - Так, так. Приметы сходятся: нос картошкой, склонен к полноте, одет в комбинезон.

- Что там у вас сходится? - пробурчал человечек. Как и любого нормального человека, его не вдохновлял вид направленных в его сторону ружей.

- Слушайте меня внимательно, - полицейский неспешно достал сигареты и закурил. Курить ему запрещали врачи. Сделал он это для того, чтобы показать, что полностью владеет ситуацией. Да и нервы, нервы…

- Я представляю Главный департамент полиции города Стокгольма. Свантесон моя фамилия, не слыхали? – человечек отрицающе затряс головой. - Так вот, я вынужден вас задержать. Вам вменяется в вину, - тут он стал загибать пальцы. - Первое: воровство. Жильцы этого и многих соседних домов неоднократно заявляли об исчезновении еды и предметов обихода. На месте исчезновения всегда появлялись монетки в пять эре.

Толстенький человечек обиженно скривился, выпятив нижнюю губу, и затараторил:

- Какое воровство? Ты же сам сказал, что я платил, - вдобавок он еще гордо вздернул огромный нос. - Вообще, если хочешь знать, я всегда беру вещи взаймы. Вот только возвращать забываю. Или забываю, у кого брал. Но это же пустяки, дело житейское.

- Я бы настоятельно попросил вас не "тыкать" и вести себя тише, - полицейский стал расхаживать взад-вперед, сцепив руки за спиной. - Значит, пункт один подтвердился.

Выдержав эффектную паузу, он продолжил:

- Идем дальше. Второе – вам инкриминируется нарушение землеустроительного кадастра. Не имея разрешения на застройку и проекта, вы возвели свой так называемый "дом" на крыше жилого здания. Тем самым подвергли его жителей опасности обрушения.

Человек в комбинезоне побагровел. Казалось, еще минута, и он кинется на обидчика с кулаками:

- Послушай ты! А где мне прикажешь жить? Как вы все – в подвале, что ли? У меня тут воздух, солнце. И вообще… Злобный старикашка, - он указал на офицера толстым, будто сарделька, пальцем. - Ты гулял когда-нибудь ночью по крышам? Можешь не отвечать. Я тебя здесь до этого точно не видел. Воры захаживали, это да, а вот таких, как ты, встречать не приходилось.

Сыщик криво улыбнулся:

- Так вот, прошу не беспокоиться. Ваш домик будет демонтирован силами коммунальных служб города. С вас даже денег не возьмут. Со всем вашим, с позволения сказать, имуществом.

Человечек, как баскетбольный мяч, прыгнул в сторону говорившего. Но на взлете сложился в воздухе, остановленный ударом колена в солнечное сплетение. Здоровяки с ружьями ели свой хлеб не зря.

Вздорный малыш рухнул на жесть, как мешок с песком, и закашлялся. Минуты три он приходил в себя. Потом с трудом поднялся на коротенькие ножки.

Сыщик гулял чуть в стороне. Он зябко кутался в плащ, ему хотелось укрыться теплым пледом. А вместо этого приходилось торчать на продуваемой всеми ветрами крыше.

Когда обвиняемый пришел в себя, Свантесон выбросил сигарету и продолжил:

- И, наконец, последнее из, подчеркиваю, доказанных правонарушений. Имеется множество свидетелей того, что в вашем распоряжении находится незарегистрированный летательный аппарат. Модель по описаниям так и не удалось определить, но это не важно. На нем вы регулярно совершали полеты в пределах городской черты. Тем самым, могли нарушить работу государственного авиатранспорта и стать причиной катастрофы.

Помолчав немного, он перешел к апофеозу затянувшегося представления:

- Итак, что вы можете сказать в свое оправдание? - обвиняемый не отвечал. - А, в принципе, можете молчать, это ваше право. Все вопросы вам в обязательном порядке будут заданы в суде. И я позабочусь, что бы это произошло как можно скорее.

Наученный горьким опытом общения с тяжелой ногой закона, человечек уже не проявлял агрессии. Он затравлено сидел на полу, обхватив большую голову пухлыми ручонками. Увидав появившиеся на свет наручники, он залепетал из-под спутанного чуба:

- Стойте, не нужно…зачем? Нельзя меня забирать отсюда! Слышите, он же вернется, я знаю. Вернется, а меня нет. И россказни про Вазестан и бабушку уже не спасут. Бедный, бедный…вот с такими глазищами сядет у окна. Будет пялиться на звезды. И ждать…я же ждал…

Он сглотнул, но горло пересохло. Зол вызвал приступ кашля. Некоторое время он жадно втягивал воздух вечернего Стокгольма. Лишь затем смог продолжить:

- Я прилетал, а в детской пусто. Вся мебель покрыта чехлами, на них пыль. Так долго, долго… - в этом месте он закрыл глаза, будто вспоминая. - А потом и она исчезла, появилась другая мебель, новая. Скрипучая кожа. Дурацкий плоский медведь на полу. Другие люди: он и она. Любили поскрипеть. Он постарше, она почти ребенок, чуть взрослее Бетан. Он появлялся по вечерам, совсем как Рулле и Филле. Всегда торопился уйти – его всегда ждали где-то еще. Я думал, вот-вот, и он вернется. Но детская пустовала. Ты, старикашка, знаешь ли, как это? Когда пусто и один? Эгей, да все вы знаете!!! Для этого вот так и сбиваетесь в стаи.

Тут он как бы укрепился в своих рассуждениях. Эта уверенность помогла ему встать на ноги и продолжить:

- Ха, думаешь, самый умный, да?! Я тоже научился душить пустоту. Нашел у того лысого дядьки в секретере бутыль с яркой нашлепкой. Красивая такая, - он снова сглотнул слюну. - Взял ее взаймы. Как положено, честно заплатил пять эре. Хозяина дома не оказалось, что б спросить. Да там еще оставалось. Я думаю, он и не заметил вообще. Отпил из нее для смеха, и пустота куда-то исчезла. Ну, как, не совсем исчезла. Замерла на время, что ли, забилась в нору и молчала… А он вернется, теперь уже совсем скоро. Пойми, нельзя мне отсюда, нельзя, слышишь!

На этом месте говоривший поставил странную эмоциональную точку. То ли от избытка выпитого, то ли от пережитого нокдауна его стало мутить. Он сделал шаг назад и перегнулся через перила, ограждавшие край крыши. Да так и остался висеть на перекладине, будто выстиранное белье.

Оказалось, что низкий рост незнакомца объяснялся просто. Висел он так, что полицейские разглядели – под курткой скрывался внушительный горб.

Прошла минута-другая, а распростертое на перилах тело не подавало признаков жизни.

Начинало темнеть. Сыщик достал телефон и сказал, обращаясь к группе захвата:

- Не хотелось бы, но, судя по всему, придется вызывать врача. Ведь его же как-то надо будет транспортировать вниз. А страховки у него, очевидно, нет.

Он отвернулся и стал набирать номер, подслеповато всматриваясь в клавиши. Церберы опустили оружие, законно полагая, что свою часть работы они уже сделали.

А затем, все произошло, как в плохо смонтированном фильме.

Оставленный без присмотра человечек стащил с себя куртку и забросил одну ногу на парапет.

Шорох и движение – ружейные стволы вновь развернулись в его сторону.

Пристав заорал и вытащил почти игрушечный в сравнении с остальным арсеналом пистолет.

Карлик обеими ногами встал на перила и, оттолкнувшись, нырнул в остывший ночной воздух.

Одинокий хлопок выстрела. Пуля попала в цель и высекла сноп искр.

Беглец пролетел еще метр по воздуху и ринулся навстречу мощенной мостовой.

Чуть погодя, люди, подбежавшие к краю крыши, рассмотрели неподвижный лоскут клетчатой рубахи. Правильный шахматный узор ее нарушало темное, насыщенное пятно.

 

 

Позже, уже при свете доставленных прожекторов, толпа осмотрела и увезла легкое, как у ребенка, тело. Хмурые мужчины при исполнении сновали вниз-вверх по лестнице. Опрашивали, делали опись найденного в крошечном домике. Обследовали место задержания, записывали и фотографировали.

Ближе к полуночи отлаженная машина криминалистов и судмедэкспертов сбавила обороты. А затем полицейские и вовсе разъехались, чтобы завтра на утро продолжить.

Последними крышу покинули люди, двумя часами ранее провалившие арест. Они заперли чердачную дверь на ключ. Опечатали ее крест-накрест желтой, шелестящей от сквозняков лентой.

Уже спускаясь вниз, сыщик, еще более постаревший и осунувшийся, бормотал под нос: "Пропеллер… тот самый. Вы видели, это пропеллер? Не может быть! Столько лет прошло". Казалось, он вспомнил что-то очень важное.

Проходя мимо одной из дверей, Свантесон остановился и с фальшивой радостью в голосе сказал:

- Забавно, господа. А я ведь жил здесь когда-то очень давно. С отцом и матерью. Еще брат и сестра старшие, - он вытащил из кармана клетчатый платок и шумно высморкался. - Сорванец я был тот еще – то синяк, то ссадина. А потом отец получил работу в другом городе, и мы переехали. Эх, золотое времечко.

Тут его осторожно, деликатно прервали. Мол, поздно уже. Закончился тяжелый день, и всем пора отдохнуть.

Хмурые мужчины при исполнении обступили старика и бережно увели, держа под руки.